Не могли бы вы нам помочь в этом отношении?
– Нет, но…
– В действительности вы совсем не можете помочь нам, верно? – продолжил свою мысль инспектор, чеканя каждое слово. Потом Хамзе собрал все свои бумаги. – Я оказал вам любезность, мадемуазель. Полагаю, что ваш тон и намеки продиктованы горем. Если позже вы вспомните какие-то подробности, которые, по вашему мнению, могут оказаться полезными, сразу же звоните мне. А пока что я выражаю вам свои соболезнования. Будьте здоровы, мадемуазель.
Кортеж включал двадцать машин, в том числе машины президента Ливана и всех членов кабинета. За машинами следовала первая шеренга пришедших на погребение, представляя собой сливки бейрутского и международного общества. Дальше двигались сотрудники казино и тысячи рядовых граждан, которые пришли, чтобы отдать дань своего уважения.
По настоянию Джасмин Катя ехала в первой машине вместе с членами семьи. А впереди скользили на одном уровне друг с другом катафалки, их платформы украшены таким образом, что укрытые ливанскими флагами гробы, казалось, плыли на фоне цветов.
За все время перед похоронами Катя встретилась только с одним человеком, который специально приехал на скорбные похороны Дэвида, высоким, молчаливым мужчиной, который представился как Чарльз Свит, заместитель Дэвида в Женеве. Она попыталась втянуть его в разговор, но, несмотря на все свои старания, получала лишь односложные ответы.
– Мы все грустим по-своему, мисс Мейзер, – сказал ей этот американец. – Но обещаю вам одно: ни я, ни другие в «Интерармко» не успокоятся до тех пор, покуда не будет найден и не получит по заслугам убийца Дэвида и мистера Фремонта.
Процессия растянулась в сторону холмов в районе Джуни, и там, откуда открывается вид на море, упокоили прах двоих мужчин. Когда маронитский священник произносил последние слова, Катя взирала на море, казавшееся лишенным времени… безжалостным. Потом она повернулась и наблюдала, как в могилу Арманда Фремонта опускают пустой гроб.
Возвратившись на виллу, Катя нашла ее, как и предполагала, удивительно пустой и тихой. Устроившись в библиотеке, она вспомнила про свою многообещающую юридическую практику в Беркли. Жизнь там протекала просто, несмотря на социальные протесты и бурные отношения с Тедом. Теперь она не узнавала себя, не знала, чего она хотела или куда ей надо ехать.
Мысль о возвращении в Нью-Йорк больше терзала, чем страшила, Катю. Возвратиться и не оправдать ни себя, ни Эмиля Бартоли значило расписаться в своей несостоятельности. Это означало также, что ей не следовало ждать для себя пощады ни со стороны окружного прокурора, ни в суде. Если она покорится им, то все пропало.
Наступила ночь, а она так и сидела в темноте, горюя, предаваясь беспокойным мыслям. Когда прозвенели колокольчики, висевшие над дверью, единственное, что она смогла сделать – заставила себя встать, дотащиться до входной двери и посмотреть в глазок. На нее взирало симпатичное, но незнакомое лицо.
– Меня зовут Жин Шихаб. Я адвокат месье Фремонта.
Катя отнеслась к нему с подозрением:
– Вы можете оказаться также и газетчиком. Адвокат вздрогнул. Как и другие арабы-мужчины, он не привык слышать возражения он женщины.
– Вот моя визитная карточка, – он просунул белый бумажный квадратик сквозь узорчатую кованую решетку.
– Что вам угодно? – спросила Катя, рассматривая карточку.
– Мадемуазель Мейзер, пожалуйста…
– Я вас слушаю!
Шихаб заговорщически оглянулся.
– Мадемуазель, это касается Фремонта, – прошептал он. – Его завещание…
Она провела его в библиотеку, где он тут же вынул из своего кейса бумаги и настоял на том, чтобы официально зачитать ей его завещание.
– «Что же касается моих имущественных прав в «Сосьете де Бен Медитерраньен», то в силу этого завещания я передаю свои акции Катерине Мейзер во владение, пользование и распоряжение по ее усмотрению», – закончил он чтение.
Катя ждала, что последует дальше, но, очевидно, адвокат сообщил ей все.
– Не понимаю, – произнесла Катя. – Что это за акции?
– «Сосьете де Бен Медитерраньен» – это холдинговая компания для казино, – не торопясь, объяснил адвокат. – Месье Фремонту принадлежала основная доля акций, меньшим количеством владеют Джасмин и Пьер Фремонт. Новым бесспорным хозяином «Казино де Парадиз» становитесь вы, мадемуазель.
– Это невозможно! – прошептала Катя. – Наверное, вышла какая-то ошибка.
Жин Шихаб покачал головой:
– Ошибки нет. Месье Фремонт десять дней назад сделал приписку. Я бы покривил душой, если бы не сказал, что тоже был удивлен. Но его желание было именно таким. Я являюсь адвокатом месье Фремонта уже много лет, – негромко продолжал Шихаб. – За все это время он никогда ничего не предпринимал без оснований – без веской на то причины. Я бы с удовольствием объяснил вам, мадемуазель, что все это означает, но не могу этого сделать. По некоторым вопросам месье Фремонт не советовался со мной. Это – один из таких случаев.
– Но что же мне делать?
Адвокат заколебался, но потом все-таки посоветовал:
– Вы должны проявить огромную бдительность, мадемуазель.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Некоторые люди рождаются в такое время, когда ничего нельзя изменить.
Арабская поговорка
ГЛАВА 18
В спальне Набила Туфайли было совершенно темно, окна наглухо закрыты деревянными ставнями. С правого бока от него хныкал во сне десятилетний мальчик. С левой стороны лежал его брат-близнец, прижав кулачок к зубам. Широко раскрытые глаза всматривались в пустоту, как у человека, охваченного оцепенением. Мальчик развил у себя такую привычку, чтобы отвлечься от своего падшего тела, от боли, которая начиналась в заднем проходе и ударяла в голову.
Дверь слегка приоткрылась, и луч света заставил Туфайли пошевелиться еще до того, как его коснулась рука слуги. Слуга что-то шепнул ему на ухо, сразу же уняв гнев своего хозяина. У Туфайли вошло в привычку развлекаться с мальчиками по вечерам и потом спать до девяти часов вечера. После этого он мылся, натирался благовониями и в полночь отправлялся на обед.
Теперь он набросил на себя широкий яркий халат из шелка и прошел через залы своих апартаментов. В кабинете его ждал старик, который долгие годы работал чиновником в конторе адвоката Арманда Фремонта. Туфайли подумал, что не зря тратился на этого чиновника. Он платил ему уже несколько лет, с тех самых пор, когда обратил внимание, что этот чиновник был оскорблен адвокатом и затаил злобу, желая отомстить.
Поцелуй руку, если не можешь ее укусить, и моли Аллаха, чтобы она сломалась.
Старая арабская поговорка каждый день использовалась тысячами различных путей. Если клерк принес то, что было нужно Туфайли, то он сыграет роль Аллаха и сломает руку, которая нанесла ему рану.
Туфайли взял бумаги, и его сердце замерло, когда он прочитал заголовок. Последняя воля и завещание Арманда Фремонта. Он послюнявил указательный палец и начал листать страницы, кивая головой, когда читал о том, что переходило в наследство Джасмин и Пьеру Фремонту. Она и этот олух-банкир унаследуют все. Инвестиции Туфайли в Луиса Джабара, так же как и вклады других зуамов, не пропали… Нет! Не может быть!
Туфайли чуть не разорвал пополам страницу. Перед его глазами расплылось название «Сосьете де Бен Медитерраньен». Но от его вспышки название не слетело со страницы. Так же, как и имя Катерины Мейзер.
Все сходились на том, что Джасмин носила траурную одежду с большим достоинством и элегантностью. И дело не только в том, что ей потрясающе шел черный цвет, но что, несмотря на горе, она была скупа на слезы. Она не колотила себя в грудь, что так распространено среди арабов, не распускала сентиментальные нюни, что любили демонстрировать ливанские христиане. С молчаливого согласия всех бейрутское общество смирилось с тем фактом, что теперь Фремонтов стала олицетворять Джасмин. Равная дань уважения была проявлена Луису, которого уже начали поздравлять по поводу его неминуемой победы на президентских выборах. Все сообразили о значении Набила Туфайли, так же как и о смысле подчеркнутого внимания зуамов к Луису. Было очевидно, как и в какую сторону переместилась власть и кто вскорости начнет вертеть делами.
Учитывая то, что все проходило очень гладко, для Джасмин оказалось полной неожиданностью появление Пьера и Набила Туфайли у нее на пороге, когда они с Луисом решили перед сном грядущим выпить по рюмке. Ее поразило осунувшееся лицо Пьера и то, как бесцеремонно ввалился Туфайли в их квартиру.
– Набил, очень рада увидеть вас.
Туфайли сунул под нос Джасмин какие-то бумаги.
– Вы ничего не знали об этом, верно?
– Джасмин, я пытался объяснить ему, – умоляющим тоном произнес Пьер.
Джасмин поднялась со своего места и вплотную подошла к Туфайли.
– Не смейте впредь так обращаться со мной! – прошипела она. – Луис, налей Набилу шампанского. Насколько я помню, это его любимый напиток.
Пока Луис наливал шампанское, Джасмин опять уселась в гостиной. Знаками она указала другим, где они могут сесть.
– Пьер, не сердечный ли у тебя приступ?
– Проклятье, Джасмин! Нам надо было бы предвидеть, что подобное может случиться. Это погубит нас!
Джасмин посмотрела на Туфайли:
– Похоже, вы вселили в Пьера Божий страх. Как это вам удалось, Набил?
К этому моменту Туфайли взял себя в руки. Помогло и шампанское, но больше мысль, что в один прекрасный день он отплатит этой суке за ее оскорбление. Выбор средства и метода мести составит для него удовольствие. Туфайли решил дать Джасмин возможность почувствовать, что ее ожидает, и подал копию завещания Луису, который прочитал подчеркнутые фразы и откинулся на спинку кресла.
– Глупец! – прошептал он.
Джасмин выхватила странички из его рук, прочитала весь документ, некоторые фразы по два-три раза. Ее низкий, утробный смех заполнил всю комнату.
– Арманд, наверное, решил, что поступает очень умно! – Она обвела взглядом троих мужчин. – И это напугало вас? Неужели непонятно, что мы имеем здесь дело с ребенком? Набил, гарантирую, что в месячный срок выставим Катю Мейзер из Бейрута и продадим казино.
– Вы не можете гарантировать это, – прямо отрезал Туфайли.
– Хотите небольшое пари? Например, на ваш взнос в кампанию Луиса?
Туфайли так и подмывало сделать это, чтобы унизить и поставить на место эту женщину. Но нужный момент еще не наступил.
– Полегче, Набил, – предупредила его Джасмин, читая его мысли. – Ваш взнос и взносы других зуамов уже переведены в надежное место. Неужели вы думаете, что можете угрожать мне тем, что попытаетесь вернуть свои деньги?
– Попробуйте же сделать это! – глухим голосом произнес Набил Туфайли. – Покажите мне, насколько легко вам удастся отобрать эти деньги у Катерины Мейзер!
Уже под утро Кате наконец удалось заснуть. Ее воображение будоражили образы Арманда и его насильственная смерть. Через несколько часов ее разбудил телефонный звонок Джасмин.
– Хочу вас предостеречь, Катя. В прессу просочились некоторые подробности из завещания Арманда. Встречался ли с вами Жин Шихаб?
– Он… он приходил сюда вчера вечером, Джасмин…
– Значит, вы знаете.
– Да, но…
– Времени для объяснений нет, – прервала ее Джасмин. – На вас обрушится весь свет. Катя, нам надо поговорить. Вам, мне, Луису и Пьеру.
Катя почувствовала облегчение:
– Где?
– Я высылаю за вами машину. Вам хватит полчаса, чтобы собраться?
Катя думала, что ее повезут в дом к Джасмин, расположенный выше на холме, но вместо этого машина поехала в центр Бейрута, к одному из небоскребов, выходивших на Гранд-Корниш.
– Это здание принадлежит «Банку Ливана», – ответил на ее вопрос водитель.
Машина въехала в подземный гараж и остановилась возле лифта. Водитель подождал, пока Катя вошла в лифт и двери закрылись, прежде чем он откланялся и уехал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Нет, но…
– В действительности вы совсем не можете помочь нам, верно? – продолжил свою мысль инспектор, чеканя каждое слово. Потом Хамзе собрал все свои бумаги. – Я оказал вам любезность, мадемуазель. Полагаю, что ваш тон и намеки продиктованы горем. Если позже вы вспомните какие-то подробности, которые, по вашему мнению, могут оказаться полезными, сразу же звоните мне. А пока что я выражаю вам свои соболезнования. Будьте здоровы, мадемуазель.
Кортеж включал двадцать машин, в том числе машины президента Ливана и всех членов кабинета. За машинами следовала первая шеренга пришедших на погребение, представляя собой сливки бейрутского и международного общества. Дальше двигались сотрудники казино и тысячи рядовых граждан, которые пришли, чтобы отдать дань своего уважения.
По настоянию Джасмин Катя ехала в первой машине вместе с членами семьи. А впереди скользили на одном уровне друг с другом катафалки, их платформы украшены таким образом, что укрытые ливанскими флагами гробы, казалось, плыли на фоне цветов.
За все время перед похоронами Катя встретилась только с одним человеком, который специально приехал на скорбные похороны Дэвида, высоким, молчаливым мужчиной, который представился как Чарльз Свит, заместитель Дэвида в Женеве. Она попыталась втянуть его в разговор, но, несмотря на все свои старания, получала лишь односложные ответы.
– Мы все грустим по-своему, мисс Мейзер, – сказал ей этот американец. – Но обещаю вам одно: ни я, ни другие в «Интерармко» не успокоятся до тех пор, покуда не будет найден и не получит по заслугам убийца Дэвида и мистера Фремонта.
Процессия растянулась в сторону холмов в районе Джуни, и там, откуда открывается вид на море, упокоили прах двоих мужчин. Когда маронитский священник произносил последние слова, Катя взирала на море, казавшееся лишенным времени… безжалостным. Потом она повернулась и наблюдала, как в могилу Арманда Фремонта опускают пустой гроб.
Возвратившись на виллу, Катя нашла ее, как и предполагала, удивительно пустой и тихой. Устроившись в библиотеке, она вспомнила про свою многообещающую юридическую практику в Беркли. Жизнь там протекала просто, несмотря на социальные протесты и бурные отношения с Тедом. Теперь она не узнавала себя, не знала, чего она хотела или куда ей надо ехать.
Мысль о возвращении в Нью-Йорк больше терзала, чем страшила, Катю. Возвратиться и не оправдать ни себя, ни Эмиля Бартоли значило расписаться в своей несостоятельности. Это означало также, что ей не следовало ждать для себя пощады ни со стороны окружного прокурора, ни в суде. Если она покорится им, то все пропало.
Наступила ночь, а она так и сидела в темноте, горюя, предаваясь беспокойным мыслям. Когда прозвенели колокольчики, висевшие над дверью, единственное, что она смогла сделать – заставила себя встать, дотащиться до входной двери и посмотреть в глазок. На нее взирало симпатичное, но незнакомое лицо.
– Меня зовут Жин Шихаб. Я адвокат месье Фремонта.
Катя отнеслась к нему с подозрением:
– Вы можете оказаться также и газетчиком. Адвокат вздрогнул. Как и другие арабы-мужчины, он не привык слышать возражения он женщины.
– Вот моя визитная карточка, – он просунул белый бумажный квадратик сквозь узорчатую кованую решетку.
– Что вам угодно? – спросила Катя, рассматривая карточку.
– Мадемуазель Мейзер, пожалуйста…
– Я вас слушаю!
Шихаб заговорщически оглянулся.
– Мадемуазель, это касается Фремонта, – прошептал он. – Его завещание…
Она провела его в библиотеку, где он тут же вынул из своего кейса бумаги и настоял на том, чтобы официально зачитать ей его завещание.
– «Что же касается моих имущественных прав в «Сосьете де Бен Медитерраньен», то в силу этого завещания я передаю свои акции Катерине Мейзер во владение, пользование и распоряжение по ее усмотрению», – закончил он чтение.
Катя ждала, что последует дальше, но, очевидно, адвокат сообщил ей все.
– Не понимаю, – произнесла Катя. – Что это за акции?
– «Сосьете де Бен Медитерраньен» – это холдинговая компания для казино, – не торопясь, объяснил адвокат. – Месье Фремонту принадлежала основная доля акций, меньшим количеством владеют Джасмин и Пьер Фремонт. Новым бесспорным хозяином «Казино де Парадиз» становитесь вы, мадемуазель.
– Это невозможно! – прошептала Катя. – Наверное, вышла какая-то ошибка.
Жин Шихаб покачал головой:
– Ошибки нет. Месье Фремонт десять дней назад сделал приписку. Я бы покривил душой, если бы не сказал, что тоже был удивлен. Но его желание было именно таким. Я являюсь адвокатом месье Фремонта уже много лет, – негромко продолжал Шихаб. – За все это время он никогда ничего не предпринимал без оснований – без веской на то причины. Я бы с удовольствием объяснил вам, мадемуазель, что все это означает, но не могу этого сделать. По некоторым вопросам месье Фремонт не советовался со мной. Это – один из таких случаев.
– Но что же мне делать?
Адвокат заколебался, но потом все-таки посоветовал:
– Вы должны проявить огромную бдительность, мадемуазель.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Некоторые люди рождаются в такое время, когда ничего нельзя изменить.
Арабская поговорка
ГЛАВА 18
В спальне Набила Туфайли было совершенно темно, окна наглухо закрыты деревянными ставнями. С правого бока от него хныкал во сне десятилетний мальчик. С левой стороны лежал его брат-близнец, прижав кулачок к зубам. Широко раскрытые глаза всматривались в пустоту, как у человека, охваченного оцепенением. Мальчик развил у себя такую привычку, чтобы отвлечься от своего падшего тела, от боли, которая начиналась в заднем проходе и ударяла в голову.
Дверь слегка приоткрылась, и луч света заставил Туфайли пошевелиться еще до того, как его коснулась рука слуги. Слуга что-то шепнул ему на ухо, сразу же уняв гнев своего хозяина. У Туфайли вошло в привычку развлекаться с мальчиками по вечерам и потом спать до девяти часов вечера. После этого он мылся, натирался благовониями и в полночь отправлялся на обед.
Теперь он набросил на себя широкий яркий халат из шелка и прошел через залы своих апартаментов. В кабинете его ждал старик, который долгие годы работал чиновником в конторе адвоката Арманда Фремонта. Туфайли подумал, что не зря тратился на этого чиновника. Он платил ему уже несколько лет, с тех самых пор, когда обратил внимание, что этот чиновник был оскорблен адвокатом и затаил злобу, желая отомстить.
Поцелуй руку, если не можешь ее укусить, и моли Аллаха, чтобы она сломалась.
Старая арабская поговорка каждый день использовалась тысячами различных путей. Если клерк принес то, что было нужно Туфайли, то он сыграет роль Аллаха и сломает руку, которая нанесла ему рану.
Туфайли взял бумаги, и его сердце замерло, когда он прочитал заголовок. Последняя воля и завещание Арманда Фремонта. Он послюнявил указательный палец и начал листать страницы, кивая головой, когда читал о том, что переходило в наследство Джасмин и Пьеру Фремонту. Она и этот олух-банкир унаследуют все. Инвестиции Туфайли в Луиса Джабара, так же как и вклады других зуамов, не пропали… Нет! Не может быть!
Туфайли чуть не разорвал пополам страницу. Перед его глазами расплылось название «Сосьете де Бен Медитерраньен». Но от его вспышки название не слетело со страницы. Так же, как и имя Катерины Мейзер.
Все сходились на том, что Джасмин носила траурную одежду с большим достоинством и элегантностью. И дело не только в том, что ей потрясающе шел черный цвет, но что, несмотря на горе, она была скупа на слезы. Она не колотила себя в грудь, что так распространено среди арабов, не распускала сентиментальные нюни, что любили демонстрировать ливанские христиане. С молчаливого согласия всех бейрутское общество смирилось с тем фактом, что теперь Фремонтов стала олицетворять Джасмин. Равная дань уважения была проявлена Луису, которого уже начали поздравлять по поводу его неминуемой победы на президентских выборах. Все сообразили о значении Набила Туфайли, так же как и о смысле подчеркнутого внимания зуамов к Луису. Было очевидно, как и в какую сторону переместилась власть и кто вскорости начнет вертеть делами.
Учитывая то, что все проходило очень гладко, для Джасмин оказалось полной неожиданностью появление Пьера и Набила Туфайли у нее на пороге, когда они с Луисом решили перед сном грядущим выпить по рюмке. Ее поразило осунувшееся лицо Пьера и то, как бесцеремонно ввалился Туфайли в их квартиру.
– Набил, очень рада увидеть вас.
Туфайли сунул под нос Джасмин какие-то бумаги.
– Вы ничего не знали об этом, верно?
– Джасмин, я пытался объяснить ему, – умоляющим тоном произнес Пьер.
Джасмин поднялась со своего места и вплотную подошла к Туфайли.
– Не смейте впредь так обращаться со мной! – прошипела она. – Луис, налей Набилу шампанского. Насколько я помню, это его любимый напиток.
Пока Луис наливал шампанское, Джасмин опять уселась в гостиной. Знаками она указала другим, где они могут сесть.
– Пьер, не сердечный ли у тебя приступ?
– Проклятье, Джасмин! Нам надо было бы предвидеть, что подобное может случиться. Это погубит нас!
Джасмин посмотрела на Туфайли:
– Похоже, вы вселили в Пьера Божий страх. Как это вам удалось, Набил?
К этому моменту Туфайли взял себя в руки. Помогло и шампанское, но больше мысль, что в один прекрасный день он отплатит этой суке за ее оскорбление. Выбор средства и метода мести составит для него удовольствие. Туфайли решил дать Джасмин возможность почувствовать, что ее ожидает, и подал копию завещания Луису, который прочитал подчеркнутые фразы и откинулся на спинку кресла.
– Глупец! – прошептал он.
Джасмин выхватила странички из его рук, прочитала весь документ, некоторые фразы по два-три раза. Ее низкий, утробный смех заполнил всю комнату.
– Арманд, наверное, решил, что поступает очень умно! – Она обвела взглядом троих мужчин. – И это напугало вас? Неужели непонятно, что мы имеем здесь дело с ребенком? Набил, гарантирую, что в месячный срок выставим Катю Мейзер из Бейрута и продадим казино.
– Вы не можете гарантировать это, – прямо отрезал Туфайли.
– Хотите небольшое пари? Например, на ваш взнос в кампанию Луиса?
Туфайли так и подмывало сделать это, чтобы унизить и поставить на место эту женщину. Но нужный момент еще не наступил.
– Полегче, Набил, – предупредила его Джасмин, читая его мысли. – Ваш взнос и взносы других зуамов уже переведены в надежное место. Неужели вы думаете, что можете угрожать мне тем, что попытаетесь вернуть свои деньги?
– Попробуйте же сделать это! – глухим голосом произнес Набил Туфайли. – Покажите мне, насколько легко вам удастся отобрать эти деньги у Катерины Мейзер!
Уже под утро Кате наконец удалось заснуть. Ее воображение будоражили образы Арманда и его насильственная смерть. Через несколько часов ее разбудил телефонный звонок Джасмин.
– Хочу вас предостеречь, Катя. В прессу просочились некоторые подробности из завещания Арманда. Встречался ли с вами Жин Шихаб?
– Он… он приходил сюда вчера вечером, Джасмин…
– Значит, вы знаете.
– Да, но…
– Времени для объяснений нет, – прервала ее Джасмин. – На вас обрушится весь свет. Катя, нам надо поговорить. Вам, мне, Луису и Пьеру.
Катя почувствовала облегчение:
– Где?
– Я высылаю за вами машину. Вам хватит полчаса, чтобы собраться?
Катя думала, что ее повезут в дом к Джасмин, расположенный выше на холме, но вместо этого машина поехала в центр Бейрута, к одному из небоскребов, выходивших на Гранд-Корниш.
– Это здание принадлежит «Банку Ливана», – ответил на ее вопрос водитель.
Машина въехала в подземный гараж и остановилась возле лифта. Водитель подождал, пока Катя вошла в лифт и двери закрылись, прежде чем он откланялся и уехал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64