Иногда заглядывал вниз и отмечал с немым изумлением, как из него вылетают радужные пузыри, крупные, как надувные шары, беззвучно уносясь вниз. Похоже, это был шампунь либо специальная жидкость для мытья чего-нибудь женского, чего у Наташки гораздо больше, чем у других баб. Кормовую часть она вон какую себе наела!
И как только он раньше не сообразил, что Наташка никогда на бутылку ликера не раскошелится - даже на день своего рождения, - не заложено это у неё в крови! И стреляный он воробей, Генрих Иванович Сидоркин, попался, как юный натуралист, перепутавший ужа с ежом.
А ведь он и по радио слышал как-то рассказ одного балабола про то, как некий Федя из городской подворотни хватанул шампуня из пластмассовой бутылки, и по телевизору в "Юморине" нечто подобное наблюдал, и в деревню к ним из Москвы милицейский полковник Валентин Борисович Белобородов приезжал, в клубе на колхозном собрании рассказывал про всякие казусы. Был у них в ментовке, оказывается, один капитан. Работал в аэропорту на досмотре багажа и очень любил обирать беззащитных пассажиров по части "огненной воды". А потом изъятым товаром пользовался...
Однажды этот капитан отнял у одной тетки бутылку с шампунем. Обвинил почтенную даму в том, что она в пластмассе провозит самогон, а самогон, как известно, является горючим материалом, запрещенным для перевозки в самолетах Аэрофлота. И так изворачивалась та тетка, и этак - ничего у неё не получилось, проводил её капитан в самолет без бутылки. Оставшись же один, он эту пластмассу незамедлительно оприходовал.
Еле-еле потом капитана откачала "скорая помощь".
Все это знал опытный Гидро, много раз слышал об этом, видел по телевизионному ящику - и все-таки попался. Тьфу! Это надо же так лопухнуться! Никогда ещё Гидро не чувствовал себя так паршиво, так униженно, как сейчас, никогда в жизни его так здорово ещё не мутило.
Он сидел над дырой в туалете, поглядывал под себя и со страхом отмечал, что радужные шары все продолжают и продолжают из него сыпаться. И становится их не меньше, а больше...
С его напарником Панкратовым тем временем происходило следующее. Хотя и находился дом Панкратова рядом, но до дома ещё добежать надо было. Бегун же из Панкратова известно какой: два шага сделает, на третьем уже ноги подкашиваются.
В общем, бежит Панкратов домой, за сердце хватается, хрипит, борода вся в цветной, розовой с белым, пене, пена все лезет и лезет из него, радужными пузырями вылезает даже из ноздрей. Панкратов сдирает её пальцами с бороды, стряхивает на землю, но это не помогает - пены становится все больше. Нет от неё спасенья... Стонет Панкратов, но бежит дальше.
Жена Панкратова как увидела своего муженька, так и сиганула через забор. И в лес умчалась - от греха подальше. Муж-то, получается, с ума сошел, пена вон как изо рта валит... Еле-еле потом несчастную женщину из-под медвежьего выворотня извлекли - она вообще хотела остаться в берлоге на зиму, чтобы не общаться с сумасшедшим мужем.
Добравшись до дома, Панкратов хватанул полную кружку воды - во рту здорово что-то начало припекать от ликера и изнурительного бега, - пена из него полезла пуще прежнего. Радужные пузыри хлопали один за другим, лопались прямо на ноздрях, пена появилась даже на ушах - похоже, полезла уже и оттуда. Перепугался Панкратов страшно - никогда ещё ликер не давал таких последствий.
Он выскочил за дверь и понесся в туалет. Но до "места назначения" не добежал - по дороге из него выбило целый фонтан жеваной, не успевшей перевариться наваги, воды и пены. Следом за первым приступом накатил второй, за вторым - третий, за третьим - четвертый, и так без остановки, пока он не загадил весь огород.
Урожай картошки, который Панкратов с женой рассчитывали взять осенью, погиб едва ли не целиком: неприхотливый северный картофель, привыкший стойко сопротивляться всяким напастям, не выдержал пенной атаки хозяина.
Отлежавшись, Гидро и Панкратов, испуганные, бледные, встретились вновь через три дня. Срок оказался точь-в-точь для выздоровления, - и потащились на берег Белого моря в родную рыболовецкую бригаду, к дяде Лене Потапову восстанавливать здоровье свежей ухой. Тем более, к той поре уже подоспела семга, а только что посоленная семужка, да жирная рыбья юшка это лучшее лекарство от любой отравы. Находясь в бригаде дяди Лени Потапова, они целых три дня не пили, приходили в себя, потом, поправив подорванное здоровье, вернулись к прежнему образу жизни...
А нынешней зимой Панкратов понес тяжелую утрату - его друга не стало.
Гидро, приняв хорошо на грудь, решил проверить, что же будет, если он шлагбаумом ляжет посреди дороги: будут шофера просить "шлагбаум" подняться или же станут обходить его по снежному целику? Всякий же поднятый шлагбаум, естественно, стоит денег... Ну и развалился Гидро посреди накатанной, с обледенелой колеей дороги.
На его беду, ни одна машина на том зимнем тракте не показалась: Тамица - не та деревня, куда машины заглядывают поминутно, и Гидро уснул. Уснуть-то на морозе легко, да вот проснуться трудно. А мороз стоял немалый, даже по северным меркам немалый - тридцать пять градусов ниже нуля. По Цельсию.
В результате Гидро не стало. Как заявила местная фельдшерица - а она человек знающий, - Гидро "умер от переохлаждения спинного столба".
Некоторое время Панкратов вел тихий образ жизни - осмысливал потерю, происходящее у них в деревне и во всем мире, заодно осмысливал и свою собственную жизнь, ходил очень скучный и противный сам себе - слишком трезвый, - но недавно, как мне сказали, взялся за старое... Уже в одиночку. Чтобы традиция, значит, не умерла. Этого нельзя было допускать ни в коем разе.
НАЕМНЫЙ УБИЙЦА
Каждый день московские газеты дают сообщения о заказных убийствах: в одном месте киллер застрелил прямо в офисе, за рабочим столом 28-летнего генерального директора фирмы; в другом - расстрелял майора налоговой полиции, уложил его рядом с домом; в третьем месте от пуль киллера пострадал президент крупного банка, убийца настиг его по дороге из дома на работу, когда тот в сопровождении охранников шел пешком в офис. В ресторане "Какаду", что на Ленинском проспекте столицы, были расстреляны трое посетителей, столько же было расстреляно в обычной шашлычной в районе Ясенева. Последние славно отужинали и в половине одиннадцатого вечера сели в "БМВ", собираясь отправиться домой. Рядом неожиданно остановился "уазик", из машины выскочил неизвестный в маске, с автоматом и выпустил половину рожка в иномарку. Машина, из которой велась стрельба, вскоре была найдена в Битцевском парке, на заднем сиденье валялся и автомат... На пороге собственного дома на проспекте Мира была изрешечена пулями руководительница совместного предприятия "Юнис Корпорейшн" (СП занималось недвижимостью). Охранник предпринимательницы скончался на месте, женщина в тяжелом состоянии доставлена в больницу. И так далее.
Хронику подобных событий можно продолжать бесконечно: в Москве каждый день от рук наемных убийц гибнут люди.
Имя киллера всегда остается неведомым, его не знают ни широкая публика, ни правоохранительные органы. Известность киллеру ни к чему. Заказные убийства практически не раскрываются - так поставлено это дело.
И я, ей-богу, не верю журналистам, которые легко встречаются с киллерами, непринужденно беседуют с ними, пьют чай в домашней обстановке, обмениваются телефонами, адресами и договариваются об очередной встрече в недалеком будущем. Это все, мягко говоря, не так.
Хотя случаи, когда киллеры давали интервью за хорошую сумму в долларах, имеются. Но происходило это с западными журналистами - у западного журналиста шансов встретиться потом с киллером где-нибудь в узком месте гораздо меньше, чем у журналиста отечественного. А для отечественного журналиста знакомство с киллером очень опасно.
Впрочем, продолжая тему, замечу, что я не очень верю в интервью с киллерами, которые рассказывают о себе, находясь в затемненной комнате, сидя спиною к видеокамере, будучи при этом в маске, и говорят измененным голосом. Киллеры ныне, как мне сообщили в Генеральной прокуратуре России, довольно хорошо разрабатываются правоохранительными органами, существует уже целая группа "головастых мужиков", доверительно сказал мне собеседник, - докторов наук, аналитиков высокого класса, которые специально занимаются киллерами, они могут поймать человека, дающего интервью, на какой-нибудь незначительной мелочи, на неприметной детали. Он и сам не заметит, как проколется.
Впрочем, это если говорить о профессиональном киллере. Но ведь полно киллеров непрофессиональных, которые за двести долларов готовы шлепнуть кого угодно. Правда, то, что они готовы, вовсе не означает, что им это всегда удается сделать.
В общем, киллер, если он настоящий, вряд ли когда выпустит из поля зрения журналиста, который пошел с ним на контакт, - журналист долго ещё будет сидеть у него на крючке. Это одна опасность. Вторая опасность в том, что, если киллер завалится, "головастые мужики" будет трясти все его связи и так или иначе выйдут и на журналиста, заставят его ответить на вопрос: почему он, встретившись с киллером, не сообщил об этом органам, то есть, попросту, почему не настучал? И, поверьте мне, очень даже могут притянуть к ответу, каким бы популярным журналист ни был.
Так что тысячу раз надо подумать, прежде чем браться за материал о киллере. А с другой стороны, редакционное задание есть редакционное задание. Если редакция поручила написать материал о киллере, то надо писать.
...Он привык вставать рано, едва в окна начинал сочиться с улицы жиденький сукровичный сумрак рассвета, делал зарядку с обязательными каратистскими приемами, катами и отработкой ударов ногами и руками. Он забыл, как называются многие удары - наше произношение японских терминов все равно неверно, - но не забыл технику, это нельзя было забывать, хотя в его нынешней работе ни каратэ, ни джиу-джитсу, ни какая иная новомодная борьба с ломовыми приемами особо не нужны: пуля все равно оказывалась быстрее любого, самого ловкого каратиста. Но один раз из двухсот знание приемов выручало его, и тогда он думал, что когда-нибудь все-таки попадет в серьезный переплет и его уже не спасет ни умение стрелять вслепую, с закрытыми глазами, на шорох и попадать при этом в мышь, выползшую из-под пола, ни способность маскироваться так, что его не заметит ни один человек, находящийся рядом, он обратится в пень, в кусок земли, - тогда спасет только каратэ. И готовился к тому единственному случаю.
Поэтому он и не прекращал тренировки.
Мебель на кухне у него стояла новая, дорогая, недавно купленная в салоне "Касабелла" - доставлена из Италии. Большой холодильник "Бош" громоздился в углу, рядом высился морозильник "Сименс", который он называл "фрюсом", невесть где подцепив это искаженное словечко, газовая плита, коричнево-серая, элегантная, была доставлена из Штатов - ныне на кухне не то что раньше, посидеть одно удовольствие. Можно расслабиться. А расслабляться он позволял себе только дома, больше нигде.
Даже на рыбалке, которую очень любил, он не расслаблялся, - она слишком затягивала его, превращала в ребенка, уносила назад в детство, босоногое и не самое сытое, когда пяток окуньков были хорошим подспорьем на столе, из них можно было изготовить превосходный рыбный суп, а десяток это было вообще первоклассным жаревом. А на кухне он мог и имел право расслабиться.
После зарядки он завтракал, а потом читал. Читал классику Достоевского, Голсуорси, Монтеня. В газеты, в отличие от многих москвичей, особенно чиновников, привыкших, как они сами считают, держать руку на "пульсе жизни", не заглядывал вообще. Принципиально. Газеты его раздражали. Те крохи информации, которые ему надо было знать, он вылавливал с экрана телевизора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54