К этому было еще приложено письмо, полное лестных отзывов. Верный сигнал того, что молодая женщина готова отдаться, лишь бы я был настолько любезен, чтобы взять ее под свое крыло. Да пожалуйста! Поклонницы бывают не только у рок-звезд. Вполне справедливо было предположить, что Керри Уотерс будет делать то же самое, что делают многие молодые женщины. Она-то надеялась, что я сдамся, благодаря моему уединенному образу жизни.
Но у меня возникло недоброе предчувствие уже в первую минуту, как только я увидел ее во плоти. Сила и здоровье, грязь и пот после прогулки на велосипеде. Она полагает, что доставила мне честь вдыхать вонь ее тела. К тому же она нервная, как девочка-невеста. «Вы, должно быть, Керри Уотерс», – сказал я, но в эти первые вонючие секунды мне очень хотелось добавить, что ее преподавательнице стоило бы снабдить ее мылом или шампунем. Одной воде с такими нечистотами не справиться.
Еще хуже, чем запах ее тела, ее прущий наружу энтузиазм пай-девочки. Я еще могу вынести ее старательность, пока мы работаем молча. Но когда она начинает говорить о скульптуре... По одному из пунктов договора я должен взглянуть на ее работы, отлить пару безделушек. Но когда она начинает еще и льстить мне... В сравнении с Бриллиантовой девочкой она просто шимпанзе.
Я зашел в сарай и спустился по лестнице в подвал, где под армейскими одеялами лежали мои подопечные.
– Время вставать! – крикнул я, хотя они уже давно не могут долго спать.
Поправочка, все, кроме Веселого Роджера. Но он спит беспокойно, его может потревожить малейший шум. Когда он сворачивается на полу, он храпит и храпит, час за часом.
Никто из них уже не может различить, что сейчас, день или ночь. Их временной ритм смешался. Я бы не хотел их тревожить, так как отдых так же полезен, как и упражнения, во время которых я стараюсь выжать из них все что возможно. Сейчас самое лучшее время, чтобы избежать любопытных взглядов Керри Уотерс.
– Время просмотра!
Больше никаких едких словечек со стороны Бриллиантовой девочки. Она несколько угомонилась после того, как я отказался от ее смешной и откровенной попытки предложить себя мне. Она уставилась на меня, но взгляд у нее не такой мрачный, как у ее родителей. Я могу это так же ясно почувствовать, как и запах форм, лежащих в пыли. Ее попытка соблазнить меня провалилась, и теперь она злится. Сказать по правде, такой она мне нравится больше. Я нахожу злобу и негодование более соблазнительными. Если я смогу сохранить это чувство, то в один прекрасный момент оно выльется в восхитительный порыв ярости. Тот факт, что я все еще продолжаю с ней возиться, говорит о том, как я к ней привязался. Это та девочка, о которой я не переставал думать, когда учился в высшей школе, та, которая носила коротенькие юбочки и мягкие свитера. Эта та девочка, которой я в последний год учебы в колледже каждый день покупал кофе. Это та самая девочка, которая занимала все среды моей жизни. По средам я работал приходящим художником в Мэдисоне, штат Висконсин. В эти дни я беседовал с молодой блондинкой с длинными волосами, которую находил очень импозантной.
Я собираюсь еще больше нарушить эмоциональный баланс Вандерсонов, показав им очередной эпизод из Семейного планирования №8, тот, в котором я сделал окончательный слепок с их пятнадцатилетней дочери. Уж если что-то может испугать Бриллиантовую девочку, так именно этот эпизод.
Прежде чем я приложил искусство своих рук к темноволосой красотке номер восемь, я ввел девочке мощную дозу первитина, излюбленного наркотика рабочего класса, того бедного плебса, который хочет простоять на ногах две, а то и три смены. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из моих семей окочурился раньше времени. Простое правило, правда? И еще: я презираю тех, кто падает в обморок. Это всего лишь слабая реакция на ужас, жалкая попытка обмануть единственное чувство, достойное восхищения. Это не выход. Я уже сказал об этом Вандерсонам. Также я сказал им, что та девочка, которую они сейчас увидят, отказалась работать, и то, что я проделал с ней, ожидает каждого из них, если они не будут усердными. После такого штанга в их руках приобретет совсем иной вес. Она станет не намного легче, но значительно реальней. Пропуск к иллюзорной безопасности, свободе.
Я ожидал, что даже на Бриллиантовую девочку это произведет впечатление. Через несколько секунд она увидит, что девочка Семейного планирования номер восемь имела тело, которое мало чем отличалось от ее собственного. Она сможет увидеть в ней себя. А это, как ничто другое, резко понизит ощущение безнаказанности у Бриллиантовой девочки. Источник ее цинизма иссякнет.
Не говоря больше ни слова, я включил запись и сразу увидел, что не ошибся в отношении Бриллиантовой девочки. Она на самом деле отвернулась, когда увидела, что я сделал с этой молоденькой девочкой. Но не сказала ни слова. А это только начало. Впереди еще столько нового. Я испытал восторг, которого не испытывал уже несколько недель. Бриллиантовую девочку наконец скрутило! Что же, в конце концов, так повлияло на нее? Что заставило ее задрожать? Альгинат! Я покрыл им спереди тело девочки номер восемь, ее лицо, ее губы. Здоровенный кусок лег в ее левую ноздрю.
После этого единственным источником воздуха у нее стала правая ноздря. Девочка дрожала, видно, с самого начала процедуры. Она дрожала от страха, от ужаса, но больше всего от недостатка воздуха. Тело во время психологического кризиса требует кислорода. Девочка пыталась втянуть его через одну ноздрю. Представьте себе, что вы бежите вверх по крутой горе, а у вас только одно небольшое отверстие для дыхания. Такое можно совершить, но это далеко не просто. И надолго вас не хватит. Появившийся в мозгу страх задохнуться отвлекает, рождает галлюцинации в виде ужасных мерзких монстров, и попытки дышать становятся такими же болезненными, как ампутация какого-нибудь члена. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.
За многие годы я испробовал различные способы породить страх. Я пробовал и грубую силу, и острые ножи, и разные силовые инструменты. Я даже пробовал расшатывать не то что несколько, а много зубов. А однажды использовал полный набор зубоврачебных инструментов, включая великолепный, с острыми, как нож, краями, с острым, как игла, концом скребок, которым парадонтологи соскабливают зубной налет. Но выяснил, что ничто не дает такого поразительного результата в области острых ощущений, как удушье от альгина.
Почему это так хорошо срабатывает? Да все очень просто. Травма заставляет субъект сфокусировать внимание на боли. Это не дает ужасу распространиться по всему телу. Но удушье, такое бледное в общем спектре боли, порождает удивительную игру мышц, когда человека начинает охватывать паника. А при удушье человека охватывает настоящий ужас.
Каждый из нас испытал это чувство. Все плавали под водой, и нас охватывал страх, хотя бы на одно-два мгновения, что мы больше не сможем глотнуть воздуха. Некоторые из нас познакомились с более болезненной версией. Явление всем знакомо, и в то же время производит самый потрясающий эффект на таких зрителей, как Вандерсоны. Это зрелище заставит их в будущем работать с новой энергией.
Лицо номера восемь скривилось при попытке вдохнуть побольше воздуха. Бриллиантовая девочка и компания наблюдали за беспомощными попытками моей пленницы. А она отчаянно билась в стягивающей ее сбруе, ее мышцы впились в ремни, против которых они бессильны, а ее руки, ее пальцы отчаянно пытались дотянуться до лица, вырвать альгинат из ноздрей.
Я заткнул рот девочки твердым черным резиновым мячом, который я несколько лет назад выписал по почте из магазина S&M в Дубьюке, штат Айова. Великолепное устройство. Он не дает вдохнуть, но в то же время оставляет свободными губы. Видно, что они выражают. Они ломаются и кривятся от патетической боли, которую каждый испытывает в такие моменты.
И все это произошло до того, как я вставил последний кусок альгината в левую ноздрю. Вот момент, которого я ожидаю неделями. Вы можете назвать маленький зелененький комочек в левой ноздре моим финальным аккордом. Вы можете назвать его самым страшным предметом в мире. Если бы вы были маленькой девочкой из Семейного планирования № 8, вы бы обязательно так и сделали.
Я потер этот комочек о ее нос. Я вовсе не торопился вставлять его на место. Я показал ей, как велика вероятность того, что и он найдет место в ее теле. А ведь это неизбежно приведет к тому, что прекратится и без того недостаточный приток воздуха. Каждый раз, когда я касался ее этим кусочком, она напрягалась, словно хотела втянуть в себя как можно больше воздуха. Инстинктивный рефлекс запастись им, словно этого тоненького ручейка хватит на всю долгую надвигающуюся зиму. Я провел кусочком альгината несколько раз по носу девочки. Она аж вся изогнулась, пытаясь втянуть воздух. Я попробовал предложить ей просто ощутить запах в надежде, что это сработает! И это сработало! Сработало просто великолепно! Малейший намек на то, что будет заткнуто и последнее отверстие, вызвал судороги отчаяния. Представляю себе. Под ее запечатанными веками струятся ручейки слез. Энергия каждой клеточки ее жилистого тела ищет выхода. Но его нет. Здесь нет никакой тайны. По крайней мере для меня. Но в отношении Вандерсонов все иначе. Они еле сдерживаются, чтобы не начать умолять сохранить девочке жизнь, таким реальным кажется им происходящее на экране.
Мы все слышали, как булькала от ужаса девушка. А все это из-за твердого черного мяча, заткнувшего ей рот. Это вовсе не тот «уупф... уупф», который я слышал в микроавтобусе. Более глубокий звук, от которого мороз бежит по коже. Звук удушья. Хрип под резиновым слоем альгината. Умирающая использует небольшой запас кислорода. Она понимает, как понимает это тонущий человек, что паника сжигает кислород. Но знать что-то не означает делать... Разве нам всем это не известно. Кто знает, что творится в голове девушки в последние минуты жизни, что происходит с сознанием, уже пропитанным безумием надвигающейся смерти?
И снова я пронес кусок альгината под носом девочки восьмого номера. Джун непроизвольно завопила:
– Нет!
Не смог я удержаться от улыбки. И Веселый Роджер, да благословит Господь его простоту, обнимает свою женушку, пытается ее успокоить. И это он! Роджер! Успокоить! А она принимает его ласки. Вот насколько тронута Джун. Хныкающий сынишка уже совсем не тот мальчик, который открыл мне дверь в день похищения и поразил меня своим высокомерием. Нет, теперь он свернулся калачиком у ног родителей и, как детеныш медведя, мечтает только о том, чтобы впасть в спячку... в вечный сон.
Бриллиантовая девочка?
Бриллиантовая девочка наблюдает за происходящим на экране, и ее вывеска неуязвимости начинает исчезать. Откуда я это узнал? Я наблюдал за ее руками. Я всегда наблюдал за руками, потому что руки намного лучше и скорее выдают то, что происходит в душе человека, чем его лицо. И что же ее руки, спросите вы. Где она их держит? Она запихала их под свою миленькую кругленькую попочку. Инстинктивная попытка успокоиться, не махать ими, не хвататься за свои плечи, тело, может, даже за своих родителей, умоляя их защитить. Хотя какие они теперь защитники. Потом она зажмурилась. Закрыла глаза, когда я делал третий и последний заход с кусочком альгината.
Я катал этот шарик маленькими осторожными убаюкивающими кругами около маленького отверстия. Я ворковал над девочкой, пел ей песенку собственного сочинения. Эта песенка поется на мотив «Брата Жака».
Я войду , в тебя войду , И ты знаешь , что войду. А войдя , тебя убью. Обязательно убью. Динг , донг. Динг , донг. Обязательно убью. Не зарежу , как свинью.
И снова булькающие звуки под зеленым покрывалом. Симфония, да и только. Я склонился над ней, почти касаясь уха губами, напевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Но у меня возникло недоброе предчувствие уже в первую минуту, как только я увидел ее во плоти. Сила и здоровье, грязь и пот после прогулки на велосипеде. Она полагает, что доставила мне честь вдыхать вонь ее тела. К тому же она нервная, как девочка-невеста. «Вы, должно быть, Керри Уотерс», – сказал я, но в эти первые вонючие секунды мне очень хотелось добавить, что ее преподавательнице стоило бы снабдить ее мылом или шампунем. Одной воде с такими нечистотами не справиться.
Еще хуже, чем запах ее тела, ее прущий наружу энтузиазм пай-девочки. Я еще могу вынести ее старательность, пока мы работаем молча. Но когда она начинает говорить о скульптуре... По одному из пунктов договора я должен взглянуть на ее работы, отлить пару безделушек. Но когда она начинает еще и льстить мне... В сравнении с Бриллиантовой девочкой она просто шимпанзе.
Я зашел в сарай и спустился по лестнице в подвал, где под армейскими одеялами лежали мои подопечные.
– Время вставать! – крикнул я, хотя они уже давно не могут долго спать.
Поправочка, все, кроме Веселого Роджера. Но он спит беспокойно, его может потревожить малейший шум. Когда он сворачивается на полу, он храпит и храпит, час за часом.
Никто из них уже не может различить, что сейчас, день или ночь. Их временной ритм смешался. Я бы не хотел их тревожить, так как отдых так же полезен, как и упражнения, во время которых я стараюсь выжать из них все что возможно. Сейчас самое лучшее время, чтобы избежать любопытных взглядов Керри Уотерс.
– Время просмотра!
Больше никаких едких словечек со стороны Бриллиантовой девочки. Она несколько угомонилась после того, как я отказался от ее смешной и откровенной попытки предложить себя мне. Она уставилась на меня, но взгляд у нее не такой мрачный, как у ее родителей. Я могу это так же ясно почувствовать, как и запах форм, лежащих в пыли. Ее попытка соблазнить меня провалилась, и теперь она злится. Сказать по правде, такой она мне нравится больше. Я нахожу злобу и негодование более соблазнительными. Если я смогу сохранить это чувство, то в один прекрасный момент оно выльется в восхитительный порыв ярости. Тот факт, что я все еще продолжаю с ней возиться, говорит о том, как я к ней привязался. Это та девочка, о которой я не переставал думать, когда учился в высшей школе, та, которая носила коротенькие юбочки и мягкие свитера. Эта та девочка, которой я в последний год учебы в колледже каждый день покупал кофе. Это та самая девочка, которая занимала все среды моей жизни. По средам я работал приходящим художником в Мэдисоне, штат Висконсин. В эти дни я беседовал с молодой блондинкой с длинными волосами, которую находил очень импозантной.
Я собираюсь еще больше нарушить эмоциональный баланс Вандерсонов, показав им очередной эпизод из Семейного планирования №8, тот, в котором я сделал окончательный слепок с их пятнадцатилетней дочери. Уж если что-то может испугать Бриллиантовую девочку, так именно этот эпизод.
Прежде чем я приложил искусство своих рук к темноволосой красотке номер восемь, я ввел девочке мощную дозу первитина, излюбленного наркотика рабочего класса, того бедного плебса, который хочет простоять на ногах две, а то и три смены. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из моих семей окочурился раньше времени. Простое правило, правда? И еще: я презираю тех, кто падает в обморок. Это всего лишь слабая реакция на ужас, жалкая попытка обмануть единственное чувство, достойное восхищения. Это не выход. Я уже сказал об этом Вандерсонам. Также я сказал им, что та девочка, которую они сейчас увидят, отказалась работать, и то, что я проделал с ней, ожидает каждого из них, если они не будут усердными. После такого штанга в их руках приобретет совсем иной вес. Она станет не намного легче, но значительно реальней. Пропуск к иллюзорной безопасности, свободе.
Я ожидал, что даже на Бриллиантовую девочку это произведет впечатление. Через несколько секунд она увидит, что девочка Семейного планирования номер восемь имела тело, которое мало чем отличалось от ее собственного. Она сможет увидеть в ней себя. А это, как ничто другое, резко понизит ощущение безнаказанности у Бриллиантовой девочки. Источник ее цинизма иссякнет.
Не говоря больше ни слова, я включил запись и сразу увидел, что не ошибся в отношении Бриллиантовой девочки. Она на самом деле отвернулась, когда увидела, что я сделал с этой молоденькой девочкой. Но не сказала ни слова. А это только начало. Впереди еще столько нового. Я испытал восторг, которого не испытывал уже несколько недель. Бриллиантовую девочку наконец скрутило! Что же, в конце концов, так повлияло на нее? Что заставило ее задрожать? Альгинат! Я покрыл им спереди тело девочки номер восемь, ее лицо, ее губы. Здоровенный кусок лег в ее левую ноздрю.
После этого единственным источником воздуха у нее стала правая ноздря. Девочка дрожала, видно, с самого начала процедуры. Она дрожала от страха, от ужаса, но больше всего от недостатка воздуха. Тело во время психологического кризиса требует кислорода. Девочка пыталась втянуть его через одну ноздрю. Представьте себе, что вы бежите вверх по крутой горе, а у вас только одно небольшое отверстие для дыхания. Такое можно совершить, но это далеко не просто. И надолго вас не хватит. Появившийся в мозгу страх задохнуться отвлекает, рождает галлюцинации в виде ужасных мерзких монстров, и попытки дышать становятся такими же болезненными, как ампутация какого-нибудь члена. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.
За многие годы я испробовал различные способы породить страх. Я пробовал и грубую силу, и острые ножи, и разные силовые инструменты. Я даже пробовал расшатывать не то что несколько, а много зубов. А однажды использовал полный набор зубоврачебных инструментов, включая великолепный, с острыми, как нож, краями, с острым, как игла, концом скребок, которым парадонтологи соскабливают зубной налет. Но выяснил, что ничто не дает такого поразительного результата в области острых ощущений, как удушье от альгина.
Почему это так хорошо срабатывает? Да все очень просто. Травма заставляет субъект сфокусировать внимание на боли. Это не дает ужасу распространиться по всему телу. Но удушье, такое бледное в общем спектре боли, порождает удивительную игру мышц, когда человека начинает охватывать паника. А при удушье человека охватывает настоящий ужас.
Каждый из нас испытал это чувство. Все плавали под водой, и нас охватывал страх, хотя бы на одно-два мгновения, что мы больше не сможем глотнуть воздуха. Некоторые из нас познакомились с более болезненной версией. Явление всем знакомо, и в то же время производит самый потрясающий эффект на таких зрителей, как Вандерсоны. Это зрелище заставит их в будущем работать с новой энергией.
Лицо номера восемь скривилось при попытке вдохнуть побольше воздуха. Бриллиантовая девочка и компания наблюдали за беспомощными попытками моей пленницы. А она отчаянно билась в стягивающей ее сбруе, ее мышцы впились в ремни, против которых они бессильны, а ее руки, ее пальцы отчаянно пытались дотянуться до лица, вырвать альгинат из ноздрей.
Я заткнул рот девочки твердым черным резиновым мячом, который я несколько лет назад выписал по почте из магазина S&M в Дубьюке, штат Айова. Великолепное устройство. Он не дает вдохнуть, но в то же время оставляет свободными губы. Видно, что они выражают. Они ломаются и кривятся от патетической боли, которую каждый испытывает в такие моменты.
И все это произошло до того, как я вставил последний кусок альгината в левую ноздрю. Вот момент, которого я ожидаю неделями. Вы можете назвать маленький зелененький комочек в левой ноздре моим финальным аккордом. Вы можете назвать его самым страшным предметом в мире. Если бы вы были маленькой девочкой из Семейного планирования № 8, вы бы обязательно так и сделали.
Я потер этот комочек о ее нос. Я вовсе не торопился вставлять его на место. Я показал ей, как велика вероятность того, что и он найдет место в ее теле. А ведь это неизбежно приведет к тому, что прекратится и без того недостаточный приток воздуха. Каждый раз, когда я касался ее этим кусочком, она напрягалась, словно хотела втянуть в себя как можно больше воздуха. Инстинктивный рефлекс запастись им, словно этого тоненького ручейка хватит на всю долгую надвигающуюся зиму. Я провел кусочком альгината несколько раз по носу девочки. Она аж вся изогнулась, пытаясь втянуть воздух. Я попробовал предложить ей просто ощутить запах в надежде, что это сработает! И это сработало! Сработало просто великолепно! Малейший намек на то, что будет заткнуто и последнее отверстие, вызвал судороги отчаяния. Представляю себе. Под ее запечатанными веками струятся ручейки слез. Энергия каждой клеточки ее жилистого тела ищет выхода. Но его нет. Здесь нет никакой тайны. По крайней мере для меня. Но в отношении Вандерсонов все иначе. Они еле сдерживаются, чтобы не начать умолять сохранить девочке жизнь, таким реальным кажется им происходящее на экране.
Мы все слышали, как булькала от ужаса девушка. А все это из-за твердого черного мяча, заткнувшего ей рот. Это вовсе не тот «уупф... уупф», который я слышал в микроавтобусе. Более глубокий звук, от которого мороз бежит по коже. Звук удушья. Хрип под резиновым слоем альгината. Умирающая использует небольшой запас кислорода. Она понимает, как понимает это тонущий человек, что паника сжигает кислород. Но знать что-то не означает делать... Разве нам всем это не известно. Кто знает, что творится в голове девушки в последние минуты жизни, что происходит с сознанием, уже пропитанным безумием надвигающейся смерти?
И снова я пронес кусок альгината под носом девочки восьмого номера. Джун непроизвольно завопила:
– Нет!
Не смог я удержаться от улыбки. И Веселый Роджер, да благословит Господь его простоту, обнимает свою женушку, пытается ее успокоить. И это он! Роджер! Успокоить! А она принимает его ласки. Вот насколько тронута Джун. Хныкающий сынишка уже совсем не тот мальчик, который открыл мне дверь в день похищения и поразил меня своим высокомерием. Нет, теперь он свернулся калачиком у ног родителей и, как детеныш медведя, мечтает только о том, чтобы впасть в спячку... в вечный сон.
Бриллиантовая девочка?
Бриллиантовая девочка наблюдает за происходящим на экране, и ее вывеска неуязвимости начинает исчезать. Откуда я это узнал? Я наблюдал за ее руками. Я всегда наблюдал за руками, потому что руки намного лучше и скорее выдают то, что происходит в душе человека, чем его лицо. И что же ее руки, спросите вы. Где она их держит? Она запихала их под свою миленькую кругленькую попочку. Инстинктивная попытка успокоиться, не махать ими, не хвататься за свои плечи, тело, может, даже за своих родителей, умоляя их защитить. Хотя какие они теперь защитники. Потом она зажмурилась. Закрыла глаза, когда я делал третий и последний заход с кусочком альгината.
Я катал этот шарик маленькими осторожными убаюкивающими кругами около маленького отверстия. Я ворковал над девочкой, пел ей песенку собственного сочинения. Эта песенка поется на мотив «Брата Жака».
Я войду , в тебя войду , И ты знаешь , что войду. А войдя , тебя убью. Обязательно убью. Динг , донг. Динг , донг. Обязательно убью. Не зарежу , как свинью.
И снова булькающие звуки под зеленым покрывалом. Симфония, да и только. Я склонился над ней, почти касаясь уха губами, напевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53