Он говорил ей, что не надо к нему приезжать, что он занят. Но кажется, она не обращала внимания на это, а все равно хотела приехать. Тогда он мне сказал, что скоро придет, и ушел. Я думала, что он придет один, и спряталась, там у него есть комнатка такая маленькая, просто хотела пошутить — он придет, а меня нет. Но он пришел, и она была с ним — Лилит. Я не стала сразу выходить, она мне не нравится, я думала, она скоро уйдет. А она стала к нему приставать. Потом даже начала плакать. Он сначала не обращал внимания, потом стал успокаивать ее. А я тогда взяла и вышла. Она плакать перестала и стала ругаться. Потом сказала, что он пожалеет, и ушла.
— А на тебя она не ругалась, только на него?
— На меня нет. А я вообще всегда делаю вид, что не знаю ее, всегда веду себя так, как будто вижу ее в первый раз.
— Почему?
— Потому что я не люблю ее.
— Ладно, это мы проехали. Скажи, Оля, — я знала, что задаю идиотский вопрос, но что-то меня дергало за язык. — Оля, Мишель умерла. Это ты ее убила?
— Нет, ты что?!
— Но только ты была дома. Я заходила, ты не помнишь?
— Помню, только плохо. Тогда я тебя и видела. Да?
— И точно помнишь, что не ты?
— Это она.
— Кто?
— Лилит.
— Ты же едва держалась на ногах, ты все время говорила, что по квартире ходят мертвецы.
— Тебе говорила?
— И мне тоже. Может, ты, конечно, и с ними общалась, не знаю.
— Это Лилит.
— И как она это сделала?
— Она была вместе с Владиславом. Они пришли и стали угрожать Мишель, они не хотели, чтобы она что-то кому-то сказала. А Мишель только смеялась, чтобы еще больше позлить Лилит. Лилит и стала совсем злая, и стала еще сильнее ругаться, а потом побежала на кухню и вернулась с ножом.
А Мишель еще больше начала над ней смеяться. Тогда Лилит стала ножом бить Мишель. А Владислав сел на стул, наклонился и закрыл лицо руками. Потом они вспомнили обо мне. Лилит сначала пошла ко мне с ножом, а потом бросила его и спросила меня, хочу ли я уколоться. У нее было с собой. Она сначала сама хотела сделать мне укол, но не смогла, только кровью всю измазала, у нее все руки были в крови, тогда Владислав сделал, только у него сильно дрожали руки, и он тоже не сразу смог сделать укол. А потом они ушли.
— А куда ты делась, когда я тебя вытащила из квартиры?
— Может быть, спряталась под лавочку. Я там проснулась.
— Под лавочкой? — Как же я не догадалась заглянуть туда? — И сразу поехала к Галине?
— Да.
— Значит, ты не знаешь, где сейчас Сережка?
— Мишель знала. Они за это ее и убили. Мишель говорила, что Лилит ненормальная. И еще говорила, что она Сережину девушку ненавидит и хочет ей как-то отомстить.
— Она тебе это говорила?
— Нет, Мишель говорила это ей, Лилит, когда они ругались.
— А за что Лилит хотела ей отомстить? — Мне это было очень интересно, потому что я не знаю человека, который бы был настолько зол на меня, что убил бы из-за этого столько других людей.
— Не знаю. Наверное, за то, что Сережа отказался от нее, а от той нет.
Действительно, подумала я, а то из-за чего еще?
Но Оля исправила эту мою убежденность.
— А еще из-за того, что она всех любила.
— Что значит всех? — и не поняла я, и очень удивилась такой всеобщей любви.
— Я один раз видела, — стала объяснять Оля, — как она плакала. И она тогда разговаривала сама с собой.
— И что она сама себе говорила? — стало интересно мне.
— Ну, я же говорю, что она всех любит. Она говорила — за что ей это? Почему ей так больно, почему она всех любит: и Сережу, и его девушку, и мужа? И так мучается из-за этого. А еще ненавидит их всех из-за этого, потому что мучается из-за них.
Да здесь целая компания сумасшедших, поняла я. В этой квартире можно больницу открывать, уже полностью укомплектованную пациентами.
И тут вдруг у меня появилась жуткая мысль: почему бы у сумасшедшей матери не быть и дочери сумасшедшей, да если она еще в придачу и наркоманка? А не может такого быть, что Оля-то считает себя Олей, а то превращается в Лилит?
— Значит, ты хорошо знаешь Лилит? — спросила я.
— Нет, — ответила Оля.
— Но может быть, ты все-таки знаешь, где ее можно найти?
— Нет. Я уже говорила тебе, что не знаю, — сказала она.
— Но хоть что-то ты о ней знаешь?
— Совсем ничего.
Все понятно.
— Твоя мама говорила, что Сережку могут прятать в каком-то доме, где-то недалеко от Москвы.
— Это Галина говорила? — уточнила Оля, какая именно из ее матерей говорила мне это.
— Да. Ты не знаешь ничего об этом?
— Нет, а ты спроси у нее.
— Уже спрашивала, она не знает, где этот дом. А Мишель не могла знать?
— Может, знала.
— Оль, ты говоришь, у тебя есть ключи от квартиры Мишель. Мы не могли бы с тобой туда съездить?
— Зачем? Мишель ведь уже нет.
— У нее это может быть где-то записано.
— Если хочешь, давай съездим.
* * *
…Мы поднялись на лифте на седьмой этаж, я подошла к двери квартиры, где раньше жила Мишель. Оля захлопнула дверь лифта и подошла ко мне.
Мы некоторое время стояли, смотрели на бумажки с какими-то печатями, они были приклеены к двери и к боковой стойке рамы двери, соединяли их. Это называется, что дверь опломбирована, или опечатана, что правильнее, не знаю, и входить в квартиру нельзя.
Я вставила ключ в замок, открыла его, толкнула двери?
Бумажки порвались. Теперь дверь не была опломбирована, и входить теперь было можно.
Мне нужно было то же самое, что я искала и у Феликса, но сейчас проще, сейчас со мной Оля, которая все здесь, в этой квартире, знает.
— Вот, — сказала Оля, входя в одну из комнат и выдвигая ящик столика с зеркалом, на котором была разложена и расставлена косметика и парфюмерия.
Записных книжек было две, одна совсем маленькая, такая, что умещалась на ладони, вторая побольше.
Я взяла их и стала перелистывать. А Оля продолжала рыться в столе.
— Еще одна была, — сказала она. — У нее была еще одна, электронная записная книжка, только сейчас ее нет.
Меня это расстроило. Но ничего, подумала я, в этих тоже можно что-то найти.
Целый час я просматривала эти две книжки, а Оля искала еще одну — электронную. Она, правда, не целый час искала ее. Скоро ей это надоело, и она сказала, что пойдет на кухню, потому что ей захотелось кофе и она решила сварить его.
Но и сейчас мне повезло не больше, даже меньше, чем с записями Феликса. Обе книжки были полны телефонов, очень много таких, где вместо имени стояли только буквы, инициалы. Был в одной из книжек и номер Сережкиного телефона.
Но одна вещь мне показалась здесь очень интересной — в обеих книжках листки с телефонами людей на букву "Л" были вырваны. Может, по этой же самой причине пропала и электронная книжка?
И еще одна запись меня заинтересовала, потому что она была сделана на последней странице и была какой-то случайной, даже не запись, а всего одно слово: «Бронницы».
Бронницы — это город в Московской области, кажется, по Рязанскому шоссе.
Я положила книжки обратно в стол.
Кто-то вырвал листы с именами на букву "Л", и мне кажется, нетрудно догадаться, кто это сделал. Вот только когда? Если дверь была с этими бумажками, то, значит, сюда никто не входил после милиции. Это могли сделать только перед тем, как я сюда пришла и нашла здесь Олю, которая была в таком состоянии, что ей не до того, чтобы вырывать листки из записных книжек.
Тут мне пришла в голову одна идея. Я снова вынула книжки и открыла сначала на букву "Ж", посмотрела. Никакого Жеки здесь не было, даже обозначенного только одной этой самой буквой. Открыла на букву "В". Здесь были и Вадик, и Владислав, и был один Вениамин. Я взяла телефон и набрала номер этого Вениамина.
— Да. Слушаю, — ответил мужской голос, и, кажется, совсем не тот, который мне был нужен.
На всякий случай я решила уточнить.
— Мне Веня нужен, — сказала я.
— Я слушаю вас.
— Это говорит Маша.
— Маша? Какая? Фролова, это ты? Что у тебя с голосом?
— А что у меня с ним? — удивилась я.
— У тебя теперь сопрано вместо баритона. — И этот Веня расхохотался, радуясь своей шутке.
Я положила трубку. Можно было бы объяснить этому Вениамину, кто он такой, если так шутит с женщинами, но я не захотела тратить на него время.
Больше не было ни одного Вени, но были телефоны просто с инициалами, и если они на странице, где все мужчины начинаются на "В", то среди них вполне мог оказаться и Веня.
Я набрала четвертый такой безымянный номер, и, когда мне ответил мужской голос, я почувствовала холодок в груди. Это был тот самый Веня, который мне и был нужен.
— Это Веня? — спросила я.
— С кем я разговариваю? — спросил он в ответ.
— Меня зовут Маша.
После совсем маленькой паузы, во время которой он, наверное, приходил в себя, он спросил резко:
— Откуда у тебя мой телефон?
— Веня, ты говоришь таким тоном, как будто приказываешь мне ответить.
— Кто тебе дал мой телефон? — снова спросил он и снова так же невежливо.
— Таким тоном с женщинами разговаривают только очень невоспитанные мужчины, особенно если учесть, что женщина сама позвонила ему, первая. Тебе бы сейчас удивиться и радостно сказать, как ты счастлив, что я тебе позвонила, как тебе хочется встретиться со мной, увидеть меня. А ты грубишь вместо этого. Если так будет продолжаться дальше, я положу трубку.
Ему, конечно, очень хотелось узнать, откуда я взяла его телефон и зачем я ему звоню, поэтому его тон немного изменился.
— Так чего ты хочешь? — спросил он.
— Веня, я тебе уже подсказала, а ты еще не догадался?
— Ты хочешь встретиться со мной?
— Лучше давай не так, лучше давай ты мне сам это предложишь. Я все-таки женщина.
— Значит, ты хочешь встретиться? — и в его голосе послышалась злая насмешка.
— Хорошо, я только всего лишь слабая женщина, и я не в силах противиться своим желаниям. Да, Веня, ты победил, я не могу больше бороться с ним, со своим желанием, я хочу встретиться с тобой. Теперь ты доволен? Ты доволен победой над слабой женщиной, ее, можно сказать, а можно и не говорить, унижением?
Я, конечно, была болтлива, но я ведь немного нервничала.
— Хорошо, давай встретимся, — согласился он.
— Наконец-то. Только у меня есть условия.
— Какие у тебя условия?
— Веня, ты о себе говорил, как о человеке неподкупном, благородном, порядочном, в общем, человеке слова и чести.
— Маша, я не привык прощать насмешки.
— А я и не насмехаюсь. Я просто хочу обезопасить, и не столько свою женскую честь, тем более иногда я ей даже готова пожертвовать, конечно, при условии, что мужчина мне нравится. Но сейчас речь не о чести женщины, а о ее жизни. Поэтому никаких насмешек нет.
— И какие условия?
— Какой молодой, красивой, здоровой и веселой я встречусь с тобой, такой я и уеду после этой нашей встречи. Даже последнее — веселой — не обязательно, тем более мне совсем не весело сейчас. Вот такие условия. Обещаешь, что мне не причинишь никакого вреда, даже самого маленького, и, уж конечно, не станешь пытаться меня силой утащить куда-нибудь? Не волнуйся, я не стану просить тебя, чтобы ты меня пожалел, и предлагать деньги за это тоже. Мне нужно с тобой поговорить, а потом можешь ловить меня снова.
Только сначала дашь мне убежать.
— И ты мне поверишь?
— Поверю. И еще — ты будешь один. Потому что слову твоих приятелей я не поверю.
— Не надо играть на самолюбии, я не мальчик.
— Ну так что?
Он задумался, но совсем ненадолго, на две-три секунды.
— Хорошо, тогда будет так: ты Чертаново знаешь?
— Была там как-то.
— Там есть Сумской проезд.
— Дальше.
— Он почти в самом начале Чертановской улицы. Ты поедешь по нему, метров через двести увидишь слева школу, проедешь еще пятьдесят метров и остановишься. Чтобы не ошиблась, еще один ориентир: тоже слева стоят несколько четырнадцатиэтажных башен, остановишься, чуть не доезжая до них.
— Поняла. А ты будешь смотреть из окна, не едет ли за мной эскорт из десятка машин со спецназом.
— Приятно иметь дело с умными женщинами, жаль, редко встречаются. В десять вечера тебя устроит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45