— Да, — согласилась она. — Ты сказал, что управление не лгало мне. Значит, они считают, что мой отец не был убит.
— Да, это так.
— Значит, ты работаешь не на них и они ничего не знают про все это. Тогда кто ты такой?
— Если я скажу тебе больше...
— Если ты не сделаешь этого, то, стало быть, ты собираешься меня убить.
Вопрос в лоб. Не увильнешь.
Не обманывай. Не скрывай.
Потому что она разгадает обман. Выйдет из себя.
Потому что она заслуживает... Потому что.
Пуля. Реакция агентства. Клиф Джонсон, убитый в Париже. Мнимый запрос Фрэнка и поддельное письмо сенатора, которое он пустил по инстанциям. Неизвестный груз, отправленный в Кувейт, и Мартин Синклер. Люди в синем седане. Детектив Гринэ. Накладывающаяся на все это жестокая логика кризиса.
Все летит в тартарары.
Кроме Эммы.
Эмма тут ни при чем. В самом деле.
— Убивший моего отца должен умереть.
— Ты ведь не убийца, так же, как и я.
— Я могу сделать то, что должна сделать.
— И потом жить с этим?
— Ты о моей душе? Я не верующая. Не верю ни в монашество, ни в Будду, ни в карму, ни в Христа, ни в какого другого пользующегося шумным успехом Бога.
Посмотри на нее:
— Это неправда.
Ее губы задрожали:
— Может быть, но это моя неправда.
— Существует понятие справедливости, которое важнее смерти.
— Я сделаю все, что смогу. И если ты не поможешь мне выяснить, что случилось с моим отцом...
— Выяснить? Всего лишь выяснить?
— ...тогда черт с тобой. Я росла и воспитывалась, имея перед глазами пример моего отца, — сказала она. — И наверно, чему-то у него научилась. Так что не хнычь об опасности. Кроме того, черт тебя дери, я ведь уже ввязалась в это? Не надо возражать мне, что я не обучена. Я знаю про существование групп, способных работать на ощупь и подчиняющихся лишь своим внутренним законам, неизвестным окружающим.
— Не могу представить, чем бы ты могла заняться, — пытался возражать Джон.
— Я могу быть свидетелем. Уверена, что мой отец одобрил бы мои действия.
Заставь ее отказаться от своего решения. Удержи ее.
— Почему ты не поехала в Балтимор?
Она схватила свою сумку с пола и, вытащив из нее листок бумаги, бросила на стол перед ним.
— Это имя старой леди и номер ее телефона. Позвони ей. Она звонила мне, сказала, что простыла, извинилась и просила приехать в другой раз.
Листок лежал перед ним.
— Я верю тебе, — сказал он.
Она взяла листок, согнула пополам и сунула в карман его рубашки. Ее пальцы скользнули по его груди.
— Тебе не следует этого делать. И кстати, почему я должна верить тебе?
— Отличная мысль.
— Так уже было, когда американцы пришли во Вьетнам. Посмотри, куда это нас привело.
— Сюда.
— Назови мне хотя бы одну причину, по которой я должна доверять тебе, если мой отец тебе не доверял.
Джон вложил пистолет ей в руки.
— Это было вторым секретом твоего отца. Ты получила его, ты получила его пленку. Так что ты можешь отказаться от моей помощи прямо сейчас. Но я надеюсь, ты будешь дальновидней, и доверяю тебе.
— Это значит, что и я должна довериться тебе. Не очень радостная перспектива.
Она оценивающе взвесила пистолет на ладони.
— Я держала его в руках и не воспользовалась им. Ты предлагаешь игру не на равных. Ты готов умереть, хотя и предпочел бы быть побежденным в сражении. Не ищи легких путей. Предложи мне что-нибудь не столь тривиальное. Что-нибудь, что заденет сильней. Поделись со мной секретом.
— Я уже говорил тебе...
— Я имею в виду не это. Не моего отца. Я говорю о тебе.
— Что? Ты хочешь знать, что я...
— Ты понимаешь, о чем я. — Она посмотрела на него. — Я ведь «фифа из Лэнгли». Мне известны правила, по которым вы, агенты, играете. Даже у святых есть свои грязные тайны. У человека же вроде тебя на совести должна быть куча грехов.
— И я должен поделиться одним из них с тобой?
— Ты хочешь завоевать мое доверие, поделись со мной чем-нибудь ради этого. Чем-нибудь существенным. Доверься. Или ты потеряешь меня.
Они сидели за обеденным столом. Джон изучал картину на стене. Она молча ждала. Он восхищался ее выдержкой.
Она понимает это: Рискованное предприятие. Ну давай.
— Я говорил тебе, что я был БП. Глубоко законспирированным шпионом.
— Таиланд, Гонконг, — подхватила Фонг.
— Моей целью был Китай. Мое прикрытие в Гонконге было отличным, но я должен был вербовать для ЦРУ агентов для борьбы с коммунизмом. Надо сказать, что от желающих не было отбоя. После второй мировой войны Китай вплоть до конца семидесятых годов оставался закрытой страной, однако начиная с восьмидесятых ЦРУ наполнило Китай своими агентами. Дело было не только в секретных соглашениях между Штатами и Китаем, направленных на окончание войны во Вьетнаме. И на развал Советов. Дракон, великий китайский дракон, зашевелился в своей пещере. Перемены, демократия.
За 1989 год я заслал из Гонконга на материк четырнадцать агентов. Двое из моих добровольцев были из Тэву — это их разведка, либералы в Тэву пытались спасти демократическое движение на площади Тяньаньмынь от уничтожения армией и сторонниками жесткой линии.
— И потерпели поражение.
— В конечном счете да. Но сначала... Даже в Гонконге толпы народу вышли на митинг, надеясь, что это революционное выступление в конце концов может победить историю и свободный Китай объединится в одну могучую нацию. И прочие розовые мечты.
— Тебе удалось сделать что-нибудь?
— Когда площадь Тяньаньмынь заполнили люди, никто — ни Лэнгли, ни китайская тайная полиция, ни Тэву — повторяю, никто не знал, какой будет развязка. Революции пишут свою собственную историю.
Я был там не единственным наблюдателем. У ЦРУ есть грандиозная система ССРДСПШ — с множеством агентов. Добавь сюда еще ЭЛРАД — электронный радиоперехват, спутники-шпионы... Мы понимали, что силы не равны, — это была кровавая баня. Половина моих людей благополучно вернулась из Китая. Но нам была необходима информация. Я послал их обратно. Они доверяли мне. Я поступил как профессионал.
— И потом танки смяли все, — сказала Фонг.
— Моей целью был контроль нанесенного урона, сохранение противостояния. Не дать сторонникам жесткой линии объединить массы против «заокеанского дьявола». Здравый совет, хорошая политика.
— И в чем состоял твой проступок? — спросила Фонг.
— Я украл из «черной кассы» семьдесят четыре тысячи долларов, предназначенных для финансирования операций. Уговорил одного американского туриста уступить мне его место в туристической группе, направляющейся в Китай, и отправился туда...
— Чтобы вытащить своих людей?
— Деньги — это все, чем я мог им помочь. Способы связи у нас были заранее оговорены... Я послал некоторым из них сообщение. Гуйлинь — это город туристов, как китайских, так и иностранных. Некитайцы получают только жестко регламентированные туры, никаких отклонений от маршрута, только утвержденные гостиницы. Экскурсия в известняковые пещеры, на вышивальную фабрику... И прогулка на теплоходе вниз по Ли. Река, гранитные скалы вдоль берегов, как пальцы великанов, торчащие из земли.
— Я видела подобные картины, — сказала Фонг. — Думала, их написали китайские импрессионисты.
— Нет, они воспроизводят пейзажи с точностью фотографов, — сказал Джон. — Армия забыла запретить все экскурсии вне Пекина, или приказ был потерян, или что-то в этом роде. Один из моих агентов, так же, как и я, отправился в Гуйлинь. Он стоял у одного борта катера, когда мы плыли вниз по реке, я — у другого. Я спрятал деньги под раковиной в ванной катера. Улетел обратно в Гонконг. В конце концов двое моих людей при помощи взятки смогли бежать.
— Что сказали в управлении?
— Если бы китайцы поймали меня, это было бы катастрофой для политики Соединенных Штатов. Даже будучи БП, не числясь в списках оперативников, я знал массу такого, от чего ЦРУ не пришло бы в восторг, выплыви это наружу. Китайцы умеют заставить заключенного «попотеть», как никто другой. Добавь к этому растрату, потерянную профессиональную объективность, самовольную поездку, ковбойское безрассудство... Но двое наших людей благодаря мне были освобождены, поэтому мое «неповиновение» превратилось в «замечательный успех», а я получил медаль.
— А что ты утаил от ЦРУ?
Джон внимательно посмотрел на нее:
— Ты что-то знаешь?
— Я знаю тебя, — ответила она.
— Одного из моих агентов звали Вэй. Мы были любовниками. Я никогда не рассказывал об этом в агентстве, потому что... Мне не хотелось, чтобы они эксплуатировали это.
— Ты любил ее?
Джон перевел взгляд на стол, потом опять посмотрел в глаза Фонг.
— Она была великолепна. Храбрая. Ловкая. В нас было что-то общее, что было больше каждого из нас: вместе строили заговоры, доверяли друг другу, делили и горе, и радости...
— Ты любил ее?
— Ты можешь мне объяснить, что значит любить?
Она спросила:
— Что с ней случилось?
— Одного человека поймали и сломали. Через него китайцы смогли выйти еще на восемь человек. Все они получили пулю в затылок. Еще о троих мы ничего не знаем.
— Вэй?
— Да. Никаких сомнений.
— Извини.
— Мое прикрытие лопнуло. Антиреформаторы победили. Китайцы выследили меня в Гонконге, у них была моя фотография. Они передали ее своим резидентам во всех странах, где у них были посольства. Они капитально обложили меня.
— Ты никогда не рассказывал ЦРУ о Вэй?
— Достаточно откровений.
— Достаточно для тебя.
— И для них. Даже с медалью вместо приговора было достаточно плохо, что я сгорел. Правда всегда может быть вывернута наизнанку, можно было представить все так, что я растратил деньги на женщину, с которой спал. Меня бы выставили агентом, бросившим родину, безответственным человеком, который потерял над собой контроль, к тому же оказался нечистым на руку и, как следствие, плохо кончил.
— Они до сих пор так думают. Да еще эта ложь, которую ты придумал, чтобы покрыть себя.
— Да, — сказал Джон. — И если уж конторе не удалось поймать меня, то она должна попытаться отомстить.
Он посмотрел на нее.
— В том, что ты рассказал, есть хоть капля правды?
— Это все — чистая правда.
— В таком случае ты был готов к этим неприятностям, не так л и?
Он кивнул.
— И теперь я часть этого, — продолжила Фонг. — Ты не оставил другого выбора.
Разумнее согласиться. Лучше согласиться. Сейчас.
Положи этому конец. Решительно.
— Ладно, я принимаю тебя. Как свидетеля. Исключительно в этом качестве. Ты ничего не знаешь, никому ничего не говоришь, ни сейчас, ни потом. Ты будешь делать то, что я тебе скажу. Никаких вопросов, никаких возражений. Куда бы я ни пошел и что бы ни делал, ты беспрекословно следуешь за мной.
— Надеюсь, что ты выберешь правильный путь.
Она кивнула, и он осознал, что сам кивнул в ответ.
— Тебе необходимо сделать кое-что прямо сейчас, — сказала Фонг.
Она положила пистолет отца на стол между ними:
— Научи меня пользоваться этим.
Глава 26
Пятница. Вечер. Холод. Пустота. Конец по-настоящему тяжелой рабочей недели.
Джон и Фонг скопировали кусок с записью съемки скрытой камерой на три кассеты с другими фильмами Фрэнка: «Стеклянный ключ», «Чайна-таун», «Долгий сон».
Он отдал ей «Чайна-таун».
— Твоя кассета, — сказал Джон. — Смотри не потеряй.
«В рай нелегально» и «Стеклянный ключ» положил в свой портфель. Он отправил «Долгий сон» по секретному адресу ЦРУ в Сан-Франциско. Посылая кассету заказной бандеролью, Джон рассчитывал, что почтовым службам понадобится не меньше недели, чтобы ее доставить. Связник, находящийся по этому адресу, обязан переправить этот пакет в нераспечатанном виде в Лэнгли — на что потребуется еще не меньше двух дней, — где он ляжет на стол Харлана Гласса в центре по борьбе с терроризмом.
Для подстраховки. На всякий случай.
«Но еще не время действовать активно, — подумал Джон. — Еще не время».
Они запарковали машину, взятую Фонг напрокат, у кинотеатра на Роквил-Пик между домом Фрэнка и коттеджем Джона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52