Но когда она спустилась на другую сторону, у нее перехватило дыхание от расстояния до следующего безопасного островка.
Почти три метра. Она выругалась, но ветер и дождь унесли ее слова. Лорен оглянулась, чтобы проверить, где Штасслер, но его нигде не было видно. Куда он делся?
Лорен решила прыгнуть на площадку, выступающую с левой стороны четвертого валуна. Если она не допрыгнет, что, по ее соображениям, было более чем вероятно, она может успеть ухватиться за выступ. А если она не сумеет и этого? Она будет бороться с потоком, пока не доберется до берега или не утонет.
И все же она медлила. Возможная смерть или несомненное самоубийство? Решение этой задачи могло показаться простым только тому, кто не стоял перед темным пенящимся потоком.
Что делало прыжок еще более пугающим, так это толчок: склон уходил в воду под углом в пятнадцать градусов, так что вместо того, чтобы набрать инерцию при разбеге, ей надо было компенсировать ее, хотя и небольшую, но нисходящую составляющую.
На дальнейшие раздумья времени не было. Лорен оттолкнулась ногами, согнула их в коленях и полетела в холодную темноту. Уже в воздухе она вытянула вперед руки и ноги. В первые же секунды полета она поняла, что ноги промахнутся, а через мгновение почувствовала, как камень ударил ее в грудь и вышиб из нее воздух.
Бурлящая вода охватила ее ноги и нижнюю часть тела, пытаясь утащить их вниз по течению. Но Лорен намертво вцепилась в выступ. Звуки, вырывающиеся из ее груди, были очень похожи на те ужасные стоны, которые она издавала на утесе, а также в тот момент, когда она висела в воздухе над каньоном. Только теперь вместо гравитации, старавшейся оторвать ее от скалы, была бурлящая вода, стремившаяся утащить ее в глубину.
Для того, чтобы вытащить ноги из потока, у нее было всего лишь несколько секунд – дольше удержаться она не сможет. Хватая ртом воздух, ища, за что бы уцепиться, борясь за свою жизнь, Лорен сумела вытащить правую ногу на кривую поверхность валуна. Вскоре рядом с ней легла и левая. Теперь она почти горизонтально висела на камне. Еще момент, и она не выдержит.
Извернувшись, она неимоверными усилиями сумела положить локоть на выступ и начала обшаривать камень в поисках трещины или выступа, за который можно было зацепиться. Отыскав, за что ухватиться рукой, она начала подтягиваться.
Оглянувшись, Лорен увидела Штасслера, стоящего на втором валуне и пытающегося прицелиться.
Лорен выскочила на камень и нырнула на другую сторону в прикрытие. Штасслер так и не выстрелил.
Прыжок на пятый, предпоследний камень казался легким, но как только она приземлилась, то почувствовала, что он дрожит под яростным напором потока воды. Затем он сдвинулся на добрые тридцать сантиметров, а то и на полметра! Лорен побежала к краю, собираясь не задерживаясь прыгнуть на последний, самый маленький камень, но резко остановилась, увидев, что и он шевелится, словно попал в эпицентр землетрясения.
Ее раздумья ни к чему привести не могли. Как только она это поняла, то прыгнула через метровую расщелину. Несколькими секундами позже она должна была бы преодолеть совсем маленькое пространство до берега, если бы не заметила на берегу широкую трещину примерно в трех метрах слева от нее. В темноте она не могла разглядеть, насколько далеко трещина врезается в берег, но складывалось впечатление, что откалывается большая часть берега. Тут сверкнула молния, и Лорен увидела бурлящую воду, поднимающуюся по всей длине ломаной линии, которая подтверждала ее опасения относительно прочности берега. Лорен боялась прыгать, поскольку под тяжестью ее тела этот кусок мог оторваться и вместе с обломками камней и кусками земли отправиться в бешеный поток. Но боялась она и того, что если не прыгнуть немедленно, то кусок оторвется сам по себе, и тогда она окажется в западне.
С одного шаткого места на другое. Валун у нее под ногами трясся и раскачивался, как лодка, готовая сорваться с якоря.
«Прыгай на берег и не останавливайся», – подгоняла она себя, слыша крики Штасслера. Из-за рева бури Лорен не могла разобрать его слов, но он, похоже, был совсем рядом. Так оно и было. Он уже вылез на вершину четвертого камня, того, на который она с таким трудом выбралась сама.
Лорен приземлилась на берег и, не останавливаясь, побежала. Вибрация от потока подбрасывала ее тело, пока она, наконец-то, не преодолела трещину. Лорен подумала было о том, чтобы пнуть разорванный край и постараться помочь берегу отвалиться, но, похоже, ноги сами несли ее еще в течение нескольких секунд, не обращая внимания на ее решение. Единственной компенсацией этой мстительной мысли была молитва, которую она прочитала на бегу. Она просила, чтобы кусок земли оторвался и унес бы Штасслера в убийственный поток.
Керри пробежала вдоль реки несколько километров, не рискуя приблизиться к берегу, не пытаясь кинуть вызов его грубой власти. Но в этом и не было нужды. Похоже, что река течет параллельно дороге, ведущей на ранчо, и пока ее курс не меняется, она непременно выведет ее на государственное шоссе, которое уведет ее от Штасслера, от бури, от голода. В этом она не сомневалась.
Первые полчаса она бежала, но усталость заставила ее замедлить бег. А теперь она и вовсе шла, хотя ей казалось, что с каждым шагом она все больше предает Лорен. Тают те секунды, которые могли бы спасти ей жизнь. Это заставило перейти Керри на рысцу, но это было все, что она могла из себя выжать в своем жалком состоянии.
Внезапно она увидела маленькие искорки фар и без особой надежды закричала. Но огни были так далеко. Керри заплакала. Она шла нетвердой походкой, злясь на себя за то, что с каждой минутой силы оставляют ее. Она чувствовала себя неблагодарной. Лорен увела ее от этого чудовища, а она не может набрать сил, чтобы пробежать километр или два до шоссе.
Она решила сократить время. Бежала, считая до пятидесяти, а потом шла, считая до двадцати пяти. Такое мучительное чередование вывело ее на дорогу намного быстрее, чем она могла предположить.
Забор из колючей проволоки не позволил ей сходу выбраться на дорожный откос. Тут появилась еще одна машина. Керри, должно быть, закричала. Обрывая джинсы и царапая руки, она перелезла через колючую проволоку и сумела выскочить на дорогу до того, как ее ослепили фары. Шоферу она должна была показаться тем, кем и была на самом деле: жертвой чудовищного преступления. По ее поднятым рукам струилась кровь. Одежда была разорвана, она вся промокла от дождя, а ее глаза были широко раскрыты от страха.
Машина, словно в ответ на тревогу, написанную на лице девушки, остановилась. Керри, прикрываясь рукой от слепящего света фар, побрела к открытой дверце вседорожника.
Она забралась в машину, мечтая о безопасности, об убежище от бури, мечтая спастись и отдохнуть. Она была так благодарна этой женщине за то, что та остановилась. С какой готовностью Керри, охваченная страхом перед Штасслером, решилась на русскую рулетку: остановить незнакомую машину. И все получилось просто замечательно. Остановилась женщина. Это намного безопасней, чем мужчина.
Так бы оно и было, если бы женщиной оказался кто-то другой, но не Бриллиантовая девочка.
Глава двадцать девятая
Я споткнулся. Я спотыкался так часто, что потерял веру в себя. А как мне без этого, без того топлива. Оно необходимо, чтобы погрузить руки в ее тоненькое горло и душить ее, пока не вылезут из орбит ее голубые глаза, а руки безжизненно не повиснут. Обычная картинка. И все же за время преследования я обнаружил, что нахожу удовольствие в самых простых процедурах убийства: удушении, избиении. Словно каждое из них содержит в себе какое-то тайное облегчение, психологическую разрядку.
Желание предать Шлюху медленной, восхитительной смерти покинуло меня. А вместе с этим исчезла и осторожность. Это – роскошь, которую я подарил себе: полное освобождение гнева, не связанного более художественными соображениями. Я совершу убийство ради убийства. Прекрасная чистота единства цели.
«Убийство ради убийства».
Я повторял эту мантру уже более часа. Это поддерживало меня, когда мои пальцы начали кровоточить после ползания по скалам, после переправы через черный поток.
Пересекая реку, я два раза чуть было не погиб. Дважды! Могу представить, какой пыткой это было для нее. За все это время я улыбнулся один только раз, когда понял, что если я выживу, то она обречена на смерть.
Я видел, как она брела вперед нетвердой походкой. Мы приближались к ранчо. Осталось три, ну, может быть, три с половиной километра. Она устала. Нас разделяло не более тридцати метров. Я так страстно хотел подстрелить ее, ранить ее. Я так горячо желал этого. Представлял себе пулевую рану, разорванные органы и раздробленные кости. Мои руки при этом сжимали, терзали ее горло.
Но я потерял три пули, а значит, у меня осталось еще только три патрона. Я думал, что попал в нее там, на реке. Пуля прошла так близко. Я видел, как ее голова дернулась назад. Но потом она снова побежала. Нас тогда разделяло всего лишь десять метров. Но десять метров для моего пистолета очень много, а я никогда не был хорошим стрелком. Мне это было не нужно. Я всегда работал на близкой дистанции, в тесном контакте. А для этого создания мне нужен карабин на оленя с телескопическим прицелом.
Засунув пистолет за пояс, я поспешил вперед. Мы были так близко от ранчо, что я мог разглядеть лампочку над входом в гостевые помещения – маленькая звездочка на обширном черном полотне.
И что она собирается делать, когда попадет туда? Похоже на паука, преследующего муху в паутине. Все очень просто, но только я представил себя существом с восьмью ногами, пожирающим жертву, как она свернула со своего пути. Мы всего лишь в километре от ранчо, а она направилась вправо. Похоже, она собирается идти параллельно дороге. Умный ход, очень умный. Это заставило меня идти следом, иначе я потерял бы ее. Я хочу лишь загнать ее в мое логово, запихать ее паршивое гадкое тело в подвал, где смогу начать мстить, балансируя между необходимостью разрушить шахту со всеми свидетельствами, хранящимися в ней, и желанием покончить с ней собственными руками.
Очень странно. Она снова повернула на ранчо. Теперь я вижу почему. В свете гостевых помещений стоит мужчина. Тот идиот – Пустозвон.
Я должен поймать ее. Меня подгоняет острая необходимость поймать ее до того, как она сможет предупредить его. У меня уже есть один беглец. Второй – мне не нужен. И тут я заметил, что мой джип исчез. Значит, его взяла Бриллиантовая девочка. Отправилась в путешествие. При обычных обстоятельствах я бы хотел, чтобы она мучилась угрызениями совести, но вот приехал Пустозвон, а это значит, где-то поблизости стоит его лендровер. Именно то, что мне нужно, чтобы отправиться в путешествие, то, которое, как я мыслю, со временем приведет меня обратно к Ее Светлости и Шлюхе от прессы – единственным свидетелям. Надо выколоть им глаза, которые еще видят, и заткнуть рты.
Но разве надо так долго ждать, чтобы заполучить эту Шлюху? Мне до нее около двадцати метров, а ей до него двести пятьдесят. Она кричит. Я почти не слышу ее, а он и подавно ничего не слышит. Дождь и ветер заглушают ее голос так же великолепно, как твердый резиновый шарик. Я-то знаю. Я запихивал его в молящие рты многих. Ныне его гладкая поверхность покрылась отметками зубов, укус на укусе. Крошечные свидетельства их последних мучений. Я давно хотел отлить этот шарик в бронзе, и ту ленту, которая удерживает его в нужном месте. Если мне это удастся, если я смогу найти способ сохранить следы зубов, то моя работа, запечатленная на чудесном шарике, будет подобна следам стада на длинной пыльной дороге.
Я сократил расстояние до семи метров. Это всего лишь длина двух машин. И это все, что отделяет ее от моих рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Почти три метра. Она выругалась, но ветер и дождь унесли ее слова. Лорен оглянулась, чтобы проверить, где Штасслер, но его нигде не было видно. Куда он делся?
Лорен решила прыгнуть на площадку, выступающую с левой стороны четвертого валуна. Если она не допрыгнет, что, по ее соображениям, было более чем вероятно, она может успеть ухватиться за выступ. А если она не сумеет и этого? Она будет бороться с потоком, пока не доберется до берега или не утонет.
И все же она медлила. Возможная смерть или несомненное самоубийство? Решение этой задачи могло показаться простым только тому, кто не стоял перед темным пенящимся потоком.
Что делало прыжок еще более пугающим, так это толчок: склон уходил в воду под углом в пятнадцать градусов, так что вместо того, чтобы набрать инерцию при разбеге, ей надо было компенсировать ее, хотя и небольшую, но нисходящую составляющую.
На дальнейшие раздумья времени не было. Лорен оттолкнулась ногами, согнула их в коленях и полетела в холодную темноту. Уже в воздухе она вытянула вперед руки и ноги. В первые же секунды полета она поняла, что ноги промахнутся, а через мгновение почувствовала, как камень ударил ее в грудь и вышиб из нее воздух.
Бурлящая вода охватила ее ноги и нижнюю часть тела, пытаясь утащить их вниз по течению. Но Лорен намертво вцепилась в выступ. Звуки, вырывающиеся из ее груди, были очень похожи на те ужасные стоны, которые она издавала на утесе, а также в тот момент, когда она висела в воздухе над каньоном. Только теперь вместо гравитации, старавшейся оторвать ее от скалы, была бурлящая вода, стремившаяся утащить ее в глубину.
Для того, чтобы вытащить ноги из потока, у нее было всего лишь несколько секунд – дольше удержаться она не сможет. Хватая ртом воздух, ища, за что бы уцепиться, борясь за свою жизнь, Лорен сумела вытащить правую ногу на кривую поверхность валуна. Вскоре рядом с ней легла и левая. Теперь она почти горизонтально висела на камне. Еще момент, и она не выдержит.
Извернувшись, она неимоверными усилиями сумела положить локоть на выступ и начала обшаривать камень в поисках трещины или выступа, за который можно было зацепиться. Отыскав, за что ухватиться рукой, она начала подтягиваться.
Оглянувшись, Лорен увидела Штасслера, стоящего на втором валуне и пытающегося прицелиться.
Лорен выскочила на камень и нырнула на другую сторону в прикрытие. Штасслер так и не выстрелил.
Прыжок на пятый, предпоследний камень казался легким, но как только она приземлилась, то почувствовала, что он дрожит под яростным напором потока воды. Затем он сдвинулся на добрые тридцать сантиметров, а то и на полметра! Лорен побежала к краю, собираясь не задерживаясь прыгнуть на последний, самый маленький камень, но резко остановилась, увидев, что и он шевелится, словно попал в эпицентр землетрясения.
Ее раздумья ни к чему привести не могли. Как только она это поняла, то прыгнула через метровую расщелину. Несколькими секундами позже она должна была бы преодолеть совсем маленькое пространство до берега, если бы не заметила на берегу широкую трещину примерно в трех метрах слева от нее. В темноте она не могла разглядеть, насколько далеко трещина врезается в берег, но складывалось впечатление, что откалывается большая часть берега. Тут сверкнула молния, и Лорен увидела бурлящую воду, поднимающуюся по всей длине ломаной линии, которая подтверждала ее опасения относительно прочности берега. Лорен боялась прыгать, поскольку под тяжестью ее тела этот кусок мог оторваться и вместе с обломками камней и кусками земли отправиться в бешеный поток. Но боялась она и того, что если не прыгнуть немедленно, то кусок оторвется сам по себе, и тогда она окажется в западне.
С одного шаткого места на другое. Валун у нее под ногами трясся и раскачивался, как лодка, готовая сорваться с якоря.
«Прыгай на берег и не останавливайся», – подгоняла она себя, слыша крики Штасслера. Из-за рева бури Лорен не могла разобрать его слов, но он, похоже, был совсем рядом. Так оно и было. Он уже вылез на вершину четвертого камня, того, на который она с таким трудом выбралась сама.
Лорен приземлилась на берег и, не останавливаясь, побежала. Вибрация от потока подбрасывала ее тело, пока она, наконец-то, не преодолела трещину. Лорен подумала было о том, чтобы пнуть разорванный край и постараться помочь берегу отвалиться, но, похоже, ноги сами несли ее еще в течение нескольких секунд, не обращая внимания на ее решение. Единственной компенсацией этой мстительной мысли была молитва, которую она прочитала на бегу. Она просила, чтобы кусок земли оторвался и унес бы Штасслера в убийственный поток.
Керри пробежала вдоль реки несколько километров, не рискуя приблизиться к берегу, не пытаясь кинуть вызов его грубой власти. Но в этом и не было нужды. Похоже, что река течет параллельно дороге, ведущей на ранчо, и пока ее курс не меняется, она непременно выведет ее на государственное шоссе, которое уведет ее от Штасслера, от бури, от голода. В этом она не сомневалась.
Первые полчаса она бежала, но усталость заставила ее замедлить бег. А теперь она и вовсе шла, хотя ей казалось, что с каждым шагом она все больше предает Лорен. Тают те секунды, которые могли бы спасти ей жизнь. Это заставило перейти Керри на рысцу, но это было все, что она могла из себя выжать в своем жалком состоянии.
Внезапно она увидела маленькие искорки фар и без особой надежды закричала. Но огни были так далеко. Керри заплакала. Она шла нетвердой походкой, злясь на себя за то, что с каждой минутой силы оставляют ее. Она чувствовала себя неблагодарной. Лорен увела ее от этого чудовища, а она не может набрать сил, чтобы пробежать километр или два до шоссе.
Она решила сократить время. Бежала, считая до пятидесяти, а потом шла, считая до двадцати пяти. Такое мучительное чередование вывело ее на дорогу намного быстрее, чем она могла предположить.
Забор из колючей проволоки не позволил ей сходу выбраться на дорожный откос. Тут появилась еще одна машина. Керри, должно быть, закричала. Обрывая джинсы и царапая руки, она перелезла через колючую проволоку и сумела выскочить на дорогу до того, как ее ослепили фары. Шоферу она должна была показаться тем, кем и была на самом деле: жертвой чудовищного преступления. По ее поднятым рукам струилась кровь. Одежда была разорвана, она вся промокла от дождя, а ее глаза были широко раскрыты от страха.
Машина, словно в ответ на тревогу, написанную на лице девушки, остановилась. Керри, прикрываясь рукой от слепящего света фар, побрела к открытой дверце вседорожника.
Она забралась в машину, мечтая о безопасности, об убежище от бури, мечтая спастись и отдохнуть. Она была так благодарна этой женщине за то, что та остановилась. С какой готовностью Керри, охваченная страхом перед Штасслером, решилась на русскую рулетку: остановить незнакомую машину. И все получилось просто замечательно. Остановилась женщина. Это намного безопасней, чем мужчина.
Так бы оно и было, если бы женщиной оказался кто-то другой, но не Бриллиантовая девочка.
Глава двадцать девятая
Я споткнулся. Я спотыкался так часто, что потерял веру в себя. А как мне без этого, без того топлива. Оно необходимо, чтобы погрузить руки в ее тоненькое горло и душить ее, пока не вылезут из орбит ее голубые глаза, а руки безжизненно не повиснут. Обычная картинка. И все же за время преследования я обнаружил, что нахожу удовольствие в самых простых процедурах убийства: удушении, избиении. Словно каждое из них содержит в себе какое-то тайное облегчение, психологическую разрядку.
Желание предать Шлюху медленной, восхитительной смерти покинуло меня. А вместе с этим исчезла и осторожность. Это – роскошь, которую я подарил себе: полное освобождение гнева, не связанного более художественными соображениями. Я совершу убийство ради убийства. Прекрасная чистота единства цели.
«Убийство ради убийства».
Я повторял эту мантру уже более часа. Это поддерживало меня, когда мои пальцы начали кровоточить после ползания по скалам, после переправы через черный поток.
Пересекая реку, я два раза чуть было не погиб. Дважды! Могу представить, какой пыткой это было для нее. За все это время я улыбнулся один только раз, когда понял, что если я выживу, то она обречена на смерть.
Я видел, как она брела вперед нетвердой походкой. Мы приближались к ранчо. Осталось три, ну, может быть, три с половиной километра. Она устала. Нас разделяло не более тридцати метров. Я так страстно хотел подстрелить ее, ранить ее. Я так горячо желал этого. Представлял себе пулевую рану, разорванные органы и раздробленные кости. Мои руки при этом сжимали, терзали ее горло.
Но я потерял три пули, а значит, у меня осталось еще только три патрона. Я думал, что попал в нее там, на реке. Пуля прошла так близко. Я видел, как ее голова дернулась назад. Но потом она снова побежала. Нас тогда разделяло всего лишь десять метров. Но десять метров для моего пистолета очень много, а я никогда не был хорошим стрелком. Мне это было не нужно. Я всегда работал на близкой дистанции, в тесном контакте. А для этого создания мне нужен карабин на оленя с телескопическим прицелом.
Засунув пистолет за пояс, я поспешил вперед. Мы были так близко от ранчо, что я мог разглядеть лампочку над входом в гостевые помещения – маленькая звездочка на обширном черном полотне.
И что она собирается делать, когда попадет туда? Похоже на паука, преследующего муху в паутине. Все очень просто, но только я представил себя существом с восьмью ногами, пожирающим жертву, как она свернула со своего пути. Мы всего лишь в километре от ранчо, а она направилась вправо. Похоже, она собирается идти параллельно дороге. Умный ход, очень умный. Это заставило меня идти следом, иначе я потерял бы ее. Я хочу лишь загнать ее в мое логово, запихать ее паршивое гадкое тело в подвал, где смогу начать мстить, балансируя между необходимостью разрушить шахту со всеми свидетельствами, хранящимися в ней, и желанием покончить с ней собственными руками.
Очень странно. Она снова повернула на ранчо. Теперь я вижу почему. В свете гостевых помещений стоит мужчина. Тот идиот – Пустозвон.
Я должен поймать ее. Меня подгоняет острая необходимость поймать ее до того, как она сможет предупредить его. У меня уже есть один беглец. Второй – мне не нужен. И тут я заметил, что мой джип исчез. Значит, его взяла Бриллиантовая девочка. Отправилась в путешествие. При обычных обстоятельствах я бы хотел, чтобы она мучилась угрызениями совести, но вот приехал Пустозвон, а это значит, где-то поблизости стоит его лендровер. Именно то, что мне нужно, чтобы отправиться в путешествие, то, которое, как я мыслю, со временем приведет меня обратно к Ее Светлости и Шлюхе от прессы – единственным свидетелям. Надо выколоть им глаза, которые еще видят, и заткнуть рты.
Но разве надо так долго ждать, чтобы заполучить эту Шлюху? Мне до нее около двадцати метров, а ей до него двести пятьдесят. Она кричит. Я почти не слышу ее, а он и подавно ничего не слышит. Дождь и ветер заглушают ее голос так же великолепно, как твердый резиновый шарик. Я-то знаю. Я запихивал его в молящие рты многих. Ныне его гладкая поверхность покрылась отметками зубов, укус на укусе. Крошечные свидетельства их последних мучений. Я давно хотел отлить этот шарик в бронзе, и ту ленту, которая удерживает его в нужном месте. Если мне это удастся, если я смогу найти способ сохранить следы зубов, то моя работа, запечатленная на чудесном шарике, будет подобна следам стада на длинной пыльной дороге.
Я сократил расстояние до семи метров. Это всего лишь длина двух машин. И это все, что отделяет ее от моих рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53