– Почему? – повторила она. – О, вам не понять. Мы потеряли то, что между нами было. Это не восстанавливается. Он все-таки не попал в гестапо. Должно быть, нашлись и среди нацистов порядочные люди, которые не выполнили приказ Гитлера насчет коммандос. Так что он выжил и вернулся. Я все уверяла себя, что когда-нибудь найду его, но такого, как раньше – молодого, чистого душой, полного жизни. Но увидеть его мужем этой рыжей шлюхи – какая мерзость! Я уже знала про нее и Роджера. Не сомневаюсь, что Фрэнк тоже знал. И Линда Лоринг тоже – она и сама потаскуха, но не законченная. Одна порода. Вы спрашиваете, почему я не ушла от Роджера и не вернулась к Фрэнку? После того как он побывал в ее объятиях, тех же самых, в которые она с такой готовностью приняла и Роджера? Нет, спасибо. Меня такие вещи не подстегивают. Роджеру я могла простить. Он пил, не ведал, что творит. Мучился из-за работы, ненавидел себя, потому что стал продажным писакой. Он был слабый человек, отчаявшийся, не мог примириться сам с собой, но его можно было понять. Он был просто муж. От Фрэнка я ждала либо гораздо большего, либо ничего. В конце концов он стал для меня ничем.
Я отхлебнул из стакана. Спенсер допил свой виски. Он царапал пальцем обивку дивана. Забыл про кипу бумаги на столе, неоконченный роман популярного писателя, с которым было все окончено.
– Не сказал бы, что он стал ничем, – заметил я. Она вскинула глаза, равнодушно поглядела на меня и снова их опустила.
– Ничем, и даже меньше того, – произнесла она с новой, язвительной ноткой в голосе. – Он знал, что она собой представляет и женился на ней.
Затем, оттого, что она была такой, убил ее. А потом бежал и покончил с собой.
– Он ее не убивал, – сказал я, – и вы это знаете. Она легко выпрямилась и непонимающе взглянула на меня. Спенсер издал невнятный звук.
– Ее убил Роджер, – сказал я, – и это вы тоже знаете.
– Он вам сам сказал? – спокойно осведомилась она.
– Говорить было необязательно. Намекнул пару раз. В конце концов он рассказал бы мне или кому-то еще. Из него это прямо рвалось.
Она легонько покачала головой.
– Нет, м-р Марлоу. Ничего из него не рвалось. Роджер не знал, что он ее убил. Он тогда был в полном беспамятстве. Потом чувствовал беспокойство, пытался понять, что произошло, но не мог. Шок уничтожил все воспоминания.
Может быть, они и всплыли бы; может быть, это случилось в последнюю минуту его жизни, но только тогда, не раньше.
Спенсер хрипло выдавил из себя:
– Так не бывает, Эйлин.
– Почему, бывает, – возразил я. – Знаю два таких случая. Один был с пьяницей, который в беспамятстве убил женщину. Подцепил ее в баре, потом задушил ее же собственным шарфом с модной застежкой. Это было у него дома, и как все происходило, неизвестно – только она погибла, а когда его поймали, у него галстук был заколот этой застежкой, и он понятия не имел, откуда она у него.
– Так и не вспомнил? – спросил Спенсер. – Или потом признался?
– Не признался до конца. Теперь его нет, так что спросить не у кого.
Его отправили в газовую камеру. Другой случай был с человеком, раненным в голову. Он жил с богатым извращенцем – из тех, что собирают первые издания, и любят готовить изысканные блюда, и держат в тайнике за стеной очень дорогую секретную библиотеку. Они подрались, носились в драке по всему дому, из одной комнаты в другую и наконец он очутился на улице, весь в синяках, с поломанными пальцами. Понимал одно – что у него болит голова, и он не знал, как проехать обратно в Пасадену. Ездил кругами, все время подъезжал к одной и той же бензоколонке и узнавал дорогу. Там решили, что он свихнулся, и вызвали полицию. Когда он появился в очередной раз, его уже ждали.
– С Роджером такое не могло случиться, – заявил Спенсер. – Он был не более безумен, чем я.
– В пьяном виде он ничего не соображал, – возразил я.
– Я была там. Я видела, как он это сделал, – спокойно проронила Эйлин.
Я ухмыльнулся Спенсеру. Это была не лучшая моя ухмылка, но уж какая получилась.
– Сейчас она расскажет, – объявил я. – Слушайте. Сейчас расскажет. Ей уже не удержаться.
– Да, это правда, – сурово сказала она. – Некоторые вещи трудно рассказывать и про врага, тем более про собственного мужа. Если мне придется выступать свидетелем при всех, вам будет неприятно, Говард. Ваш прекрасный, талантливый автор, такой популярный и прибыльный, предстанет в жалком виде.
Он ведь был король секса, правда? На бумаге, конечно. И как же этот бедный дурак старался оправдать эту репутацию! Эта женщина была для него просто очередным трофеем. Я следила за ней. Наверно, это стыдно. Так принято говорить. Так вот, я ничего не стыжусь. Я видела всю эту мерзость. Дом для гостей, где она любила развлекаться, – уединенное местечко, с собственным гаражом, с входом сбоку, из тупика за высокими деревьями. Наступил момент, неизбежный для таких, как Роджер, когда он перестал устраивать ее в постели.
Перепил. Он решил уйти, но она с воплем выскочила за ним, совершенно голая, размахивая какой-то статуэткой. Выкрикивая отвратительные, грязные ругательства, которые я не могу повторить. Потом замахнулась на него статуэткой. Вы, конечно, понимаете, какое потрясение для мужчины – услышать от якобы утонченной женщины слова, которые пишут на стенках писсуаров. Он был пьян, ему и раньше случалось впадать в буйство, и тут это повторилось.
Он вырвал статуэтку у нее из рук. Остальное можете представить сами.
– Крови, должно быть, было много, – сказал я.
– Много? – она горько рассмеялась. – Видели бы вы его, когда он вернулся домой. Когда я побежала к своей машине, чтобы уехать, он все еще стоял и смотрел на нее. Потом нагнулся, взял ее на руки и понес в дом для гостей.
Тут я поняла, что от шока он немного отрезвел. Домой явился через час. Не говорил ни слова. Его потрясло, что я его жду. Был не то, что пьян, а словно одурманен. Лицо, волосы, весь пиджак были в крови. Я отвела его в уборную возле кабинета, раздела и почистила немного, чтобы можно было отвести его наверх в душ. Уложила в постель. Достала старый чемодан, спустилась и положила в него окровавленную одежду. Вымыла раковину, пол, потом взяла мокрое полотенце и протерла сиденье у него в машине. Поставила ее в гараж и вывела свою. Поехала к резервуару Четсвортской водокачки – а дальше сами понимаете, что я сделала с чемоданом, где лежала окровавленная одежда и полотенца.
Она умолкла. Спенсер нервно почесывал левую ладонь. Она мельком взглянула на него и продолжала.
– Пока меня не было, он встал, нашел виски и напился. На следующее утро не помнил ничего. Вернее, не сказал ни слова и вел себя так, словно мучился только от похмелья. И я ничего не сказала.
– А он не удивился, куда девалась одежда? – поинтересовался я. Она кивнула.
– Наверно, потом удивился – но промолчал. К тому времени уже все началось. Об этом сразу закричали газеты, затем исчез Фрэнк, а потом он умер в Мексике. Как я могла знать, что он погибнет? Роджер был моим мужем. Он совершил страшную вещь, но и она была страшная женщина. И он сделал это в беспамятстве. Потом газеты так же внезапно умолкли. Наверно, к этому приложил руку отец Линды. Роджер, конечно, читал прессу, но рассуждал об этом, как любой, кто просто был знаком с этими людьми.
– И вам не было страшно? – тихо спросил Спенсер.
– Я чуть не заболела от страха, Говард. Если бы он вспомнил, то, наверно, решил бы меня убить. Он был хорошим актером – как большинство писателей – и, возможно, уже все знал и выжидал удобного случая. А может, и не знал. Была надежда, что он все-таки забыл навсегда. А Фрэнка уже не было на свете.
– Если он не спросил про одежду, которую вы потом утопили в резервуаре, значит, что-то подозревал, – заметил я. – И помните, в том тексте, что он оставил в машинке – это когда он стрелял наверху, а вы пытались отнять у него револьвер – там говорилось, что из-за него умер хороший человек.
– Вот как? – глаза у нее округлились ровно настолько, насколько нужно.
– Это было напечатано на машинке. Я уничтожил эти листки по его просьбе. Решил, что вы их уже прочли.
– Никогда не читала того, что он писал у себя в кабинете.
– Читали – записку, которую он оставил, когда его увез Верингер. Даже рылись в корзине для бумаг.
– Это другое дело, – холодно возразила она. – Я пыталась выяснить, куда он делся.
– О'кей, – сказал я, откидываясь на спинку. – Вы все сказали?
Она медленно, с глубокой грустью кивнула.
– Кажется, все. В последний момент, перед тем, как застрелиться, он, наверно, вспомнил. Этого мы никогда не узнаем. Да и нужно ли?
Спенсер откашлялся.
– А какая роль во всем этом предназначалась Марлоу? Это была ваша идея – пригласить его сюда. Помните, вы меня уговорили.
– Я страшно боялась. Боялась Роджера и за Роджера. М-р Марлоу был друг Фрэнка, едва ли не последний из тех, кто его здесь видел. Фрэнк мог ему что-нибудь рассказать. Я хотела точно знать. Если он был мне опасен, нужно было иметь его на своей стороне. Если бы он узнал правду, возможно, Роджера еще удалось бы спасти.
Внезапно, вроде бы без всякой причины, Спенсер разозлился. Подался вперед и выпятил челюсть.
– Давайте-ка начистоту, Эйлин. Вот частный сыщик, у которого уже были нелады с полицией. Его держали в тюрьме. Считалось, что он помог Фрэнку – я его называю по-вашему – удрать в Мексику. Если бы Фрэнк был убийцей, это преступление. Значит, если бы Марлоу узнал правду и мог оправдаться, вы бы предпочли, чтобы он сидел в углу и отмалчивался? Так вы себе это представляли?
– Я боялась, Говард. Неужели это не понятно? Я жила в одном доме с убийцей, да еще, возможно, и с сумасшедшим. Почти постоянно оставалась с ним наедине.
– Это я понимаю, – сказал Спенсер, по-прежнему жестко. – Но Марлоу отказался у вас жить, и вы остались одна. Потом Роджер выстрелил из револьвера, и всю неделю после этого вы были одна. Потом Роджер покончил с собой, и по странному совпадению на этот раз один оказался Марлоу.
– Это верно, – ответила она. – Ну и что? При чем тут я?
– Пусть так, – сказал Спенсер. – А может, вы думали, что Марлоу, докопавшись до правды, учтет, что этот револьвер уже однажды выстрелил, и просто вручит его Роджеру с примерно такими словами: «Слушайте, старина, вы убийца, я это знаю, и ваша жена тоже. Она прекрасная женщина. Хватит ей мучаться. Да и мужу Сильвии Леннокс тоже. Будьте человеком – спустите курок, и все решат, что вы просто допились до чертиков. Пойду-ка я покурить к озеру, старина. Желаю удачи и прощайте. Кстати, вот револьвер. Если понадобится – он заряжен».
– Что за бред, Говард? Мне ничего подобного в голову не приходило.
– Вы же сказали полиции, что Роджера убил Марлоу. Это как понимать?
Она бросила на меня беглый, почти смущенный взгляд.
– Это было очень дурно с моей стороны. Я не знала, что говорю.
– Может, вы считаете, что Марлоу его застрелил? – спокойно осведомился Спенсер. Глаза у нее сузились.
– Ну что вы, Говард. Зачем ему это? Какое чудовищное предположение.
– Почему? – пожелал узнать Спенсер. – Что здесь чудовищного? Полиция тоже так подумала. А Кэнди подсказал им мотив. Он заявил, что в ту ночь, когда Роджер выстрелил в потолок, а потом уснул со снотворным, Марлоу провел два часа у вас в спальне.
Она залилась краской до корней волос и растерянно уставилась на него.
– И на вас ничего не было надето, – свирепо продолжал Спенсер. – Так сказал Кэнди.
– Но на предварительном слушании... – начала она дрожащим голосом.
Спенсер перебил ее.
– Полиция не поверила Кэнди. Поэтому на слушании он этого не рассказывал.
– О-о... – во вздохе послышалось облегчение.
– Полиция, – холодно сказал Спенсер, – заподозрила также и вас. И подозревает до сих пор. Им не хватает только мотива. По-моему, теперь его нетрудно найти.
Она вскочила.
– Прошу вас обоих покинуть мой дом, – гневно бросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52