..
— Черт тебя дери, не двигайся!
— Я не двигаюсь!
— Ты только что подвинулся! Я видела, ты подвинулся!
— Я никуда не двигаюсь!
Их разделяло двенадцать футов, может, чуть больше.
Времени хватит на два выстрела, может быть, три...
— Как ты думаешь, кто ты такой? — Слезы катились по ее щекам. — Что ты себе воображаешь...
Продолжая пятиться, она уперлась в стол. Телефон был в пределах ее досягаемости.
— Я здесь по делу. Для ЦРУ. Для твоего отца...
— Мой отец не занимался таким дерьмом!
— Прошу тебя, выслушай, пожалуйста, только выслушай...
Заметил, что выражение ее лица стало оцепеневшим, бессмысленным.
Потерянный взгляд, рот открыт. Взгляд устремлен мимо Джона, на телевизор.
Медленно обернись и посмотри.
Звук выключен, картинка цветная, предрождественская дата в титрах внизу экрана. Высоко закрепленная камера, направленная под углом вниз, снимала разговор двух мужчин в странной гостиной.
Полностью одетых мужчин! В кадр попадали спина и плечи одного, сидевшего на кушетке, другой сидел, нервно ерзая, на стуле напротив.
Воспользуйся Фонг пистолетом в доме Фрэнка, и закон будет на ее стороне. Не отрывая глаз от экрана, Джон пошарил по кофейному столику в поисках пульта и включил звук.
— ...я никогда не делал этого раньше, — говорил мужчина, сидящий на стуле. Он в смущении отвел взгляд от человека, сидящего на кушетке.
— Все когда-то делали первый раз, — заметил мужчина на кушетке. В кадре были видны только его плечи и затылок. Судя по всему, он был одет в черную комканую куртку. Его темные волосы были собраны на затылке в крысиный хвостик.
Повернись. Дай посмотреть на твое лицо.
Экран погас, закружился черно-белый снег.
Снова мигнул, те же люди в той же гостиной.
Мужчина на стуле — лицом к камере. Модная прическа, голубая рубашка, спортивная куртка, плотное телосложение, на вид лет сорок.
«Однако ты не знаешь о камере», — подумал Джон, наблюдая за глазами мужчины. Его взгляд не был прикован к объективу, но он и не избегал смотреть в этом направлении. Он говорил и двигался, как актер, достойный «Оскара», или как неизвестная звезда: «человек на стуле».
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Не то чтобы я не был благодарен за предложенную работу, я только хочу сказать...
Второй «актер», продолжавший сидеть на кушетке спиной к камере, прервал его.
ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. Рад помочь тебе. Мы создаем великое братство. Ты заслуживаешь...
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Видите ли, дело в том, что...
Он наклонился к кофейному столику. Человек на кушетке подался вперед...
Экран опять заполнился черно-белым снегом.
Фонг по-прежнему стояла за спиной Джона. Они наблюдали за тем, как на экране крутилась и плясала «снежная» метель.
Экран моргнул, и опять появились те же двое в той же гостиной, по-прежнему сидевшие каждый на своем месте.
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. ...я только хочу знать это наверняка.
Ч ЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. Все хотят знать наверняка. Однако ты уверен в себе?
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Уверен. Вроде бы уверен. Да, я уверен.
ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ У тебя нет никаких оснований беспокоиться. Ты должен послать все это дерьмо куда подальше, правильно?
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Верно.
ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. В общем-то все дело — сущий пустяк.
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Верно.
На столике между ними стояли бутылки с пивом. Дневной свет заполнял окно в углу экрана.
ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ (руки расставлены, длинные белые кисти рук торчат из рукавов черной куртки). Думаю, ты понимаешь, что в такого рода делах не стоит задавать много вопросов!
«Наклонись же вперед! Лицом к камере!»
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. По-моему, я имею право спросить...
ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. Нет, вы поглядите на него. Несомненно, из тебя получится настоящий делец. Именно поэтому мы выбрали тебя.
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Я...
ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. Не забывай, что ты находишься здесь исключительно благодаря умению держать язык за зубами и не задавать лишних вопросов.
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. И все же, это дело, все это полностью санкционировано?
ЧЕЛОВЕК НА КУШЕТКЕ. Санкционировано по максимуму. В конечном счете за что мы платим этому парню, правильно?
ЧЕЛОВЕК НА СТУЛЕ. Правильно и...
Экран мигнул.
Пляска черно-белых снежинок.
Вновь засветился. Лицо, перекошенное гримасой экстаза. Девица с бабочкой на заднице и тощий мужик с волосатыми ногами, которого Джон раньше не видел, скованные любовным параличом, стонущие и всхлипывающие.
Переведя взгляд на Джона, Фонг прошептала:
— Что... что это?
Джон улыбнулся твердо и непроницаемо:
— Назовем это предварительным просмотром или приманкой, если хочешь.
Глава 25
— Ты его убил? — спросила Фонг.
Они сидели за столом в углу.
— Я никогда никого не убивал, — ответил Джон.
— Ты убил моего отца?
— Нет.
Пистолет и коробки с видеокассетами лежали на столике. Телевизор выключен.
— Тогда кто? — спросила Фонг.
— Не знаю.
Лужа коки, разбитые бутылки и битые яйца, застывающие на кафеле кухонного пола.
Скажи ей:
— Лучшее, что ты можешь сделать, это сесть на самолет...
— Я села на самолет. Прилетела сюда. Потому что кто-то убил моего отца. Не было никакой «городской трагедии». Убийство. Мокрая работа. Предательский удар. Твое долбаное ЦРУ лжет мне...
— Они не лгали тебе.
— Что?
— Я не могу рассказать тебе больше.
— Не можешь. Дерьмо собачье! Ты не хочешь сказать мне. Скажи на милость, почему?
— Моя работа.
— А мой отец? А моя жизнь? Да пропади она пропадом, эта твоя работа.
Она откинулась на спинку стула, прищурилась.
— Как ты думаешь, много неприятностей я могла бы принести? — спросила она. — Полицейские? Газеты? Конгресс?
Он кивнул:
— Массу. Твой отец не одобрил бы это.
— Да? Может быть, но ведь мы не можем спросить у него?
Все же тон ее голоса смягчился, она опустила глаза.
— Я не уеду, — прошептала она.
Поверь в это. Поверь ей.
— Если ты кому-нибудь что-нибудь расскажешь, — сказал Джон, — ты вызовешь лавину лжи и...
— Меня не очень-то баловали честностью.
За окном начинались сумерки.
— Что это за чертова пленка? — спросила Фонг.
Они просмотрели запись еще раз.
— Думаю, это имеет какое-то отношение к случившемуся.
— Ты думаешь? Весьма утешительно. Расскажи мне, что тебе известно.
— Если я сделаю это, то подвергну тебя риску.
— Я уже видела пленку. Моя невинность потеряна.
— К счастью, этого недостаточно для того, чтобы дали санкцию на устранение.
— Ты, должно быть, не настолько ловок, как думал мой отец.
— Ты же говорила, что он не рассказывал про меня.
— Когда он звонил на прошлое Рождество, сказал, что работает с хорошим парнем.
Подкинь ей что-нибудь. Пусть успокоится.
— Твой отец... Фрэнк случайно обнаружил что-то. Он охотился за этим в одиночку.
— Потому что он не доверял управлению.
— Потому что не знал наверняка, кому он может доверять.
— Даже тебе.
Джон утвердительно кивнул.
— А я собиралась довериться тебе.
— А что посоветовал бы тебе отец?
Фонг прошла на кухню, посмотрела на желтые стены.
— Сбежать побыстрее и подальше.
— Это самая разумная идея.
Она покачала головой:
— Бежать некуда. Я останусь здесь. Как он заполучил эту видеопленку?
— Не знаю.
— Было это... все вместе, как мы видели?
— Не думаю. — Джон кивнул на полки с кассетами. — Наверное, у него была кассета, на которой была только...
— Запись беседы этих двух парней.
— Да. Он скопировал ее на этот фильм.
— Почему именно этот фильм?
— Лучший способ спрятать секрет — поместить его внутри другого секрета.
— Лучший способ спрятать секрет — это поместить его среди правды, — возразила Фонг. — Что ты скрываешь?
— От тебя? Ничего, кроме того, что я обязан скрывать ради твоей же безопасности.
— Это дерьмовый ответ.
— Это правда.
— Я уже говорила... — Фонг смолкла. — Мои фотографии... не оставил в доме ни одной...
— Все это ради твоей безопасности, — сказал Джон. — Твой отец понимал, что входит в район военных действий. Хотел быть уверенным втвоей безопасности.
— Но я, мои фотографии... Оттого, что он снял их со стен, я сама по себе не перестала существовать.
— На это тоже существует ответ.
— У тебя есть ответы на все мои вопросы?
— Разумеется, нет.
Фонг отвела взгляд. Джон понял, что выразился не совсем удачно.
— Профессионал из управления может раздобыть твои фотографии, по крайней мере старые, из персонального дела твоего отца. Кроме того, если они знали, где ты живешь, то всегда могли получить факс фотографии с твоих водительских прав, — объяснил он.
— Которая и близко не похожа на меня, — сказала она.
— Возможно, довольно похожа. Но независимо от этого: убрав твои фотографии из дома, он хотел создать впечатление, что ты не важна для него. И если «охотник» не имел доступа к личному делу Фрэнка, то найти твою фотографию могло оказаться для него нелегкой задачей.
— Да дело не во мне, — сказала она. — Этот... фильм. Что скажешь...
— Он скопировал ту запись на «неприличный» фильм, — сказал Джон, — и спрятал его с другими подобными. Он раздобыл их все для прикрытия, рассчитывая, что если кто-нибудь будет шарить в этом месте, то, возможно, найдет его «секрет», но проигнорирует его, потому что это не тот секрет, который он ищет.
— Где же оригинал пленки?
— Может быть, нашли те, кто побывал здесь до нас. Фрэнк, возможно, спрятал ее вместе с другими так, что они удовлетворились тем, что нашли эту, первую, пленку.
Она посмотрела на мужчину, сидящего за столом в доме ее отца.
— Ты знаешь гораздо меньше, чем я думала, — заметила Фонг. — Но ты знаешь, кто те двое парней на пленке и о чем они говорили?
Аккуратней: если ты солжешь и она почувствует это...
— Я не знаю...
— Дерьмо!
— Послушай меня: я действительно знаю совсем ненамного больше того, что мы видели на пленке. Знаю. Хотя не могу доказать. Или убедить кого-нибудь другого, не имея на руках серьезных доказательств.
— Тогда испытай мое доверие.
— Парень на стуле... По-моему, я знаю, кто он такой.
— Кто?
— Я думаю, что этот человек уже мертв и звали его Клиф Джонсон.
— А кто тот, другой парень?
— Думаю, это он записал пленку. Потом отредактировал ее, убрав кадры, в которые попало его лицо, после чего передал пленку твоему отцу. Я помню, что он говорил, когда мы ехали на работу. Что он начал разбираться. Что эти дни напомнили ему семьдесят второй год — год Уотергейта. Секретные записи — эта жилая комната, — не Белый дом, но...
— Однако такое сравнение пришло в голову моему отцу.
— Да.
— Запись...
— Предварительный показ, — сказал Джон, — приманка. Но не для тебя. Теперь возвращайся в Чикаго. Возьми все деньги, которые у тебя есть. Причем быстро. Купи билет на вымышленное имя и отправляйся в путешествие. Никаких кредитных карточек, никому ничего не говори. Позвони мне, когда вернешься. И тогда...
— И тогда ни у кого не будет хлопот. Грязь будет твердеть на могиле отца.
— Я не допущу, чтобы его смерть была напрасной, — возразил Джон.
— Слишком поздно. — Фонг бесцельно бродила по гостиной. — Он очень скупо рассказывал о своей работе, но любил ее. Отец понимал, что можно делать дело и делать дело, любил повторять, что слабая армия может одолеть более сильную, если ее бойцы будут сражаться до конца. Ты знаешь, что он был морским летчиком?
— Да.
— Он любил армию. Semper fi — всегда верен. Он считал, что это то, для чего дается жизнь: быть верным. Задался целью всегда жить по справедливости, независимо...
Фонг посмотрела на полки с кассетами.
— Знаешь, почему он любил старые фильмы?
— Нет.
— Отец полагал, что, впитав массовую культуру, лучше поймет Америку. Папа всегда гордился тем, что он американец, но в последнее время иногда говорил, что теряет это ощущение. К тому же в фильмах существуют ясные линии и ясные сражения. Понятия, на которых он вырос, не такие, как в этом гнусном мире.
Фонг посмотрела на занавески, закрывающие стеклянные двери.
— Наш мир такой, какой он есть, — сказал Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52