– О чем, черт возьми, ты говоришь? – Он вскочил с дивана, явно забыв о своих болячках. – В чем они обвиняют меня?
– Для начала в подстрекательстве к мятежу.
– Дерьмо собачье! Ты сама видела, что произошло!
Катя твердо смотрела на него:
– Да, видела.
– Что ты хочешь сказать?
– Хочу сказать, что полиция располагает фотографиями, которые доказывают, что ты провоцировал толпу к насилию.
– Господи, Катя! Подумай, что ты говоришь! Тебя они тоже сломали!
– Тед, они скоро явятся за тобой. Мне надо вымыться, переодеться. Тебе лучше сделать то же самое.
– В этом и заключается твой юридический совет, плестись как бараны на бойню?
Придя в ярость, Катя рывком поднялась с кресла.
– Поступай как знаешь! Через полчаса я буду готова, если ты хочешь, чтобы я пошла с тобой.
Горячий душ успокоил ее, немного сняв боль и недомогание. Вытираясь полотенцем, Катя заметила на руках и ногах синие и желтые ушибы. Вспомнив кровавую схватку, она сочла, что ей повезло. Она отправилась в спальню и начала переодеваться.
– Да, они хотят, чтобы я пришел к ним с повинной, но у них это не пройдет. Когда я явлюсь туда, то посоветую им подтереться своим ордером…
Катя слушала через приоткрытую дверь, что планирует предпринять Тед на ступеньках лестницы полицейского участка. Перед завершением разговора она услышала фамилию и поняла, что он разговаривает с симпатичным журналистом из «Сан-Франциско кроникл». Новость о том, что Тед Баннермен выступит в суде против полиции, распространится в средствах массовой информации как лесной огонь. Простое его появление там превратится в «событие».
Когда Катя вышла из спальни, он опять звонил по телефону. То, что он говорил, поразило ее.
– Это тот человек, о котором я подумала? – спросила Катя.
Тед оглянулся, как мальчишка, который попался, когда запустил руку в коробку со сладостями.
– Джейк Хирш, – пробормотал он.
– Вот как? Ты меняешь адвоката?
– Послушай, Катя. Я понимаю, что случившееся действительно потрясло тебя. Ты сейчас не в состоянии пререкаться в суде.
– И ты вот так, запросто, вызываешь Хирша по телефону?
Джейк Хирш был известным в Сан-Франциско адвокатом по уголовным делам, который специализировался на защите важных клиентов. Он мастерски манипулировал прессой и любил корчить из себя важную персону. Катя помнила свою встречу с Хиршем во время собрания, которое Тед организовал в греческом амфитеатре в Беркли. Она помнила, что оба они ушли куда-то и провели вместе довольно много времени. Позже она спросила Теда об этом, но он отвечал уклончиво. Катя предостерегла тогда его относительно Хирша, указав на невысокое мнение о нем судей и прокуроров.
Теперь, видя волнение Теда, Катя догадалась о том, что произошло.
– Ты позвонил Хиршу сразу же, как вернулся домой, верно? Ты сообразил, что на этот раз полиция займется тобой. Тебе захотелось подготовиться.
– Катя…
– В то время как ребята ждали, что ты покажешь им пример, когда их молотили по головам, ты готовился ко второму акту своего командирского представления!
– Перестань, Катя! Мне надо позаботиться о своей защите…
– Ты это делаешь очень умело!
Тед посмотрел на нее и грустно улыбнулся: – Ты ничего не понимаешь, верно? Этот случай более значительный, чем просто протест. Он связан с коренными процессами, проходящими в стране. С правами людей, которые готовы занять позицию…
– Пожалуйста, избавь меня от банальностей. Катя, казалось, могла задохнуться в наступившей тишине.
– Послушай, сейчас не время говорить об этом. Розмари отвезет меня в участок. Когда там все выяснится, я позвоню.
Ошарашенная, Катя смотрела, как они уходят. Розмари по-свойски положила руку на плечо Теду. Она все еще смотрела им вслед, хотя дверь за ними уже закрылась. Потом она повернулась к кофейному столику и начала собирать пузырьки, тюбики и бинты. Все это она сложила в шкафчик в ванной комнате и вернулась, чтобы отдохнуть. Только тут она заметила бросающийся в глаза желто-черный конверт компании «Вестерн юнион», на котором была напечатана ее фамилия. Тед и не подумал сказать ей об этом конверте.
Была глубокая ночь. Светящиеся стрелки будильника показывали примерно три часа. Катя протянула руку и зажгла еще одну свечу, добавив ее к тем, которые она выстроила перед пустым камином. Свежий фитиль трещал и вспыхивал, потом пламя стало гореть ровно, отодвигая тьму в гостиной.
Она села перед мраморной окантовкой камина, глядя на желтый бланк телеграммы, печатные буквы которой покачивались при свете свечи.
«Я даже не знала, что он уехал в Париж или отправится в Швейцарию. Господи Иисусе, я ведь совсем его не знаю».
Телеграмма пришла от Арманда Фремонта. Это имя вернуло в ее памяти события десятилетней давности. Тогда ей было всего двенадцать, наступила весна и они с отцом находились в Бейруте. Она вспомнила роскошный отель, гостиницу «Сент-Джордж» – так она называлась – и приятного человека, который подошел к отцу, когда они вошли в дверь, поприветствовал его и улыбнулся ей.
– Вы, наверное, очаровательная мадемуазель Катерина, – произнес он, наклонился и поцеловал ей" руку.
Катя на всю жизнь запомнила, как с его губ скатилось ее имя, произнесенное с типично французским акцентом, как чудесно она почувствовала себя дамой от его любезного обращения. С тех пор она просто влюбилась в Арманда Фремонта, лучшего друга своего отца.
Позже, когда прошла целая вечность, отец привел ее в «Восточный салон» – импозантный зал, покрытый красным и черным лаком, разделенный богато украшенными китайскими ширмами, на которых были изображены покрытые туманом горы, драконы и мелкие птички, прячущиеся в густой листве деревьев. Официантки были одеты в подбитые мехом шелковые платья, а таких сладостей она никогда раньше не пробовала. Катя была так очарована, что вздрогнула, когда кто-то назвал ее имя.
– Привет, Катерина!
Опять перед ней стоял он, высокий, потрясающе красивый, под взглядом его черных глаз она краснела и чувствовала себя скованно.
Катя пришла в ужас, когда ее отец извинился и пошел звонить по телефону. Голос Арманда Фремонта, казалось, доносился издалека, хотя он сидел напротив нее.
– Катя, не расскажете ли вы кое-что о себе? – спросил он ее. – Например, о том, что вам нравится делать, что вам хотелось бы посмотреть здесь?
Катя вся зарделась и тихо пробормотала что-то непонятное.
– Так не годится, – твердо заявил Арманд. – Очаровательные молодые дамы вроде вас должны четко говорить джентльмену, что они хотят делать.
«Хорошо вам говорить это!» – подумала про себя Катя. Она была неуклюжим подростком с костлявыми руками и ногами, выше многих юношей, которые никогда не приглашали ее на танцы, когда приходили на «социальные мероприятия» из колледжа Святого Матиаса. И одна из причин, почему она бормотала, заключалась в том, что Катя неловко чувствовала себя из-за проволочных выпрямителей на зубах.
– Ну, ладно, – продолжал Арманд. – Возможно, я сам предложу что-нибудь. Я очень хотел бы, чтобы вы посетили сегодня мое казино. Вы окажете мне такую честь, Катя?
Купаясь в розовых, голубых и пурпурных отсветах, «Казино де Парадиз» словно поднималось прямо из моря. Когда Катя впервые переступила его порог, ей показалось, что она попала в сказочный мир тысячи и одной ночи. От женщин в вечерних туалетах исходил запах тонких духов, на них сверкали драгоценности, когда они проходили под громадными хрустальными люстрами. Смех и восхитительный шепот каскадами прокатывались под вручную расписанным потолком, от невидимого оркестра лилась музыка. Кате больше всего запомнился момент, когда она неожиданно остановилась в середине огромного холла и замерла. Закинув голову назад, она разглядывала богатую художественную роспись, такая же восхищенная, как первые астрономы, увидевшие на небе созвездия. Казалось, вокруг нее закружился весь мир…
Когда она была подростком, Катя увлекалась журналами мод, внимательно изучая любой попадавшийся ей под руку. В большинстве этих журналов печатались сплетни и светская хроника. Таким косвенным путем она держала в поле зрения Арманда Фремонта. Он всегда был одет в вечерний или обеденный костюм. Его фотографировали либо внутри помещения, либо на территории «Казино де Парадиз», всегда с очаровательной молодой женщиной, совершенство которой вызывало у Кати ревность. Катя размечталась и гадала, каково будет ей снова оказаться в сказочной обстановке, еще раз увидеть Арманда и снова пережить момент, который она испытала, когда он позволил неуклюжему подростку почувствовать себя принцессой. Но шли годы, и этого не происходило. Она больше не ездила в Бейрут, и открытки Арманда, которые он посылал к Рождеству и к дню ее рождения, приобрели характер посланий от заботливого, но полузабытого незнакомца.
Катя налила себе остатки горячего шоколадного напитка, подтянула коленки к подбородку, прижалась щекой к пушистой ткани старого банного халата. Рядом с телеграммой она положила фотографию, где она была снята вместе с отцом. Это было четыре года назад, когда он по делам прилетел в Сан-Диего, а она поехала на поезде, чтобы встретиться с ним в Ла-Джолле. Фон на фотографии захватывающий: подковообразная бухта с голубой водой и белым пенистым прибоем, а в отдалении скалы, изрезанные бухточками и арками, где морской прибой пробил камень. Но судя по своему невеселому выражению на фотографии, как помнилось Кате, она не заметила прелести окружающего пейзажа. Ее лицо на фотографии дышало гневом.
Ее мама умерла, когда ей исполнилось десять лет. Ребенком Катя проводила летние месяцы в Нью-Гемпшире и на Кейп-Коде, а зимы в Вайле или Аспене. Хотя отец редко приезжал во время ее каникул, она не отдавала себе отчета, как скучала по нему, потому что была окружена двоюродными братьями и сестрами.
Хотя Катя горевала, когда болезнь неожиданно унесла ее маму, в глубине души она понимала, что тут ничего не поделаешь. Первые несколько месяцев отец ежедневно заезжал за ней в школу Лоури на Медисоне, и они вместе ехали в машине домой на Парк-авеню. Но потом к школе стали подъезжать служащий и шофер отца, и вечерние обеды превратились в нудное дело, когда бездетная экономка изо всех сил старалась развлечь разговорами озадаченную, напуганную, чувствовавшую себя все более одинокой девочку, которая еле притрагивалась к еде.
Открытки приходили из Парижа, Женевы, Рима и Афин. Из них Катя узнавала, где находится ее отец и как быстро расширяется деятельность банка «Мэри-тайм континентал». Чувство одиночества несколько ослабло, когда она поступила в колледж Уэлсли. Отношения отца с дочерью менялись. Дочь начала понемногу самостоятельно окунаться в окружающую жизнь, горячо этого желая, но побаиваясь, действуя импульсивно, но все еще нерешительно.
Как и многие другие ее сверстницы, Катя предпочла заниматься гуманитарными науками. Но, живя в Нью-Йорке, она отличалась от своих менее космополитичных подруг. Она знала район Виллиджа как свои пять пальцев и по уик-эндам посещала кафе, где собиралась богема, куда приходили битники, чтобы послушать Джека Керуака и Гинсберга. За бесконечным количеством чашек кофе она спорила о достоинствах «Чужака» Колина Вильсона и пришла к выводу, что ее поколение, тощих, бледных, одетых в черные водолазки и штаны, заслуживает большего. Гораздо большего, чем их родители могли когда-либо себе представить, поскольку оказались в плену самодовольной порядочности. Самая сложная часть вопроса заключалась в том, какой именно должна быть эта славная судьба.
Бывали моменты, когда Кате ужасно хотелось поднять телефонную трубку и поговорить с отцом. Но к тому времени она уже наладила отношения с его секретарем, который сообщал ей, что отец уехал, и, побуждаемый чувством вины или жалости, болтал с ней несколько минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64