А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


- Кто эти люди, фон Борк? - прошипел Холмс. - Люди, с которыми воюет «Всевышний»? Женщины, дети, ни в чем не повинные пассажиры железной дороги, убитые или искалеченные при посредстве вашего агента!
Пруссак широко открытыми глазами уставился на фотографии. Руки его непроизвольно выхватывали одну за другой фотографии, а потом роняли их на стол, когда ужасные образы вторгались в его сознание.
- Не может быть, что это работа моих людей! - начал отрицать он в конце концов. - Мы к этому не причастны!
- К этому причастна разведывательная служба вашей страны, и причастна задолго до того, как вы прибыли сюда, фон Борк, - сказал Холмс угрожающим тихим голосом. - Все это было сделано сумасшедшим англичанином, который предоставил в Ваше распоряжение свои извращенные таланты. Если вы не поможете мне найти его, я, заключив, что вы одобряете его художества, я оставлю вас нашим властям. Больше мне нечего добавить.
Мы сидели в молчании, а германец продолжал копаться в фотографиях и рассматривать их. Послышался гудок буксирного судна на Темзе, за окнами прогрохотал трамвай. В конце концов фон Борк оттолкнул ужасные фотографии в сторону и заговорил хриплым, срывающимся голосом:
- Я не использовал этого человека для подобной работы. Поверьте мне, мистер Холмс.
- Кто он? - спросил Холмс.
- Я не знаю его имени, - ответил фон Борк.
- Но распоряжения отдавали вы. Вы должны знать, как с ним связаться.
- Он звонит по телефону каждую неделю, - отозвался фон Борк. - Называет себя просто «Астроном». У него есть система шифровки сообщений, придуманная еще моим предшественником.
- Вы разговаривали с ним по телефону? - уточнил Холмс. - Значит, вы знаете его голос - как он говорит?
- Как англичанин, как образованный англичанин - ничего особенного.
- Какова система шифровки? - потребовал Холмс.
- Семь табачных магазинов в Лондоне - по одному на каждый день недели. Он звонил, и тот из нас, у кого было сообщение, должен был сказать: «У меня есть для вас сообщение» и название улицы, например, «сообщение на Уэстборн-террас» значило, что ему надо было забрать его там в среду и так далее.
- Перечислите мне названия улиц и магазинов! - приказал Холмс.
Фон Борк называл, а Холмс все записывал в свой блокнот.
- Как вы получали его устройства? - допытывался он.
- Тем же самым путем. Я оставлял инструкции у одного из табачников, и когда устройство было готово, он звонил и говорил, что сверток находится там-то и там-то.
- Как вы ему платили? - спросил Холмс.
- Платил? - повторил фон Борк. - Ему не платят, мистер Холмс. Я никогда не делал ему никаких выплат.
- Фон Борк, - произнес мой друг, поднимаясь со стула, - если вы сказали мне правду, я поговорю с властями и потребую принять во внимание вашу помощь. Если нет - вы знаете, какова будет расплата.
- Не волнуйтесь, - буркнул пруссак устало. - Я рассказал вам все, что знаю об этом безумце. Ничто другое не заставило бы меня выдать вам секреты моей страны!
- То, что произошло между нами в этой комнате, это сугубо наше дело, фон Борк. Ваша информация будет использована только мной. Что вы скажете нашим властям или тем более своим собственным, остается на ваше усмотрение. Поздравьте себя, что вы смыли позор с вашей страны, которая использует такого человека в таких целях, - подытожил Холмс и засунул ужасные фотографии в конверт. - А теперь, - сказал он, похлопывая пакетом по руке, - я должен сделать то же самое для страны, которая породила его.
24
ОДИННАДЦАТЫЙ ЧАС
Выйдя из Скотленд-Ярда на августовский солнечный свет, мы воочию убедились, какое невероятное брожение происходит в народе. С момента нашего приезда толпы увеличились, и теперь выплескивались за края тротуаров, а уличное движение почти застопорилось. Люди либо стояли на месте, либо беспорядочно слонялись из стороны в сторону, с тревогой изучая газеты или повторяя что-нибудь из последних новостей или слухов.
Наше продвижение замедлилось, и спустя некоторое время Холмс с беспокойством вытащил часы.
- Полагаю, я должен вернуться в гостиницу, Ватсон. Должен обдумать то, что сказал нам фон Борк, а у нас, по всей вероятности, осталось очень мало времени, чтобы поймать астронома. Не сочтите за труд навестить Майкрофта и поставить его в известность о том, что произошло сегодня утром.
Мы расстались перед входом в ведомство Майкрофта, и вскоре я уже сидел в его длинной комнате, излагая подробности утренних событий.
- И Шерлок теперь установит личность этого человека? - спросил он, когда я закончил.
- Я и сам не прочь бы знать ответ, - ответил я совершенно искренне. - Он многих исключил из своего списка. Я просто не представляю, сможет ли он теперь довести свой анализ до конца.
- Мы очень близки к весьма критической ситуации, доктор, - сказал Майкрофт. - Этим утром бельгийцы начали взрывать мосты и железнодорожные туннели на границе с Люксембургом. Если немцы войдут в Бельгию, нам придется отстаивать свои гарантии; невозможно представить какое-либо иное решение парламента нежели объявление о вступлении в войну. Уже призывают резервистов и территориальные войска. Шерлок должен поймать этого человека. Если его не остановить прежде, чем начнется мобилизация, он будет представлять собой сокрушительное оружие. Вы видели плоды его трудов в мирное время, доктор, - вообразите, какой удар он нанесет по эшелонам с солдатами и военными грузами!
Мы продолжали обсуждать положение дел. Майкрофт сообщил, что консерваторы направили премьер-министру декларацию о том, что было бы губительно для чести и безопасности Британии не замечать военных действий. Либеральный кабинет министров заседает несколько часов подряд, и два его члена уже смирились с перспективой войны для Британии в качестве союзницы русского царя.
Я уже собирался уходить, когда Майкрофт предложил мне отправиться вместе с ним в палату общин, где на три часа дня назначено выступление министра иностранных дел. Чтобы избежать толчеи на Уайтхолл, мы пошли мимо Хорсгардс, но толпа переполняла Даунинг-стрит и выплескивалась в Сент-Джеймс-парк. При нашем появлении народ заволновался, как делал это при каждом входящем или выходящем из здания палаты.
Я никогда не был в палате общин, ни до того ни после, но Майкрофт заверил меня, что он ни разу не видел зал таким многолюдным. Все скамьи были заполнены, и даже в проходах, ведущих к трибуне, стояли стулья. На дипломатической галерее был представлен полный состав послов различных стран, а мы уселись на галерее для публики вместе с большей частью представителей палаты лордов. Вокруг себя я заметил множество лиц, известных мне по газетам, и не мог не подумать о том, что нахожусь в этот день в самом центре мира, поскольку решения Англии ждет вся Европа.
Мы устремили взгляды на скамью правительства, пытаясь уловить какой-нибудь знак, выказывающий настроения премьер-министра и его окружения, но безуспешно. Лицо Эсквита оставалось непроницаемым, как это было и в гостиной Холмса. Ллойд Джордж казался бледен и много старше своих лет, а герой дня лорд Грей выглядел усталым и изнуренным.
Когда наконец Грей поднялся, вокруг все стихло и все на мгновение застыли, дабы не пропустить ни слова. Он начал издалека, с чувством напомнив палате о британских интересах, британской чести и британских обязательствах. Он кратко обрисовал расхождения между нами и Францией, подчеркивая, что страны не связаны формальными обязательствами. Указал на то, что Франция заключила договор только с Россией, мы же являемся всего лишь участниками этого соглашения. В толпе зароптали. Грей, казалось, клонил к тому, что Англия должна остаться в стороне. «Это неслыханно!» - раздавался шепот. «Они собираются не вмешиваться!»
Министр иностранных дел продолжал выступление, упомянув о военно-морском соглашении с Францией и о том, что французский флот находится в Средиземном море, а северо-западное побережье Франции остается незащищенным.
- Если германский флот войдет в Ла-Манш, бомбардируя и обстреливая артиллерийским огнем оставшееся без защиты побережье, мы не сможем стоять в стороне и наблюдать происходящее - практически у нас под боком, - опустив оружие и ничего не предпринимая!
Оппозиция одобрительно зашумела, но либералы хранили молчание. Грей перешел к нейтралитету Бельгии и задал вопрос, можем ли мы быть свидетелями и очевидцами «ужаснейшего преступления, которое только пятнало страницы истории», и не стать при этом участниками преступления?
В конце он вернулся к интересам Британии.
- Подумаем, каковы могут быть ставки. Если Франция поставлена на колени, если Бельгия пала, а за ней Голландия, а за ней Дания, если в момент кризиса, подобного этому, мы отказываемся от своего долга чести и обязательств участия, в том, что касается Бельгийского соглашения, я вовсе не уверен, что в конце войны мы будем в состоянии аннулировать то, что произошло в ее ходе, и воспрепятствовать тому, чтобы вся Западная Европа, подпавшая под единую власть, выступила против нас. Мы бы пожертвовали своим добрым именем и репутацией перед миром и не избежали бы самых серьезных и разрушительных экономических последствий.
Итак, он поставил перед аудиторией вопрос, и она ответила ему бурей аплодисментов и одобрительных возгласов. Лорд, говорят, не самый лучший оратор, но хочу заметить, в тот день он более часа держал в своих руках величайший парламент мира, и уверен, не только мои глаза увлажнились, когда по залу прокатилась волна рукоплесканий.
- Что теперь будет? - спросил я Майкрофта, когда мы пробирались через толпу на Олд-Палас-Ярд.
- Он добился того, чего хотел, - ответил Майкрофт. - Теперь он даст кайзеру двадцать четыре часа, чтобы остановить вторжение.
- И он остановит? - Я, впрочем, почти не сомневался в ответе.
- Нет, - откликнулся он. - Завтра ночью мы начнем войну. Пожалуйста, передайте брату, что у него остался один день.
В «Клэридже» я обнаружил, что стол нашей гостиной усеян листами бумаги со списками подозреваемых, а под ними лежит карта Лондона и железных дорог. В воздухе стоит густой сизоватый дым грубого табака, а Холмс растянулся на кушетке с закрытыми глазами и трубкой во рту.
- Ватсон, - приветствовал он меня, открыв глаза. - Сколько времени в нашем распоряжении?
Я передал ему слова Майкрофта.
- Этого достаточно, - буркнул он, посасывая трубку. - Информация фон Борка оказалась весьма полезна.
- Так вы вычислили этого человека?! - нетерпеливо воскликнул я.
- Не совсем, - ответил он, - но посмотрите сюда. - Он поднялся и прошел через комнату к столу. - Это мои подозреваемые. - Он собрал листы бумаги со списками. - Итак, отец Галлахер остается под подозрением, хотя я уверен, что у него ирландский акцент. Маклеода я исключил, и Альвареса тоже, и фон Борк исключает Келли, но его информация указывает на учителя Скофельда. Леннокса я устранил, и, как уверяла нас мисс Нортон, это не мисс Дебено. Это мог бы быть Реверент Корлетт, если он говорит на южноамериканском испанском, и мистер Бромвелл сейчас не худший кандидат. Шелдона я проверил, и он не подходит, но Синклер для нас становится все более интересен. Доктор Бэртон был исключен и - слава Богу - капитан Лимингтон-Кэйс.
- Почему слава Богу? - изумился я.
- Потому что мне пришлось бы провести некоторое время, выдавая себя за горца, чтобы разузнать о нем. Боюсь, что юбка и шотландский плед мне бы не пошли!
Он провел указательным пальцем вниз по странице.
- Эдвардс и Фаллер теперь гораздо менее вероятны. Мисс Морган мы можем оставить ее незаконному блаженству, а мистера Брауна его сочинительству. Теперь, я думаю, мы получим более реальный список.
Тотчас перейдя от слов к делу, он нацарапал в записной книжке несколько имен, а затем показал мне листок.
Претенденты:
Отец Галлахер, Вильверсолл, Стэффс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31