На дворе побренькивали цепями две лобастые брехливые собаки. Мой спутник оживленно потер руки.
Наконец-то мы выбрались из черного, тоскливого и жуткого в ночную пору леса. Нас приняли приветливо, но проверили документы. Это у нас ни опасения, ни протеста не вызвало - время нынче такое, что не только доверяй, но и проверяй. Коротко, почти наголо остриженный, с узеньким лбом и острыми глазами парень, проверявший документы, невольно восхитился:
- Ты, гля, блин, журналист с художником к нам пожаловали. Как в телевизоре! - Он толкнул локтем квадратного краба, изучавшего наши удостоверения: - Пойди доложи шефу: что делать?
Тот что-то пробурчал себе под нос и исчез. Вернулся через несколько минут.
- Шеф велит звать к себе. Очень интересно ему познакомиться с журналистами.
Мы с Кузнецовым невольно переглянулись: выстраивается любопытный сюжет. А вообще, туда ли мы попали?
Шефом оказался симпатичный плотный человек средних лет, очень загорелый, будто только что вылез из-под пальмы в телеролике про "баунти", с сильной рединой на темени: волос осталось - пару раз дернуть, и все, дальше запас иссякнет, но самое главное в нем было не это. Улыбка. У этого человека была потрясающе добрая, притягивающая улыбка, которая явно выделяла его из других людей. К таким людям мы обычно обращаемся за помощью на улице, именно они становятся палочкой-выручалочкой. Редкостная улыбка, которая освещает добром все лицо.
Шеф протянул нам руку и представился:
- Алексей Александрович, фамилия - Федоткин, но, наверное, это не обязательно. Все равно не запомните. - Он радушно повел рукою в сторону, приглашая пройти с ним.
Окружали шефа ещё человек пять крепких, как на подбор, грибов-боровиков, каждому лет по двадцать-двадцать два, хорошо накачанные, наголо остриженные. Спортивная команда, и только. Выехала за город, на свежий воздух, чтобы обсудить детали предстоящего участия в республиканских соревнованиях по каратэ.
В большом зале-столовой было тепло, пахло вареным и жареным мясом и дорогими сигаретами, в камине на раскоряченных железных ножках стоял казан, в нем булькало варево.
На столе дымилось свежее, только что вытащенное из казана мясо. Мяса было много, сложено в три огромных фаянсовых блюда. И что это было за мясо, можно не объяснять - около камина, на приступке охапкой, будто мелкие тощие полешки, были сложены обрубленные по колено косульи ножки. Ножки тех самых косуль, которые выскочили в лесу на нас и в которых мы не стали стрелять. Отдельно, на газете, лежали их головы с острыми короткими рогами приготовлены, надо полагать, не для отчета перед охотинспектором, - а для выделки, чтобы украсить стену какого-нибудь дома. Может быть, даже квартиру того же Алексея Александровича.
- Перекусите малость с нами, - Александр Александрович гостеприимно ткнул рукою в стол, - а потом шулюма из котла похлебаем, - он ткнул в казан. - Шулюм ребята делают крепкий, как спирт. Захмелеть можно.
Мясо было вкусным, сухое тепло, исходящее от камина - расслабляющим, и очень скоро мы с Кузнецовым забыли о наших скитаниях по черному ночному лесу, о леших, шарахавшихся в темноте от нас в разные стороны: все-таки не самое лучшее дело ночевать в непроглядной пуще, среди нечистой силы, забыли о том, как проваливались в ямы и натыкались на ветки - я себе чуть глаз не выколол, хорошо, острый сучок вонзился в кожу чуть ниже глаза и оставил там лишь царапину. И главное, мы, дураки беспечные, даже фонари с собой не взяли. А освещать густой мрачный лес спичками - дело совершенно бесперспективное. В конце концов мы подчинились этому лесу и поплыли по нему, словно листья по течению - куда вынесет, и вот, в конце концов, вынесло - в нагретый дом, к разгульному, щедро накрытому столу.
- А что здесь раньше было, в этом доме? - спросил мой спутник у шефа.
- А! - беспечно и одновременно досадливо махнул тот рукой с зажатой в ней косульей костью. - Приезжало разное начальство. Из города, из области, из столицы. Партийное в основном. Сейчас приезжаем мы. - Он вновь улыбнулся лучшей из своих улыбок.
Все-таки необыкновенно доброе, открытое, надежное лицо было у этого человека.
Хоть и расслабились мы с моим приятелем, и вязкая пелена упала перед глазами - первый признак того, что надо определяться на сон грядущий, и в ушах завис медный звон, но разговоры, что пошли за столом, не могли не застрять в нашем сознании. Вначале говорили о каком-то Касьяне, задолжавшем десять тысяч баксов и не желавшем их отдавать ("Ждет, когда мы нальем в рот воды, а в задницу вставим кипятильник, чтобы вода эта вскипела, - с добрейшей улыбкой произнес Алексей Александрович и повернулся к парню, похожему на краба: - Паук, узнай-ка завтра, где Касьян, что он, с кем он, чем дышит? Вечером нанесем визит"), о директоре универсама, поставленном на счетчик ("Этот мужик - кремень, не поддастся. Придется отправлять его в вечную командировку", - сказал шеф и прощально помахал рукой, будто провожал кого-то), о директоре сети заправочных колонок, также сидящем на счетчике ("Этот завтра все отдаст, не будет сопротивляться, вот увидите, братаны", - сказал шеф), о том, что надо готовиться к стрелке с алексинскими...
Говорили открыто, совершенно не стесняясь, не боясь нас, и от этого возникло ощущение, что мы с моим приятелем угодили в плен. Шеф, словно бы что-то почувствовав, прервал обсуждение насущных дел и повернулся к нам со своей располагающей улыбкой:
- Теперь пора похлебать шулюма. Шулюм приводит в норму любую, даже самую свихнувшуюся голову.
Шулюм - густой мясной бульон, в котором плавали лук, укроп, дробины перца, лаврушка и мелкие куски косулятины, - был очень вкусен.
Шеф, съев две тарелки, облизал ложку и, приподняв её, произнес многозначительно, с улыбкой, плотно припечатавшейся к лоснящимся губам:
- А журналистов и вообще деятелей культуры мы очень даже любим!
Фраза прозвучала как-то двусмысленно: как это понять: "любим"? В супе, что ли?
Шеф, словно бы почувствовав двусмысленность сказанного, добавил:
- И уважаем.
В душу вновь натек холод: похоже, мы действительно угодили в плен. Не в Чечню, конечно, но выкуп за нас потребовать могут запросто. Хотя кто за меня заплатит? Союз писателей? Редакция? Дамашние? С каких шишей? За Валю Кузнецова тоже платить некому.
Я начал что-то бормотать насчет машины, которая стынет сейчас неведомо где, Кузнецов неумело поддакивал мне, хотя какое, собственно, отношение имеет машина к нашему плену? Только отнимут её у нас, и все. Вместе с дорогими заморскими ружьями. Холодок пополз вверх, стиснул ключицы, горло. Вот вляпались так вляпались. Лучше бы мы переспали в лесу.
Впрочем, опасения наши оказались напрасными - шеф повел себя как добродушный хозяин - пригласил к себе домой и взял с собой в автомобиль японский джип с большими блестящими буферами. Через тридцать минут мы уже были у него дома, на окраине древнего городка, считавшегося райцентром.
- А как же наша машина? - запоздало встревожились мы.
- Завтра найдем! - Алексей Александрович беспечно махнул рукой. - Не беспокойтесь. Сейчас поспите, а утром... Утро вечера мудренее, - так, кажется, говорили наши предки.
Дом у него был новый, совершенно новый, с невыветрившимися строительными запахами - свежего бетона, кирпича, краски, ещё чего-то, сложного, рождающего в груди удовлетворенность: все-таки потребность строить, что-то возводить крепко сидит в каждом человеке. Это - в генах. Жилое пространство в доме было огромным. Нам отвели на двоих большую комнату, и мы с Валентином скоро уснули.
Правда, тревожное ощущение, что мы находимся в плену, так и не прошло, более того - параллельно с ним возникло новое ощущение причастности к какому-то странному, запретному, скорее всего, преступному миру. Хотя очень хотелось верить, что человек с такой улыбкой, как у Алексея Александровича, причастен к "браткам" и их делишкам. Может, разговоры про Касьяна и про директоров, посаженных на счетчик, нам всего лишь приблазнились?
Но это бритоголовые, с тусклыми взглядами мальчики, что крутились около Алексея Александровича! Одни мальчики приходили, покорно ждали, когда их примут, сидя в огромной прихожей под вешалкой, другие, получив "цеу" ценные указания, беззвучно уходили и растворялись в ночи...
Утром нас разбудил хозяин. Потер руки.
- Подъем! Завтрак уже готов! - Лицо его озарила улыбка. - Вообще-то можете звать меня Лешей. Или Лехой. По-свойски. Деятелям культуры все можно.
Когда мы шли на завтрак, пройти пришлось через прихожую, - оказалось, что в ней набралось полным-полно народу, никакого отношения к "браткам" не имеющего. Две нахохлившиеся, похожие на ворон старушки в черных платках, мужик с лохматыми бровями, похожими на усы Буденного, испитая женщина с высохшим туберкулезным лицом, многодетная мать с шестью молчаливыми проворными детишками, ещё несколько человек. Увидев нашего хозяина, они поспешно поднялись со своих мест.
- Сидите, сидите, - шеф осадил их движением руки. - Через полчаса я освобожусь и займемся вашими делами. Вот только журналистов завтраком покормлю.
Мне показалось, что слово "журналистов" он специально произнес громко. И во множественном числе. Хотя Валя Кузнецов журналистом не был. Он был хорошим художником и, как многие хорошие художники, писал вполне приличные стихи, но газетные статьи, очерки и прочую муру не писал никогда.
Завтрак был обильным - с икрой, осетриной горячего копчения, слабосольной лососиной, с медом и блинами, не говоря уже о мясных разносолах - их было блюд восемь. Было и вино. Как и положено при таком богатом столе - французское. Красное и белое. Хозяин за столом много шутил, смеялся и настойчиво просил называть его Лешей. Или Лехой. Как понравится. А потом неожиданно быстро свернул завтрак и поднялся из-за стола, уже совершенно официальный, чуть притушив свою ослепительную улыбку.
- У меня сейчас прием населения. Видите, полна прихожая народу... Хотите поприсутствовать?
Мы с Кузнецовым переглянулись. Хоть и пора было уезжать домой (если, конечно, отпустят), но посмотреть на такое мероприятие, как прием населения человеком, к официальной власти никакого отношения не имеющим, очень даже стоило.
- За машину свою не беспокойтесь, - по-своему расценил наше переглядывание хозяин. - Ее мои мюриды в два счета найдут и пригонят сюда. Давайте ключи. Где вы её оставили?
- Загнали в осинник на повороте, чтобы с дороги не было видно.
- Найдут и в осиннике. Мои ребята - нисколько не хуже поисковых собак. Тех, что на землетрясениях работают. Может, даже лучше.
Пришлось отдать ключи. Первым на прием, который хозяин проводил в большом зале, застеленном ковром и уставленном добротной кабинетной мебелью, с двумя телефонными аппаратами на столе, - всунулись две похожие на ворон старушки. Хозяин широким жестом указал на стулья, обитые мягким коричневым опойком:
- Садитесь, бабули!
Те сели, натянули на носы черные платки и дружно, в один голос, перебивая друг друга, загалдели. Хозяин поморщился:
- Тихо, бабули! - и, когда те умолкли, предложил: - Расскажите по очереди, не долбая друг дружку, что у вас стряслось?
История их была проста и обыденна: они - родные сестры, живут в одной квартире, с наступлением осени дом у них превращается в водоотстойник - с потолка все время течет вода. Глава администрации восемь раз обещал им починить крышу - восемь раз, они показали на пальцах, сколько раз ходили к нему на прием, но воз и ныне там. Бесполезно.
Старушки выложили это хозяину, захлебываясь словами - вначале одна, потом другая, - смолкли, дружно вытянули из карманов по платку одинаковому, сшитому из стародавних запасов льняного полотна - и уткнули в платки носы.
- Ладно, бабули, дайте мне денек на размышления, а завтра в это же время приходите снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Наконец-то мы выбрались из черного, тоскливого и жуткого в ночную пору леса. Нас приняли приветливо, но проверили документы. Это у нас ни опасения, ни протеста не вызвало - время нынче такое, что не только доверяй, но и проверяй. Коротко, почти наголо остриженный, с узеньким лбом и острыми глазами парень, проверявший документы, невольно восхитился:
- Ты, гля, блин, журналист с художником к нам пожаловали. Как в телевизоре! - Он толкнул локтем квадратного краба, изучавшего наши удостоверения: - Пойди доложи шефу: что делать?
Тот что-то пробурчал себе под нос и исчез. Вернулся через несколько минут.
- Шеф велит звать к себе. Очень интересно ему познакомиться с журналистами.
Мы с Кузнецовым невольно переглянулись: выстраивается любопытный сюжет. А вообще, туда ли мы попали?
Шефом оказался симпатичный плотный человек средних лет, очень загорелый, будто только что вылез из-под пальмы в телеролике про "баунти", с сильной рединой на темени: волос осталось - пару раз дернуть, и все, дальше запас иссякнет, но самое главное в нем было не это. Улыбка. У этого человека была потрясающе добрая, притягивающая улыбка, которая явно выделяла его из других людей. К таким людям мы обычно обращаемся за помощью на улице, именно они становятся палочкой-выручалочкой. Редкостная улыбка, которая освещает добром все лицо.
Шеф протянул нам руку и представился:
- Алексей Александрович, фамилия - Федоткин, но, наверное, это не обязательно. Все равно не запомните. - Он радушно повел рукою в сторону, приглашая пройти с ним.
Окружали шефа ещё человек пять крепких, как на подбор, грибов-боровиков, каждому лет по двадцать-двадцать два, хорошо накачанные, наголо остриженные. Спортивная команда, и только. Выехала за город, на свежий воздух, чтобы обсудить детали предстоящего участия в республиканских соревнованиях по каратэ.
В большом зале-столовой было тепло, пахло вареным и жареным мясом и дорогими сигаретами, в камине на раскоряченных железных ножках стоял казан, в нем булькало варево.
На столе дымилось свежее, только что вытащенное из казана мясо. Мяса было много, сложено в три огромных фаянсовых блюда. И что это было за мясо, можно не объяснять - около камина, на приступке охапкой, будто мелкие тощие полешки, были сложены обрубленные по колено косульи ножки. Ножки тех самых косуль, которые выскочили в лесу на нас и в которых мы не стали стрелять. Отдельно, на газете, лежали их головы с острыми короткими рогами приготовлены, надо полагать, не для отчета перед охотинспектором, - а для выделки, чтобы украсить стену какого-нибудь дома. Может быть, даже квартиру того же Алексея Александровича.
- Перекусите малость с нами, - Александр Александрович гостеприимно ткнул рукою в стол, - а потом шулюма из котла похлебаем, - он ткнул в казан. - Шулюм ребята делают крепкий, как спирт. Захмелеть можно.
Мясо было вкусным, сухое тепло, исходящее от камина - расслабляющим, и очень скоро мы с Кузнецовым забыли о наших скитаниях по черному ночному лесу, о леших, шарахавшихся в темноте от нас в разные стороны: все-таки не самое лучшее дело ночевать в непроглядной пуще, среди нечистой силы, забыли о том, как проваливались в ямы и натыкались на ветки - я себе чуть глаз не выколол, хорошо, острый сучок вонзился в кожу чуть ниже глаза и оставил там лишь царапину. И главное, мы, дураки беспечные, даже фонари с собой не взяли. А освещать густой мрачный лес спичками - дело совершенно бесперспективное. В конце концов мы подчинились этому лесу и поплыли по нему, словно листья по течению - куда вынесет, и вот, в конце концов, вынесло - в нагретый дом, к разгульному, щедро накрытому столу.
- А что здесь раньше было, в этом доме? - спросил мой спутник у шефа.
- А! - беспечно и одновременно досадливо махнул тот рукой с зажатой в ней косульей костью. - Приезжало разное начальство. Из города, из области, из столицы. Партийное в основном. Сейчас приезжаем мы. - Он вновь улыбнулся лучшей из своих улыбок.
Все-таки необыкновенно доброе, открытое, надежное лицо было у этого человека.
Хоть и расслабились мы с моим приятелем, и вязкая пелена упала перед глазами - первый признак того, что надо определяться на сон грядущий, и в ушах завис медный звон, но разговоры, что пошли за столом, не могли не застрять в нашем сознании. Вначале говорили о каком-то Касьяне, задолжавшем десять тысяч баксов и не желавшем их отдавать ("Ждет, когда мы нальем в рот воды, а в задницу вставим кипятильник, чтобы вода эта вскипела, - с добрейшей улыбкой произнес Алексей Александрович и повернулся к парню, похожему на краба: - Паук, узнай-ка завтра, где Касьян, что он, с кем он, чем дышит? Вечером нанесем визит"), о директоре универсама, поставленном на счетчик ("Этот мужик - кремень, не поддастся. Придется отправлять его в вечную командировку", - сказал шеф и прощально помахал рукой, будто провожал кого-то), о директоре сети заправочных колонок, также сидящем на счетчике ("Этот завтра все отдаст, не будет сопротивляться, вот увидите, братаны", - сказал шеф), о том, что надо готовиться к стрелке с алексинскими...
Говорили открыто, совершенно не стесняясь, не боясь нас, и от этого возникло ощущение, что мы с моим приятелем угодили в плен. Шеф, словно бы что-то почувствовав, прервал обсуждение насущных дел и повернулся к нам со своей располагающей улыбкой:
- Теперь пора похлебать шулюма. Шулюм приводит в норму любую, даже самую свихнувшуюся голову.
Шулюм - густой мясной бульон, в котором плавали лук, укроп, дробины перца, лаврушка и мелкие куски косулятины, - был очень вкусен.
Шеф, съев две тарелки, облизал ложку и, приподняв её, произнес многозначительно, с улыбкой, плотно припечатавшейся к лоснящимся губам:
- А журналистов и вообще деятелей культуры мы очень даже любим!
Фраза прозвучала как-то двусмысленно: как это понять: "любим"? В супе, что ли?
Шеф, словно бы почувствовав двусмысленность сказанного, добавил:
- И уважаем.
В душу вновь натек холод: похоже, мы действительно угодили в плен. Не в Чечню, конечно, но выкуп за нас потребовать могут запросто. Хотя кто за меня заплатит? Союз писателей? Редакция? Дамашние? С каких шишей? За Валю Кузнецова тоже платить некому.
Я начал что-то бормотать насчет машины, которая стынет сейчас неведомо где, Кузнецов неумело поддакивал мне, хотя какое, собственно, отношение имеет машина к нашему плену? Только отнимут её у нас, и все. Вместе с дорогими заморскими ружьями. Холодок пополз вверх, стиснул ключицы, горло. Вот вляпались так вляпались. Лучше бы мы переспали в лесу.
Впрочем, опасения наши оказались напрасными - шеф повел себя как добродушный хозяин - пригласил к себе домой и взял с собой в автомобиль японский джип с большими блестящими буферами. Через тридцать минут мы уже были у него дома, на окраине древнего городка, считавшегося райцентром.
- А как же наша машина? - запоздало встревожились мы.
- Завтра найдем! - Алексей Александрович беспечно махнул рукой. - Не беспокойтесь. Сейчас поспите, а утром... Утро вечера мудренее, - так, кажется, говорили наши предки.
Дом у него был новый, совершенно новый, с невыветрившимися строительными запахами - свежего бетона, кирпича, краски, ещё чего-то, сложного, рождающего в груди удовлетворенность: все-таки потребность строить, что-то возводить крепко сидит в каждом человеке. Это - в генах. Жилое пространство в доме было огромным. Нам отвели на двоих большую комнату, и мы с Валентином скоро уснули.
Правда, тревожное ощущение, что мы находимся в плену, так и не прошло, более того - параллельно с ним возникло новое ощущение причастности к какому-то странному, запретному, скорее всего, преступному миру. Хотя очень хотелось верить, что человек с такой улыбкой, как у Алексея Александровича, причастен к "браткам" и их делишкам. Может, разговоры про Касьяна и про директоров, посаженных на счетчик, нам всего лишь приблазнились?
Но это бритоголовые, с тусклыми взглядами мальчики, что крутились около Алексея Александровича! Одни мальчики приходили, покорно ждали, когда их примут, сидя в огромной прихожей под вешалкой, другие, получив "цеу" ценные указания, беззвучно уходили и растворялись в ночи...
Утром нас разбудил хозяин. Потер руки.
- Подъем! Завтрак уже готов! - Лицо его озарила улыбка. - Вообще-то можете звать меня Лешей. Или Лехой. По-свойски. Деятелям культуры все можно.
Когда мы шли на завтрак, пройти пришлось через прихожую, - оказалось, что в ней набралось полным-полно народу, никакого отношения к "браткам" не имеющего. Две нахохлившиеся, похожие на ворон старушки в черных платках, мужик с лохматыми бровями, похожими на усы Буденного, испитая женщина с высохшим туберкулезным лицом, многодетная мать с шестью молчаливыми проворными детишками, ещё несколько человек. Увидев нашего хозяина, они поспешно поднялись со своих мест.
- Сидите, сидите, - шеф осадил их движением руки. - Через полчаса я освобожусь и займемся вашими делами. Вот только журналистов завтраком покормлю.
Мне показалось, что слово "журналистов" он специально произнес громко. И во множественном числе. Хотя Валя Кузнецов журналистом не был. Он был хорошим художником и, как многие хорошие художники, писал вполне приличные стихи, но газетные статьи, очерки и прочую муру не писал никогда.
Завтрак был обильным - с икрой, осетриной горячего копчения, слабосольной лососиной, с медом и блинами, не говоря уже о мясных разносолах - их было блюд восемь. Было и вино. Как и положено при таком богатом столе - французское. Красное и белое. Хозяин за столом много шутил, смеялся и настойчиво просил называть его Лешей. Или Лехой. Как понравится. А потом неожиданно быстро свернул завтрак и поднялся из-за стола, уже совершенно официальный, чуть притушив свою ослепительную улыбку.
- У меня сейчас прием населения. Видите, полна прихожая народу... Хотите поприсутствовать?
Мы с Кузнецовым переглянулись. Хоть и пора было уезжать домой (если, конечно, отпустят), но посмотреть на такое мероприятие, как прием населения человеком, к официальной власти никакого отношения не имеющим, очень даже стоило.
- За машину свою не беспокойтесь, - по-своему расценил наше переглядывание хозяин. - Ее мои мюриды в два счета найдут и пригонят сюда. Давайте ключи. Где вы её оставили?
- Загнали в осинник на повороте, чтобы с дороги не было видно.
- Найдут и в осиннике. Мои ребята - нисколько не хуже поисковых собак. Тех, что на землетрясениях работают. Может, даже лучше.
Пришлось отдать ключи. Первым на прием, который хозяин проводил в большом зале, застеленном ковром и уставленном добротной кабинетной мебелью, с двумя телефонными аппаратами на столе, - всунулись две похожие на ворон старушки. Хозяин широким жестом указал на стулья, обитые мягким коричневым опойком:
- Садитесь, бабули!
Те сели, натянули на носы черные платки и дружно, в один голос, перебивая друг друга, загалдели. Хозяин поморщился:
- Тихо, бабули! - и, когда те умолкли, предложил: - Расскажите по очереди, не долбая друг дружку, что у вас стряслось?
История их была проста и обыденна: они - родные сестры, живут в одной квартире, с наступлением осени дом у них превращается в водоотстойник - с потолка все время течет вода. Глава администрации восемь раз обещал им починить крышу - восемь раз, они показали на пальцах, сколько раз ходили к нему на прием, но воз и ныне там. Бесполезно.
Старушки выложили это хозяину, захлебываясь словами - вначале одна, потом другая, - смолкли, дружно вытянули из карманов по платку одинаковому, сшитому из стародавних запасов льняного полотна - и уткнули в платки носы.
- Ладно, бабули, дайте мне денек на размышления, а завтра в это же время приходите снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54