Таранов кивал и рассеянно поглядывал по сторонам. Из массы зэков он безошибочно выделил трех бойцов. Все трое были крепкие, массивные, уверенные в себе.
Вообще-то сидельцы из разных камер на прогулке пересечься не могут. Не положено – во избежание общения и эксцессов. Поэтому одна хата занимает один дворик. Но это в теории. На практике всякое бывает. Например, из-за плохой погоды многие сидельцы отказываются идти на прогулку. И тогда пупкарь на свой страх и риск объединяет две хаты в одну прогулочную «сборную». Или, например, в корпусе собираются морить тараканов и надо освободить помещения. Или опера затевают какую-то свою комбинацию. Или – элементарно за деньги – пупкари сводят людей на прогулке. Это, разумеется, нарушение. Но – в России живем… В тот день под каким-то предлогом в большом прогулочном дворике на крыше третьего корпуса перемешали две хаты.
Одессит трещал уже про свои почки, время шло, а никто из тройки не приближался к Волку. Иван подумал, что опер Пятаков, пожалуй, ошибся. Или же у бойцов есть какие-то свои соображения и разборка переносится на следующий раз.
Когда Иван уже окончательно уверился, что разборки не будет, а время прогулки практически истекло, гладиаторы начали незаметно, с разных сторон, подходить к Волку. Вот и ладушки, подумал Иван. Он еще раз на глазок прикинул кондиции и потенциальные возможности бойцов. Один, вероятно, борец – есть в нем особая пластика, да и ушки подкачали – «ломаные». Двое других – Иван окрестил их Рыжий и Амбал – возможно, боксеры. И все моложе Таранова. Ладно, поглядим, чего вы стоите, ребятишки. В реальном бою многое решает не техника, а характер.
Иван вытащил сигарету, похлопал себя по карманам и «не нашел» зажигалки. Спросил у некурящего Одессита:
– У тебя зажигалка есть?
– Так я же не курю, – ответил Одессит.
– Ах, да, – буркнул Иван и подошел к Волку. Гладиаторы были уже совсем рядом, когда Иван прикурил и обратился к Волку с ничего не значащим вопросом. Он как будто не замечал Борца, который встал за спиной у Волка, и Рыжего с Амбалом – они зашли сбоку.
Волк их уже заметил и напрягся, а Иван продолжал говорить про погоду.
– Эй, земляк, – сказал Рыжий Таранову, – ты отойдика в сторону, дай с человеком потолковать.
Иван посмотрел на Рыжего с недоумением, потом перевел взгляд на Волка – тот смотрел напряженно. Иван еще раз обвел глазами бойцов. Теперь уже только наивный человек мог бы подумать, что они подошли для мирной беседы. Таранов улыбнулся Рыжему:
– А мы тоже разговариваем, земляк. Ты подойди завтра.
У Рыжего мгновенно сузились зрачки, побелело лицо.
– Ты, чмо парашное, – оскалился он, – вали отсю…
Договорить он не успел – Таранов выплюнул сигарету ему в лицо и ударил ногой в пах. Амбал находился за спиной Ивана, поэтому одновременно с ударом Таранов резко нырнул, уходя в сторону. Здоровенный кулак просвистел в воздухе. Попасть под эту кувалду однозначно гарантировало глубокий нокаут… Таранов ушел, краем глаза засек, что Борец взял в захват шею Волка… Дурак ты, Борец. Иван обозначил атаку в сторону Амбала, а ударил в противоположную. Нога «воткнулась» в правый, незащищенный бок Борца. Хрустнули ребра, Борец охнул и, не выпуская Волка, осел.
Рыжий, страдальчески морщась, держался за «хозяйство», Амбал молотил кулаками воздух. Несколько секунд Иван просто уходил от ударов. Он уже понял, что Амбал – дешевка, большой кусок мяса с кулаками. Иван поймал руку Амбала на излете, крутанул ее и сломал. Потом довел до конца дело с Борцом. Протянул руку Волку: вставай. Волк встал и добавил Борцу ногой. Тут налетели вертухаи и стали молотить дубинками всех без разбору.
* * *
Иван вошел в хату бледный, похудевший, спокойный. За драку в прогулочном дворике он отсидел в ШИЗО десять суток. Волк тоже отсидел пять… Гладиаторы в полном составе отправились в больницу.
Волк встретил Таранова как старого кореша. Мигом освободил нижнюю шконку, согнав оттуда сидельца. Таранов вел себя сдержанно.
После ужина накрыли поляну. Сидел Волк хорошо – с чаем, с водкой, с фруктами, твердокопченой колбасой. Видно было, что все у Волка схвачено.
– Хорошо дерешься, – сказал Волк, когда выпили по первой. – Где научился?
– Да я уж и забыл, – отозвался Иван. – Давно это было.
Волк хохотнул и похлопал Таранова по плечу:
– Ну ладно. Как бы там ни было, а выручил. Они ведь за мной приходили.
– Я догадался.
– А зачем влез? Мог бы отойти, в стороне остаться.
– Забили бы они тебя, Рома.
– Ну спасибо. За мной должок, Пивовар.
Отдашь, подумал Таранов… Должок, Рома, ты мне отдашь. Сполна. Дай только вылезти отсюда… вместе с тобой, корешок мой новый, Рома Собакин.
Волк пил быстро, а пьянел медленно. Лишнего языком не трепал, больше расспрашивал Ивана. Таранов отвечал уклончиво. Волк оценил, сказал доверительно:
– Я вижу, Пивовар, ты правильный парень. У нас тут было мнение… у некоторых, что, мол, темный ты лыжник какой-то. Не кумовской ли?
– Почему лыжник? – спросил Иван.
– Лыжником человека зовут, когда он из хаты в хату скользит. Кумовья любят своих наседок «на лыжи ставить»… Но я своим сказал: нет, не кумовской. Кумовские по ШИЗО не чалятся безвылазно. Вербовал тебя абвер?
– Было дело, – кивнул Иван.
– Суки, – выдохнул с сигаретным дымом Волк.
– Служба у них такая, – равнодушно ответил Таранов.
Вновь покатилась тягомотина однообразия тюремного. Но теперь Ивану было легче – он работал. В принципе, работа началась с того момента, как он въехал в тюрьму в стальной коробке автозака. Или с того момента, как нажал на спуск «сайги»… или с того, как дал согласие, позвонив Лидеру посреди ночи. А возможно, еще раньше. Но тогда он еще не верил в реальность выполнения задачи. Теперь стало очевидно, что на воле не спят, контролируют ход событий в централе… Может, зря я плохо про них думал?
Иван не пытался форсировать события. Сидеть было тяжко, гарантий, что Лидер и Председатель сумеют организовать рывок, не было вовсе… но, стиснув зубы, Таранов продолжал работать. Он потихоньку, шаг за шагом, углублял отношения с Волком.
А шел уже конец марта. На прогулках Иван принюхивался к весеннему воздуху, слушал азартный вороний крик на деревьях Князь-Владимирского кладбища.
Он вспоминал, как пахнет весенний воздух в СанктПетербурге: корюшкой, мимозами и чуть солоноватым балтийским ветром. Он жадно ловил в новостях любые сюжеты про Питер. Его оставили равнодушным взрывы в Ставропольском крае и затопление станции «Мир», но взбудоражил сюжет о спасении с льдины рыбаков в Финском заливе. Оператор дал панораму с борта вертолета, и Таранов увидел Васильевский остров… там была Светлана… перехватило горло, подступили слезы. Он едва сдержался, чтобы не закричать от тоски.
– Что ты, Пивовар? – спросил Волк. Он сидел рядом и видел, как изменилось лицо Ивана.
– Дом мой там, – пробормотал Иван, отворачиваясь.
– А-а, – произнес Волк, – понятно.
Таранов сидел посреди прогулочного дворика, и ноздри его вздрагивали от сумасшедшего запаха весны… орали вороны. А солнце заполняло полмира, полнеба.
Подошел Волк, встал рядом.
– Заскучал, Ванька? – спросил он. Иван не ответил. Волк сунул в рот сигарету… помолчал и сказал:
– Совсем воля рядом, но…
– Убегу, – пробормотал Таранов. – Гнить здесь не буду – убегу.
Волк посмотрел на него очень внимательно, щелкнул зажигалкой и, ничего не сказав, отошел в сторону.
Разговор о побеге завел Волк. Как бы между делом.
– Эх, – сказал он, – воля-волюшка. Задолбался я тут сидеть. Там, на воле-то, сейчас такие бабки можно делать! А я тут… как лох последний… рванем на волю, Пивовар?
Сказал и рассмеялся. Иван тоже хохотнул и ответил: – Мне, Роман, терять нечего. Меньше чирика не дадут. Отсюда не рвануть, пожалуй, а с зоны… с зоны – поглядим.
Поговорили и «забыли». До следующего раза.
Таранов ждал информации от Лидера. Она изредка поступала через Пятакова. Коротенькие записочки не содержали ничего путного: жди, готовим операцию… Иван все сильнее чувствовал разочарование. Исподволь складывалось ощущение, что его предали.
Опер Пятаков гнал информацию в обе стороны: Ивану он носил записки, попутчику Ивана передавал кассеты с записью бесед с Тарановым. Кассеты переправлялись в Санкт-Петербург, где их прослушивал психолог. В отчетах Лидеру психолог отмечал, что, по его мнению, у Африканца отмечаются признаки усталости и разочарования. До критического уровня Африканец еще не дошел, но…
Прошел март, начался апрель. Оттепели перемежались заморозками, таяли сугробы, падали сосульки. Капель звенела, орали коты от любовной истомы, и яростно чирикали опьяненные весной воробьи… В зарешеченном мире тюрьмы это присутствовало в виде отголосков, только усиливающих тоску.
В пятницу шестого апреля, вечером, Волк подсел к Ивану. Иван играл с Одесситом в шахматы и как всегда проигрывал.
– Сходи, Одесса, погуляй, – приказал Волк, и Одессит послушно исчез. Напомнил Таранову, что тот проиграл ему четыре сигареты, и отвалил. Одессит был некурящим, но сигареты в тюрьме – валюта. В некоторых случаях более ценная, чем деньги.
– На рывок пойдешь? – в лоб спросил Волк. Таранов усмехнулся и ответил:
– Завтра или прямо сейчас?
– Я без балды говорю. Есть вариант, Пивовар.
– Слушай, Рома, первое апреля-то прошло.
– Пойдешь или нет? – произнес Волк, и Иван понял, что он говорит совершенно серьезно.
Ночью сидели на шконке Волка, и Волк шептал на ухо:
– Мне на волю вот как надо, – он провел ладонью по горлу. – Без меня дело стоит на лимон зеленью. Да не на один лимон… Братва на воле всякие ходы искала – бабки закинуть кому надо пробовали. Но не берут менты лавэшки, обоссавшись… В общем, слушай: долго искали, но нашли одного чувачка из обслуги. Он может отключить освещение…
– И что? – спросил Иван, перебивая.
– Ты слушай! Он отключит к чертовой матери освещение, во дворе будет оставлена лестница… В темноте запросто перекинуться через стену. А там встретят. Нам главное – из корпуса выбраться.
Иван молчал. Волк облизнул сухие губы, спросил:
– Ну, чего молчишь-то, Пивовар?
– Ты что же думаешь – у них нет аварийного освещения периметра?
– Есть, конечно. Но щит аварийного будет поставлен на ремонт. Чувачку такие бабки заряжают, что караул! Дочка у него больная – ей лечение нужно в Австрии, у нас не лечат. Понял?
– Понял, – ответил Таранов, – понял… А как из корпуса вырваться?
Волк сделал глоток остывшего чая, затянулся сигаретой.
– Суки! Суки! – заорал во сне грабитель Кузя из Иванова.
Волк пощипал себя за ус, ответил тихо:
– Не знаю. Надо как-то решать самим, Пивовар.
Таранов понял, что Волку он нужен именно для того, чтобы решить именно этот вопрос.
– Будем думать, – произнес Иван. – Давай-ка спать, Рома. Утро вечера мудренее.
Легли спать… но разве тут уснешь?
* * *
Уже наутро Волк открестился от своих слов. Похохатывая, он сказал, что, мол, вчера обкурился… и того… чифирек… чего нес, не помню.
– Бывает, – согласился Иван. – Я и сам не помню ничего. Начисто память отшибло.
Оба лгали, оба понимали, что ложь очевидна… Таранов знал, что к этому разговору Волк еще вернется. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так через неделю… В действительности разговор произошел уже на следующую ночь.
– Слышь, Пивовар, – прошептал Волк, – ты, братан, не подумай, что я тебе не доверяю. Но дело-то стремное. Спалимся – сроку добавят. А то и застрелят на хер в запретке. Меня с воли спрашивают: а что, мол, за человек этот Пивовар? А мне ответить-то нечего… Ты вот Колобка завалил. А что-почему – никто не знает. Что мне на волю передать?
– Передай, что это их не касается, – зло ответил Иван. Он знал, что этот вопрос рано или поздно возникнет.
Еще в Санкт-Петербурге вместе с Лидером они рассматривали эту ситуацию и анализировали варианты легенды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Вообще-то сидельцы из разных камер на прогулке пересечься не могут. Не положено – во избежание общения и эксцессов. Поэтому одна хата занимает один дворик. Но это в теории. На практике всякое бывает. Например, из-за плохой погоды многие сидельцы отказываются идти на прогулку. И тогда пупкарь на свой страх и риск объединяет две хаты в одну прогулочную «сборную». Или, например, в корпусе собираются морить тараканов и надо освободить помещения. Или опера затевают какую-то свою комбинацию. Или – элементарно за деньги – пупкари сводят людей на прогулке. Это, разумеется, нарушение. Но – в России живем… В тот день под каким-то предлогом в большом прогулочном дворике на крыше третьего корпуса перемешали две хаты.
Одессит трещал уже про свои почки, время шло, а никто из тройки не приближался к Волку. Иван подумал, что опер Пятаков, пожалуй, ошибся. Или же у бойцов есть какие-то свои соображения и разборка переносится на следующий раз.
Когда Иван уже окончательно уверился, что разборки не будет, а время прогулки практически истекло, гладиаторы начали незаметно, с разных сторон, подходить к Волку. Вот и ладушки, подумал Иван. Он еще раз на глазок прикинул кондиции и потенциальные возможности бойцов. Один, вероятно, борец – есть в нем особая пластика, да и ушки подкачали – «ломаные». Двое других – Иван окрестил их Рыжий и Амбал – возможно, боксеры. И все моложе Таранова. Ладно, поглядим, чего вы стоите, ребятишки. В реальном бою многое решает не техника, а характер.
Иван вытащил сигарету, похлопал себя по карманам и «не нашел» зажигалки. Спросил у некурящего Одессита:
– У тебя зажигалка есть?
– Так я же не курю, – ответил Одессит.
– Ах, да, – буркнул Иван и подошел к Волку. Гладиаторы были уже совсем рядом, когда Иван прикурил и обратился к Волку с ничего не значащим вопросом. Он как будто не замечал Борца, который встал за спиной у Волка, и Рыжего с Амбалом – они зашли сбоку.
Волк их уже заметил и напрягся, а Иван продолжал говорить про погоду.
– Эй, земляк, – сказал Рыжий Таранову, – ты отойдика в сторону, дай с человеком потолковать.
Иван посмотрел на Рыжего с недоумением, потом перевел взгляд на Волка – тот смотрел напряженно. Иван еще раз обвел глазами бойцов. Теперь уже только наивный человек мог бы подумать, что они подошли для мирной беседы. Таранов улыбнулся Рыжему:
– А мы тоже разговариваем, земляк. Ты подойди завтра.
У Рыжего мгновенно сузились зрачки, побелело лицо.
– Ты, чмо парашное, – оскалился он, – вали отсю…
Договорить он не успел – Таранов выплюнул сигарету ему в лицо и ударил ногой в пах. Амбал находился за спиной Ивана, поэтому одновременно с ударом Таранов резко нырнул, уходя в сторону. Здоровенный кулак просвистел в воздухе. Попасть под эту кувалду однозначно гарантировало глубокий нокаут… Таранов ушел, краем глаза засек, что Борец взял в захват шею Волка… Дурак ты, Борец. Иван обозначил атаку в сторону Амбала, а ударил в противоположную. Нога «воткнулась» в правый, незащищенный бок Борца. Хрустнули ребра, Борец охнул и, не выпуская Волка, осел.
Рыжий, страдальчески морщась, держался за «хозяйство», Амбал молотил кулаками воздух. Несколько секунд Иван просто уходил от ударов. Он уже понял, что Амбал – дешевка, большой кусок мяса с кулаками. Иван поймал руку Амбала на излете, крутанул ее и сломал. Потом довел до конца дело с Борцом. Протянул руку Волку: вставай. Волк встал и добавил Борцу ногой. Тут налетели вертухаи и стали молотить дубинками всех без разбору.
* * *
Иван вошел в хату бледный, похудевший, спокойный. За драку в прогулочном дворике он отсидел в ШИЗО десять суток. Волк тоже отсидел пять… Гладиаторы в полном составе отправились в больницу.
Волк встретил Таранова как старого кореша. Мигом освободил нижнюю шконку, согнав оттуда сидельца. Таранов вел себя сдержанно.
После ужина накрыли поляну. Сидел Волк хорошо – с чаем, с водкой, с фруктами, твердокопченой колбасой. Видно было, что все у Волка схвачено.
– Хорошо дерешься, – сказал Волк, когда выпили по первой. – Где научился?
– Да я уж и забыл, – отозвался Иван. – Давно это было.
Волк хохотнул и похлопал Таранова по плечу:
– Ну ладно. Как бы там ни было, а выручил. Они ведь за мной приходили.
– Я догадался.
– А зачем влез? Мог бы отойти, в стороне остаться.
– Забили бы они тебя, Рома.
– Ну спасибо. За мной должок, Пивовар.
Отдашь, подумал Таранов… Должок, Рома, ты мне отдашь. Сполна. Дай только вылезти отсюда… вместе с тобой, корешок мой новый, Рома Собакин.
Волк пил быстро, а пьянел медленно. Лишнего языком не трепал, больше расспрашивал Ивана. Таранов отвечал уклончиво. Волк оценил, сказал доверительно:
– Я вижу, Пивовар, ты правильный парень. У нас тут было мнение… у некоторых, что, мол, темный ты лыжник какой-то. Не кумовской ли?
– Почему лыжник? – спросил Иван.
– Лыжником человека зовут, когда он из хаты в хату скользит. Кумовья любят своих наседок «на лыжи ставить»… Но я своим сказал: нет, не кумовской. Кумовские по ШИЗО не чалятся безвылазно. Вербовал тебя абвер?
– Было дело, – кивнул Иван.
– Суки, – выдохнул с сигаретным дымом Волк.
– Служба у них такая, – равнодушно ответил Таранов.
Вновь покатилась тягомотина однообразия тюремного. Но теперь Ивану было легче – он работал. В принципе, работа началась с того момента, как он въехал в тюрьму в стальной коробке автозака. Или с того момента, как нажал на спуск «сайги»… или с того, как дал согласие, позвонив Лидеру посреди ночи. А возможно, еще раньше. Но тогда он еще не верил в реальность выполнения задачи. Теперь стало очевидно, что на воле не спят, контролируют ход событий в централе… Может, зря я плохо про них думал?
Иван не пытался форсировать события. Сидеть было тяжко, гарантий, что Лидер и Председатель сумеют организовать рывок, не было вовсе… но, стиснув зубы, Таранов продолжал работать. Он потихоньку, шаг за шагом, углублял отношения с Волком.
А шел уже конец марта. На прогулках Иван принюхивался к весеннему воздуху, слушал азартный вороний крик на деревьях Князь-Владимирского кладбища.
Он вспоминал, как пахнет весенний воздух в СанктПетербурге: корюшкой, мимозами и чуть солоноватым балтийским ветром. Он жадно ловил в новостях любые сюжеты про Питер. Его оставили равнодушным взрывы в Ставропольском крае и затопление станции «Мир», но взбудоражил сюжет о спасении с льдины рыбаков в Финском заливе. Оператор дал панораму с борта вертолета, и Таранов увидел Васильевский остров… там была Светлана… перехватило горло, подступили слезы. Он едва сдержался, чтобы не закричать от тоски.
– Что ты, Пивовар? – спросил Волк. Он сидел рядом и видел, как изменилось лицо Ивана.
– Дом мой там, – пробормотал Иван, отворачиваясь.
– А-а, – произнес Волк, – понятно.
Таранов сидел посреди прогулочного дворика, и ноздри его вздрагивали от сумасшедшего запаха весны… орали вороны. А солнце заполняло полмира, полнеба.
Подошел Волк, встал рядом.
– Заскучал, Ванька? – спросил он. Иван не ответил. Волк сунул в рот сигарету… помолчал и сказал:
– Совсем воля рядом, но…
– Убегу, – пробормотал Таранов. – Гнить здесь не буду – убегу.
Волк посмотрел на него очень внимательно, щелкнул зажигалкой и, ничего не сказав, отошел в сторону.
Разговор о побеге завел Волк. Как бы между делом.
– Эх, – сказал он, – воля-волюшка. Задолбался я тут сидеть. Там, на воле-то, сейчас такие бабки можно делать! А я тут… как лох последний… рванем на волю, Пивовар?
Сказал и рассмеялся. Иван тоже хохотнул и ответил: – Мне, Роман, терять нечего. Меньше чирика не дадут. Отсюда не рвануть, пожалуй, а с зоны… с зоны – поглядим.
Поговорили и «забыли». До следующего раза.
Таранов ждал информации от Лидера. Она изредка поступала через Пятакова. Коротенькие записочки не содержали ничего путного: жди, готовим операцию… Иван все сильнее чувствовал разочарование. Исподволь складывалось ощущение, что его предали.
Опер Пятаков гнал информацию в обе стороны: Ивану он носил записки, попутчику Ивана передавал кассеты с записью бесед с Тарановым. Кассеты переправлялись в Санкт-Петербург, где их прослушивал психолог. В отчетах Лидеру психолог отмечал, что, по его мнению, у Африканца отмечаются признаки усталости и разочарования. До критического уровня Африканец еще не дошел, но…
Прошел март, начался апрель. Оттепели перемежались заморозками, таяли сугробы, падали сосульки. Капель звенела, орали коты от любовной истомы, и яростно чирикали опьяненные весной воробьи… В зарешеченном мире тюрьмы это присутствовало в виде отголосков, только усиливающих тоску.
В пятницу шестого апреля, вечером, Волк подсел к Ивану. Иван играл с Одесситом в шахматы и как всегда проигрывал.
– Сходи, Одесса, погуляй, – приказал Волк, и Одессит послушно исчез. Напомнил Таранову, что тот проиграл ему четыре сигареты, и отвалил. Одессит был некурящим, но сигареты в тюрьме – валюта. В некоторых случаях более ценная, чем деньги.
– На рывок пойдешь? – в лоб спросил Волк. Таранов усмехнулся и ответил:
– Завтра или прямо сейчас?
– Я без балды говорю. Есть вариант, Пивовар.
– Слушай, Рома, первое апреля-то прошло.
– Пойдешь или нет? – произнес Волк, и Иван понял, что он говорит совершенно серьезно.
Ночью сидели на шконке Волка, и Волк шептал на ухо:
– Мне на волю вот как надо, – он провел ладонью по горлу. – Без меня дело стоит на лимон зеленью. Да не на один лимон… Братва на воле всякие ходы искала – бабки закинуть кому надо пробовали. Но не берут менты лавэшки, обоссавшись… В общем, слушай: долго искали, но нашли одного чувачка из обслуги. Он может отключить освещение…
– И что? – спросил Иван, перебивая.
– Ты слушай! Он отключит к чертовой матери освещение, во дворе будет оставлена лестница… В темноте запросто перекинуться через стену. А там встретят. Нам главное – из корпуса выбраться.
Иван молчал. Волк облизнул сухие губы, спросил:
– Ну, чего молчишь-то, Пивовар?
– Ты что же думаешь – у них нет аварийного освещения периметра?
– Есть, конечно. Но щит аварийного будет поставлен на ремонт. Чувачку такие бабки заряжают, что караул! Дочка у него больная – ей лечение нужно в Австрии, у нас не лечат. Понял?
– Понял, – ответил Таранов, – понял… А как из корпуса вырваться?
Волк сделал глоток остывшего чая, затянулся сигаретой.
– Суки! Суки! – заорал во сне грабитель Кузя из Иванова.
Волк пощипал себя за ус, ответил тихо:
– Не знаю. Надо как-то решать самим, Пивовар.
Таранов понял, что Волку он нужен именно для того, чтобы решить именно этот вопрос.
– Будем думать, – произнес Иван. – Давай-ка спать, Рома. Утро вечера мудренее.
Легли спать… но разве тут уснешь?
* * *
Уже наутро Волк открестился от своих слов. Похохатывая, он сказал, что, мол, вчера обкурился… и того… чифирек… чего нес, не помню.
– Бывает, – согласился Иван. – Я и сам не помню ничего. Начисто память отшибло.
Оба лгали, оба понимали, что ложь очевидна… Таранов знал, что к этому разговору Волк еще вернется. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра, не послезавтра, так через неделю… В действительности разговор произошел уже на следующую ночь.
– Слышь, Пивовар, – прошептал Волк, – ты, братан, не подумай, что я тебе не доверяю. Но дело-то стремное. Спалимся – сроку добавят. А то и застрелят на хер в запретке. Меня с воли спрашивают: а что, мол, за человек этот Пивовар? А мне ответить-то нечего… Ты вот Колобка завалил. А что-почему – никто не знает. Что мне на волю передать?
– Передай, что это их не касается, – зло ответил Иван. Он знал, что этот вопрос рано или поздно возникнет.
Еще в Санкт-Петербурге вместе с Лидером они рассматривали эту ситуацию и анализировали варианты легенды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37