— Бывший москвич.
— Как же тебя занесло в нашу дыру?
— Ветром.
— Хохмишь?
— Отвечаю на вопрос.
— Смотри, доиграешься.
— На каком основании меня задержали?
— На законном.
— Вы не предъявили мне никаких… — Где ты находился сегодня с одиннадцати до трех?
— Вы.
— Что?
— Не ты, а вы.
— Ну ты падла!
— Вы — падла.
— Падла не может быть вы. Падла может быть только падлой!
И тут же последовал короткий, без замаха, удар в печень.
— Ну так как — ты или вы?
— Все-таки желательно вы! Новый удар.
— Эй, ребята, вы так меня калекой сделаете.
— Обязательно сделаем. Где ты находился сегодня с одиннадцати до трех?
— Где бы я ни находился, это не повод отбивать мне печенку.
Еще один удар.
— Ладно. Уговорили. Я понял, что заблуждался, отказываясь сотрудничать с органами правопорядка. Я готов давать показания.
— Давно бы так.
— Но требую, чтобы допрос вел полковник Сидоренко.
— Кто?!
— Полковник Сидоренко. Лично.
— Откуда ты знаешь фамилию полковника?
— Мы родственники. Я на его первой жене женат… Полковник Сидоренко был хорошим приятелем Зубанова. Потому что получил от Зубанова не менее пятидесяти тысяч долларов за предоставленную им конфиденциальную информацию. За неоднократно предоставленную информацию. Многократно оплаченную.
За такие деньги можно было рассчитывать на более мягкое отношение. На приятельское отношение.
— Я требую пригласить сюда полковника Сидоренко!
Следователи переглянулись.
— Если вы не хотите иметь неприятности по службе. Или вы хотите иметь неприятности по службе?
— Ну если ты соврал!..
Капитан поднял трубку внутреннего телефона и набрал номер.
— Товарищ полковник, это капитан Мешков. Мы тут задержали одного подозреваемого. Он отказывается давать показания и требует встречи с вами. Мы на всякий случай… Фамилия? Зубанов фамилия. Да. Бывший начальник службы безопасности Боровицкого. Что вы говорите? Сейчас будете? Так точно!
Следователь аккуратно положил трубку на рычаги.
— Сказал, что сейчас будет. И приказал отставить допрос.
Следователи загрустили. Вспомнив про примененные ими общепринятые методы ведения следствия.
— Может, он точно — родственник?
— Ну я же говорю — я новый муж его любимой жены.
— Сволочь! — тихо сказал капитан.
— Что? — переспросил Зубанов. — Кто?
— Ну падла… Вы… Через минуты в кабинет вошел полковник Сидоренко.
— Где он?
— Вон сидит.
— В связи с чем его задержали? — спросил полковник.
— В качестве свидетеля по делу гражданина Боровицкого.
— Свидетеля? Или подозреваемого?
— Теперь — свидетеля.
— Он что-нибудь сказал?
— Ничего. Он сказал, что будет давать показания только вам.
— О чем вы его спрашивали?
— Мы пытались узнать, где он был сегодня с одиннадцати до трех.
— Ладно, понял. Все свободны. На десять минут.
Следователи, бочком обходя начальника, потянулись к двери. И зачем они, прежде чем спросить… Дверь закрылась.
Полковник подошел к Зубанову. Тот приподнялся навстречу. И даже попытался изобразить на разбитом лице улыбку.
— Я рад, что вы… — Где ты был сегодня с одиннадцати до трех? — спросил полковник. И резко ткнул Зубанова кулаком в печень.
— Ты что?!
— Не ты, а вы!
— Ты что, Семеныч?!
— Не Семеныч, а гражданин полковник. Гражданин! Полковник! Где ты был сегодня с одиннадцати до трех?
— Тогда — вы!
— Что?
— Не ты, а вы! Гражданин полковник! К подследственному положено обращаться на «вы»! И не положено использовать меры физического воздействия. Особенно полковникам. И особенно к подследственным, с которыми они ранее были знакомы и вступали в финансовые взаимоотношения.
И в связи с чем, если это станет известно вышестоящему начальству, полковникам могут разменять три большие звезды на три маленьких. Или… — Гнида!
И снова удары. Уже не в печень, уже куда попало. Потому что не с целью установления следствием истины, а просто так, от души.
— Ты что думаешь, если я тебе помогал, тебе все с рук сойдет?! Ты думаешь, на тебя управы не найдется?! Ты думаешь, повязал меня? Падла!
Ответить Зубанов не мог, так как руки его за спиной были стянуты браслетами. Он мог только пытаться уворачиваться от ударов. Но от такого количества ударов увернуться было невозможно.
— На! Гнида! Получай, гнида!
— Постой! Погоди! Давай поговорим! Давай договоримся! — кричал, сплевывая изо рта кровь, Зубанов. — Давай разойдемся миром!
Но полковник не слушал его. Полковник пинал поверженное на пол тело.
— Остановись! Стой! — орал Зубанов. — Стой, говорю!
Напрасно орал.
— Ну тогда сам виноват! Сам напросился! — просипел Зубанов, поняв, что договориться не удастся. Что полковник вошел в раж и не остановится, пока не забьет его до полусмерти. А может, и до смерти. Потому что до смерти — ему прямая выгода.
— Все, будет! — сказал Зубанов. И, выбросив вперед ноги и подпрыгнув телом над полом, резко ударил каблуком ботинок полковника в челюсть.
Полковник отлетел в сторону, спиной на стол, и, падая, потащил на пол телефон, лампу и что-то еще, громко лязгнувшее на всю комнату. Перелетел через стол и остановился затылком о дверцу сейфа.
В дверь вломились ожидавшие в коридоре следователи.
— Что?
— Кто?
Подбежали к поверженному полковнику. Тот был без сознания. И был с переломанной челюстью и разбитой о сейф головой.
— Звони в «Скорую». Быстро!
— А этот?
— С этим сейчас разберемся! Следователи надвинулись на Зубанова.
— Вы чего, мужики? Вы чего?! Упал он, — закричал тот. — Поскользнулся и упал. На моей крови поскользнулся. Вон ее тут сколько вы налили!
Следователи подскочили, застучали носками ботинок по лежащему телу.
— Да как бы я его?! В наручниках? — кричал, хрипел Зубанов. — Да убьете же!
— Ладно. Хватит с него.
Следовали отступили. Стерли листами газет с обуви кровь. Подняли, бросили Зубанова на стул. Тот осел, сполз на пол.
Снова подняли, впечатали ударом в спинку.
— Сидеть!
— Сижу, сижу.
— Ты почему его?
— Да не я это! Сам он. Поскользнулся!
— Через стол — башкой о сейф?
— Ну да. Через стол башкой о сейф. Случайно.
— От сволочь! Серия ударов по лицу.
— Где ты был сегодня с одиннадцати до трех? Где?
— В парке.
— В каком парке?
— В городском.
— Что ты там делал?
— Гулял.
— Зачем ты гулял в парке?
— Зачем гуляют в парке?
Удар в разбитое, окровавленное лицо.
— Воздухом дышал. Природой любовался.
— Сколько ты был в парке?
— Часа три. С одиннадцати до двух.
— А после двух?
— Шел домой.
— Почему так долго?
— Потому что пешком.
— Кто может подтвердить, что ты был в парке?
— Я могу подтвердить. Удар.
— Кто может подтвердить, что ты был в парке?
— Все, кто видел меня в парке.
— Кто видел тебя в парке?
— Все, кто был в парке.
— Он же издевается над нами! Новая серия ударов.
— Короче — нет у него алиби.
— Эй нет, мужики, так не пойдет. Я же говорю — был в парке, меня видели его посетители и работники.
Всего — сотни полторы свидетелей. Которые могут подтвердить мои показания.
— Где они? Хоть один.
— Откуда я знаю? Разошлись по домам. Ваше дело их найти.
— Это твое дело! Если хочешь, чтобы мы тебе поверили.
— А как же презумпция невиновности?
— Чего?!
— Презумпция моей невиновности.
— Найдешь свидетелей — будет тебе презумпция.
— Хорошо, найду. Если вы отпустите меня.
— Размечтался!
— Тогда объясните, как можно найти людей, видевших меня, если вы их не ищете и мне не даете?
— Как хочешь. А пока — извини. Алиби у тебя нет. И желания облегчить свою участь чистосердечным признанием, похоже, тоже.
— В чем признанием?
— В убийстве своего бывшего хозяина. Гражданина Боровицкого Ивана Степановича. Вот тебе и здрасьте.
Глава 26
— Вы узнаете это оружие?
— Нет.
— Посмотрите внимательно.
— Нет.
— Но вы знакомы с данным типом оружия?
— Конечно.
— Что это?
— Облегченная армейская снайперская винтовка, предназначенная для проведения спецопераций в тылу врага.
— Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с данным типом оружия?
— Во время службы.
— Где вы служили?
— В Федеральной службе безопасности.
— Где конкретно?
— Это не имеет значения.
— И тем не менее?
— Это не имеет значения!
— Вы держали в руках подобное оружие?
— Да. Случалось.
— Значит, вы умеете пользоваться данным оружием?
— Конечно. Раз держал в руках — Насколько хорошо вы им владеете?
— В рамках зачетов по огневой подготовке. Наряду с другими типами стрелкового оружия.
— Вы хорошо стреляете?
— Смотря из чего.
— Из данного типа оружия?
— Я же говорил — в рамках зачета по огневой подготовке. То есть непрофессионально. Для результативной стрельбы из винтовок с оптическим прицелом требуется специальная снайперская подготовка.
— Вы проходили снайперскую подготовку?
— Нет, не проходил. В мои служебные обязанности не входило умение обращаться со снайперской винтовкой.
— А что входило?
— Это не имеет значения. По крайней мере, для этого дела.
— Как вы считаете, нужна ли для того, чтобы попасть со ста метров в голову человеку, профессиональная подготовка?
— Конечно, нужна.
— Как вы думаете, какое оружие стал бы использовать снайпер, прошедший профессиональную армейскую подготовку? Случайное или привычное армейское?
— Почти наверняка — привычное.
— То есть, по вашему мнению, армейскую снайперскую винтовку скорее всего стал бы использовать преступник, ранее имевший отношение к армии или спецслужбам?
— Не обязательно.
— Скажите, вы могли бы попасть со ста метров в мишень размером с человеческую фигуру?
— Сдуру — мог. Но не попадал. Если вас интересует не мишень, а покушение на моего шефа. Не попадал, потому что не стрелял, потому что в это время гулял в парке… — Откуда вы знаете о времени покушения?
— Оттуда, что вы интересуетесь моим алиби с одиннадцати до трех!
— Хорошо. Давайте изменим тему нашего разговора Скажите, в каких отношениях вы состояли с потерпевшим?
— В рабочих.
— Я имею в виду человеческие отношения?
— В отличных. Мы любили друг друга, как братья.
— Я бы просил вас выражаться точнее.
— Как родной брат — родного брата.
— А мы располагаем другой информацией. Вот показания одного из заместителей потерпевшего Боровицкого.
Он утверждает, что отношения между вами и шефом в последнее время были недружелюбны. Что вы неоднократно ссорились с ним. Что в кулуарных беседах высказывались негативно о своем, как вы выразились, шефе.
— Это ложь.
— Тогда обращусь к показаниям другого заместителя. Он рассказывает о вашей с Боровицким ссоре, послужившей причиной вашего увольнения. Он утверждает, что слышал, как вы ругались и в процессе ругани угрожали Боровицкому. В том числе угрожали смертью.
— Не было такого.
— Водитель дает показания о том, что вы в разговоре с ним называли Боровицкого «зажившимся боровом, которого пора пускать на фарш». И что он несколько раз наблюдал ваши ссоры.
— Опять ложь. Не было такого.
— Но вы ссорились с Боровицким?
— Нет.
— И тем не менее были уволены.
— Был. По собственному желанию. Можете справиться в отделе кадров.
— Чем было вызвано это ваше желание?
— Нежеланием работать.
— С Боровицким?
— Нет, вообще работать. Устал я работать. Отдохнуть хочу.
— Это звучит неубедительно.
— Убийство за увольнение звучит тоже неубедительно.
— Почему вы так считаете?
— Потому что тогда в нашей стране не осталось бы руководителей. Одни исполнители.
— Вы не желаете сделать следствию никаких заявлений?
— Никаких. Кроме признания в своей невиновности.
— Это не признание.
— А что тогда признание?
— Признание — это когда в виновности.
— Тогда без заявлений.
— У вас есть замечания по ведению следствия?
— Нет. Я совершенно всем доволен.
— А что с вашим лицом?
— Упал с лестницы. Пять раз.
— Лицом?
— Как назло — лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53