А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Договорились?
Он встал и, как всякий вежливый хозяин, проводил старушек до двери. Едва старушки вышли, как за дверью послышался голос одного из бритоголовых, исполняющего обязанности секретаря:
- Николай Иванович, ваша очередь!
На пороге появился мужик с бровями-усами, под которыми светлыми водянистыми каплями поблескивали глаза.
Перед нашим хозяином, на столе, лежала бумажка - ну, точьв-точь как перед председателем райисполкома, ведущим прием населения, - он глянул в неё и добродушно сказал:
- Давай, батя, излагай вопрос. Николай Иваныч Сырцов, так?
У Николая Ивановича также были претензии к главе администрации Третьякову по прозвищу Вратарь - в честь полуоднофамильца, прославленного вратаря хоккейной сборной Владислава Третьяка. Еще в прошлом году целых два с половиной месяца Сырцов горбатился, производя в кабинете Вратаря ремонт, заработал двенадцать с половиной тысяч рублей, а Вратарь до сих пор не выплатил ему ни копейки.
- Все говорит: "Нету!" - произнес Николай Иванович горько и насупился, свел в одну большую щетку свои гигантские брови.
- Ладно, - с прежней обаятельной улыбкой произнес хозяин и написал что-то на листке бумаги. - Зайди ко мне, Николай Иваныч, завтра с утрева. После того как я чаю попью, и приходи. Мы с тобой это дело обкашляем ещё раз. Лады? - Он встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Николай Иванович также поднялся со стула.
- Ты уж, Алексаныч, постарайся, на тебя одного надежда.
Следом вошла многодетная женщина вместе со своим выводком, немедленно расползшимся по кабинету. Села. Глаза её засочились влагой, как два источника, откуда набирают воду. От этой женщины ушел муж, Семен Корешков, и до сих пор не выплатил ни одного рубля алиментов. Хотя покинул семейство уже полтора года назад.
- А где он живет-то? - поинтересовался "председатель райисполкома".
- Да у нас же в городе и живет. У одной профуры, которая в школе номер два русский язык с литературою преподает.
- Ладно, поговорю я с твоим бывшим благоверным, - пообещал доморощенный председатель. - Дай мне один день сроку.
Срок он брал намного меньший, чем обычно берут чиновники, бывшие и настоящие. Впрочем, о настоящих я не хочу говорить, эти вообще не держат слова.
Из двенадцати человек, пришедших на прием к нашему хозяину, шестеро имели претензии к нынешнему главе администрации Третьякову, один - к банку, заломившему с ссуды немыслимые проценты, трое - как и многодетная мать - к своим мужьям, один - к приятелю по фамилии Лаверов, который взял тысячу баксов в долг и не отдает, и ещё один - к соседу, вздумавшему на его участке поставить кирпичный забор...
- Прием окончен! - наконец объявил наш хозяин и поднялся из-за своего внушительного стола. Позвал громко: - Кока! - словно бы неведомый Кока находился в другом конце города.
Кока оказался человеком очень даже знакомым - это был тот самый узколобый парень, который проверял у нас документы: "Ты, гля, блин, журналист с художником пожаловали!"
- Кока, возьми с собою двух человек и привези немедленно сюда Вратаря.
Кока засомневался:
- А если у него совещание?
Улыбка мигом стерлась с лица нашего хозяина.
- А мне плевать, что там у него! Хоть запор! Пусть прервет и едет сюда, а если не хочет завтра плыть ногами вперед по реке. В направлении Каспийского моря.
Через двадцать минут в сопровождении трех "мюридов" явился молодой лысеющий человек с бледным расстроенным лицом. Это был глава местной администрации.
- Хорошо, что явился, - встретил его лучшей из своих улыбой хозяин, обнял за плечи.
Третьяков попробовал уклониться от объятий, но хозяин держал его крепко. Трое лысых молодцов незамедлительно придвинулись к шефу: вдруг надо будет этому "мэру" салазки сделать: притянуть ноги пятками к затылку?
- Хорошо, что явился, - повторил хозяин добродушным тоном. - Очень хорошо. Пойдем-ка потолкуем в отдельном помещении. А вы, - он повернулся к трем, неотступно следовавшим за ним парням, - вы будьте наготове. Ясно?
- Ясно! - за всех ответил Кока.
И вновь возникло ощущение некой нереальности и жутковатости. Все окончательно встало на свои места, все было понятно, как божий день, понятно, куда и к кому мы попали, как понятно и то, что если Алексей Александрович Федоткин не захочет нас выпустить из дома, то никогда и не выпустит и никто нас здесь не найдет, - вынесут отсюда нас с Валей ногами вперед. Без всякого оркестра, хвалебных надгробных речей, положенных по такому случаю, и без свидетелей...
Трое бритоголовых, будто с каторги, парней угрюмо и одновременно оценивающе поглядывали на нас. Бежать отсюда? Но как?
Разговор Алексея Александровича с Вратарем закончился мирно. Они вышли из кабинета, и наш хозяин хлопнул главу администрации, будто бабу, по заду. Вратарь неожиданно одобрительно рассмеялся и покивал головой.
- Ну вот и хорошо, что мы обо всем договорились, - сказал хозяин и поднял на ноги троицу. - А ну-ка, братики, загрузите Вратарю в машину два ящика водки очищенного разлива - нашей, значит, два - коньяка, положите килограммовую банку черной икры, - тут на лице хозяина расцвела чудеснейшая улыбка, - для представительских целей. Остальное он себе купит сам.
Хозяин подошел к нам, постоял немного, держа руки в карманах модных, расширенных в паху и суженных книзу штанов. С лица его не сходила улыбка.
- Вот так мы и работаем с населением. Поддерживаем народ, боремся с бюрократами.
Задерживать нас хозяину не было смысла, скорее, напротив, - ему был смысл отпустить: вдруг мы о нем расскажем что-нибудь хорошее.
Впрочем, хорошего мы о нем не могли сказать ничего, как ничего хорошего не могли сказать и о местной власти - беспомощной, опустившейся до якшания с "братками". И грустно делалось от этого, и обидно, и невольно, сам по себе, возникал закономерный вопрос: когда же все это кончится?
Мюриды хозяина нашу машину не нашли - напрасно он хвалился, что они лучше поисковых собак, - и это было единственное, что вызвало у нас с Кузнецовым положительные эмоции. При солнечном свете, днем, мы отыскали её довольно быстро и уехали из этого места, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
...На следующий день старушки - те, что были похожи на двух ворон, пришли к хозяину с десятком яиц в платочке - от собственных курочек, которых они держали в сарае, - с великой, до пола, благодарностью: крыша была уже к вечеру того дня, когда они побывали на приеме, готова, и даже опробована из водопроводного шланга - не течет ли?
Следом явился Николай Иванович - рабочий человек с золотыми руками, принес хозяину два старых венских стула - покрытые лаком, освеженные, они были лучше новых.
- Вот, реставрировал мебель, - смущенно произнес он, не привык ещё гражданин давать взятки, - прими вместе с моим рабочим спасибо, не обессудь...
С Николаем Ивановичем тоже было все в порядке - он получил свои деньги.
С "сувенирами" пришли все, кроме одного человека - того самого, которому приятель задолжал тысячу долларов: вопрос этот оказался сложнее остальных. И все благодарили Леху-пахана - такая была кличка у Алексея Александровича в мире, где он занимал видное положение.
Тысячу долларов вернуть не удалось - присвоивший их Эдуард Лаверов деньги возвращать не пожелал. Через неделю его нашли лежащим на берегу местного озера. Лаверов был ещё жив - похоже, он тонул, но сумел выбраться на берег. "Скорая помощь" спасти его не смогла - он переохладился в озере и слишком много хлебнул воды.
Когда пришла пора выбирать нового мэра, Алексей Александрович выдвинул свою кандидатуру на высокий пост, но на последнем витке его обогнал начальник военного училища. Училище все равно развалилось, подошла пора уходить в отставку, подбирать себе дело на гражданке, вот генерал-майор и подобрал.
В городке этом я больше не появился ни разу, а вот Валя Кузнецов был там трижды - ездил на этюды, писал местные церкви. Он-то и привозил мне все тамошние новости...
От той поездки на охоту да ужина в лесном доме у меня осталась на память тонкая косулья ножка, взятая с приступки, когда мы покидали дом. Как знак беды, если хотите...
А вскоре Алексей Александрович пропал, никто не знает, кому он перебежал дорогу и куда делся, но "свято" место, как известно, пусто не бывает.
У КОТА НА ИЖДИВЕНИИ
Человек и домашние животные всегда сосуществовали друг с другом, жили рядышком, они живут рядом и сейчас - не то чтобы душа в душу, не в идеальной, конечно, дружбе, но живут. Хотя сколько раз человек обижал, например, собаку, сосчитать никто не возьмется. Или кошку. Или же лошадь с козой. Но тем не менее, как свела судьба единожды человека с животными, которых принято считать домашними, так и не разводит до сих пор, так вместе они и идут по жизни, не расстаются.
У нас в доме есть соседка Инна Михайловна Травянская - женщина разумная, хотя и крикливая, доктор наук, забывшая, правда, в связи с послеперестроечными временами про науку - она устроилась на денежную работу в русско-американскую фирму, торгующую кормами для котов и собак, а также разными "цацками" - поводками, ошейниками, пластмассовыми судками, продвинулась по службе и стала получать очень недурные "тугрики", но человеческая натура ведь такова, что, сколько ни зарабатывай денег, все равно кажется мало.
Муж Инны Михайловны, Петр Петрович, - седой, очень вальяжный, служил на телевидении в редакции музыкальных программ, также приносил домой доллары, не учтенные ни одной налоговой инспекцией - часть побочных доходов от рекламы, - но и этого было мало. Надо было увеличивать доход семьи. Такую задачу Инна Михайловна поставила перед собой и своим мужем.
Осталось только решить вопрос: как увеличивать, за счет чего?
Надо заметить, в семье этой очень любили животных - доме были две кошки и собака, точнее, пес, с ласковым уменьшительным именем Васечка. Он был добродушный, очень безобидный и очень трусливый, но с чрезвычайно злобной мордой. Пес этот был наделен всеми человеческими пороками - у Васечки часто болело сердце, морда от хронического насморка всегда была мокрой, из ноздрей тянулись длинные липкие сопли, к которым приставала вся грязь, пух от одуванчиков, еловая шелуха, старые окурки. Такие же сопли тянулись и из уголков брыластого рта, к ним также все прилипало. Куплен Васечка был за большие деньги по знакомству, и выбрать можно было любого щенка из огромной кошелки, застеленной войлоком. Из всего выводка, семи штук, Петр Петрович, отведя ладонью в сторону резвящихся, азартно покусывающих друг друга за ухо веселых детенышей, выбрал одного задумчивого, с печатью грусти на "морде лица" и умными кроткими глазенками.
Щенок этот всем своим видом показывал, что жизнь у него плохая, он никому не нужен, на то, что его кто-нибудь возьмет, нет никакой надежды, и так далее, а потому принимать какое-либо участие в общем веселье ему нет никакого смысла.
Петр Петрович выбрал именно этого щенка - приглянулся он ему своей печалью и человеческой готовностью сносить все удары нелегкой жизни.
Когда он привез Васечку домой, то разглядел брачок, который впопыхах не засек - у Васечки вместо двух семенных яичек было одно. Такие казусы иногда случаются. Вернуть щенка хозяину? Такого в правилах игры не было, да и щенок тогда будет обречен: вряд ли кто его возьмет, и хозяин в таком разе будет вынужден его уничтожить. Щенка было жалко, и Петр Петрович, посовещавшись с Инной Михайловной, решил оставить его: плевать, в конце концов, что он с одним яичком! Так Васечка нашел свое место в жизни.
Был он большим любителем ездить на машине за город, садился в кабину рядом с хозяином, Петр Петрович аккуратно пристегивал Васечку к сиденью, и они отправлялись на дачу к друзьям на реку Истру. Васечка вел себя в дороге азартно, следил за встречными машинами, за тем, что происходит на обочине, приподнимался на сиденье, высовывался в окно, взлаивал, поворачивался к хозяину, словно бы обращаясь к нему за поддержкой и ощущая необходимость обсудить увиденное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54