Поэтому прежде чем бросить его, мне нужно было выяснить, что же произошло.
Поэтому я пока еще не успокоилась.
— Что случилось, почему ты даже не хочешь разговаривать со мной? — начала я немного по-другому.
— Давай не будем, Машенька, больше ничего обсуждать.
Закрыли эту тему.
— Закрыли и забыли?
— Маша, все. Я не хочу больше об этом говорить.
— Значит, ты меня простил? — Я начала немного злиться.
— Маша, извини, но я не могу обсуждать этого.
— Почему?
— Слушайте, ребята, — не выдержал и вмешался Витька, — давайте вы разберетесь в ваших семейных делах потом, когда останетесь вдвоем. — Говорил он, как всегда, спокойным голосом, без всякого раздражения.
— Нет, — сказала я, — я не согласна. Пусть он скажет, в чем я виновата перед ним.
— Маша, могу только еще раз попросить, что все разборки без меня, — повторил Витька.
— Нет, при тебе. Я хочу, чтобы он все сказал при тебе.
— Перестань, Маш, — попросил уже Витя.
— Нет, не перестану. Пусть скажет, в чем я виновата перед ним, — повторила я, — кроме… — я немного замялась, но решила, что пусть и Витька знает, — кроме Вадика.
Пусть расскажет. Он же твой лучший друг, он тебе все равно потом расскажет, без меня. Тогда почему не при мне?
И Сережка стал рассказывать, потому что вдруг разозлился еще сильнее.
— Вадики, Владики, Галины, Мишель, группники, которые там устраивались и за которые тебе платили. Тебе что, денег не хватало? — спросил Сережка со злостью у меня. — Или за деньги совсем другое ощущение?
Если бы я стояла, я бы упала от такого бреда, но я сидела в машине, и упасть можно было разве только вместе с ней в кювет.
— О чем ты говоришь? Какие группники, какие деньги, какая Галина и Мишель? Да я их всех только и узнала после того, как ты исчез, а до этого я о них понятия не имела, только Вадика знала, и то я познакомилась с ним в тот день, когда ты, как сволочь, убежал, а мы должны были идти в театр.
— Маша, а откуда я, по-твоему, всех этих людей знаю сам, я никого из них не знал, кроме Мишель разве, и то видел ее только раза два, не больше. Ну откуда я все это знаю?
— Я не знаю, откуда ты знаешь. — Но вдруг я догадалась. — Тебе обо всем этом рассказала Лилит.
— Кто? — удивился Сережка.
— Не надо делать удивленное лицо и говорить, что ты ее не знаешь.
— Да я действительно не знаю никакой Лилит. — Он это сказал, но я почувствовала, что что-то здесь не так, тем более я ведь знала, что женщина его украла, а он теперь это хочет скрыть.
— А кто тебя приказал привязать к трубе, по которой ты мог бегать только из стороны в сторону, как собака на цепи по проволоке?
— Меня к трубе приковали только часа за два до вашего появления, а так меня просто закрывали, но мне это надоело, и я решил уйти, тем более они забыли закрыть дверь. Но у меня не получилось, и я только зря троих человек немного покалечил.
— Так тебя за это так избили? — пожалела его я.
Но он не захотел, чтобы я его жалела.
— Не важно, — сказал он.
— Хорошо, значит, ты хочешь сказать, что никакой женщины там никогда не было и вообще не женщина виновата, что тебя там держали? Ну, скажи, только честно.
Сережка промолчал.
— Молчишь, значит, знаешь, о ком я говорю. Хочешь, я тебе ее опишу? Правда, я сама ее не видела, но знаю, что она ходит в темных очках и бейсболке. Ты не знаешь такую?
Сережка вздохнул.
— Знаю, — сказал он.
— И это она тебе все рассказала. И о том, что я занимаюсь сексом с гомосексуалистами, и о том, что вместе с Мишель трахаюсь за деньги у нее дома, и еще, наверное, много всего подобного. Правильно?
— Правильно, — согласился Сережка, голос у него был странный, как будто он не хотел с этим соглашаться.
— Так вот, Сереженька. Все, что она тебе рассказала, все это правда, но только правда не обо мне, она все это рассказала о себе, только с маленьким изменением, она свое имя изменила на мое. Это она, Лилит, все это делала, а рассказала как будто я, и я знаю почему, во-первых, потому что она тебя любит и хотела, чтобы ты стал ненавидеть меня, и тогда бы она смогла соблазнить тебя. И если ты не веришь, что это так, как я сказала, что она все свое переложила на меня, и если скажешь, что у тебя ничего никогда с ней не было, то я уйду сейчас. Витя, останови машину. — И я стала дергать ручку двери, пытаясь открыть ее.
Витя понял: в том состоянии, в котором я находилась сейчас, я смогу выйти и на ходу, — и затормозил.
Сережка взял меня за плечо, придвинул к себе.
— Поехали, Витек, поехали, я ее подержу до дома.
— Ты мне веришь? — требовательно произнесла я.
— Да, — ответил он.
— Кто такая Лилит? — поинтересовалась я.
— Не знаю, — соврал он.
Ну ничего, я решила, что пока хватит. Пусть он немного отдохнет, а потом я продолжу допрос, он мне все расскажет, потому что я имею право знать, за что я так мучилась и за что меня мучили другие.
Но на всякий случай я еще раз спросила:
— Ты честно мне веришь? А то, может быть, ты только делаешь вид, потому что боишься, что я уйду от тебя? у Витька почему-то рассмеялся. Редко кому, наверное, приходилось видеть смеющегося Косаря. Только я не понимала, что его так рассмешило.
— Я честно тебе верю, — сказал Сережка и, взяв меня за плечо, прижал к себе.
— А то, что было с Вадиком, это ты сам виноват, — решила я уж все сразу закончить.
— А что было с Вадиком? — задал вопрос Сережка.
— Кажется, начинается сначала, — устало вздохнул Витька.
— Так что было с Вадиком?
— Если ты меня простишь, то я тебе расскажу.
— А может, ты сначала расскажешь?
— Нет, сначала пообещай, что ты меня простишь. Потому что ты сам виноват во всем.
— Кажется, ты это уже говорила, но только не сказала, в чем я виноват.
— В том, что я тебе изменила.
— Ребята, хватит, а? — сказал Витька немного раздраженно.
— Хорошо, — согласился с ним Сережка и сказал мне:
— Потом поговорим.
Это было нечестно, потому что сначала он должен был бы простить, а потом уже разговаривать, а он собирался сначала говорить, а потом уже простить, я ведь сама во всем призналась, а он сам во всем был виноват. Но это ладно, я ему смогу доказать, что он виноват сам. Сережка, я уже говорила, он не глупый и не упрямый, и он поймет, тем более если увидит, что сам виноват.
Я прижалась к нему и положила голову на его плечо. А он нежно обнимал меня. И мне снова стало хорошо. Конечно, лучше бы было обойтись без объяснений о Вадике, тогда бы было еще лучше, но пусть уж будет так, тем более тогда я совсем перестану чувствовать себя виноватой и смогу спокойно потребовать у него рассказать: было у него еще что-то с этой Лилит или нет.
* * *
Мы пошли к Сережке домой.
Но сейчас, когда первые впечатления прошли, когда Сережка снова оказался дома, он стал вдруг молчаливым и задумчивым, и чувствовалось, что ему как-то немного не по себе.
Он сразу пошел в ванную, умылся, переоделся, но настроение его от этого не изменилось.
— Короче, ребята, — сказал Витька, — все это очень хорошо, но, как я понимаю, на этом все не кончилось. Серега, здесь замешана какая-то женщина. Ты говоришь, что не знаешь ее, но, может быть, знаешь что-то о ней? Ее нужно найти, или у вас и у меня будут еще неприятности.
— Я знаю о ней, — сказала я, — только то, что она ходит в бейсболке и темных очках.
— Серега, — обратился Витька к Сережке, — ты же ее видел?
— Я ее видел только в таком виде и понятия не имею, кто это такая.
— Почему ты врешь? — не смогла удержаться я. — Она у тебя была в мастерской, и не один раз. И не просто была, Сереженька, а так, что нам с тобой еще разобраться нужно будет в этом.
— В этом вы разберетесь без меня, — проговорил Витька.
— Я могу сказать о ней все, что знаю, — сказала я. — Она была хорошей знакомой Мишель и вместе с ней, и наверняка без нее, занималась любовью за деньги. Только не подумайте, что я осуждаю, — сразу оговорилась я, — это ее личное дело. И уж если я начала говорить откровенно, милые мужчины, скажу все, что знаю, без сокращений, тем более я вам уже о ней говорила многое. Еще она спала с Вадиком и Владиславом — эти двое были сами любовники друг друга, а она любила быть с ними третьей, еще она была любовницей Феликса, — уж не знаю, зачем ей было нужно.
Всех этих четверых она убила, Мишель даже сама лично, это я знаю от Оли, приемной дочери Мишель и дочери Галины.
Вить, — я посмотрела на Витю, — ты не слышал о таком человеке — Турченкове Николае? Говорят, он был какой-то крупный авторитет.
Витька помолчал немного, потом сказал:
— Что-то слышал. Он умер уже. А что?
— Да нет, это я просто так, нет, не совсем просто. Его бывшая жена, еще ее можно назвать — вдова — Галина, она сильно больна, у нее что-то нервное. Я с ней разговаривала, и она мне сказала, что ей нужен Сережка, потому что она может вылечиться от своей болезни, только если Сережка нарисует ей картину Шишкина «Утро в еловом бору», но без медведей, а с березкой. Сереж, тебя просили нарисовать такую картину?
— Ты серьезно, Маш? — спросил Сережка.
— Значит, к тебе такой заказ не поступал? И Лилит тебя об этом не просила?
Я снова обнаружила, что Сережка немного смутился, но едва заметно, если бы я его знала хуже, я бы и не поняла этого.
— Я сказал, что я не знаю никакой Лилит. И никто меня не просил о такой глупости.
— Сережка, только не ври, потому что Витя правильно сказал, что ничего еще не кончилось. И у нас могут быть еще неизвестно какие неприятности.
— Я честно говорю, никакой Лилит я не знаю и нарисовать что-то подобное меня никто не просил.
— А Мишель? Зачем она тебя к себе приглашала? Мне Оля сказала, что она с тобой договаривалась о картине. А если нет, то чем вы занимались?
— Ну да, она хотела мне заказать какую-то картину. Но только ни о каком Шишкине и ни о каких медведях она не говорила."
— Странно. А зачем тебя тогда там держали? — спросила я.
— Не знаю.
— А что от тебя хотела женщина, которая все это устроила? Ведь ты же не будешь отказываться, тем более ты уже сказал, что видел ее тоже в бейсболке и темных очках.
— Ничего.
— Понятно. Она хотела только, чтобы ты стал ее любовником, и больше ничего от тебя не хотела.
Он промолчал. Получается тогда, что это было правдой, — Ты сволочь, Сереженька, понял, кто ты? — сказала я ему. — Я, выходит, для тебя ничего не значу, а она ведь хотела убить меня и наверняка еще не оставила этой своей идеи. Ты, значит, хочешь этого? Ты хочешь быть с ней? Тогда давай расстанемся, потому что я не хочу, чтобы меня убивали, тем более чтобы причиной был ты. Ты кого выбираешь, ее или меня?
— Хватит, Маша.
— Или ты ответишь, или мы сейчас прямо расстаемся. — И я не шутила, потому что если он ее защищает, значит, она для него дороже, а мне не нужен рядом такой человек, для которого дороже будет какая-то другая женщина.
Тут вмешался Витька.
— Серега, Маша правильно говорит. Если ты знаешь, кто она такая, то почему не говоришь?
— Я не знаю, кто она такая, — ответил Сережка.
— Ты правду говоришь? — спросила я.
— Да, — ответил он.
— Тогда можешь ты хоть ее описать, какие у нее волосы?
— Я не видел, они у нее были под этой кепочкой.
— Но женщины, когда они надевают бейсболку, обычно сзади делают хвост.
— А у нее вот не было. У нее все волосы были убраны.
Сейчас Сергей мог говорить правду, потому что Веня говорил то же самое, он тоже не разглядел у нее волосы.
— Маша, что ты еще знаешь о ней, кроме того, что она убивает не задумываясь? — спросил Витька.
— Ничего больше не знаю, чего бы вы не знали.
— Почему она о тебе рассказывала так много всего нехорошего Сережке?
— Ты об этом у него и спроси.
— Серега. — Витя посмотрел на Сережку.
— Чего вы пристали ко мне? Я не знаю, зачем она мне все про Машу говорила.
— А почему ты ей сразу поверил? — Вот сейчас до меня только дошло, что Сережка верил ей, а он не должен верить ничему плохому, когда кто-то такое ему обо мне говорит. — Как ты мог верить кому-то? Ну, в крайнем случае ты мог бы со мной поговорить и спросить у меня, правда все это или нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45