— Сильвия, позови Рили. Узнай, какие грузовики ходят в Лонг-Айленд.
В Лонг-Айленд грузовики ездили за тросами. В случае забастовки водителей, перевозящих цемент, можно будет закрепить конструкцию тросами и продолжать возведение стального каркаса, пока забастовка не кончится. Конечно, он не хотел этого — такая мера могла быть только временной: стоит трос немало, придется платить и рабочим, но собеседнику следовало напомнить, что все здесь — в его власти. Крис сказал:
— После составления списка требований приходите снова, — и когда тот ушел, откинулся в кресле без сил, чувствуя себя разбитым.
За все надо платить. Теперь он знал, почему отец потерял самообладание в разговоре с Рендиди — он просто был не способен выносить вымогательства. Отдавать свои деньги, заработанные таким потом, было невыносимо. Вечером, провожая Тони в аэропорт, он сказал:
— Если бы Рендиди пришел сам, я мог бы убить его.
— Скажи ему, чтобы он трахал самого себя.
— Это может сойти с рук в Гарварде. Здесь я должен помнить, что мне приходится иметь дело с этими ублюдками.
— Эту же ошибку делал отец.
— Я многому научился на ошибках отца. Главное — надо держать себя в руках.
— И сделать эту систему вечной, — холодно сказал Тони.
— Ты взлетел очень высоко над всеми нами. А мне приходится быть внизу и продолжать дело.
— Значит, ты смотришь на вещи иначе, чем все мы.
— Кто это — мы?
— Целый город. Страна. Демократия — неустойчивая вещь, а ты подрываешь ее своими выплатами мафии.
— Я говорю о деле.
— О деле? Посмотри на воду.
Они ехали вдоль залива, вклинивающегося в Нью-Йорк с Атлантики. Несколько ржавых сухогрузов стояли на якоре. Если не считать одинокого буксира, бороздящего водную гладь, залив был пуст.
— Ну и что?
— Где сейчас корабли?
— Какие корабли?
— Когда мы были детьми, отец водил нас на пристань смотреть корабли. Ими была полна вся гавань, помнишь? А сейчас все пусто. Мафия при помощи профсоюзов влезла в этот бизнес, и лучшая бухта в мире сейчас пуста. Ты хочешь видеть то же самое у себя на стройке?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Если ты не понимаешь, что надо просто быть честным, посмотри на это с точки зрения выгоды.
— Я смотрю с точки зрения ответственности. Я хочу сохранить компанию отца.
— И также продолжать платить мафии? Деньги — это власть. Люди — такие, как ты, — дают мафии эту власть, и она заставляет остальных платить ей, как это делаешь ты и делал отец.
— Я оторву твою чертову голову, если ты не перестанешь так говорить об отце.
— Тогда почему ты не попытаешься сделать это? — ответил Тони. — Просто это ничего не изменит. Если ты будешь продолжать платить этим ублюдкам, ты наверняка пересечешь линию, за которой возврата назад не будет. Они станут твоими хозяевами навсегда. Тогда мы — я и ты — окажемся в разных лагерях.
— Но мы — одна семья.
— Только не надо об этом. Семья — это то, о чем говорил отец. Теперь его нет... Разве ты не видишь, что одна из главных вещей, делающих безопасной нашу жизнь, — это то, что отношение к тебе как к гражданину важнее отношения к тебе как к члену какой-нибудь семьи?
— Включая братьев?
— Особенно братьев. Люди должны понимать свою ответственность за положение дел в этой стране.
— Что с тобой? Ты смотришь на вещи только с одной точки зрения. Кто, дьявол, дал тебе право судить, что хорошо, а что плохо?
— Никто не давал, — сказал Тони. — Существует закон.
— Закон не учитывает реальных особенностей. Надо хотя бы немного понимать проблемы обыкновенных людей. Почему ты такой твердолобый?
— Я вижу, как ты распустил слюни перед теми, кто убил твоего отца.
Крис развернулся и ударил, вложив в удар всю свою ярость. Тони успел отпрянуть, но кольцо на руке Криса, которое ему подарили по окончании средней школы, расцарапало щеку. Когда Крис увидел кровь, он пришел в себя.
— Я прошу прощения, — сказал он, мысленно поклявшись убить Рендиди. И боссов Рендиди, и боссов его боссов. Вплоть до дона Ричарда. Заставить их потерять то, что потерял он. — У тебя течет кровь... Очень больно?
Тони достал пластырь и наложил на порез.
— Тебе не нравится правда?
— Мне жаль, что я тебя ударил. Тебе не следовало этого говорить.
Крис медленно проехал мимо автостоянки прямо ко входу в аэровокзал.
— Ты не можешь припарковать машину?
— Если ты хочешь мне что-нибудь сказать, то напишешь в письме.
Тони, казалось, это задело.
— Послушай. Я хочу сказать прямо. Я собираюсь работать на государственной службе, и если ты будешь якшаться с мафией, у меня возникнут проблемы.
— Я не буду для тебя проблемой.
Тони выбрался из машины и прошел сквозь двери аэровокзала. Крис смотрел, как он уходит. Вдруг он выскочил из машины, вбежал в вокзал и догнал Тони у самой регистрации.
— Эй, нас осталось только двое... Я хочу с тобой попрощаться.
Тони выдавил из себя улыбку:
— Убери руки, паршивая гиена. Ты хочешь, чтобы эта дама считала, что я — голубой?
Крис все же обнял его, удивившись, какой Тони худой.
— Желаю тебе хороших отметок.
— А ты измени свое поведение.
— Может быть, я изменю имя.
— Это одурачит других, но не нас с тобой.
Крис спросил:
— Мы увидимся на Рождество?
Все же то, что их осталось двое, важнее всех вымогателей на земле. Тони посмотрел на него немного свысока и равнодушно сказал:
— Конечно... Рождество...
Крису сделалось так тоскливо и одиноко, что захотелось побывать на могиле родителей. Он сел на ограду и погладил землю на могиле матери. Неужели боль по отцу когда-нибудь утихнет, как утихла боль от смерти матери? Но ее никто не убивал. Некого было проклинать, кроме Бога и болезни, и некому было мстить.
— Отец, что же, черт побери, я должен сделать?
Глупый вопрос. Отец всегда говорил: «Когда тебя загнали в угол, старайся откупиться от этих ублюдков».
* * *
Когда служащий мастерской пришел снова со своими требованиями, Крис сжал кулаки.
— Я хочу сказать сразу — никто не должен подкладывать мне свинью. Я буду следовать вашим правилам, если то же будете делать вы. Но если вы помешаете работам или запросите слишком много, будете угрожать мне или моему брату, то наплюете в колодец, из которого пьете...
— Послушай, Крис, я думаю...
— Передай своим людям то, что я сказал. Они уже убили моего отца. Мне терять нечего.
* * *
Воздух был холодным и свежим, с запахом дерева. На опавших листьях блестели капельки росы. Он снова остановился у кладбища по дороге на работу, чтобы смахнуть листья с могилы.
— Как поживаешь, Крис?
Он выпрямился. Отец Фрей, священник его матери, стоял рядом. Крис снова нагнулся, чтобы убрать листья.
— Тони уехал учиться, святой отец, а мне приходится руководить компанией.
— Я думаю, твой отец этому бы обрадовался. Мне говорили, твое здание стремительно растет.
— Удается соблюдать график.
— Ты, должно быть, самый молодой генеральный подрядчик в Нью-Йорке?
Прошлая весна была очень сухой, и сейчас новая трава росла плохо. Но Крис не согласился нанять садовника для ухода за могилой — пусть все идет, как идет.
— Что я могу для вас сделать, святой отец? Я хотел бы побыть здесь один.
— Я собирался тебя навестить. Нам нужно поговорить.
— О чем?
— Может, ты знаешь, что твоя мать поддерживала «Шинн Фейн» на протяжении нескольких лет?
— Я знаю, что она давала деньги на какие-то ирландские дела.
— И очень большие суммы.
— Она так и не смогла заставить отца воспринимать ее церковь серьезно.
Его мать понимала католическую веру на манер многих американцев ирландского происхождения, считая, что человек общается с Богом посредством священника и папы римского. Отец его думал по-другому: как все крестьяне из Южной Италии, он испытывал мало почтения к попам.
Священник проигнорировал это замечание.
— Меня просили выразить благодарность. Они понимают, что деньги, которые предоставлялись вашей матерью, принадлежали вашему отцу и отпускались именно им.
— Они? Террористы? Несколько странных типов посещали госпиталь. Деньги моей матери использовались для приобретения оружия, не так ли?
— Ваша мать хотела, чтобы осуществлялось нужное дело.
— У моей матери было много страхов и предрассудков. Она с той же легкостью могла отдать деньги коту.
— Ваша мать твердо знала, что делает.
— Не знала. Но возвратимся к теме. Вы хотели бы знать, будут ли деньги поступать и дальше?
— Я думаю, эта мысль посещала их голову. — Отец Фрей чуть заметно улыбнулся. — Вы — исполнитель воли ваших родителей.
Криса никогда не покидала мысль о мести. Он твердо знал, что когда-нибудь уничтожит Рендиди. Но опыт уже подсказывал ему, что все его планы мести являются детскими. Все они навлекут на него мощь полицейского аппарата с десятками детективов, такими же проницательными, как дядя Имон. Поэтому он должен быть умнее и создать что-то новое, о чем полицейские не могли бы и подумать.
Он взглянул на священника, и вдруг в голову пришла интересная мысль. Почему бы не нанять профессионалов подобно тому, как он нанимал менеджеров, адвокатов и рабочих? Он улыбнулся, и это удивило священника. Нанять профессионалов, которые не входят в американскую организованную преступность! Крис спросил священника:
— Как я узнаю, что мои деньги попадут к Ирландской республиканской армии?
— Вы полагаете...
— Здесь есть прекрасные возможности для грязных игр. К примеру, завернуться в ирландский флаг и попытаться потрясти людей, оставшихся без родителей.
Глаза священника блеснули, но он овладел собой: человек, служащий Богу, должен быть выше оскорблений.
— Придите в мою церковь и спросите о моей преданности Ирландии.
— Мне нужны доказательства.
— Доказательства?
Крис глубоко вздохнул, подумав, что сейчас вступает в совершенно новую стадию своей жизни.
— Вы можете предоставить доказательства?
— Что вы имеете в виду?
— Познакомьте меня с тем, кто сможет меня убедить.
Священник смотрел на него некоторое время и вдруг поднял голову:
— Вы хотите встретиться? Хорошо, Крис. Вы убедитесь сами.
* * *
Джон Райан, мужчина средних лет, одетый неброско, находился в стране нелегально. Он встретился с Крисом, как обещал священник, в ирландской пивной на Второй авеню. Крис взял его с собой на бейсбол, где они провели весь день, а поздно вечером повез Райана к дому священника, так и не узнав, как можно нанять убийцу.
— Вам что-то нужно, — заметил Райан. — Отец Фрей рассказал мне, что случилось.
— Вы не хотите встретиться в ресторане «Чарли О» завтра?
Когда Крис приехал на строительную площадку, он забрался в кабину гусеничного крана и просидел там остаток вечера и ночь, раздумывая, чем может быть ему полезен Джон Райан. Уже наступил рассвет, началось движение по улице, а он все еще не мог принять решение. На то, чтобы решиться взвалить на свои плечи бизнес отца, он потратил гораздо меньше времени.
Во время встречи с Джоном Райаном он показал ему фотографию Джо Рендиди.
— Он живет в Бруклине. Если в газетах появится сообщение, что он мертв, ирландская республиканская армия получит пять тысяч долларов.
Райан взглянул на фотографию. Тремя днями позже эта же фотография появилась на первой странице «Нью-Йорк пост». Он был убит тремя выстрелами — двумя по ногам и одним в затылок.
* * *
Вечером Крис Таглион сидел в баре «Чарли О». Он чувствовал себя много старше своего возраста, удивительно усталым и разбитым.
Бар был полон, и он подумал, что следует быть осторожным, оплачивая услуги своему орудию мести. Как ни странно, он не испытывал никаких чувств после смерти Рендиди. Почему, спросил он себя, не чувствуется облегчения?
Он медленно выпил горячий дымящийся кофе.
Он хотел стереть Рендиди в порошок, но сейчас, после того как ясно представил себе его смерть — летящие пули, падающий Рендиди, — подумал, что хотел бы, чтобы Рендиди был не убит, а страдал остаток жизни так же, как страдает он сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53