дыня и йогурт, зеленый чай и хлопья, две большие сдобные горячие булки.
Бриллиантовая девочка, увидев меня, просияла. Или увидев завтрак? Я сунул поднос в клетку и спросил, как у них жизнь. Моя первая ошибка в этот день.
– Как жизнь? – развязно переспросила Бриллиантовая девочка. – Просто бьет ключом. Живем полноценной жизнью. В клубе «Мед» такой нет.
Она выглядела, должен вам сказать, далеко не такой жизнерадостной, как обычно в последнее время. И не такой сексуальной тоже. Ей надо следить за собой. Если она потеряет свою привлекательность, она потеряет жизнь.
– Тебе надо хорошо питаться, – сказал я ей.
– Как это правильно, Эшли! – она подбросила в воздух булочку и ловко ее поймала. – Нужно что-то такое, что внесет разнообразие в мою жизнь. Кто захочет пользоваться вон тем заведением каждый день? – она кивнула в сторону «ящика для котят».
«Да, она сегодня Зануда Редкая».
На этот раз, когда она бросила в меня булочку, мне пришлось уклониться.
Дерзостью, насмешливым отказом она снова покорила меня. И она прекрасно понимала это. Я мог судить об этом по ее глазам. По тому, как они светились, по тому, как они горели.
И она знала, что я это понимаю, потому что улыбалась, потягивалась, зевала, потом повернулась к Ее Светлости, остававшейся в глубине клетки.
Я уставился на зад Бриллиантовой девочки, и меня снова наполнил поток желаний. Но я сдержал себя от такой глупости. Я слишком устал, чтобы ясно думать. И все же, отправившись в обратный путь, я не удержался, чтобы не оглянуться. Нет, не просто оглянуться. Я искал предлог, любой предлог, чтобы нарушить дисциплину, изменить собственной сдержанности. Если бы Бриллиантовая девочка вот сейчас поцеловала бы свою подружку, или подняла ее футболку и начала сосать ее грудь, я бы потерял над собой всякий контроль. Я был так близок к этому, что закачался, как фарфоровый Ванька-встанька на краю стола.
Но девочки только перешептывались. А когда я подошел к лестнице, то споткнулся о булочку. Последнее, что я услышал, был их смех.
Пришло послание по телефону. Одиннадцатое после вчерашней проверки. Это мне уже начинает мешать. Надо поменять номер, но что это даст? Его и так нет ни в каких списках. А репортеры, должно быть, подкупили кого-то на телефонной станции. Или торгуют моим номером, продавая его друг другу.
Я одно за другим убирал послания.
Но когда я услышал этот голос, пальцы у меня застыли. Я не поверил своим ушам. Лорен Рид. Она прибыла в Моаб на поиски Ее Светлости. Шлюшка от прессы. Мало того, что она пробилась в книгу, встав рядом со мной, так она еще и явилась сюда, затеяв какую-то игру, чтобы получить еще большую популярность. Она «настаивает на встрече со мной»!.. Да кто она такая, чтобы настаивать, когда дело касается меня! «Это срочно», – излишне добавила она. Сомневаюсь, что до ее туповатых мозгов доходит смысл слова «тавтология». Эта женщина ничем не примечательна – глина на гончарному кругу горшечника.
У меня не было сил ответить на ее звонок, но то, что она здесь, подтвердило мои догадки. Она делает себе карьеру с помощью Пустозвона. Меня бы удивило, если бы она приехала сюда подышать свежим воздухом.
Уничтожить послание. Очень бы мне хотелось проделать то же самое и с ней самой.
Еще бы мне хотелось хоть немножко вздремнуть. Каждый раз, как я подумаю о том, что Бриллиантовый сделал с рукой Веселого Роджера, меня так и подбрасывает.
Руку уже не вернешь. Ее ничем не заменишь. Это не любимая пивная кружка дядюшки, которую можно склеить. Сотни осколков и миллион пылинок вместе не соберешь. Он уничтожил мое искусство. Уничтожил мою скульптуру! Уничтожил месяцы труда, и все, что он смог сказать по этому поводу: «Мне очень жаль».
Мне очень жаль.
Жалкие слова. Если бы я получал доллар каждый раз, как слышу их, то мог бы уже отправиться в круиз по Тихому океану.
Отделаться от Бриллиантового – большое счастье. Его судьба была предрешена с самого начала. Я понял это, как только увидел, как он скрючился за тележкой, подвывая, словно дворняжка. Он должен считать, что ему еще посчастливилось. Он и сам пришел бы к этому выводу, если бы знал о судьбе остальных. Любой из этих дураков согласился бы променять свое бронзовое бессмертие на его мгновенный уход. Большинство променяли бы, не задумываясь.
Глава двадцатая
Еще один глоток, и она все выплюнет. Лорен рассматривала мутное коричневое варево с тем же подозрением, с каким бы смотрела на Эшли Штасслера, если бы им довелось встретиться. Она поставила стакан на стол, добавив его к посуде из-под воды, которую они с Раем выпили за последние полчаса. Она бы сейчас многое отдала за стакан милого холодного пива. Вот результат еще одного дня в пустыне, который принес очередное глубокое разочарование.
– Все дело в температуре, – высказал предположение Рай, заметив отвращение на ее лице и рассматривая свой темный стакан. – Они не хотят портить вкус, подавая его слишком холодным.
– Пожалуйста, испортите вкус. Никаких возражений, – простонала Лорен. – Думаешь, они вышвырнут меня за дверь, если я попрошу стаканчик со льдом?
Рай рассмеялся.
– Слушай, – продолжала она. – Я пойду туда. Я не вернусь в Портленд, пока не увижусь с этим парнем.
До того как их отвлек противный вкус кофе, они говорили о Штасслере.
– Прекрасно. Я пойду с тобой, – кивнул Рай и отодвинул в сторону свой стакан.
– Нет, не надо, – так твердо объявила она, что лежащий у ее ног Лерой даже открыл один глаз. – Этим ты можешь испортить с ним всякие отношения. Это погубит книгу. И вообще, какой в этом смысл? Я достаточно взрослая. Могу сама о себе позаботиться. Тем более, что твоя книга становится все интересней и интересней.
– Только вот причина не та, что надо.
– Какие бы ни были причины, но книга выйдет много интересней, чем ты себе это предполагал.
Эшли Штасслер, по мнению Рая, имел на счету не только пропавшую Керри Уотерс. Вот уже два дня как пропал и Джаред Нильсен.
– Не верю, что он просто сбежал, – сказал Рай.
Лорен тоже в это не верила. Они рассказали шерифу Холбину о страстном желании парня сходить на ранчо Штасслера и поискать там девушку. Они также рассказали Холбину о шахте. Выяснилось, что шериф уже знал об этом. И он осадил их, когда стало понятно, что они подозревают, – он не догадался навести справки в отделе шахт. А результаты их расследования шериф назвал не имеющими никакой ценности. А по поводу желания, высказанного Джаредом, шериф ответил, что это явление «обычное, как божий свет». Все убийцы, жулики и бандиты заявляют о желании раскрыть преступление, которое сами же и совершили.
– Разве вы не слышали о таком? – спросил он. – Все они так и делают. «Я пошел искать убийцу». Или «Я пойду и найду, кто украл у моей матери телевизор». А тем временем играют в гольф или обкуриваются очередной дрянью. Для меня это пройденный этап.
Может быть, оно и так. Но это не поколебало уверенности Лорен в том, что шериф должен выписать ордер на обыск во владениях Штасслера.
– Думаешь, они вернутся туда? – спросила она Рая.
– Ты имеешь в виду с ордером на обыск? Разобрать все место на кусочки?
Лорен кивнула.
– Нет, – Рай взял свой стакан, посмотрел на него и поставил обратно. – Не думаю, что они это сделают. Холбину нужна хоть какая-то ниточка, которая связывала бы исчезновение этих двух ребят со Штасслером.
– Да у него она уже есть! – воскликнула Лорен. – Керри работала там, а Джаред сказал, что пойдет туда.
– Тут действует закон о частной собственности. И они не вломятся в чьи-то владения из-за какой-то причуды. Особенно, когда речь идет о местной знаменитости.
– Так им нужно какое-то свидетельство? – возмутилась Лорен. – Например, окровавленная рубашка? Или запачканные кровью трусики?
– Ну, это уж слишком драматично, но что-то в этом роде.
– А что ты тогда скажешь о велосипедных штанах с вырванной промежностью? – она сложила руки так, словно складывала картинку. – Или те не вписываются в их поиски?
– Ну, это они назовут дымящимся ружьем.
– Когда я пойду туда, я буду смотреть во все глаза. Может, эти штаны и висят у него в гардеробе.
– Лорен, – попросил Рай с подчеркнутой терпеливостью.
– Нет, но ты же сам это только что сказал, не так ли? Что без подобного «свидетельства» мистер Эшли Штасслер неприкасаемый.
Она говорила так громко, что за столом, где сидело около двадцати человек с бородками и кольцами в носах, услышав знаменитое имя, зашевелились.
Рай наклонился вперед и тихо заговорил:
– Я не говорю этого. Не путай меня с шерифом Холбином. Я на твоей стороне. Но как ты туда попадешь? Ворота он держит на запоре.
– Но это же не крепость. Ты же сказал, что там забор из колючей проволоки с воротами для скота. А ключ висит на задней стороне столба.
– Это было сделано потому, что он знал, приду я. Не думаю, что он держит его там все время.
– Тогда я просто перелезу через забор и пройду внутрь. Там всего-то километра три, правильно?
Рай покачал головой, но все же улыбнулся.
– Ну и игру ты затеяла.
Он взял ее за руку, но она, убрав руку, откинулась на спинку стула.
– Нет, не так. Я не пойду туда. Но я не могу уехать, не повидав его. Возвращаясь домой, я должна быть уверена, что сделала все, что в моих силах.
В эту ночь они занимались любовью с особым пылом, так, словно это их первая и последняя встреча. Она открыла ему самое сокровенное. Очень пылкий и искренний, он ничем не напоминал других мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться. Они давала обещания и нарушали их. А художники в большинстве случаев влюблены в собственное величие и в саму любовь.
Лорен принимала Рая с благодарностью, которую никогда раньше не испытывала. Его пальцы гладили ее лицо, а его губы вытирали слезы – те, что она пролила в минуты счастья. Посмотрев в ее влажные глаза, он сказал, что любит ее.
Глава двадцать первая
Я снова проспал всю ночь, с восьми до половины седьмого. Я уже несколько лет не спал так хорошо. Должно быть, на это повлияло облегчение, которое я испытал после возрождения Семейного планирования № 9. Мои дорогие Джун, Веселый Роджер и сынишка. На меня нашло вдохновение. Мне вовсе не надо терять их. То, что случилось с Веселым Роджером, только добавит «гуманизма» в мое произведение, нанесет удар «высокомерию», в котором меня обвиняют некоторые тупые критики. Миллионы людей теряют руки. И это естественно. Я обратил на них внимание. А что касается плоти Вандерсонов, то она найдет себе место в насыщенной известковой ванне, куда отправлялись и все остальные. Потом их остовы займут свое место в параде скелетов. Приятное дополнение. Так что их земное существо уже забыто, но их тела будут жить в вечности.
Только человек, находящийся в мире с самим собой, может крепко спать. Мне приснился сон, странный сон, полный насилия. Он длился недолго, но именно он и разбудил меня. Мужчина издевался над своей женой, возможно, даже бил ее. Рядом с ней мальчик, которому не более восьми лет. Но каким-то образом мужчина загнан в угол. Жена достает из чулана ружье и подходит к нему. Он, как краб, ползет назад, пока не упирается спиной в стену. Думаю, все это происходит на кухне. Он ужасно стонет – воет от страха. Она наводит ствол ему на грудь. Я даже вижу два больших отверстия, и она... нажимает на курок.
ЩЕЛК.
Осечка.
ЩЕЛК.
И снова осечка. Она поворачивается, чтобы убежать. Хватает ребенка. Мужчина поднимается на ноги. Теперь его стоны превращаются в рев. Он собирается свести с ней счеты. Он хватает пилу, ту, что используют при распилке бревен, и бросается за ней. Он собирается распилить ее на кусочки, как мясник.
Что это такое? Наверное, в этом есть какой-то отголосок прошедшего дня. Ненавижу насилие. То, что я делаю в подвале, не похоже на насилие.
Однако я создаю произведения искусства и мне нужен для этого материал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Бриллиантовая девочка, увидев меня, просияла. Или увидев завтрак? Я сунул поднос в клетку и спросил, как у них жизнь. Моя первая ошибка в этот день.
– Как жизнь? – развязно переспросила Бриллиантовая девочка. – Просто бьет ключом. Живем полноценной жизнью. В клубе «Мед» такой нет.
Она выглядела, должен вам сказать, далеко не такой жизнерадостной, как обычно в последнее время. И не такой сексуальной тоже. Ей надо следить за собой. Если она потеряет свою привлекательность, она потеряет жизнь.
– Тебе надо хорошо питаться, – сказал я ей.
– Как это правильно, Эшли! – она подбросила в воздух булочку и ловко ее поймала. – Нужно что-то такое, что внесет разнообразие в мою жизнь. Кто захочет пользоваться вон тем заведением каждый день? – она кивнула в сторону «ящика для котят».
«Да, она сегодня Зануда Редкая».
На этот раз, когда она бросила в меня булочку, мне пришлось уклониться.
Дерзостью, насмешливым отказом она снова покорила меня. И она прекрасно понимала это. Я мог судить об этом по ее глазам. По тому, как они светились, по тому, как они горели.
И она знала, что я это понимаю, потому что улыбалась, потягивалась, зевала, потом повернулась к Ее Светлости, остававшейся в глубине клетки.
Я уставился на зад Бриллиантовой девочки, и меня снова наполнил поток желаний. Но я сдержал себя от такой глупости. Я слишком устал, чтобы ясно думать. И все же, отправившись в обратный путь, я не удержался, чтобы не оглянуться. Нет, не просто оглянуться. Я искал предлог, любой предлог, чтобы нарушить дисциплину, изменить собственной сдержанности. Если бы Бриллиантовая девочка вот сейчас поцеловала бы свою подружку, или подняла ее футболку и начала сосать ее грудь, я бы потерял над собой всякий контроль. Я был так близок к этому, что закачался, как фарфоровый Ванька-встанька на краю стола.
Но девочки только перешептывались. А когда я подошел к лестнице, то споткнулся о булочку. Последнее, что я услышал, был их смех.
Пришло послание по телефону. Одиннадцатое после вчерашней проверки. Это мне уже начинает мешать. Надо поменять номер, но что это даст? Его и так нет ни в каких списках. А репортеры, должно быть, подкупили кого-то на телефонной станции. Или торгуют моим номером, продавая его друг другу.
Я одно за другим убирал послания.
Но когда я услышал этот голос, пальцы у меня застыли. Я не поверил своим ушам. Лорен Рид. Она прибыла в Моаб на поиски Ее Светлости. Шлюшка от прессы. Мало того, что она пробилась в книгу, встав рядом со мной, так она еще и явилась сюда, затеяв какую-то игру, чтобы получить еще большую популярность. Она «настаивает на встрече со мной»!.. Да кто она такая, чтобы настаивать, когда дело касается меня! «Это срочно», – излишне добавила она. Сомневаюсь, что до ее туповатых мозгов доходит смысл слова «тавтология». Эта женщина ничем не примечательна – глина на гончарному кругу горшечника.
У меня не было сил ответить на ее звонок, но то, что она здесь, подтвердило мои догадки. Она делает себе карьеру с помощью Пустозвона. Меня бы удивило, если бы она приехала сюда подышать свежим воздухом.
Уничтожить послание. Очень бы мне хотелось проделать то же самое и с ней самой.
Еще бы мне хотелось хоть немножко вздремнуть. Каждый раз, как я подумаю о том, что Бриллиантовый сделал с рукой Веселого Роджера, меня так и подбрасывает.
Руку уже не вернешь. Ее ничем не заменишь. Это не любимая пивная кружка дядюшки, которую можно склеить. Сотни осколков и миллион пылинок вместе не соберешь. Он уничтожил мое искусство. Уничтожил мою скульптуру! Уничтожил месяцы труда, и все, что он смог сказать по этому поводу: «Мне очень жаль».
Мне очень жаль.
Жалкие слова. Если бы я получал доллар каждый раз, как слышу их, то мог бы уже отправиться в круиз по Тихому океану.
Отделаться от Бриллиантового – большое счастье. Его судьба была предрешена с самого начала. Я понял это, как только увидел, как он скрючился за тележкой, подвывая, словно дворняжка. Он должен считать, что ему еще посчастливилось. Он и сам пришел бы к этому выводу, если бы знал о судьбе остальных. Любой из этих дураков согласился бы променять свое бронзовое бессмертие на его мгновенный уход. Большинство променяли бы, не задумываясь.
Глава двадцатая
Еще один глоток, и она все выплюнет. Лорен рассматривала мутное коричневое варево с тем же подозрением, с каким бы смотрела на Эшли Штасслера, если бы им довелось встретиться. Она поставила стакан на стол, добавив его к посуде из-под воды, которую они с Раем выпили за последние полчаса. Она бы сейчас многое отдала за стакан милого холодного пива. Вот результат еще одного дня в пустыне, который принес очередное глубокое разочарование.
– Все дело в температуре, – высказал предположение Рай, заметив отвращение на ее лице и рассматривая свой темный стакан. – Они не хотят портить вкус, подавая его слишком холодным.
– Пожалуйста, испортите вкус. Никаких возражений, – простонала Лорен. – Думаешь, они вышвырнут меня за дверь, если я попрошу стаканчик со льдом?
Рай рассмеялся.
– Слушай, – продолжала она. – Я пойду туда. Я не вернусь в Портленд, пока не увижусь с этим парнем.
До того как их отвлек противный вкус кофе, они говорили о Штасслере.
– Прекрасно. Я пойду с тобой, – кивнул Рай и отодвинул в сторону свой стакан.
– Нет, не надо, – так твердо объявила она, что лежащий у ее ног Лерой даже открыл один глаз. – Этим ты можешь испортить с ним всякие отношения. Это погубит книгу. И вообще, какой в этом смысл? Я достаточно взрослая. Могу сама о себе позаботиться. Тем более, что твоя книга становится все интересней и интересней.
– Только вот причина не та, что надо.
– Какие бы ни были причины, но книга выйдет много интересней, чем ты себе это предполагал.
Эшли Штасслер, по мнению Рая, имел на счету не только пропавшую Керри Уотерс. Вот уже два дня как пропал и Джаред Нильсен.
– Не верю, что он просто сбежал, – сказал Рай.
Лорен тоже в это не верила. Они рассказали шерифу Холбину о страстном желании парня сходить на ранчо Штасслера и поискать там девушку. Они также рассказали Холбину о шахте. Выяснилось, что шериф уже знал об этом. И он осадил их, когда стало понятно, что они подозревают, – он не догадался навести справки в отделе шахт. А результаты их расследования шериф назвал не имеющими никакой ценности. А по поводу желания, высказанного Джаредом, шериф ответил, что это явление «обычное, как божий свет». Все убийцы, жулики и бандиты заявляют о желании раскрыть преступление, которое сами же и совершили.
– Разве вы не слышали о таком? – спросил он. – Все они так и делают. «Я пошел искать убийцу». Или «Я пойду и найду, кто украл у моей матери телевизор». А тем временем играют в гольф или обкуриваются очередной дрянью. Для меня это пройденный этап.
Может быть, оно и так. Но это не поколебало уверенности Лорен в том, что шериф должен выписать ордер на обыск во владениях Штасслера.
– Думаешь, они вернутся туда? – спросила она Рая.
– Ты имеешь в виду с ордером на обыск? Разобрать все место на кусочки?
Лорен кивнула.
– Нет, – Рай взял свой стакан, посмотрел на него и поставил обратно. – Не думаю, что они это сделают. Холбину нужна хоть какая-то ниточка, которая связывала бы исчезновение этих двух ребят со Штасслером.
– Да у него она уже есть! – воскликнула Лорен. – Керри работала там, а Джаред сказал, что пойдет туда.
– Тут действует закон о частной собственности. И они не вломятся в чьи-то владения из-за какой-то причуды. Особенно, когда речь идет о местной знаменитости.
– Так им нужно какое-то свидетельство? – возмутилась Лорен. – Например, окровавленная рубашка? Или запачканные кровью трусики?
– Ну, это уж слишком драматично, но что-то в этом роде.
– А что ты тогда скажешь о велосипедных штанах с вырванной промежностью? – она сложила руки так, словно складывала картинку. – Или те не вписываются в их поиски?
– Ну, это они назовут дымящимся ружьем.
– Когда я пойду туда, я буду смотреть во все глаза. Может, эти штаны и висят у него в гардеробе.
– Лорен, – попросил Рай с подчеркнутой терпеливостью.
– Нет, но ты же сам это только что сказал, не так ли? Что без подобного «свидетельства» мистер Эшли Штасслер неприкасаемый.
Она говорила так громко, что за столом, где сидело около двадцати человек с бородками и кольцами в носах, услышав знаменитое имя, зашевелились.
Рай наклонился вперед и тихо заговорил:
– Я не говорю этого. Не путай меня с шерифом Холбином. Я на твоей стороне. Но как ты туда попадешь? Ворота он держит на запоре.
– Но это же не крепость. Ты же сказал, что там забор из колючей проволоки с воротами для скота. А ключ висит на задней стороне столба.
– Это было сделано потому, что он знал, приду я. Не думаю, что он держит его там все время.
– Тогда я просто перелезу через забор и пройду внутрь. Там всего-то километра три, правильно?
Рай покачал головой, но все же улыбнулся.
– Ну и игру ты затеяла.
Он взял ее за руку, но она, убрав руку, откинулась на спинку стула.
– Нет, не так. Я не пойду туда. Но я не могу уехать, не повидав его. Возвращаясь домой, я должна быть уверена, что сделала все, что в моих силах.
В эту ночь они занимались любовью с особым пылом, так, словно это их первая и последняя встреча. Она открыла ему самое сокровенное. Очень пылкий и искренний, он ничем не напоминал других мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться. Они давала обещания и нарушали их. А художники в большинстве случаев влюблены в собственное величие и в саму любовь.
Лорен принимала Рая с благодарностью, которую никогда раньше не испытывала. Его пальцы гладили ее лицо, а его губы вытирали слезы – те, что она пролила в минуты счастья. Посмотрев в ее влажные глаза, он сказал, что любит ее.
Глава двадцать первая
Я снова проспал всю ночь, с восьми до половины седьмого. Я уже несколько лет не спал так хорошо. Должно быть, на это повлияло облегчение, которое я испытал после возрождения Семейного планирования № 9. Мои дорогие Джун, Веселый Роджер и сынишка. На меня нашло вдохновение. Мне вовсе не надо терять их. То, что случилось с Веселым Роджером, только добавит «гуманизма» в мое произведение, нанесет удар «высокомерию», в котором меня обвиняют некоторые тупые критики. Миллионы людей теряют руки. И это естественно. Я обратил на них внимание. А что касается плоти Вандерсонов, то она найдет себе место в насыщенной известковой ванне, куда отправлялись и все остальные. Потом их остовы займут свое место в параде скелетов. Приятное дополнение. Так что их земное существо уже забыто, но их тела будут жить в вечности.
Только человек, находящийся в мире с самим собой, может крепко спать. Мне приснился сон, странный сон, полный насилия. Он длился недолго, но именно он и разбудил меня. Мужчина издевался над своей женой, возможно, даже бил ее. Рядом с ней мальчик, которому не более восьми лет. Но каким-то образом мужчина загнан в угол. Жена достает из чулана ружье и подходит к нему. Он, как краб, ползет назад, пока не упирается спиной в стену. Думаю, все это происходит на кухне. Он ужасно стонет – воет от страха. Она наводит ствол ему на грудь. Я даже вижу два больших отверстия, и она... нажимает на курок.
ЩЕЛК.
Осечка.
ЩЕЛК.
И снова осечка. Она поворачивается, чтобы убежать. Хватает ребенка. Мужчина поднимается на ноги. Теперь его стоны превращаются в рев. Он собирается свести с ней счеты. Он хватает пилу, ту, что используют при распилке бревен, и бросается за ней. Он собирается распилить ее на кусочки, как мясник.
Что это такое? Наверное, в этом есть какой-то отголосок прошедшего дня. Ненавижу насилие. То, что я делаю в подвале, не похоже на насилие.
Однако я создаю произведения искусства и мне нужен для этого материал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53