Скофельд, Поусли, Хэнтс.
Бромвелл, Уокингэм, Беркс.
Рев. Корлетт, Стоук-Мохан, Дорсет.
Синклер, Сиддентон, Хэнтс.
- Разве это не прогресс, Ватсон? - поинтересовался он, пока я просматривал список.
- Кажется, да, - ответил я, - но не могу понять, какую роль сыграла информация фон Борка? Все, что я вижу, это то, что четверо из них живут в южной Англии, а один - в Черной стране.
- Тысяча извинений! - воскликнул Холмс. - Я и забыл, что вас здесь не было, когда я рассматривал это сочетание.
- Сочетание! - изумился я.
- Семи табачных магазинов! - Холмс по памяти назвал районы, где они находятся, загибая по очереди пальцы: - Понедельник - Мэйда-Вейл, вторник - Тэлбот-роуд, среда - Уэстбурн-террас, четверг - Тэрлоу-стрит, пятница - Фитцрой-стрит, суббота - Суссекс-Гарденс, воскресенье - Сент-Джонс-Вуд-роуд. Очевидно, не правда ли?
- Для меня нет, Холмс. - Я отрицательно покачал головой. - Все они, по-моему, в западной части Лондона, но что с того?
Он схватил меня за руку и потащил назад к столу.
- Смотрите! - закричал он, указывая на карту города. - Здесь все они отмечены, а вот тут - между ними - Пэддингтонский вокзал! Конечная станция Большой западной железной дороги!
Он ткнул пальцем в черный кружочек, обозначающий на карте крупную станцию, и в семь красных крестиков, отмечающих табачные магазины вокруг нее.
- О Боже, конечно! - воскликнул я. - Теперь я вижу. Вы думаете, он приезжает в Лондон на поезде и прибывает всегда на Пэддингтонский вокзал, поэтому контактные адреса находятся в непосредственной близости!
- Именно так, Ватсон, и этим путем я сократил мой список до пяти. Я должен еще раз извиниться перед вами, дружище, поскольку однажды вы заметили, что должна существовать какая-то связь с его местом жительства. К сожалению, я вынужден был подойти к проблеме с другой стороны.
- Нет ли какого-либо способа еще сократить список? - осмелел я.
- Откровенно говоря, я уверен, что можно сбросить со счетов отца Галлахера, - сказал Холмс. - Его приход расположен между узловой станцией Большой западной дороги в Бирмингеме и Центральной железной дорогой в Вольвергемптон. Подозреваю, что он пользовался бы последней и приезжал на вокзал Юстон.
Он поднял со стола железнодорожную карту и стал ее в задумчивости рассматривать, намечая пальцем какие-то линии:
- Мы можем также расстаться с викарием из Стоук-Мохан. Он живет поблизости от станции Юго-западной дороги в Йовиле. Теперь Скофельд - где находится Поусли, Ватсон? Он не показан на этой карте.
- Это к северу от долины Мион, в Восточном Хемпшире, - ответил я.
- Хм-м, - отозвался Холмс и вернулся к изучению карты. - Тогда нельзя исключать нашего учителя. Он мог использовать прямую линию из Питерсфилда до вокзала Ватерлоо, но, чтобы скрыть следы, не велик был бы труд ездить из Бэйсингстоука и пересаживаться в Рединге, где станции Большой западной и Южной дорог непосредственно примыкают друг к другу. Нет - игнорировать его нельзя.
- Как насчет других? - спросил я.
- Бромвелл - в Уокингэме, поблизости от основной линии Западно-английской дороги, а Синклер живет рядом с остановкой в Дидкоте и Саутгемптоне, всего лишь в нескольких милях от Большой западной в Ньюбери. Оба весьма и весьма подозрительны.
- Что вы теперь предпримете? - поинтересовался я.
- Мне надо подумать, Ватсон, - окинуть взглядом ситуацию в целом. Должен же быть какой-то способ выделить одного из этих трех оставшихся! - И он, долговязый и нескладный, вновь растянулся на кушетке.
В тот вечер мы не обедали, а обошлись холодными закусками, которые прислали к нам в номер. И даже к ним Холмс почти не притронулся. Он сидел в неподвижности, с застывшим лицом и глазами, устремленными в пространство, а комната наполнялась густым табачным дымом.
Примерно в середине вечера, услышав гомон на улице и крики мальчишек-разносчиков, я послал за газетами. Жирные заголовки сообщали, что Германия объявила войну Франции, оправдывая это лживыми утверждениями, что французские летчики якобы нарушили нейтралитет Бельгии. Я без слов передал газету Холмсу.
- Странно, - бросил я, когда он проглотил новости, - думать о том, как мы ехали, чтобы обнаружить причину железнодорожной катастрофы. Кто бы мог предположить, когда мы отправились в Тэмпл-Коумб…
И не успел я закончить, как Холмс подскочил на кушетке как ужаленный. Он встал с широко раскрытыми глазами и лицом, белым как мел.
- Тэмпл-Коумб, Ватсон! - повторил он. - Это наша зацепка - Тэмпл-Коумб!
- При чем тут Тэмпл-Коумб, ради всего святого?! - закричал я.
- При всем, что только может быть, Ватсон. Ах, мой добрый старый друг, я уже говорил раньше, что вы не светитесь сами, но открываете дорогу свету, Ватсон, вы впускаете свет!
Он позвонил прислуге и быстро набросал телеграмму. Когда послание было отправлено, он вернулся на свое место и сел, улыбаясь и потирая руки.
- Холмс, - взмолился я, - ради Бога, скажите, что происходит?
- Я полагаю, мне следовало бы признать, что после всех этих лет, что вы наблюдали методы моей работы, вы почти ничему не научились! - ответил он. - Исключение - вот краткий ответ! У нас осталось трое подозреваемых, из коих учитель Скофельд наименее вероятен. Теперь мы располагаем средством определить интересующего нас из двух оставшихся - если это, конечно, кто-нибудь из них.
- А если нет?
- Тогда это должен быть третий - Скофельд! - отрезал он. - Право, Ватсон, уж не думаете ли вы, что смогли бы воздерживаться от расспросов по поводу очевидного так долго, чтобы составить мне компанию за поздним обедом?
Существовал еще один вопрос, ответ на который не казался мне очевидным, и я задал его:
- Что содержалось в вашей телеграмме?
- Там был вопрос к викарию из Тэмпл-Коумба о том, какие журналы он выписывал в 1906 году, - объявил Холмс. Это нисколько не прояснило для меня ситуацию, но я удержался от дальнейших расспросов.
Когда я отправился спать, ответ так и не пришел, и еще долгое время, после того как я улегся, друг мой мерил шагами гостиную.
Проснулся я рано, видимо, волнуясь оттого, что это должен быть последний день нашего расследования, и обнаружил, что Холмс уже сидит за столом, накрытым к завтраку, и чашку за чашкой тянет крепкий кофе.
Не успели мы закончить завтрак, как мальчик-посыльный принес телеграмму. Холмс торопливо разорвал конверт и выскочил из-за стола. Глаза его горели, он похлопывал ладонью по вскрытому бланку.
- Идемте, Ватсон! - скомандовал он. - В читальную комнату!
Я потащился вслед за ним в читальную комнату гостиницы, где он потребовал от служащего подшивку за первую половину 1906 года определенной периодики.
Он начал быстро листать ее и вдруг остановился. На глазах у изумленного служащего читальни он вырвал две страницы и сунул их в карман. Прежде чем человек смог издать какой-либо звук, Холмс швырнул ему горсть монет, с лихвой возмещающих стоимость новой подшивки, и стремительно обернулся ко мне.
- Мы поймали его, Ватсон! - закричал он, привлекая к себе внимание немногочисленных утренних читателей. - Мы поймали нашего маньяка! Вперед, Ватсон, - дело теперь на мази!
25
В СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ ЯМЕ
Когда мы выбежали из гостиницы, швейцар как раз высаживал из кеба какую-то леди, но Холмс был не в силах ждать.
- Извозчик, в Пэддингтон! - закричал он, второпях запрыгивая в другой экипаж. - Гони во всю мочь!
Нас отбросило назад на наших сиденьях, когда извозчик хлестнул лошадь и свернул на многолюдную улицу. Августовский праздник прошел, но многие еще слонялись по тротуарам. Над дверями магазинов были вывешены государственные флаги и патриотические символы, а уличные торговцы продавали гуляющей публике красно-бело-голубые банты. На одной из улиц нас задержала колонна людей, одетых в это жаркое утро в рубашки с длинными рукавами и с чемоданами в руках. Их сопровождал оркестр и кучка народу с британскими государственными флагами и триколорами; плакат во главе колонны извещал, что это французские официанты, которые отправляются на родину на военную службу.
У Пэддингтона Холмс выпрыгнул из кеба, швырнул извозчику горсть монет и бросился на вокзал. Я помчался следом вдоль платформы, и мы едва успели вскочить в вагон отходящего поезда.
Поезд вырвался из-под темных сводов вокзала, мы уютно устроились в купе, и Холмс, вынув из кармана маленькую красную книжечку, начал просматривать ее. Спустя некоторое время он улыбнулся каким-то своим мыслям и сунул книжку обратно в карман.
- Надеюсь, вы вооружены? - поинтересовался он.
Чтобы удостовериться, я похлопал себя по карману.
- Вы думаете, он понадобится? - спросил я.
- Вполне возможно, - ответил он. - В конце концов ведь мы имеем дело с маньяком.
Больше он не проронил ни слова; закрыв глаза, он всем своим видом старался показать, что спит. Я смотрел в окно и пытался решить задачу, правда, безо всякого успеха, какое из трех предположений Холмса получило подтверждение. Мы уже подъезжали к Редингу, когда Холмс вдруг открыл глаза, распахнул дверь и спрыгнул на платформу, прежде чем поезд остановился. Следуя за ним, я поспешил к маленькой боковой платформе, откуда как раз отправлялся местный поезд, и тут наконец узнал пункт нашего назначения.
Небольшой состав доставил нас в город скачек - Ньюбери, там мы и сошли. В конюшне, неподалеку от вокзала, нам предложили экипаж, и вскоре, следуя по Винчестерской дороге, мы уже поднимались на высокий холм, усеянный красивыми виллами.
Оставив город далеко позади, под восхищенные возгласы деревенских мальчишек, столпившихся по сторонам изящного деревянного моста, мы переправились через воды Инборна. Теперь мы находились на длинном открытом участке пути, где могли развить хорошую скорость, пока несколькими милями южнее границы графства дорога не начала петлять между высокими зелеными холмами. Тут Холмс повернул наш экипаж на узкую извилистую дорожку, покрытую белой меловой пылью древних холмов.
Отроги по сторонам были высоки и зеленели пышной летней растительностью. Погружая дорогу в глубокую тень, раскидывали свои ветви огромные дубы. Между ними виднелись поля с колосящимися хлебами на самых пологих склонах холмов. Все это наводило на мысль о том, что эта чудная сельская местность дремлет под тихими лучами полуденного солнца, а мы вскоре встретимся лицом к лицу с безумным человекоубийцей.
Дорожка привела нас к крошечной железнодорожной станции; мы обогнали девушку на велосипеде, неистово крутившую педали, невзирая на полуденную жару. Еще несколько поворотов - и мы уже у въезда в Сиддентон-Мэнор, украшенного колоннами. Холмс повернул на подъездную аллею. За деревьями у дороги открывался великолепный вид на поместный дом Елизаветинской эпохи, средних размеров, обращенный задней стеной к холмам. Старый бульдог дремал на аккуратно подстриженной лужайке, а на покрытой гравием подъездной дорожке не было ни одного сорняка.
Холмс дернул большой железный колокольчик на входной двери черного дерева, и где-то внутри раздался ответный звон. Через минуту дверь распахнулась и на пороге оказался вовсе не слуга, как мы ожидали, а джентльмен среднего роста, одетый в свободный полотняный пиджак. Его каштановые волосы, слегка седеющие, были коротко пострижены, лицо хранило выражение вежливого интереса, а спокойные карие глаза частично скрывали полукруглые очки. Что-то вроде старомодных бакенбардов и маленькая бородка обрамляли его лик. Точно такого человека можно встретить в любом суде - восстающий от хитросплетений различных бумаг, он вот-вот размеренным тоном обратится к судье с речью. Ничто в его манерах или внешности не говорило о какой-либо неуравновешенности, однако, без сомнения, мы лицом к лицу стояли с астрономом собственной персоной. Он во всех деталях соответствовал имеющемуся у нас описанию.
- Прошу прощения, господа, - проговорил он, - но мои люди в данный момент отсутствуют, и мне приходится самому выполнять свои поручения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31