– Если вы говорите, что там такое интенсивное движение, то кто-то должен был что-нибудь видеть? Вы так не думаете?
– Это вы так думаете, – устало возразил шериф. – На самом деле люди замечают очень мало. Они думают иначе, но это так. Мы расклеили повсюду ее портрет, но я на это ставку не делаю. Думаете, свидетель – это очень хорошо? Свидетель, если у вас больше ничего нет, – настоящий кошмар. Свидетель очень часто бывает свистетелем. Каламбур плох, но это – горькая правда.
– А есть какие-нибудь хорошие известия? – поинтересовался Рай.
Он делал заметки и поднимал взгляд от блокнота только во время длинных пауз.
– Хорошее известие то, что она, возможно, еще жива. Если бы она упала в шахту, то шансов на то, что она жива, почти нет.
В большинстве случаев эти уроды не похищают для того, чтобы сразу же убить свою жертву.
– Они делают это не торопясь, – вздохнула Лорен.
– Иногда да, – шериф Холбин допускал такую возможность. – Но иногда их интересует только само похищение. Они щекочут себе нервы. Однако похищение, как бы то ни было, дает все же хоть какую-то надежду.
– И как велика надежда? – поинтересовалась Лорен. Шериф пожал плечами, затем перегнулся через стол, словно хотел извиниться за свою откровенность.
– Трудно сказать... Сложный вопрос. А в Моабе ли она еще? Может, ее уже нет в Юте. Кто знает? На этот момент она может очутиться, где угодно... Он сказал, что она сильная девушка, – его глаза остановились на Рае. – То же говорил и Штасслер. Возможно, с ней все в порядке. Именно это я сказал ее родителям, когда позвонил им сегодня утром. Если бы она была вашей дочерью, то вы бы предпочли услышать хотя бы это, чем ничего. Я повторяю это и вам. Возможно, она жива.
Да, сейчас зазвонит телефон...
– А что вы скажете про Джареда Нильсена? – спросил Рай. – Вы с ним разговаривали по этому поводу?
– Скоро узнаю. Будьте уверены. Он не сможет ни при каких обстоятельствах покинуть город.
– А что ему может помешать? – продолжал расспросы Рай.
Шериф вскинул голову и улыбнулся.
– Ну, мистер Чамберс, вы мне сказали, что несколько лет были репортером, так?
Рай кивнул.
– Вы что думаете, мы дадим ему возможность сесть в его двухтонную машину и преспокойно отбыть восвояси?
– Так он находится под наблюдением?
– К этому заключению вы сами пришли.
Холбин высказал это без всякой злобы, и его собеседники также без злобы это восприняли.
– Насколько сильны ваши подозрения в отношении парня? – поинтересовалась Лорен.
Шериф сложил руки на животе.
– У меня с ним заключено соглашение, – он указал глазами в сторону Рая, – только потому, что он пишет книгу. Я стал разговаривать с ним после того, как он дал обещание, что все, что он узнает от меня, использует только после окончания расследования. И это не зависит от того, сколь долго продлится расследование. Если оно не закончится в течение десяти лет, то все эти десять лет он не будет использовать этот материал. Я могу заключить такое же соглашение с девушкой-профессором?
Он уставился на нее.
– Да, можете, – заверила Лорен, и при этом почувствовала себя так, словно дала присягу в суде.
– Ну, хорошо. Можете не сомневаться, что он под подозрением. И стоит под номером один в очень коротком списке. Ее велосипед мы нашли у черта на куличках. Чтобы попасть туда, надо подняться на тысячу метров. Для этого надо быть в очень хорошей форме. А он сильный велосипедист... Для того, чтобы вот так разодрать ее штаны, надо быть мужчиной. Он – мужчина... Чтобы подойти к ней, надо было знать ее. Они были знакомы... Чтобы совершить такое насилие, насилие над личностью, сорвать ее штаны, вы должны испытывать к ней какие-то эмоции. А он испытывал... Сам сказал. Дословно: «...с ума сходил по ней». Только вот мы хотим узнать, насколько сильно он сходил с ума.
– А кто еще в этом коротком списке? Штасслер? Шериф прищелкнул языком и только потом заговорил.
– Он, конечно, со странностями, но зачем ему это делать? Надо искать мотив. Именно поэтому Джаред Нильсен и привлекает такое пристальное внимание. А какие мотивы могут быть у Штасслера? Я никаких мотивов найти не могу. Ничего... Штасслер был с ней связан. Она жила в доме Штасслера. Хорошо! Довольно тесная связь. Именно он заявил о ее исчезновении. Конечно, это не такое уж необычное явление, когда сам преступник заявляет в полицию, но при похищениях такое поведение не характерно. Он, тем не менее, позвонил. Он не высказал никакого возражения, когда мы сказали, что немедленно к нему приедем. Позволил нам тщательно обыскать территорию своего ранчо. Он не обязан был это делать, но все же сделал. Так что вот вам и ответ на ваш вопрос: Штасслер стоит в этом коротком списке, однако я сам себя спрашиваю:
зачем всемирно известному скульптору похищать какую-то девушку?
– Он одержим болью, – заметила Лорен.
– Правда? Настолько, чтобы убить молодую девушку? От этих его слов Лорен вздрогнула.
– Мне бы не хотелось ставить здесь точку, но я опять говорю об отсутствии у Штасслера каких-то мотивов. Когда вы сталкиваетесь с финансовым преступлением, вы ищете деньги. А при убийстве или похищении вы ищете мотивы. У кого они есть? У кого их нет? У Штасслера никаких мотивов.
– Вы видели его скульптуры?
– Ну а как же, – шериф поправил волосы. – Несколько лет назад он устраивал тут выставку. Поверьте мне, очень странные работы. Целая семья выглядит так, словно умирает в животе у какого-то зверя. Сам я плевать хотел на все это. У моей жены это вызвало отвращение. Но у меня нет и всяких там художественных претензий, я в этом не разбираюсь. Я люблю картины с закатом и с лосями, у которых развесистые рога. Вы, возможно, и не считаете это искусством, – закончил он со смешком.
– Я заговорила об этом, потому что все его работы связаны с болью, с чудовищной болью, – настаивала Лорен.
– Знаю. Но все его работы связаны с семьей. Все, что он делает, относится к семьям. У него целая серия под названием «Семейное планирование». Номер один, два и так вплоть до восьмого. Мой старший детектив целый день рассматривал и читал сайты о его работах. Так что, как видите, мы подумали об этом, но семьи-то здесь нет. Хотя родители девочки должны с минуты на минуту прибыть ко мне... Кроме того, нельзя же связывать художника и его искусство.
– Иногда их нельзя отделять друг от друга, – возразила Лорен.
– Вы действительно так думаете? Тогда мы находимся в очень тяжелом положении, – мрачно пробормотал шериф. – Подумайте о том, что мы видим постоянно в кино и на телеэкранах.
– В большинстве случаев я бы не назвала это искусством, – возразила Лорен.
– А что вы скажете о работах Штасслера? Вот вы, профессор, считаете, что это искусство?
Лорен помолчала, стараясь сдержаться, но все же ответила:
– Нет, если быть честной до конца. Я не могу назвать это искусством.
– Так что же это тогда?
– Думаю, пародия сомнительных намерений.
– Правда? Это ответ, который не каждый день здесь услышишь, «пародия сомнительных намерений». Но и профессора бывают здесь не каждый день. Подумаю об этом. Вы собираетесь поговорить со Штасслером?
– Планирую.
– Вам следует сначала позвонить ему. За несколько лет у нас накопилось много случаев. Он не очень-то вежливо обходится с теми, кто появляется у него на пороге.
– А как вы отнесетесь к тому, если мы поговорим с Нильсеном? – поинтересовался Рай.
Шериф почесал подбородок, но как только он начал говорить, Лорен поняла, что этот шахматный ход он придумал задолго до того, как открыл перед ними дверь.
– Я не могу вам это запретить, но не забывайте: если я чешу вам спину, то вы чешите мне.
– Годится, – Рай изобразил пальцами почесывание. – Где мы его можем найти?
– Отель «Эльдорадо», номер 256.
Рай встал как раз в тот момент, когда за дверьми послышался женский голос.
– Шериф Холбин, извините за вторжение, но вы сказали прийти к вам, как только я приеду.
Глаза у женщины были заплаканные. Шериф прошел мимо Лорен и Рая к двери. За женщиной появился ее муж.
Лорен подумала, что женщина выглядит, совсем как Керри. Та же ямочка на подбородке, те же большие глаза, та же моложавая внешность. Она, должно быть, родила дочь еще совсем молодой. Это напомнило Лорен, что и она уже могла бы растить ребенка. В эти считанные секунды ранние годы ее жизни исчезли так же стремительно, как и девушка, которую они приехали искать.
Лорен и Рай перехватили Джареда Нильсена на автостоянке у отеля «Эльдорадо», когда тот грузил свой голубой велосипед на «Экспедишн».
– Куда собираетесь? – поинтересовался Рай.
– Что? Мне теперь уже и покататься на велосипеде нельзя? Кто вы такой, черт бы вас побрал? Очередной полицейский?
– Нет, я писатель, – ответил Рай и вытащил свой узкий репортерский блокнот.
– Репортер! – выпалил Нильсен. – Мне нечего вам сказать.
Его глаза с не меньшим упреком уставились на Лорен.
– Я не писатель, – спокойно объявила Лорен. – Я преподаю у Керри скульптуру.
– Так значит, вы Лорен, – догадался парень. – Лорен Рид?
– Да.
Джаред метнул недовольный взгляд в сторону Рая.
– А что вы с ним тут делаете?
– Он мой друг.
– Мне плевать. Скажите своему другу, чтобы убрал блокнот. Меня уже тошнит от репортеров и их вопросов. Вы читали местные газеты?
– Еще нет.
– Они намекают на то, что я сделал с Керри что-то ужасное.
– Я не газетный репортер, – пояснил Рай. – Я пишу книгу.
– По горячим следам? Могу поспорить, что вы надеетесь, что она уже мертва.
– Вы не правы, – спокойно возразил Рай. – Книгу я пишу о скульптуре. И я начал работать над ней задолго до того, как пропала Керри.
– А куда вы сейчас направляетесь? – спросила Лорен, поглядев на погруженный на крышу «Экспедишна» велосипед.
– Собираюсь искать ее. Я, черт подери, делаю это каждый день. Я проверил каждый метр дорожек, по которым мы вместе ездили. Я уже дважды был на Луковом гребне. Думал, может быть, она поехала в объезд и застряла в зыбучих песках, но я так ничего и не нашел. Продолжу поиски, – он нахмурился. – Ее не могли засосать зыбуны. Все это чепуха собачья.
– Засосать? – переспросила Лорен.
– Ну, если она подлетела головой вперед через руль и попала в зыбун...
– Вы слышали, что ее велосипед нашли? – спросил Рай.
– Да. Но это то место, куда я не поеду. Туда она ни за что не отправилась бы. Детективы ни свет ни заря уже ломились в мою дверь. Я сказал им то же самое, что и вам. В этом нет никакого смысла. Она не стала бы ездить по этой дороге для джипов. Зачем? Дорожки для джипов – не ее стиль. То же самое и заброшенные шахты. Она мне ни слова не говорила про эти шахты. Не знаю, где уж они набрались этой чепухи. Сами подумайте, если она проводила со мной все время, то обязательно бы упомянула о шахтах.
– Ну, уж, не все время, – осторожно заметил Рай.
– Правильно. Она работала с этим Эль Пресмыкающимся, так она его называла... Почему бы им не проверить его обитель?
– Проверили. Но ничего не нашли, – вздохнул Рай.
– У меня есть мысль самому съездить туда, посмотреть своими глазами.
– Штасслер не любит незнакомых посетителей. Меня уже об этом предупредили, – заметила Лорен.
– Да? А мне вот не нравится, что самая классная девушка, которую я встретил, просто исчезла. И мне не нравится, что на меня смотрят так, словно я маньяк. Шахты? Какая-то дурацкая дорожка для джипов?
– Так, где же вы ее ищете? – поинтересовалась Лорен.
– На дорожках, по которым мы с ней ездили. На тех дорожках, которые она хорошо знала.
– И что вы там хотите найти? – спросил Рай. – Ведь не думаете же вы, что будете ездить по этим дорожкам и вдруг наткнетесь на нее?
– А вдруг я найду что-то такое, что принадлежит ей, например, часы или серьгу. Что-нибудь такое, что сможет привести меня к ней. Я внимательно смотрю на дорогу. Я просто так не сдамся.
– Значит, тот, кто хочет ее найти, должен ездить по тем дорожкам, по которым ездили вы с ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Это вы так думаете, – устало возразил шериф. – На самом деле люди замечают очень мало. Они думают иначе, но это так. Мы расклеили повсюду ее портрет, но я на это ставку не делаю. Думаете, свидетель – это очень хорошо? Свидетель, если у вас больше ничего нет, – настоящий кошмар. Свидетель очень часто бывает свистетелем. Каламбур плох, но это – горькая правда.
– А есть какие-нибудь хорошие известия? – поинтересовался Рай.
Он делал заметки и поднимал взгляд от блокнота только во время длинных пауз.
– Хорошее известие то, что она, возможно, еще жива. Если бы она упала в шахту, то шансов на то, что она жива, почти нет.
В большинстве случаев эти уроды не похищают для того, чтобы сразу же убить свою жертву.
– Они делают это не торопясь, – вздохнула Лорен.
– Иногда да, – шериф Холбин допускал такую возможность. – Но иногда их интересует только само похищение. Они щекочут себе нервы. Однако похищение, как бы то ни было, дает все же хоть какую-то надежду.
– И как велика надежда? – поинтересовалась Лорен. Шериф пожал плечами, затем перегнулся через стол, словно хотел извиниться за свою откровенность.
– Трудно сказать... Сложный вопрос. А в Моабе ли она еще? Может, ее уже нет в Юте. Кто знает? На этот момент она может очутиться, где угодно... Он сказал, что она сильная девушка, – его глаза остановились на Рае. – То же говорил и Штасслер. Возможно, с ней все в порядке. Именно это я сказал ее родителям, когда позвонил им сегодня утром. Если бы она была вашей дочерью, то вы бы предпочли услышать хотя бы это, чем ничего. Я повторяю это и вам. Возможно, она жива.
Да, сейчас зазвонит телефон...
– А что вы скажете про Джареда Нильсена? – спросил Рай. – Вы с ним разговаривали по этому поводу?
– Скоро узнаю. Будьте уверены. Он не сможет ни при каких обстоятельствах покинуть город.
– А что ему может помешать? – продолжал расспросы Рай.
Шериф вскинул голову и улыбнулся.
– Ну, мистер Чамберс, вы мне сказали, что несколько лет были репортером, так?
Рай кивнул.
– Вы что думаете, мы дадим ему возможность сесть в его двухтонную машину и преспокойно отбыть восвояси?
– Так он находится под наблюдением?
– К этому заключению вы сами пришли.
Холбин высказал это без всякой злобы, и его собеседники также без злобы это восприняли.
– Насколько сильны ваши подозрения в отношении парня? – поинтересовалась Лорен.
Шериф сложил руки на животе.
– У меня с ним заключено соглашение, – он указал глазами в сторону Рая, – только потому, что он пишет книгу. Я стал разговаривать с ним после того, как он дал обещание, что все, что он узнает от меня, использует только после окончания расследования. И это не зависит от того, сколь долго продлится расследование. Если оно не закончится в течение десяти лет, то все эти десять лет он не будет использовать этот материал. Я могу заключить такое же соглашение с девушкой-профессором?
Он уставился на нее.
– Да, можете, – заверила Лорен, и при этом почувствовала себя так, словно дала присягу в суде.
– Ну, хорошо. Можете не сомневаться, что он под подозрением. И стоит под номером один в очень коротком списке. Ее велосипед мы нашли у черта на куличках. Чтобы попасть туда, надо подняться на тысячу метров. Для этого надо быть в очень хорошей форме. А он сильный велосипедист... Для того, чтобы вот так разодрать ее штаны, надо быть мужчиной. Он – мужчина... Чтобы подойти к ней, надо было знать ее. Они были знакомы... Чтобы совершить такое насилие, насилие над личностью, сорвать ее штаны, вы должны испытывать к ней какие-то эмоции. А он испытывал... Сам сказал. Дословно: «...с ума сходил по ней». Только вот мы хотим узнать, насколько сильно он сходил с ума.
– А кто еще в этом коротком списке? Штасслер? Шериф прищелкнул языком и только потом заговорил.
– Он, конечно, со странностями, но зачем ему это делать? Надо искать мотив. Именно поэтому Джаред Нильсен и привлекает такое пристальное внимание. А какие мотивы могут быть у Штасслера? Я никаких мотивов найти не могу. Ничего... Штасслер был с ней связан. Она жила в доме Штасслера. Хорошо! Довольно тесная связь. Именно он заявил о ее исчезновении. Конечно, это не такое уж необычное явление, когда сам преступник заявляет в полицию, но при похищениях такое поведение не характерно. Он, тем не менее, позвонил. Он не высказал никакого возражения, когда мы сказали, что немедленно к нему приедем. Позволил нам тщательно обыскать территорию своего ранчо. Он не обязан был это делать, но все же сделал. Так что вот вам и ответ на ваш вопрос: Штасслер стоит в этом коротком списке, однако я сам себя спрашиваю:
зачем всемирно известному скульптору похищать какую-то девушку?
– Он одержим болью, – заметила Лорен.
– Правда? Настолько, чтобы убить молодую девушку? От этих его слов Лорен вздрогнула.
– Мне бы не хотелось ставить здесь точку, но я опять говорю об отсутствии у Штасслера каких-то мотивов. Когда вы сталкиваетесь с финансовым преступлением, вы ищете деньги. А при убийстве или похищении вы ищете мотивы. У кого они есть? У кого их нет? У Штасслера никаких мотивов.
– Вы видели его скульптуры?
– Ну а как же, – шериф поправил волосы. – Несколько лет назад он устраивал тут выставку. Поверьте мне, очень странные работы. Целая семья выглядит так, словно умирает в животе у какого-то зверя. Сам я плевать хотел на все это. У моей жены это вызвало отвращение. Но у меня нет и всяких там художественных претензий, я в этом не разбираюсь. Я люблю картины с закатом и с лосями, у которых развесистые рога. Вы, возможно, и не считаете это искусством, – закончил он со смешком.
– Я заговорила об этом, потому что все его работы связаны с болью, с чудовищной болью, – настаивала Лорен.
– Знаю. Но все его работы связаны с семьей. Все, что он делает, относится к семьям. У него целая серия под названием «Семейное планирование». Номер один, два и так вплоть до восьмого. Мой старший детектив целый день рассматривал и читал сайты о его работах. Так что, как видите, мы подумали об этом, но семьи-то здесь нет. Хотя родители девочки должны с минуты на минуту прибыть ко мне... Кроме того, нельзя же связывать художника и его искусство.
– Иногда их нельзя отделять друг от друга, – возразила Лорен.
– Вы действительно так думаете? Тогда мы находимся в очень тяжелом положении, – мрачно пробормотал шериф. – Подумайте о том, что мы видим постоянно в кино и на телеэкранах.
– В большинстве случаев я бы не назвала это искусством, – возразила Лорен.
– А что вы скажете о работах Штасслера? Вот вы, профессор, считаете, что это искусство?
Лорен помолчала, стараясь сдержаться, но все же ответила:
– Нет, если быть честной до конца. Я не могу назвать это искусством.
– Так что же это тогда?
– Думаю, пародия сомнительных намерений.
– Правда? Это ответ, который не каждый день здесь услышишь, «пародия сомнительных намерений». Но и профессора бывают здесь не каждый день. Подумаю об этом. Вы собираетесь поговорить со Штасслером?
– Планирую.
– Вам следует сначала позвонить ему. За несколько лет у нас накопилось много случаев. Он не очень-то вежливо обходится с теми, кто появляется у него на пороге.
– А как вы отнесетесь к тому, если мы поговорим с Нильсеном? – поинтересовался Рай.
Шериф почесал подбородок, но как только он начал говорить, Лорен поняла, что этот шахматный ход он придумал задолго до того, как открыл перед ними дверь.
– Я не могу вам это запретить, но не забывайте: если я чешу вам спину, то вы чешите мне.
– Годится, – Рай изобразил пальцами почесывание. – Где мы его можем найти?
– Отель «Эльдорадо», номер 256.
Рай встал как раз в тот момент, когда за дверьми послышался женский голос.
– Шериф Холбин, извините за вторжение, но вы сказали прийти к вам, как только я приеду.
Глаза у женщины были заплаканные. Шериф прошел мимо Лорен и Рая к двери. За женщиной появился ее муж.
Лорен подумала, что женщина выглядит, совсем как Керри. Та же ямочка на подбородке, те же большие глаза, та же моложавая внешность. Она, должно быть, родила дочь еще совсем молодой. Это напомнило Лорен, что и она уже могла бы растить ребенка. В эти считанные секунды ранние годы ее жизни исчезли так же стремительно, как и девушка, которую они приехали искать.
Лорен и Рай перехватили Джареда Нильсена на автостоянке у отеля «Эльдорадо», когда тот грузил свой голубой велосипед на «Экспедишн».
– Куда собираетесь? – поинтересовался Рай.
– Что? Мне теперь уже и покататься на велосипеде нельзя? Кто вы такой, черт бы вас побрал? Очередной полицейский?
– Нет, я писатель, – ответил Рай и вытащил свой узкий репортерский блокнот.
– Репортер! – выпалил Нильсен. – Мне нечего вам сказать.
Его глаза с не меньшим упреком уставились на Лорен.
– Я не писатель, – спокойно объявила Лорен. – Я преподаю у Керри скульптуру.
– Так значит, вы Лорен, – догадался парень. – Лорен Рид?
– Да.
Джаред метнул недовольный взгляд в сторону Рая.
– А что вы с ним тут делаете?
– Он мой друг.
– Мне плевать. Скажите своему другу, чтобы убрал блокнот. Меня уже тошнит от репортеров и их вопросов. Вы читали местные газеты?
– Еще нет.
– Они намекают на то, что я сделал с Керри что-то ужасное.
– Я не газетный репортер, – пояснил Рай. – Я пишу книгу.
– По горячим следам? Могу поспорить, что вы надеетесь, что она уже мертва.
– Вы не правы, – спокойно возразил Рай. – Книгу я пишу о скульптуре. И я начал работать над ней задолго до того, как пропала Керри.
– А куда вы сейчас направляетесь? – спросила Лорен, поглядев на погруженный на крышу «Экспедишна» велосипед.
– Собираюсь искать ее. Я, черт подери, делаю это каждый день. Я проверил каждый метр дорожек, по которым мы вместе ездили. Я уже дважды был на Луковом гребне. Думал, может быть, она поехала в объезд и застряла в зыбучих песках, но я так ничего и не нашел. Продолжу поиски, – он нахмурился. – Ее не могли засосать зыбуны. Все это чепуха собачья.
– Засосать? – переспросила Лорен.
– Ну, если она подлетела головой вперед через руль и попала в зыбун...
– Вы слышали, что ее велосипед нашли? – спросил Рай.
– Да. Но это то место, куда я не поеду. Туда она ни за что не отправилась бы. Детективы ни свет ни заря уже ломились в мою дверь. Я сказал им то же самое, что и вам. В этом нет никакого смысла. Она не стала бы ездить по этой дороге для джипов. Зачем? Дорожки для джипов – не ее стиль. То же самое и заброшенные шахты. Она мне ни слова не говорила про эти шахты. Не знаю, где уж они набрались этой чепухи. Сами подумайте, если она проводила со мной все время, то обязательно бы упомянула о шахтах.
– Ну, уж, не все время, – осторожно заметил Рай.
– Правильно. Она работала с этим Эль Пресмыкающимся, так она его называла... Почему бы им не проверить его обитель?
– Проверили. Но ничего не нашли, – вздохнул Рай.
– У меня есть мысль самому съездить туда, посмотреть своими глазами.
– Штасслер не любит незнакомых посетителей. Меня уже об этом предупредили, – заметила Лорен.
– Да? А мне вот не нравится, что самая классная девушка, которую я встретил, просто исчезла. И мне не нравится, что на меня смотрят так, словно я маньяк. Шахты? Какая-то дурацкая дорожка для джипов?
– Так, где же вы ее ищете? – поинтересовалась Лорен.
– На дорожках, по которым мы с ней ездили. На тех дорожках, которые она хорошо знала.
– И что вы там хотите найти? – спросил Рай. – Ведь не думаете же вы, что будете ездить по этим дорожкам и вдруг наткнетесь на нее?
– А вдруг я найду что-то такое, что принадлежит ей, например, часы или серьгу. Что-нибудь такое, что сможет привести меня к ней. Я внимательно смотрю на дорогу. Я просто так не сдамся.
– Значит, тот, кто хочет ее найти, должен ездить по тем дорожкам, по которым ездили вы с ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53