Но все равно тюрьма. По сути, по назначению… Тюрьма!
Полковник разделся до пояса, зашел в ванную, подставил голову и шею под струю холодной воды и держал до тех пор, пока по телу не побежали мурашки. Потом прошел в комнату и сел за компьютер. Потому что больше ему здесь заниматься было нечем… Три последующих дня полковник не отходил от компьютера. Он беспрерывно прослеживал маршруты передвижений объектов, открывал, отсматривал точки, обозначающие места засад, мысленно расставлял туда, где они должны были стоять, помощников и исполнителя. То есть себя. Представлял мгновение выстрела и путь отступления… Затем, когда все стало более-менее понятно, начал придумывать препятствующие делу обстоятельства. И способы их устранения. С трудом выбирался из нагороженных им же препятствий. Или не выбирался. Погибал под пулями оказавшихся проворнее телохранителей, попадал в милицию… Варианты, где он не мог выпутаться, отбрасывал.
Сценарии отпадали один за другим. И так, постепенно, из нескольких десятков наработок покушений, осталось двенадцать. Двенадцать чистовых вариантов, которые следовало проверить на месте.
— Я должен провести рекогносцировку, — сказал полковник генералу Федорову.
— Когда ты готов выехать?
— Хоть сейчас.
— Тогда — завтра.
С полковником вылетело четверо сопровождающих его охранников. Которые не должны были его охранять, должны были его пасти.
За один день полковник в толпе подгулявших, о чем-то оживленно беседующих приятелей обошел все адреса. Те, где обитали объекты, и те, откуда были видны окна их квартир и двери подъездов, в которые они должны были входить.
Охрана не оставляла полковника ни на секунду. Даже когда он поднимался на чердаки, за ним карабкались по лестнице сопровождающие его лица. И после ходили за спиной, с глубоко засунутыми в карманы или за обшлага пиджаков ладонями, горячо дыша в затылок. Кроме одного, который всегда оставался на лестничной площадке под видом жэковского электрика, чтобы отгонять от чердачного люка любопытствующих жильцов.
Возвращаться в точки, где полковник уже побывал, охрана не позволяла. Охрана точно выполняла приказ генерала Федорова.
— Сколько еще?
— Четыре адреса… Веселые приятели снова заходили в подъезды и карабкались на чердаки.
— Сколько?
— Последний… Дело было сделано. На каждый подлежащий зачистке объект остался один-единственный сценарий. Все, можно ехать в аэропорт. Но не сразу в аэропорт, а вначале, соблюдая правила конспирации, на поезде в ближайший город, где есть аэропорт… — Я сделал работу, — доложил результаты командировки полковник.
— Не сделал, — покачал головой генерал Федоров. — Твоя работа впереди. Настоящая работа.
— Когда?
— Ты торопишься?
— Я устал от неопределенности. Я хочу сделать работу. И… и пусть будет что будет! Когда?
— Скоро. Возможно, очень скоро. Возможно, уже завтра.
— Ну черт с ним! Завтра так завтра!..
Глава 43
— Можно! — сказал один из бойцов, исполнявших функции телохранителя, прикрывавшего собой стрелка. — В подъезде чисто. Я дошел до последнего этажа.
Полковник прошел через двор и зашел в подъезд. Вместе с ним два других, которые не примелькались, телохранителя. Шли они не торопясь, весело переговариваясь, размахивая руками. Раскованность не привлекает к себе внимания. В отличие от угрюмости. Или торопливости.
Подошли к подъезду, открыли дверь, быстро поднялись до последнего этажа. Никто из жильцов не встретился.
На верхнем этаже надели перчатки и, разойдясь в стороны, залепили пластырями «глазки» на квартирах, из которых была видна лестница, ведущая к чердачному люку. Приложили уши к дверям, прислушались. Нет, от двери никто не отошел.
"Можно», — кивнули Полковнику.
Зубанов взялся за перекладину металлической лестницы, поднялся к люку, снял заранее открытый замок, поднял головой крышку, осмотрелся.
Чердак был пуст.
Поднялся. Принял поданный ему «дипломат».
Один из телохранителей вскарабкался по лестнице вслед за ним. Другой должен был снять с «глазков» пластырь, навесить на скобы муляж замка с гипсовой, легко ломаемой дужкой, убедиться, что все в порядке, и подняться через люк в соседнем подъезде.
Бесшумно положили на место крышку. Увидели перенесенный несколько дней назад ближе к люку набитый мусором мешок. Накатили его па крышку. Теперь открыть ее снизу было невозможно.
"Я пошел!» — показал полковник.
Взял «дипломат» и двинулся к известному ему слуховому окну.
Он прекрасно ориентировался в полумраке чердака, так как сто раз видел его до того на экране монитора и экране телевизора. Он знал этот чердак лучше, чем жители дома. Семь, кроме этого, слуховых окон. Справа в торце — пожарная лестница. С противоположной стороны в балку намертво вбита скоба, за которую можно прицепить карабин спускового устройства и, выбросив веревку, в минуту соскользнуть на тормозе вниз. Карабин и веревка у телохранителя в спортивной сумке. В дальнем углу искусственно созданный навал строительного мусора с оборудованной нишей, где можно, согнувшись в три погибели, спрятаться.
Все продумано до мелочей. Шесть вариантов отхода — через подъезды, по пожарной лестнице и на веревке. И еще несколько чисто аварийных, через балконы квартир и в любом месте по веревке, зацепленной за парапет ограждения.
Полковник подошел к слуховому окну, но высовываться в него не стал, сел на подстеленную тряпку. В шифере, чуть ниже и чуть правее слухового окна, был выбит кусок. Ровно такой, чтобы дать возможность стрелку видеть окна противоположного дома.
На совесть постаралась разведка. Все размеры соблюла.
Зубанов раскрыл «дипломат», вытащил приклад, ложу, ствол… В минуту собрал винтовку. Укрепил оптический прицел… Готово!
Уложил винтовку на сколоченную из трех неоструганных брусов треногу, направил стволом в дыру, взглянул в прицел.
Нет, не то… Сдвинул треногу чуть левее.
Еще.
Нормально. Теперь нормально.
Нашел два нужных ему окна.
Кухня и комната. Нормальная кухня. И нормальная комната. Чистые. Без излишеств. Почти без мебели. Лаконичные, как камера-одиночка.
Жилье Стылого.
И даже в завершение ансамбля — решетки на окнах. Что несколько усложняет задачу. Потому что, если дуло винтовки дрогнет и сместится хотя бы на долю миллиметра, можно угодить в металлический прут.
Неудобно. Но делать нечего. Снять решетку из-за того, что она мешает пристрелить хозяина квартиры, не попросишь.
Полковник посмотрел на часы.
Семнадцать минут. Через пять-семь минут Стылый вернется домой. Он всегда возвращается в это время, строго соблюдая режим. Режим питания. Стылый болел язвой. Давно болел. С первой ходки.
Сегодня он имел шанс навсегда избавиться от своей болезни. Через пять-семь минут… Через пять минут Стылый не пришел.
И через семь не пришел.
И через пятнадцать… На чердаке было жарко. В носу свербило от поднятой ногами и постепенно оседающей вниз пыли. Под самым ухом гулькали голуби.
Двадцать минут… Где же он?
С дальнего края крыши потянуло табачным дымком. Занервничали охранники, закурили, пряча сигареты в кулак.
Двадцать пять минут… Рация «наружки» молчит. Никаких новостей о передвижениях Стылого. Значит, не передвигается. Засел где-нибудь, наплевав на свою язву и на людей, которых заставляет ждать.
Полчаса опоздания!
Дольше ждать нельзя. Дольше ждать опасно. Не ровен час кто-нибудь из жителей надумает вылезти на крышу поправить антенну. Или пацаны — голубей погонять. Или кто-нибудь еще… Упрутся в закрытые крышки чердачных люков. Начнут звонить в жэк… Если бы это было одно-единственное покушение, можно было бы рискнуть. Но оно не одно, оно — первое. И поэтому должно пройти без сучка бес задоринки. И без излишнего риска.
Нет, дольше ждать нельзя.
Полчаса в таких делах — это много. Очень много. За полчаса черт знает что может случиться… — Мы уходим! — тихо сказал полковник в переносную рацию. — Как у тебя?
— У меня чисто, — сказал охранник, оставленный в подъезде.
Быстро разобрал винтовку, сложил части в «дипломат», отнес в сторону, положил до следующего раза в укромный уголок треногу.
— Пошли!
Телохранители оставили свои места, двинулись к люку снимать мешок с мусором.
Радиостанция зазуммерила на прием.
— Синица вызывает Голубя.
— Голубь слушает.
— Ястреб возвращается в гнездо. Будет через несколько минут. Как поняли меня?
— Понял тебя, Синица. Ястреб будет через несколько минут. Отбой.
"Он едет!» — показал полковник телохранителям. Почти бегом прошел на место и, торопясь, но заставляя себя работать медленно, собрал винтовку. Воткнул обойму. Потащил на место треногу. Попытался поставить, но у треноги отвалилась ножка!
— Ястреб подлетает к гнезду, — сообщила Синица.
Все! Отремонтировать треногу не получится. Некогда. Не успеть!
Полковник подошел к дыре, встал на колени, сунул в нее дуло винтовки. Все его фантазии с дырами в крыше и треногами, позволяющими оставаться незамеченным, пошли насмарку. Придется по-простому… Постарался выровнять дыхание.
— Ястреб в гнезде. Один Ястреб, без стаи, — сообщила «наружка».
На выстрел было очень мало времени. Были секунды до того, как хозяин квартиры задернет шторы. Он всегда, когда возвращался, задергивал шторы. И раздергивал, когда уходил.
Сейчас, если он не изменит своей привычке, он подойдет к окну, на малое мгновенье подставившись под выстрел… Секунда.
Вторая.
Третья… В окне кухни мелькнули ноги Стылого, прошедшего из коридора в комнату.
Сейчас… Полковник вдохнул воздух и задержал его в легких.
По комнате прошел человек. Стылый. Больше некому. Потому что без стаи.
Полковник нежно обнял указательным пальцем скобу спуска.
Ну… Стылый появился в нескольких шагах от окна. Приблизился. Потянулся руками к шторам.
"Главное — не забыть о решетке. О решетке!.. — подумал полковник. Слегка задрал дуло винтовки, поднимая крест рисок к переносью заполнившей окуляр прицела головы. «Десятка, переносье — десятка!» — мгновенно вспомнил он… И мягко нажал на спусковой крючок.
Тихий, почти неслышный выстрел. Удар отдачи в плечо. Звон выброшенной гильзы… Пуля пронзила два, внешнее и внутреннее, стекла окна, прошла в трех миллиметрах от прута решетки и попала стоящему в проеме окна человеку в переносье.
В десятку!
Человек в окне откинулся головой и, не выпуская штор из судорожно сцепившихся пальцев, завалился назад. Сверху на него обрушилась гардина.
Работа была сделана.
— Уходим, — уже довольно громко сказал полковник, разбирая винтовку. Руки у него слегка тряслись.
Да, он в своей жизни убивал. Не раз убивал… Но так он еще не убивал. Сам. Из винтовки с оптическим прицелом, невооруженного, не угрожающего ему, не видящего его человека. Не спеца. Не противника. Гражданского… Стоп! — полковник замер, глядя на части винтовки. Зачем ее разбирать? Зачем разбирать винтовку, которую надо бросить здесь, на чердаке, потому что уходить с ней затруднительно. Но главное потому, что в последнее время в криминальных разборках стало модно бросать оружие на месте преступления. А это преступление совершили не профессионалы, которые уносят оружие, чтобы по нему нельзя было установить его принадлежность. Это преступление совершили бандиты.
Полковник быстро собрал винтовку. Бросил ее против слухового окна. Разбил ударом ноги треногу, оттащил, разбросал доски далеко в стороны.
Тренога — это почерк. Индивидуальный. Пусть лучше следствие думает, что стреляли из слухового окна.
Поднял к лицу радиостанцию.
— Мы выходим!
— Я понял. В подъезде чисто.
Телохранители сбросили с люка мешок. Подняли крышку. Один спустился вниз. Другой помог спуститься полковнику. Прикрыл крышку, спрыгнул вниз.
— Пошли.
Спускались налегке, о чем-то весело и безмятежно болтая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Полковник разделся до пояса, зашел в ванную, подставил голову и шею под струю холодной воды и держал до тех пор, пока по телу не побежали мурашки. Потом прошел в комнату и сел за компьютер. Потому что больше ему здесь заниматься было нечем… Три последующих дня полковник не отходил от компьютера. Он беспрерывно прослеживал маршруты передвижений объектов, открывал, отсматривал точки, обозначающие места засад, мысленно расставлял туда, где они должны были стоять, помощников и исполнителя. То есть себя. Представлял мгновение выстрела и путь отступления… Затем, когда все стало более-менее понятно, начал придумывать препятствующие делу обстоятельства. И способы их устранения. С трудом выбирался из нагороженных им же препятствий. Или не выбирался. Погибал под пулями оказавшихся проворнее телохранителей, попадал в милицию… Варианты, где он не мог выпутаться, отбрасывал.
Сценарии отпадали один за другим. И так, постепенно, из нескольких десятков наработок покушений, осталось двенадцать. Двенадцать чистовых вариантов, которые следовало проверить на месте.
— Я должен провести рекогносцировку, — сказал полковник генералу Федорову.
— Когда ты готов выехать?
— Хоть сейчас.
— Тогда — завтра.
С полковником вылетело четверо сопровождающих его охранников. Которые не должны были его охранять, должны были его пасти.
За один день полковник в толпе подгулявших, о чем-то оживленно беседующих приятелей обошел все адреса. Те, где обитали объекты, и те, откуда были видны окна их квартир и двери подъездов, в которые они должны были входить.
Охрана не оставляла полковника ни на секунду. Даже когда он поднимался на чердаки, за ним карабкались по лестнице сопровождающие его лица. И после ходили за спиной, с глубоко засунутыми в карманы или за обшлага пиджаков ладонями, горячо дыша в затылок. Кроме одного, который всегда оставался на лестничной площадке под видом жэковского электрика, чтобы отгонять от чердачного люка любопытствующих жильцов.
Возвращаться в точки, где полковник уже побывал, охрана не позволяла. Охрана точно выполняла приказ генерала Федорова.
— Сколько еще?
— Четыре адреса… Веселые приятели снова заходили в подъезды и карабкались на чердаки.
— Сколько?
— Последний… Дело было сделано. На каждый подлежащий зачистке объект остался один-единственный сценарий. Все, можно ехать в аэропорт. Но не сразу в аэропорт, а вначале, соблюдая правила конспирации, на поезде в ближайший город, где есть аэропорт… — Я сделал работу, — доложил результаты командировки полковник.
— Не сделал, — покачал головой генерал Федоров. — Твоя работа впереди. Настоящая работа.
— Когда?
— Ты торопишься?
— Я устал от неопределенности. Я хочу сделать работу. И… и пусть будет что будет! Когда?
— Скоро. Возможно, очень скоро. Возможно, уже завтра.
— Ну черт с ним! Завтра так завтра!..
Глава 43
— Можно! — сказал один из бойцов, исполнявших функции телохранителя, прикрывавшего собой стрелка. — В подъезде чисто. Я дошел до последнего этажа.
Полковник прошел через двор и зашел в подъезд. Вместе с ним два других, которые не примелькались, телохранителя. Шли они не торопясь, весело переговариваясь, размахивая руками. Раскованность не привлекает к себе внимания. В отличие от угрюмости. Или торопливости.
Подошли к подъезду, открыли дверь, быстро поднялись до последнего этажа. Никто из жильцов не встретился.
На верхнем этаже надели перчатки и, разойдясь в стороны, залепили пластырями «глазки» на квартирах, из которых была видна лестница, ведущая к чердачному люку. Приложили уши к дверям, прислушались. Нет, от двери никто не отошел.
"Можно», — кивнули Полковнику.
Зубанов взялся за перекладину металлической лестницы, поднялся к люку, снял заранее открытый замок, поднял головой крышку, осмотрелся.
Чердак был пуст.
Поднялся. Принял поданный ему «дипломат».
Один из телохранителей вскарабкался по лестнице вслед за ним. Другой должен был снять с «глазков» пластырь, навесить на скобы муляж замка с гипсовой, легко ломаемой дужкой, убедиться, что все в порядке, и подняться через люк в соседнем подъезде.
Бесшумно положили на место крышку. Увидели перенесенный несколько дней назад ближе к люку набитый мусором мешок. Накатили его па крышку. Теперь открыть ее снизу было невозможно.
"Я пошел!» — показал полковник.
Взял «дипломат» и двинулся к известному ему слуховому окну.
Он прекрасно ориентировался в полумраке чердака, так как сто раз видел его до того на экране монитора и экране телевизора. Он знал этот чердак лучше, чем жители дома. Семь, кроме этого, слуховых окон. Справа в торце — пожарная лестница. С противоположной стороны в балку намертво вбита скоба, за которую можно прицепить карабин спускового устройства и, выбросив веревку, в минуту соскользнуть на тормозе вниз. Карабин и веревка у телохранителя в спортивной сумке. В дальнем углу искусственно созданный навал строительного мусора с оборудованной нишей, где можно, согнувшись в три погибели, спрятаться.
Все продумано до мелочей. Шесть вариантов отхода — через подъезды, по пожарной лестнице и на веревке. И еще несколько чисто аварийных, через балконы квартир и в любом месте по веревке, зацепленной за парапет ограждения.
Полковник подошел к слуховому окну, но высовываться в него не стал, сел на подстеленную тряпку. В шифере, чуть ниже и чуть правее слухового окна, был выбит кусок. Ровно такой, чтобы дать возможность стрелку видеть окна противоположного дома.
На совесть постаралась разведка. Все размеры соблюла.
Зубанов раскрыл «дипломат», вытащил приклад, ложу, ствол… В минуту собрал винтовку. Укрепил оптический прицел… Готово!
Уложил винтовку на сколоченную из трех неоструганных брусов треногу, направил стволом в дыру, взглянул в прицел.
Нет, не то… Сдвинул треногу чуть левее.
Еще.
Нормально. Теперь нормально.
Нашел два нужных ему окна.
Кухня и комната. Нормальная кухня. И нормальная комната. Чистые. Без излишеств. Почти без мебели. Лаконичные, как камера-одиночка.
Жилье Стылого.
И даже в завершение ансамбля — решетки на окнах. Что несколько усложняет задачу. Потому что, если дуло винтовки дрогнет и сместится хотя бы на долю миллиметра, можно угодить в металлический прут.
Неудобно. Но делать нечего. Снять решетку из-за того, что она мешает пристрелить хозяина квартиры, не попросишь.
Полковник посмотрел на часы.
Семнадцать минут. Через пять-семь минут Стылый вернется домой. Он всегда возвращается в это время, строго соблюдая режим. Режим питания. Стылый болел язвой. Давно болел. С первой ходки.
Сегодня он имел шанс навсегда избавиться от своей болезни. Через пять-семь минут… Через пять минут Стылый не пришел.
И через семь не пришел.
И через пятнадцать… На чердаке было жарко. В носу свербило от поднятой ногами и постепенно оседающей вниз пыли. Под самым ухом гулькали голуби.
Двадцать минут… Где же он?
С дальнего края крыши потянуло табачным дымком. Занервничали охранники, закурили, пряча сигареты в кулак.
Двадцать пять минут… Рация «наружки» молчит. Никаких новостей о передвижениях Стылого. Значит, не передвигается. Засел где-нибудь, наплевав на свою язву и на людей, которых заставляет ждать.
Полчаса опоздания!
Дольше ждать нельзя. Дольше ждать опасно. Не ровен час кто-нибудь из жителей надумает вылезти на крышу поправить антенну. Или пацаны — голубей погонять. Или кто-нибудь еще… Упрутся в закрытые крышки чердачных люков. Начнут звонить в жэк… Если бы это было одно-единственное покушение, можно было бы рискнуть. Но оно не одно, оно — первое. И поэтому должно пройти без сучка бес задоринки. И без излишнего риска.
Нет, дольше ждать нельзя.
Полчаса в таких делах — это много. Очень много. За полчаса черт знает что может случиться… — Мы уходим! — тихо сказал полковник в переносную рацию. — Как у тебя?
— У меня чисто, — сказал охранник, оставленный в подъезде.
Быстро разобрал винтовку, сложил части в «дипломат», отнес в сторону, положил до следующего раза в укромный уголок треногу.
— Пошли!
Телохранители оставили свои места, двинулись к люку снимать мешок с мусором.
Радиостанция зазуммерила на прием.
— Синица вызывает Голубя.
— Голубь слушает.
— Ястреб возвращается в гнездо. Будет через несколько минут. Как поняли меня?
— Понял тебя, Синица. Ястреб будет через несколько минут. Отбой.
"Он едет!» — показал полковник телохранителям. Почти бегом прошел на место и, торопясь, но заставляя себя работать медленно, собрал винтовку. Воткнул обойму. Потащил на место треногу. Попытался поставить, но у треноги отвалилась ножка!
— Ястреб подлетает к гнезду, — сообщила Синица.
Все! Отремонтировать треногу не получится. Некогда. Не успеть!
Полковник подошел к дыре, встал на колени, сунул в нее дуло винтовки. Все его фантазии с дырами в крыше и треногами, позволяющими оставаться незамеченным, пошли насмарку. Придется по-простому… Постарался выровнять дыхание.
— Ястреб в гнезде. Один Ястреб, без стаи, — сообщила «наружка».
На выстрел было очень мало времени. Были секунды до того, как хозяин квартиры задернет шторы. Он всегда, когда возвращался, задергивал шторы. И раздергивал, когда уходил.
Сейчас, если он не изменит своей привычке, он подойдет к окну, на малое мгновенье подставившись под выстрел… Секунда.
Вторая.
Третья… В окне кухни мелькнули ноги Стылого, прошедшего из коридора в комнату.
Сейчас… Полковник вдохнул воздух и задержал его в легких.
По комнате прошел человек. Стылый. Больше некому. Потому что без стаи.
Полковник нежно обнял указательным пальцем скобу спуска.
Ну… Стылый появился в нескольких шагах от окна. Приблизился. Потянулся руками к шторам.
"Главное — не забыть о решетке. О решетке!.. — подумал полковник. Слегка задрал дуло винтовки, поднимая крест рисок к переносью заполнившей окуляр прицела головы. «Десятка, переносье — десятка!» — мгновенно вспомнил он… И мягко нажал на спусковой крючок.
Тихий, почти неслышный выстрел. Удар отдачи в плечо. Звон выброшенной гильзы… Пуля пронзила два, внешнее и внутреннее, стекла окна, прошла в трех миллиметрах от прута решетки и попала стоящему в проеме окна человеку в переносье.
В десятку!
Человек в окне откинулся головой и, не выпуская штор из судорожно сцепившихся пальцев, завалился назад. Сверху на него обрушилась гардина.
Работа была сделана.
— Уходим, — уже довольно громко сказал полковник, разбирая винтовку. Руки у него слегка тряслись.
Да, он в своей жизни убивал. Не раз убивал… Но так он еще не убивал. Сам. Из винтовки с оптическим прицелом, невооруженного, не угрожающего ему, не видящего его человека. Не спеца. Не противника. Гражданского… Стоп! — полковник замер, глядя на части винтовки. Зачем ее разбирать? Зачем разбирать винтовку, которую надо бросить здесь, на чердаке, потому что уходить с ней затруднительно. Но главное потому, что в последнее время в криминальных разборках стало модно бросать оружие на месте преступления. А это преступление совершили не профессионалы, которые уносят оружие, чтобы по нему нельзя было установить его принадлежность. Это преступление совершили бандиты.
Полковник быстро собрал винтовку. Бросил ее против слухового окна. Разбил ударом ноги треногу, оттащил, разбросал доски далеко в стороны.
Тренога — это почерк. Индивидуальный. Пусть лучше следствие думает, что стреляли из слухового окна.
Поднял к лицу радиостанцию.
— Мы выходим!
— Я понял. В подъезде чисто.
Телохранители сбросили с люка мешок. Подняли крышку. Один спустился вниз. Другой помог спуститься полковнику. Прикрыл крышку, спрыгнул вниз.
— Пошли.
Спускались налегке, о чем-то весело и безмятежно болтая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53