— Адвокат, — усмехнулась Дженни. — Он никого не уважающий дьявол, хотя, надо сказать, он квалифицированный никого не уважающий дьявол. На самом деле у него хорошая репутация, когда доходит до законов криминалистики, — в Ассоциации юристов очень хорошо о нем отзываются, — он просто тигр в зале суда, я видела его в действии. Конечно, знаменитое умение ирландцев владеть своим языком..
Сержант Трендл, проверявший список предыдущих владельцев Ашвуда, сказал, что, похоже, Лайам Дэвлин предоставил им подлинную информацию о земле.
— В большинстве своем ею владели краткосрочные предприниматели, которые считали, что они заключают отличную сдел1су, а потом, когда понимали, что это была совсем не отличная сделка, долго не могли избавиться от этой земли.
— Мы так и думали. Я думаю, Дэвлин чист, но мы должны позвать его на этот эксперимент с фильмом, хотя лучше иметь при себе щепотку соли, когда разговариваешь с ним. Ты читал когда-нибудь Шекспира, Трендл?
Трендл сказал, что не читал.
— Есть такая строчка в одной из пьес: «Первым делом убьем всех юристов», — сказала инспектор. — Запомни это. Всегда следи за юристом, Трендл.
Сержант Трендл, который с трудом ладил с инспектором, когда она была в таком настроении, предложил, если уж они заговорили о юристах, позвать и второго.
— Эдмунд Фэйн? — мягко сказала Флетчер, — О да, я хочу, чтобы он тоже был там.
— Вам он не нравится?
— Я не доверяю ему, Трендл. Так что мне плевать, придется ли тебе взывать к Великой хартии вольностей или к европейскому Закону о правах человека, но сделай так, чтобы они там были.
Эдмунд был не очень рад, когда ему позвонил сержант Трендл и вежливо попросил приехать на «Квандам фильме» в субботу днем с целью посмотреть знаменитую «Альрауне» фон Вольф.
Эдмунд считал абсурдным показывать фильм. На самом деле он вообще считал, что фильм был утерян много лет назад. Он не был утерян? Никогда не был утерян? О, хорошо, Эдмунд, в принципе, особо не интересовался этими старомодными фильмами и книгами. Но, конечно, если полиция настаивает, он приедет.
Вообще-то он даже обрадовался, поняв, что снова увидит Люси, и, по правде говоря, это может быть интересно — посмотреть на нее в ее профессиональной среде. Будет ли на ней узкий черный деловой костюм? И будет ли возможно поужинать с ней после просмотра? Может быть, она снова пригласит его к себе. Его мысли умчались в будущее, и он увидел их вдвоем, сидящих за маленьким столиком в глубокой оконной нише, а потом перемещающихся к этой мягкой софе у камина... А потом?.. Неожиданно он почувствовал сильное удовольствие при мысли, что его отец спал с бабушкой Люси много лет назад, а сам Эдмунд вечером в субботу может переспать с Люси. В этом была какая симметрия, и это ему нравилось. Я не повторяю то, что ты сделал, сказал он образу Криспина у себя в голове. Я действительно не повторяю.
«Нет? — насмешливо спросил голос Криспина. — Что бы ты ни пытался сделать, симметрия слегка смещена. Но, в любом случае, давай направимся туда, дорогой мальчик. Внучка Лукреции... О да, Эдмунд, о да, давай направимся туда...»
Эдмунд набрал номер Люси и рассказал о звонке Трендла. Он не собирался ехать на машине. Все эти пробки и парковка в Лондоне в субботу... Он поедет поездом в двенадцать тридцать. Поезд придет как раз около двух, и он сможет съесть по пути в поезде свой ланч.
— Но я не знаю, что делать потом. Может быть, мы перекусим где-нибудь вместе? Последний поезд назад отходит в десять, так что у меня будет много времени.
— О, какая жалость, — тут же сказала Люси, — я занята после просмотра. Но ты можешь легко сесть на поезд в шесть пятнадцать, да?
— Думаю, да, — с досадой сказал Эдмунд. — Приеду домой довольно поздно и ничего не поем до половины девятого. Ничего не поделаешь.
Люси чувствовала себя виноватой, солгав Эдмунду, что занята, но она также чувствовала облегчение, что предотвратила возможность провести с ним вечер. Днем он наверняка будет всем надоедать, отпуская острые замечания относительно собственного деликатного пищеварения и относительного того, как он съел сэндвич Британской железной дороги на ланч и допоздна не приедет домой поужинать. О, проклятый Эдмунд, раздраженно подумала Люси. Я отказываюсь чувствовать себя виноватой из-за него. Он может прекрасно съесть что-нибудь перед тем как поехать назад. Компания расположен в самом центре Сохо, ради бога, там еда на каждом шагу!
И по крайней мере не будет ошеломляюще незнакомых приемов обольщения со стороны Эдмунда, с которыми нужно бороться, или резких объятий над кофеваркой, которые нужно отражать. Люси была не уверена, что она сможет справиться с влюбленным Эдмундом и увидеть Лукрецию в роли Альрауне в один и тот же день.
Глава 25
— Господь Всемогущий! — сказал Лайам Дэвлин, оглядывая кинопроектор, установленный для просмотра «Альрауне». — Вы уверены, что для того, чтобы включить эту штуку, нужно электричество? Если вы скажете мне, что она работает по принципу волшебного светового маячка, я не удивлюсь.
Дэвлин опоздал на просмотр, и Эдмунд считал это доказательством того, каким пустым человеком был Дэвлин. Черные волосы Дэвлина более чем когда-либо нуждались в расческе, не говоря уж о стрижке, на нем были кордовые брюки, старый свитер и длинный плащ, который выглядел так, как будто его гладили в темноте. Эдмунду было досадно, что Майкл Соллис очень дружелюбно пожал руку Дэвлину. То, что Эдмунд помнил о Соллисе с похорон Деборы Фэйн, говорило, что Соллис не мог иметь много общего с этим позорящим всех Дэвлином. Эдмунд также заметил, что все присутствующие женщины слегка распрямились, когда вошел Дэвлин, все, включая Люси. Это сильно раздражало Эдмунда, и он довольно резко заметил, что Дэвлин опоздал к началу просмотра на добрых двадцать минут.
— Да, я опоздал, — согласился Лайам, — и я прошу прощения, потому что точность — вежливость королей, хотя я не думаю, что конкретный король, который сказал это, когда-либо пытался проехать по Лондону в субботу днем. Это почти столь же коварное занятие, как пересечение Стикса, хотя вообще-то со Стиксом все гораздо легче, потому что вы можете подкупить паромщика, чтобы не стоять в очереди. Я могу сесть куда-нибудь, раз уж я здесь?
— Садитесь, куда хотите, — сказала инспектор Флетчер, и Лайам оглядел комнату, а потом сел рядом с Люси.
— Вы внучка развратной баронессы, — сказал он, и Эдмунд счел это замечание неуместным, но Люси, казалось, не возражала, — так что, если этот фильм очень уж претендует на интеллектуальность и в нем полно скрытых смыслов, вы сможете по ходу дела объяснить мне все это. Я на самом деле никогда не видел Лукрецию фон Вольф в кино, да я вообще ни разу не видел немого кино, раз уж мы об этом заговорили. Хотя я, — неожиданно добавил он, — где-то слышал музыку Конрада Кляйна, и она невероятно хороша.
Он секунду глядел на Люси, а потом сказал:
— Он ваш дедушка?
— Это никогда не было доказано, но мы уверены, что да, — спокойно сказала Люси, а Эдмунд сжал зубы, услышав такое бестактное замечание. Люси посмотрела на инспектора: — У меня есть музыка, написанная Конрадом Кляйном в качестве фона для «Альрауне». Это старая виниловая запись, будет потрескивать, ведь она почти такая же старая, как фильм. Она была записана вскоре после премьеры, но я слушала ее, и мне кажется, имеет смысл ее включить. Я знаю, вы говорили, что нет большой необходимости слушать ее, но раз это возможно, я решила, что надо ее захватить. Мы можем поставить ее в патефон, когда начнется фильм, и, если нам повезет, она будет идти синхронно с пленкой.
— Я бы хотел послушать, — тут же сказал Лайам, — если инспектор Флетчер не возражает.
— И я бы хотел, — это был Майкл Соллис.
— Конечно, давайте послушаем, — сказала Флетчер и кивнула работнику студии, который увлеченно рассказывал сержанту Трендлу об остановке, действии, зубчатых колесах и выходе.
Свет выключили, хотя было не так темно, как в кинозалах. Эдмунд считал, это было из-за того, что персоналу «Квандам» приходится делать заметки, пока они смотрят фильмы. Их рассадили в беспорядке. Всего несколько стульев стояло вокруг пары столов, хотя на одном из столов был компьютерный терминал. В комнате, конечно, не было окон, и экран занимал три четверти дальней стены. Однако Люси позаботилась о том, чтобы принесли чай и кофе, и Эдмунд считал, что это уже кое-что.
Когда пластинку установили в патефон, через динамики прорвался короткий треск, и проектор зажужжал, начав крутить пленку. На экране показалась вспышка света, а потом там появился пучок белого света, тут же сменившийся символом немецкой киностудии.
Люси думала, что сможет абсолютно спокойно смотреть этот фильм, но, как только зазвучала музыка Конрада Кляйна, ее сердце больно забилось в груди, и она снова поняла, что кусочек давно ушедшего мира вот-вот должен был снова предстать перед ними. В прошлом есть такое, что нужно оставить в покое, думала она. Что-то, чему нужно позволить умереть, и, мне кажется, это как раз оно.
Первые сцены фильма показались ей более мрачными, чем она помнила, или, возможно, тогда она была просто слишком молода, чтобы почувствовать эту темноту. Однако теперь она была готова, и она была взволнована. Как суть фильма повлияла на то, что последовало после? Ведь на ум неизбежно приходила параллель между сумасшедшим создателем Альрауне и ужасными попытками нацистов вмешиваться в развитие человеческой жизни — эксперименты на евреях и на близнецах... Удивительно, что фильм предвосхитил их на десять лет, думала Люси.
Само зачатие Альрауне в тени виселиц выглядело почти целомудренным по сравнению с некоторыми сценами из современных фильмов, но все равно это было невероятно вызывающе, и сама музыка в этот момент была сексуальна. Она была ритмична, и с романтичной точки зрения могла быть биением сердца влюбленного, а с комичной стороны — звуком скрипящих пружин кровати. А потом, послушав музыку вновь, можно было решить, что это звук виселицы, скрипевшей и колыхавшейся от веса тела повешенного убийцы... «Как бы я хотела быть с вами знакомой! — сказала Люси призраку Конрада Кляйна. — Семья считала, что вы всегда были слегка в тени Лукреции, но я думаю, вы бы мне очень понравились».
Сцены перетекали одна в другую — для человека, привыкшего к технологиям двадцать первого века, переходы были не до конца плавными, но монтаж был достаточно мягким, чтобы не раздражать. Люси стало интересно, работает ли эксперимент инспектора Флетчер, каким бы он ни был. Она оглядела комнату. Лицо Майкла Соллиса частично было в тени. Он мало говорил, когда приехал, но, казалось, был рад снова увидеть Люси. Майкл смотрел фильм с интересом. Он сидел рядом с Франческой Холланд, коллегой Трикси Смит, которая подняла тревогу, когда Трикси исчезла. Люси подумала, что Франческа не была очень красивой, но ее лицо было из того рода лиц, на которые хочется глядеть все время. Она внимательно смотрела фильм, и, когда проститутка, которая была матерью Альрауне, обращалась с речью к ученому, Люси увидела, как они с Майклом обменялись понимающими улыбками, как будто обоим эта сцена что-то напомнила или они увидели в ней какую-то аллегорию.
Справа от Люси сидел Эдмунд. Он смотрел фильм поверх очков, и в его взгляде читалось едва скрываемое неодобрение.
Лайам Дэвлин справа от Люси смотрел фильм с неожиданным вниманием. Но, словно почувствовав взгляд Люси, он слегка повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и улыбнулся ей слегка иронично. У него был подвижный рот, как у большинства ирландцев, и очень сообразительные, очень понятливые глаза. Люси моргнула и резко повернулась назад к экрану, на котором ученый, уже понимая ужасные результаты своего эксперимента с виселицами, среди ночи нес свое хмурое и бездушное дитя, чтобы оставить его под присмотром монахинь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69