Долго молчал. Потом произнес:
– И все-таки мы превращаемся в монстров.
– Брось, Женя. Мы – напротив – боремся с ними. Я – мент. Я всю жизнь их давил и давить буду столько, сколько смогу. Всеми средствами… Не наша вина в том, что мы живем в противоестественном, опрокинутом мире. Если бы государство нормально исполняло свои функции, то мы с тобой, два пенсионера, могли бы спокойно проводить время на рыбалке. Думаешь, мне хочется кидать Африканца в тюрьму? Нет, не хочется… Но ты отлично знаешь, для чего это делается. Ты лучше меня это знаешь. И должен отдать себе отчет, что на одной чаше весов некие абстрактные представления о гуманизме и судьба Ваньки Таранова, а на другой – миллионы человеческих жизней. Миллионы, Женя!… Если тебе важнее твоя личная пор-р-рядочность, то, конечно, нужно сказать Африканцу: отбой, Иван. Мы, брат, извини, погорячились… А если мы хотим сделать реальное дело и уличить московских кровососов, то – извини – мы обязаны довести «Караван» до конца. Второго такого шанса у нас может просто не быть, Евгений. Решай, Председатель, решай…
Снова повисла тишина. Над полом плыл легкий сквознячок и холодил ноги…
– Пожалуй, – произнес Председатель, – я был не прав, когда сказал, что мы превращаемся в монстров – мы уже в них превратились, Игорь.
* * *
Три последних дня перед «командировкой» он провел со Светланой. Господи, что это были за дни! Потом они будут сниться Таранову.
Что это были за дни! Наполненные нежностью и тоской. Особой, хрустальной нежностью… и совершенно особой, нечеловеческой тоской. Наверно, так может тосковать зверь, попавший в капкан. Или преступник, приговоренный к казни. Он знает, что палач придет на рассвете, и смотрит в окно, пытаясь взглядом остановить или хотя бы отсрочить восход…
Никогда еще не любил Иван так обреченно-яростно. И так пронзительно нежно… Светлана всматривалась в его лицо и спрашивала: что с тобой, Ваня?… А он смеялся и говорил: все о’кей, Светка-конфетка… все о’кей.
И вел ее в кафушку. Или в парк. Или просто на берег залива, где тонкая полоска льда вдоль берега, и черная дымящаяся вода дальше… и – совсем далеко – белое карликовое солнце над горизонтом… Или нес ее на руках в ванну, раздевал бережно и опускал в белоснежную пену. Он касался ее тела губами и чувствовал ту истому, что наполняет женщину с волосами цвета спелой пшеницы.
Ах, эти три дня на излете декабря двухтысячного! Легкий морозец, искрящийся снег, счастливые, сияющие глаза Светланы…
Три дня прошли, как будто их и вовсе не было. 25 декабря Таранов объявил Светлане, что срочно уезжает в командировку.
– А когда ты вернешься? – озадаченно спросила Светлана.
– Только в следующем веке, родная, – ответил он, смеясь.
– Ванька! А отказаться было нельзя?
– Нет, отказаться было нельзя… воробьев кормить не забывай.
Он сложил вещи в небольшую спортивную сумку, категорически запретил себя провожать и ушел. В окно Светлана видела, как Таранов энергично пересек улицу, поднял руку и остановил частника. Он ни разу не обернулся, не посмотрел на ее окна, не взмахнул рукой.
В квартире Светланы было тепло, но она стояла у окна, набросив на плечи шаль и обхватив себя за плечи руками. Ей было зябко и очень-очень страшно… А синий «жигуленок», в который сел Иван, выплюнул в снежную пелену черный клубок дыма и увез Таранова… Куда? Зачем?
Водила попался разговорчивый – с ходу обратился к Ивану с каким-то вопросом. Таранов что-то ответил… Водила снова задал вопрос, но Иван сказал:
– Ты давай крути баранку. Скользко нынче, брат.
Водила посмотрел на Ивана сбоку, увидел плотно сжатые губы и желваки на щеках. С вопросами больше не лез. На Финляндском Иван вышел, потолкался, проверяясь, и нырнул в метро. Дважды сменив направление, он вышел на «Лесной», снова поймал частника и поехал на Лиговку. Здесь, на конспиративной точке, его ожидали Председатель и Лидер.
Их беседа продолжалась около сорока минут. Меньшая часть этого времени была посвящена инструктажу о рабочих и запасных каналах связи, паролях и берлогах, где можно отлежаться при возникновении нештатной ситуации. Большая часть – финальному «зомбированию» на выполнение задачи. Таранов хорошо это понимал, и руководители «Анти-клуба» понимали, что он это понимает. Всем было неприятно.
После рукопожатий и даже предложения «присесть на дорожку», что и было Тарановым сделано с кривой усмешкой, он покинул квартиру на Лиговском. По свеженькому, не истоптанному снегу пешком дошел до Московского вокзала, хлопнул в ресторане два «полтинничка» коньяку и сел в восьмой вагон поезда ? 151 «Родники Удмуртии». В спальном вагоне было чисто, спокойно, уютно.
Соседом по купе оказался мужчина одних с Тарановым лет – полный, ловкий и весьма общительный бизнесмен. Он тоже ехал во Владимир, попутчику обрадовался, сразу извлек из дорожного кофра бутылку «Русского стандарта» и предложил выпить за знакомство.
Таранов отказался и, сославшись на усталость, лег спать. Попутчик пожал плечами, выпил «соточку» и пошел покурить. По дороге он заскочил в туалет, достал сотовый телефон и позвонил Лидеру.
– Все в порядке, – сказал, не называя себя, попутчик. – Выглядит, конечно, несколько угрюмо, на контакт не идет. Но вполне адекватен.
– Хорошо, – отозвался Лидер. – Если вдруг его начнет «клинить»… в общем, все согласно плану. Желаю удачи.
Когда попутчик вернулся в купе, Иван Таранов спал, отвернувшись к стене. Колеса стучали: центр-рал, централ, цент-рал. «Родники Удмуртии» мчались на Москву. Луч электровоза разрезал темень и косо летящий снег.
Глава 11
ОШИБКА ГРАФА
С утра у Шувалова прихватывало сердце. Втайне от Свата он принимал нитроглицерин – помогало не очень… В полдень они вышли из гостиницы, с тем чтобы встретиться через час в Почтовом переулке.
Сват отправился пить кофе, а Граф пошел в Успенский собор – его завораживала звенящая высота храма, притягивала и отпугивала одновременно… Он подолгу смотрел на иконы. Он отдавал себе отчет, что скоро уже, наверно, придет и его время предстать перед Высшим Судом. И когда его спросит строгий голос: как жил ты, человек? – он ответит: я воровал.
…Граф вышел из храма очень спокойный… и сердце отпустило. Он подставил ладонь снегопаду – снежинка опустилась в руку вора и растаяла. Граф пошел на Почтовый. Там его ожидали Сват и Аспирин на машине. Свата Василию Тимофеевичу порекомендовал один из питерских авторитетов.
– Человечек, – сказал он о Свате, – толковый, дело свое знает туго. Но – безбашенный. Да и зоны не нюхал… Вы с ним, Василий Тимофеевич, построже.
«Безбашенный» Сват Графу понравился, хотя, конечно, он предпочел бы работать с более опытным напарником. Но время уже поджимало, и он решил взять Свата на дело.
Квартирку Сват снял с привязи быстро. Более того, он сумел въехать, что сигнализация имеет дублирующую систему. Он ловко обошел обе системы, а Граф за две минуты пятьдесят секунд вскрыл три замка. Еще минута ушла на домашний сейф… В общем, квартирку комсомольца-сутенера сделали чисто, красиво. Из сейфа и нескольких тайничков горстями выгребали добычу – бриллианты, золото и пачки баксов-рублей-фунтов. Было очевидно, что если пошмонать получше, то можно найти вдвое или втрое. Но осторожный Граф сказал: уходим, не исключено, что может появиться любовница хозяина. Или сам хозяин.
– Да и хер с ним, – сказал Сват. – Волыну в бок и…
– Ты что, – перебил Граф, – взял с собой беду?
– Ну а как иначе? Без волыны на серьезное дело идти – себе дороже. Я на дело без волыны не хожу.
– Дурак ты шилом бритый, Сват. Про волыну забудь, – резко произнес Граф. – Я вор, а не налетчик. Уходим.
Сват оскорбленно замолчал, повесил на плечо сумку с добычей, и они покинули квартиру. На улице, в машине, их ожидал третий – из местных блатарей. Сели и сразу отъехали.
Все было отлично… Все было бы отлично, если бы местного блатного с погонялом Аспирин не заметил вдруг на перекрестке опер уголовного розыска Лапин по прозвищу Потрошитель. Собственно, Лапин катил себе по своим делам на старенькой «копейке». Ну, заметил Аспирина… ну и что? Но Аспирин, ожидая зеленого света на светофоре, повернул голову налево и вдруг увидел Потрошителя. Дернулся Аспирин, и в глазах его метнулся страх… Вот тогда уже капитан Лапин особым оперским чутьем уловил, что что-то не так, что надо бы Аспирина проверить. Да и его пассажиров тоже. Лапин подмигнул Аспирину и выдвинул «копейку» вперед – вправо, перекрывая путь Аспириновой «девятке». Аспирин матюгнулся.
– В чем дело? – спросил Граф у Аспирина.
– Мусор долбаный, – ответил Аспирин зло.
– Спокойно, – сказал Граф. – Ты нас не знаешь, не видел, взялся подбросить до вокзала. Спокойно, все будет хорошо.
Граф видел, что Аспирин нервничает… и Сват нервничает, а мент в штатском подошел к водительской двери и положил сильную лапу на слегка приспущенное стекло.
– Выйди, Аспирин, – сказал Лапин «ментовским» тоном.
– А в чем дело, начальник? – напряженно спросил Аспирин. В носке у него лежали два чека героина, и именно из-за этого-то он нервничал. А Лапин видел, что Аспирин «на измене». И сразу начал «напрягать».
– Сам не знаешь, – у своих пассажиров спроси, – сказал Лапин. – Давай выходи, Аспирин.
Аспирин нехотя вылез из машины, сплюнул под ноги с независимым видом. На опера это не произвело никакого впечатления.
– Господ пассажиров тоже попрошу выйти и предъявить документы, – сказал Лапин. – Уголовный розыск, капитан Лапин.
Граф вышел спокойно и с достоинством. Он – самый опытный и хладнокровный – отлично понимал, что опер берет на понт. И если вести себя спокойно, уверенно – дело кончится ничем. Только если мент вдруг сунется в сумку Свата… Но для этого пока нет никаких оснований. Граф вышел, достал паспорт и уверенно протянул его капитану:
– А что случилось?
– Куда едете? – не отвечая на вопрос, произнес Лапин.
– На вокзал.
Лапин внимательно изучил паспорт, сверил фото с внешностью владельца и вернул паспорт Графу.
– Ваши документы? – сказал капитан Свату. Сват нехотя вылез из машины, протянул паспорт. Процедура повторилась.
– Вместе едете? – спросил Лапин Свата.
– Нет, – ответил Граф.
– Понятно… сумка чья? – Лапин кивнул на черную сумку, которая стояла на заднем сиденье… Сват побледнел. – Чья, говорю, сумка?…Та-ак… интересно. – Лапин повернулся к Аспирину: – Твоя, Слава, сумка?
– Не, начальник, не моя.
– Ваша? – спросил опер у Графа.
– Нет, не моя.
Тогда Лапин обратился к Свату:
– Ну что ж, значит, ваша?
Сват молчал. Ситуация напрягалась с каждой секундой.
– Откройте сумочку, гражданин Иванов.
И тут Сват психанул. Он сделал назад шаг, другой… повернулся и побежал. Даже опытный Потрошитель этого не ожидал… Капитан быстро, привычно сковал наручниками Графа с Аспирином, пропустив при этом связку «браслетов» сквозь рамку двери, и бросился догонять Свата. Капитан был азартен, дерзок, провел более двухсот задержаний… В том числе серийного убийцы Бодунова, который всегда носил два пистолета и гранату. В момент задержания Бодун успел сорвать кольцо с «феньки». Он держал гранату в руке, смотрел на приближающегося Лапина и хохотал. Счет шел на секунды. Опер рванулся вперед, сбил убийцу с ног и сам навалился сверху. Когда «фенька» рванула, тело Бодуна подбросило. Лапин ощутил это каждой клеточкой.
Свата опер догнал в Липках. Старинный сквер был тих и почти пуст. Падал пушистый снег.
– Стой! – закричал Лапин. – Стой, стрелять буду.
Сват затравленно оглянулся, упал и выхватил дрянной китайский газовый револьверчик, переделанный для стрельбы патронами «5, 6»… Он успел выстрелить всего один раз – пуля пробила рукав кожаной куртки Лапина. В следующий момент капитан ногой выбил револьвер и сам рухнул на Свата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– И все-таки мы превращаемся в монстров.
– Брось, Женя. Мы – напротив – боремся с ними. Я – мент. Я всю жизнь их давил и давить буду столько, сколько смогу. Всеми средствами… Не наша вина в том, что мы живем в противоестественном, опрокинутом мире. Если бы государство нормально исполняло свои функции, то мы с тобой, два пенсионера, могли бы спокойно проводить время на рыбалке. Думаешь, мне хочется кидать Африканца в тюрьму? Нет, не хочется… Но ты отлично знаешь, для чего это делается. Ты лучше меня это знаешь. И должен отдать себе отчет, что на одной чаше весов некие абстрактные представления о гуманизме и судьба Ваньки Таранова, а на другой – миллионы человеческих жизней. Миллионы, Женя!… Если тебе важнее твоя личная пор-р-рядочность, то, конечно, нужно сказать Африканцу: отбой, Иван. Мы, брат, извини, погорячились… А если мы хотим сделать реальное дело и уличить московских кровососов, то – извини – мы обязаны довести «Караван» до конца. Второго такого шанса у нас может просто не быть, Евгений. Решай, Председатель, решай…
Снова повисла тишина. Над полом плыл легкий сквознячок и холодил ноги…
– Пожалуй, – произнес Председатель, – я был не прав, когда сказал, что мы превращаемся в монстров – мы уже в них превратились, Игорь.
* * *
Три последних дня перед «командировкой» он провел со Светланой. Господи, что это были за дни! Потом они будут сниться Таранову.
Что это были за дни! Наполненные нежностью и тоской. Особой, хрустальной нежностью… и совершенно особой, нечеловеческой тоской. Наверно, так может тосковать зверь, попавший в капкан. Или преступник, приговоренный к казни. Он знает, что палач придет на рассвете, и смотрит в окно, пытаясь взглядом остановить или хотя бы отсрочить восход…
Никогда еще не любил Иван так обреченно-яростно. И так пронзительно нежно… Светлана всматривалась в его лицо и спрашивала: что с тобой, Ваня?… А он смеялся и говорил: все о’кей, Светка-конфетка… все о’кей.
И вел ее в кафушку. Или в парк. Или просто на берег залива, где тонкая полоска льда вдоль берега, и черная дымящаяся вода дальше… и – совсем далеко – белое карликовое солнце над горизонтом… Или нес ее на руках в ванну, раздевал бережно и опускал в белоснежную пену. Он касался ее тела губами и чувствовал ту истому, что наполняет женщину с волосами цвета спелой пшеницы.
Ах, эти три дня на излете декабря двухтысячного! Легкий морозец, искрящийся снег, счастливые, сияющие глаза Светланы…
Три дня прошли, как будто их и вовсе не было. 25 декабря Таранов объявил Светлане, что срочно уезжает в командировку.
– А когда ты вернешься? – озадаченно спросила Светлана.
– Только в следующем веке, родная, – ответил он, смеясь.
– Ванька! А отказаться было нельзя?
– Нет, отказаться было нельзя… воробьев кормить не забывай.
Он сложил вещи в небольшую спортивную сумку, категорически запретил себя провожать и ушел. В окно Светлана видела, как Таранов энергично пересек улицу, поднял руку и остановил частника. Он ни разу не обернулся, не посмотрел на ее окна, не взмахнул рукой.
В квартире Светланы было тепло, но она стояла у окна, набросив на плечи шаль и обхватив себя за плечи руками. Ей было зябко и очень-очень страшно… А синий «жигуленок», в который сел Иван, выплюнул в снежную пелену черный клубок дыма и увез Таранова… Куда? Зачем?
Водила попался разговорчивый – с ходу обратился к Ивану с каким-то вопросом. Таранов что-то ответил… Водила снова задал вопрос, но Иван сказал:
– Ты давай крути баранку. Скользко нынче, брат.
Водила посмотрел на Ивана сбоку, увидел плотно сжатые губы и желваки на щеках. С вопросами больше не лез. На Финляндском Иван вышел, потолкался, проверяясь, и нырнул в метро. Дважды сменив направление, он вышел на «Лесной», снова поймал частника и поехал на Лиговку. Здесь, на конспиративной точке, его ожидали Председатель и Лидер.
Их беседа продолжалась около сорока минут. Меньшая часть этого времени была посвящена инструктажу о рабочих и запасных каналах связи, паролях и берлогах, где можно отлежаться при возникновении нештатной ситуации. Большая часть – финальному «зомбированию» на выполнение задачи. Таранов хорошо это понимал, и руководители «Анти-клуба» понимали, что он это понимает. Всем было неприятно.
После рукопожатий и даже предложения «присесть на дорожку», что и было Тарановым сделано с кривой усмешкой, он покинул квартиру на Лиговском. По свеженькому, не истоптанному снегу пешком дошел до Московского вокзала, хлопнул в ресторане два «полтинничка» коньяку и сел в восьмой вагон поезда ? 151 «Родники Удмуртии». В спальном вагоне было чисто, спокойно, уютно.
Соседом по купе оказался мужчина одних с Тарановым лет – полный, ловкий и весьма общительный бизнесмен. Он тоже ехал во Владимир, попутчику обрадовался, сразу извлек из дорожного кофра бутылку «Русского стандарта» и предложил выпить за знакомство.
Таранов отказался и, сославшись на усталость, лег спать. Попутчик пожал плечами, выпил «соточку» и пошел покурить. По дороге он заскочил в туалет, достал сотовый телефон и позвонил Лидеру.
– Все в порядке, – сказал, не называя себя, попутчик. – Выглядит, конечно, несколько угрюмо, на контакт не идет. Но вполне адекватен.
– Хорошо, – отозвался Лидер. – Если вдруг его начнет «клинить»… в общем, все согласно плану. Желаю удачи.
Когда попутчик вернулся в купе, Иван Таранов спал, отвернувшись к стене. Колеса стучали: центр-рал, централ, цент-рал. «Родники Удмуртии» мчались на Москву. Луч электровоза разрезал темень и косо летящий снег.
Глава 11
ОШИБКА ГРАФА
С утра у Шувалова прихватывало сердце. Втайне от Свата он принимал нитроглицерин – помогало не очень… В полдень они вышли из гостиницы, с тем чтобы встретиться через час в Почтовом переулке.
Сват отправился пить кофе, а Граф пошел в Успенский собор – его завораживала звенящая высота храма, притягивала и отпугивала одновременно… Он подолгу смотрел на иконы. Он отдавал себе отчет, что скоро уже, наверно, придет и его время предстать перед Высшим Судом. И когда его спросит строгий голос: как жил ты, человек? – он ответит: я воровал.
…Граф вышел из храма очень спокойный… и сердце отпустило. Он подставил ладонь снегопаду – снежинка опустилась в руку вора и растаяла. Граф пошел на Почтовый. Там его ожидали Сват и Аспирин на машине. Свата Василию Тимофеевичу порекомендовал один из питерских авторитетов.
– Человечек, – сказал он о Свате, – толковый, дело свое знает туго. Но – безбашенный. Да и зоны не нюхал… Вы с ним, Василий Тимофеевич, построже.
«Безбашенный» Сват Графу понравился, хотя, конечно, он предпочел бы работать с более опытным напарником. Но время уже поджимало, и он решил взять Свата на дело.
Квартирку Сват снял с привязи быстро. Более того, он сумел въехать, что сигнализация имеет дублирующую систему. Он ловко обошел обе системы, а Граф за две минуты пятьдесят секунд вскрыл три замка. Еще минута ушла на домашний сейф… В общем, квартирку комсомольца-сутенера сделали чисто, красиво. Из сейфа и нескольких тайничков горстями выгребали добычу – бриллианты, золото и пачки баксов-рублей-фунтов. Было очевидно, что если пошмонать получше, то можно найти вдвое или втрое. Но осторожный Граф сказал: уходим, не исключено, что может появиться любовница хозяина. Или сам хозяин.
– Да и хер с ним, – сказал Сват. – Волыну в бок и…
– Ты что, – перебил Граф, – взял с собой беду?
– Ну а как иначе? Без волыны на серьезное дело идти – себе дороже. Я на дело без волыны не хожу.
– Дурак ты шилом бритый, Сват. Про волыну забудь, – резко произнес Граф. – Я вор, а не налетчик. Уходим.
Сват оскорбленно замолчал, повесил на плечо сумку с добычей, и они покинули квартиру. На улице, в машине, их ожидал третий – из местных блатарей. Сели и сразу отъехали.
Все было отлично… Все было бы отлично, если бы местного блатного с погонялом Аспирин не заметил вдруг на перекрестке опер уголовного розыска Лапин по прозвищу Потрошитель. Собственно, Лапин катил себе по своим делам на старенькой «копейке». Ну, заметил Аспирина… ну и что? Но Аспирин, ожидая зеленого света на светофоре, повернул голову налево и вдруг увидел Потрошителя. Дернулся Аспирин, и в глазах его метнулся страх… Вот тогда уже капитан Лапин особым оперским чутьем уловил, что что-то не так, что надо бы Аспирина проверить. Да и его пассажиров тоже. Лапин подмигнул Аспирину и выдвинул «копейку» вперед – вправо, перекрывая путь Аспириновой «девятке». Аспирин матюгнулся.
– В чем дело? – спросил Граф у Аспирина.
– Мусор долбаный, – ответил Аспирин зло.
– Спокойно, – сказал Граф. – Ты нас не знаешь, не видел, взялся подбросить до вокзала. Спокойно, все будет хорошо.
Граф видел, что Аспирин нервничает… и Сват нервничает, а мент в штатском подошел к водительской двери и положил сильную лапу на слегка приспущенное стекло.
– Выйди, Аспирин, – сказал Лапин «ментовским» тоном.
– А в чем дело, начальник? – напряженно спросил Аспирин. В носке у него лежали два чека героина, и именно из-за этого-то он нервничал. А Лапин видел, что Аспирин «на измене». И сразу начал «напрягать».
– Сам не знаешь, – у своих пассажиров спроси, – сказал Лапин. – Давай выходи, Аспирин.
Аспирин нехотя вылез из машины, сплюнул под ноги с независимым видом. На опера это не произвело никакого впечатления.
– Господ пассажиров тоже попрошу выйти и предъявить документы, – сказал Лапин. – Уголовный розыск, капитан Лапин.
Граф вышел спокойно и с достоинством. Он – самый опытный и хладнокровный – отлично понимал, что опер берет на понт. И если вести себя спокойно, уверенно – дело кончится ничем. Только если мент вдруг сунется в сумку Свата… Но для этого пока нет никаких оснований. Граф вышел, достал паспорт и уверенно протянул его капитану:
– А что случилось?
– Куда едете? – не отвечая на вопрос, произнес Лапин.
– На вокзал.
Лапин внимательно изучил паспорт, сверил фото с внешностью владельца и вернул паспорт Графу.
– Ваши документы? – сказал капитан Свату. Сват нехотя вылез из машины, протянул паспорт. Процедура повторилась.
– Вместе едете? – спросил Лапин Свата.
– Нет, – ответил Граф.
– Понятно… сумка чья? – Лапин кивнул на черную сумку, которая стояла на заднем сиденье… Сват побледнел. – Чья, говорю, сумка?…Та-ак… интересно. – Лапин повернулся к Аспирину: – Твоя, Слава, сумка?
– Не, начальник, не моя.
– Ваша? – спросил опер у Графа.
– Нет, не моя.
Тогда Лапин обратился к Свату:
– Ну что ж, значит, ваша?
Сват молчал. Ситуация напрягалась с каждой секундой.
– Откройте сумочку, гражданин Иванов.
И тут Сват психанул. Он сделал назад шаг, другой… повернулся и побежал. Даже опытный Потрошитель этого не ожидал… Капитан быстро, привычно сковал наручниками Графа с Аспирином, пропустив при этом связку «браслетов» сквозь рамку двери, и бросился догонять Свата. Капитан был азартен, дерзок, провел более двухсот задержаний… В том числе серийного убийцы Бодунова, который всегда носил два пистолета и гранату. В момент задержания Бодун успел сорвать кольцо с «феньки». Он держал гранату в руке, смотрел на приближающегося Лапина и хохотал. Счет шел на секунды. Опер рванулся вперед, сбил убийцу с ног и сам навалился сверху. Когда «фенька» рванула, тело Бодуна подбросило. Лапин ощутил это каждой клеточкой.
Свата опер догнал в Липках. Старинный сквер был тих и почти пуст. Падал пушистый снег.
– Стой! – закричал Лапин. – Стой, стрелять буду.
Сват затравленно оглянулся, упал и выхватил дрянной китайский газовый револьверчик, переделанный для стрельбы патронами «5, 6»… Он успел выстрелить всего один раз – пуля пробила рукав кожаной куртки Лапина. В следующий момент капитан ногой выбил револьвер и сам рухнул на Свата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37