Безумие было единственной проблемой, с которой он не мог справиться. А Дилбек совершенно определенно был безумен.
– Что Эрб сделал с туфлей? – спросил конгрессмен. – Он ее не выбросил, правда?
«Просто не верится, – подумал Молдовски. – Он совсем спятил».
– Знаешь, что мне ужасно хочется сделать? – сказал он вместо ответа. – Отволочь тебя обратно в Вашингтон и запереть в моей квартире вплоть до самого дня голосования по сахарному биллю. К сожалению, нам приходится думать о твоей предвыборной кампании. Будет глупо, если ты сейчас споткнешься на этом.
– Да, конечно, – отсутствующим голосом отозвался Дилбек.
– Дэвид, ты понимаешь, что сейчас поставлено на карту?
– Разумеется.
– Что, если я приведу тебе сюда женщину, чтобы была рядом, – на случай, если на тебя снова накатит? Может быть, даже двух.
– Спасибо, Малкольм. Но это не решит проблемы, – со вздохом произнес Дилбек. – Эта любовь просто измучила меня.
– Любовь? – Молди ядовито рассмеялся.
– Иногда мне даже самому страшно, Малкольм. Ты когда-нибудь испытывал такую страсть к женщине?
– Нет, – коротко ответил Молдовски. И это была правда. Он предпочитал иметь дело с девушками по вызову. Они говорили на одном с ним языке.
– Не беспокойся, все будет в порядке, – продолжал Дилбек. – Я не подведу. – Он поставил свой стакан на ручку кресла. – Эрб говорил, что Фликмэн хочет устроить теледебаты со мной. Что ж, я готов.
– Наплюй на него, – посоветовал Молдовски.
Элой Фликмэн был менее удачливым соперником Дилбека в битве за место в конгрессе. В обычных обстоятельствах теледебаты могли бы принести свои плоды, поскольку в идеологическом плане Фликмэн занимал позиции чуть правее известного Аттилы, предводителя гуннов. Среди его предвыборных обещаний фигурировали показ по телевидению казней подпольных торговцев наркотиками, стерилизация одиноких матерей и вооруженное вторжение США на Кубу. Справиться с ним не представляло особого труда.
– Я сумею свалить его, Малкольм, – сказал Дилбек.
– Незачем тебе с ним возиться. Он сам успешно рубит сук, на котором сидит.
– Меня беспокоит кубинский вопрос. Это дело такое, что...
– Никаких дебатов! – категорическим тоном отрезал Молдовски. Он перестал расхаживать по кабинету и встал, крепко упершись ногами в пол, лицом к лицу с Дилбеком. – Дэви, у нас есть более важное дело – эта чертова стриптизерша, в которую ты втюрился.
Конгрессмен склонил голову.
– Что я могу тебе сказать? Я больше не в состоянии держать себя в руках.
Малкольм Молдовски умел заглядывать далеко в будущее, поэтому для него Дэвид Дилбек как политик был уже человеком конченым. Его карьера неминуемо должна была завершиться в тот самый день, как сахарный билль пройдет голосование в комитете. Он, Молди, и семейство Рохо вышвырнут его из председательского кресла, чтобы заменить другим конгрессменом. Уж кто-нибудь из них да согласится принять на себя роль, которую пока играет Дилбек, и наверняка не все они такие же чокнутые, как он. А чтобы держать его в руках до тех пор, Молдовски разработал план, правда достаточно рискованный.
– Я хочу предложить тебе нечто вроде сделки, заговорил он. – Прежде всего ты должен обещать, что больше не будешь коллекционировать ошметки от ее белья, бритвы, туфли и прочую чушь. Это тебе ясно?
– Да. Но что я получу взамен? – Голос конгрессмена прозвучал скептически.
– Свидание с ней.
Дилбек медленно поднялся из кресла. Глаза его были вытаращены до невероятных размеров.
– О Господи... кажется, ты говоришь это всерьез?
– Сегодня вечером мне звонил ее хозяин. Сказал, что она может согласиться, если цена будет подходящая.
– Когда? – чуть ли не взвизгнул Дилбек. – Ты хочешь сказать – прямо сейчас?
«Просто невероятно, – подумал Молдовски. – Похоже, он сейчас словит кайф от одной только мысли о предстоящей встрече».
– Завяжи-ка его узелком, – посоветовал он.
Дилбек, казалось, даже не слышал.
– Ты сказал – свидание, – нетерпеливо повторил он.
– Я сейчас прорабатываю детали.
Дилбек даже не удивился тому, что Молди поддерживает какие-то отношения с хозяином стрип-заведения. Он схватил своего спасителя за плечи.
– Если ты сумеешь мне это устроить, то, Богом клянусь...
Молди резким движением стряхнул руки Дилбека со своих плеч.
– ...то ты будешь вести себя по-человечески до самых выборов? Прекратишь весь этот идиотизм?
– Клянусь могилой отца, Малкольм!
– Что ж, очень мило.
Белобрысый Чак, всю жизнь любивший позабавиться, велел похоронить себя в одном из своих «гигиенических резервуаров» – разумеется, новом и обитом изнутри шелком. Что и было исполнено с точностью. «А его ненормальному сынку, пожалуй, далеко до папаши», – подумал Молдовски.
Дилбек вытер вспотевшие ладони о колени, обтянутые трикотажем спортивных брюк.
– Малкольм, ты имеешь в виду настоящее, серьезное свидание или просто так?
– То есть на уровне постели или нет? Ну, уж это решайте сами, черт бы тебя побрал. Не могу же я делать все за тебя!
– Ты прав, ты прав...
– Скоро ты, чего доброго, захочешь, чтобы я сам довел тебе его до кондиции и сунул куда следует! Все-таки кое-что ты должен делать и сам, тебе не кажется?
Однако возмущение Молди не возымело должного эффекта. Конгрессмен пребывал на седьмом небе от счастья.
– Ты даже не представляешь, друг мой, что это значит для меня. – Он поднял свой стакан в сторону Молдовски. – Ты снова совершаешь то, что казалось невыполнимым, Малкольм.
– Уж сказал бы – чудо, – буркнул Молдовски.
– Да, правда, чудеса – твоя специальность!
– Это уж точно, – проворчал Молдовски. Достопочтенный Дэвид Лейн Дилбек, член конгресса Соединенных Штатов, представитель от штата Флорида, и не подозревал, какие сложные и опасные шаги уже были предприняты ради спасения его проклятой шкуры, за которую лично он, Молди, не дал бы ни единого цента.
* * *
К семидесятым годам когда-то потрясавшие воображение подводные рифы Майами и Форт-Лодердейла, отравленные сточными водами и нечистотами, которые сбрасывали в океан многочисленные прибрежные отели, безвозвратно погибли. Проложенные по дну трубы выносили всю эту дрянь на несколько сот ярдов от берега, чтобы не смущать взгляда купальщиков и загорающих на пляжах потоками коричневой пены: ведь даже самому неразборчивому из отдыхающих вряд ли захотелось бы по доброй воле окунуться в море, на поверхности которого болтаются куски дерьма.
Так, десятилетие за десятилетием, вся эта отрава убивала нежные кораллы и гнала прочь некогда населявших их рыб. Знаменитые рифы превратились в серые, голые, мертвые нагромождения, вид которых ничем не напоминал о том, что они, как-никак, находятся в тропических широтах. Капитаны катеров и прогулочных яхт, а вместе с ними и торговцы подводным снаряжением жаловались на резкое сокращение клиентуры: теперь отпускники предпочитали отправляться в другие части Флориды и на Багамские острова, где вода все еще сохраняла свою прозрачность до такой степени, что можно было, нырнув, разглядеть что-то на расстоянии протянутой руки. Мэрии некоторых городов Южной Флориды принимали кое-какие меры, чтобы меньше загрязнять море, но рифы, раз погибнув, больше не возрождались к жизни: именно так обычно ведут себя кораллы.
В конце концов биологи выдвинули теорию, что возможно снова привлечь рыбу в эти места и без настоящих кораллов, создав «искусственные рифы». На самом деле это оказалось далеко не столь экзотично, сколь звучало, да и в техническом смысле это изобретение вовсе не принадлежало двадцать первому веку. Искусственные рифы создавались путем затопления отработавших свое судов. Опустившись на дно, эти призрачно выглядевшие там сооружения привлекали стайки небольших и сравнительно больших рыб, а те, в свою очередь, привлекали барракуд, акул и других хищников. Капитаны были просто счастливы, поскольку теперь им не приходилось плыть четыре десятка миль в поисках рыбы, видом которой можно было бы потешить клиентов.
С точки зрения привлечения интереса общественности программа по созданию искусственных рифов оказалась весьма успешной: благодаря ей в морских глубинах появилось нечто вроде музея затонувших кораблей. В кои-то веки оказалось возможным отделываться от ставшей ненужной техники, на вполне законных основаниях рассматривая это как благодеяние для окружающей среды. Каждые несколько месяцев очередной ветеран морей и океанов отводился подальше от берега и взрывался с помощью динамита. Местные телевизионные станции широко освещали эти события, дававшие им случай использовать свои дорогостоящие вертолеты не только для репортажей с места дорожных происшествий. Со временем, как и следовало ожидать, затопления судов превратились в один из регулярных специфических аттракционов Южной Флориды и собирали сотни зрителей на яхтах и катерах. Когда порыжевшее от ржавчины судно взрывалось и затем исчезало в пенящихся волнах, публика разражалась дикими воплями восторга.
Утром второго октября восьмидесятишестифутовый гватемальский сухогруз под названием «Принцесса Пиа», всю свою жизнь протрудившийся на перевозке бананов, был отбуксирован от Порт-Эверглейдс до заранее определенного места в море напротив форт-лодердейлских пляжей. Предварительно «Принцессу» ощипали, что называется, до последнего перышка: с нее сняли оба пришедших в негодность двигателя, проржавевшее навигационное оборудование, радиоаппаратуру, насосы, трубы, крепления, остатки такелажа, даже якорь – словом, все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Фактически от нее остался только корпус.
Подготовка судна к затоплению заняла почти месяц. Она проходила под надзором инспектора береговой охраны, инспектора службы охраны окружающей среды графства Броуорд и агента таможенной службы Соединенных Штатов, в ведении которой и находилось данное судно с момента его задержания, более года назад, за перевозку контрабанды. Убедившись, что на «Принцессе Пиа» больше не осталось ни одного неучтенного грузового отсека и ни грамма контрабандного гашиша, агент таможенной службы поставил свою подпись на нужных бумагах. Инспектор береговой охраны и инспектор службы охраны окружающей среды в последний раз прошлись по ободранному судну вечером первого октября. Позже оба они засвидетельствовали, что в ту ночь «Принцесса» (и, конкретно, ее кормовая часть) была абсолютно пуста, если не считать уже заложенной взрывчатки.
Охранник, нанятый компанией, занимавшейся затоплением отслуживших судов, должен был всю ночь караулить «Принцессу», чтобы никому не пришло в голову выкрасть с нее динамит. Он честно выполнял свои обязанности примерно до трех часов утра, а потом появились знакомые ребята – портовые грузчики – и пригласили его на стоявший неподалеку японский лесовоз – перекинуться в картишки и посмотреть порнуху по видео. Таким образом, «Принцесса» оставалась безнадзорной как минимум три, а возможно, и пять часов, в зависимости от того, на чье свидетельство полагаться.
Одно было неоспоримо: что на рассвете следующего дня, когда начался отлив, два буксира оттащили «Принцессу» в открытое море. Рядом шли три катера морского патрулирования и судно береговой охраны, стараясь все время держаться между начиненным взрывчаткой сухогрузом и целой армадой разных мелких посудин со зрителями на борту, сопровождавшей его в последний путь. Место для нового искусственного рифа было определено всего лишь в трех милях от берега, но путь занял целый час: над океаном носился со скоростью двадцать узлов северо-восточный ветер, я капитаны буксиров из соображений осторожности шли на малых оборотах.
К девяти часам утра «Принцесса» была доставлена на место захоронения и развернута носом к ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Что Эрб сделал с туфлей? – спросил конгрессмен. – Он ее не выбросил, правда?
«Просто не верится, – подумал Молдовски. – Он совсем спятил».
– Знаешь, что мне ужасно хочется сделать? – сказал он вместо ответа. – Отволочь тебя обратно в Вашингтон и запереть в моей квартире вплоть до самого дня голосования по сахарному биллю. К сожалению, нам приходится думать о твоей предвыборной кампании. Будет глупо, если ты сейчас споткнешься на этом.
– Да, конечно, – отсутствующим голосом отозвался Дилбек.
– Дэвид, ты понимаешь, что сейчас поставлено на карту?
– Разумеется.
– Что, если я приведу тебе сюда женщину, чтобы была рядом, – на случай, если на тебя снова накатит? Может быть, даже двух.
– Спасибо, Малкольм. Но это не решит проблемы, – со вздохом произнес Дилбек. – Эта любовь просто измучила меня.
– Любовь? – Молди ядовито рассмеялся.
– Иногда мне даже самому страшно, Малкольм. Ты когда-нибудь испытывал такую страсть к женщине?
– Нет, – коротко ответил Молдовски. И это была правда. Он предпочитал иметь дело с девушками по вызову. Они говорили на одном с ним языке.
– Не беспокойся, все будет в порядке, – продолжал Дилбек. – Я не подведу. – Он поставил свой стакан на ручку кресла. – Эрб говорил, что Фликмэн хочет устроить теледебаты со мной. Что ж, я готов.
– Наплюй на него, – посоветовал Молдовски.
Элой Фликмэн был менее удачливым соперником Дилбека в битве за место в конгрессе. В обычных обстоятельствах теледебаты могли бы принести свои плоды, поскольку в идеологическом плане Фликмэн занимал позиции чуть правее известного Аттилы, предводителя гуннов. Среди его предвыборных обещаний фигурировали показ по телевидению казней подпольных торговцев наркотиками, стерилизация одиноких матерей и вооруженное вторжение США на Кубу. Справиться с ним не представляло особого труда.
– Я сумею свалить его, Малкольм, – сказал Дилбек.
– Незачем тебе с ним возиться. Он сам успешно рубит сук, на котором сидит.
– Меня беспокоит кубинский вопрос. Это дело такое, что...
– Никаких дебатов! – категорическим тоном отрезал Молдовски. Он перестал расхаживать по кабинету и встал, крепко упершись ногами в пол, лицом к лицу с Дилбеком. – Дэви, у нас есть более важное дело – эта чертова стриптизерша, в которую ты втюрился.
Конгрессмен склонил голову.
– Что я могу тебе сказать? Я больше не в состоянии держать себя в руках.
Малкольм Молдовски умел заглядывать далеко в будущее, поэтому для него Дэвид Дилбек как политик был уже человеком конченым. Его карьера неминуемо должна была завершиться в тот самый день, как сахарный билль пройдет голосование в комитете. Он, Молди, и семейство Рохо вышвырнут его из председательского кресла, чтобы заменить другим конгрессменом. Уж кто-нибудь из них да согласится принять на себя роль, которую пока играет Дилбек, и наверняка не все они такие же чокнутые, как он. А чтобы держать его в руках до тех пор, Молдовски разработал план, правда достаточно рискованный.
– Я хочу предложить тебе нечто вроде сделки, заговорил он. – Прежде всего ты должен обещать, что больше не будешь коллекционировать ошметки от ее белья, бритвы, туфли и прочую чушь. Это тебе ясно?
– Да. Но что я получу взамен? – Голос конгрессмена прозвучал скептически.
– Свидание с ней.
Дилбек медленно поднялся из кресла. Глаза его были вытаращены до невероятных размеров.
– О Господи... кажется, ты говоришь это всерьез?
– Сегодня вечером мне звонил ее хозяин. Сказал, что она может согласиться, если цена будет подходящая.
– Когда? – чуть ли не взвизгнул Дилбек. – Ты хочешь сказать – прямо сейчас?
«Просто невероятно, – подумал Молдовски. – Похоже, он сейчас словит кайф от одной только мысли о предстоящей встрече».
– Завяжи-ка его узелком, – посоветовал он.
Дилбек, казалось, даже не слышал.
– Ты сказал – свидание, – нетерпеливо повторил он.
– Я сейчас прорабатываю детали.
Дилбек даже не удивился тому, что Молди поддерживает какие-то отношения с хозяином стрип-заведения. Он схватил своего спасителя за плечи.
– Если ты сумеешь мне это устроить, то, Богом клянусь...
Молди резким движением стряхнул руки Дилбека со своих плеч.
– ...то ты будешь вести себя по-человечески до самых выборов? Прекратишь весь этот идиотизм?
– Клянусь могилой отца, Малкольм!
– Что ж, очень мило.
Белобрысый Чак, всю жизнь любивший позабавиться, велел похоронить себя в одном из своих «гигиенических резервуаров» – разумеется, новом и обитом изнутри шелком. Что и было исполнено с точностью. «А его ненормальному сынку, пожалуй, далеко до папаши», – подумал Молдовски.
Дилбек вытер вспотевшие ладони о колени, обтянутые трикотажем спортивных брюк.
– Малкольм, ты имеешь в виду настоящее, серьезное свидание или просто так?
– То есть на уровне постели или нет? Ну, уж это решайте сами, черт бы тебя побрал. Не могу же я делать все за тебя!
– Ты прав, ты прав...
– Скоро ты, чего доброго, захочешь, чтобы я сам довел тебе его до кондиции и сунул куда следует! Все-таки кое-что ты должен делать и сам, тебе не кажется?
Однако возмущение Молди не возымело должного эффекта. Конгрессмен пребывал на седьмом небе от счастья.
– Ты даже не представляешь, друг мой, что это значит для меня. – Он поднял свой стакан в сторону Молдовски. – Ты снова совершаешь то, что казалось невыполнимым, Малкольм.
– Уж сказал бы – чудо, – буркнул Молдовски.
– Да, правда, чудеса – твоя специальность!
– Это уж точно, – проворчал Молдовски. Достопочтенный Дэвид Лейн Дилбек, член конгресса Соединенных Штатов, представитель от штата Флорида, и не подозревал, какие сложные и опасные шаги уже были предприняты ради спасения его проклятой шкуры, за которую лично он, Молди, не дал бы ни единого цента.
* * *
К семидесятым годам когда-то потрясавшие воображение подводные рифы Майами и Форт-Лодердейла, отравленные сточными водами и нечистотами, которые сбрасывали в океан многочисленные прибрежные отели, безвозвратно погибли. Проложенные по дну трубы выносили всю эту дрянь на несколько сот ярдов от берега, чтобы не смущать взгляда купальщиков и загорающих на пляжах потоками коричневой пены: ведь даже самому неразборчивому из отдыхающих вряд ли захотелось бы по доброй воле окунуться в море, на поверхности которого болтаются куски дерьма.
Так, десятилетие за десятилетием, вся эта отрава убивала нежные кораллы и гнала прочь некогда населявших их рыб. Знаменитые рифы превратились в серые, голые, мертвые нагромождения, вид которых ничем не напоминал о том, что они, как-никак, находятся в тропических широтах. Капитаны катеров и прогулочных яхт, а вместе с ними и торговцы подводным снаряжением жаловались на резкое сокращение клиентуры: теперь отпускники предпочитали отправляться в другие части Флориды и на Багамские острова, где вода все еще сохраняла свою прозрачность до такой степени, что можно было, нырнув, разглядеть что-то на расстоянии протянутой руки. Мэрии некоторых городов Южной Флориды принимали кое-какие меры, чтобы меньше загрязнять море, но рифы, раз погибнув, больше не возрождались к жизни: именно так обычно ведут себя кораллы.
В конце концов биологи выдвинули теорию, что возможно снова привлечь рыбу в эти места и без настоящих кораллов, создав «искусственные рифы». На самом деле это оказалось далеко не столь экзотично, сколь звучало, да и в техническом смысле это изобретение вовсе не принадлежало двадцать первому веку. Искусственные рифы создавались путем затопления отработавших свое судов. Опустившись на дно, эти призрачно выглядевшие там сооружения привлекали стайки небольших и сравнительно больших рыб, а те, в свою очередь, привлекали барракуд, акул и других хищников. Капитаны были просто счастливы, поскольку теперь им не приходилось плыть четыре десятка миль в поисках рыбы, видом которой можно было бы потешить клиентов.
С точки зрения привлечения интереса общественности программа по созданию искусственных рифов оказалась весьма успешной: благодаря ей в морских глубинах появилось нечто вроде музея затонувших кораблей. В кои-то веки оказалось возможным отделываться от ставшей ненужной техники, на вполне законных основаниях рассматривая это как благодеяние для окружающей среды. Каждые несколько месяцев очередной ветеран морей и океанов отводился подальше от берега и взрывался с помощью динамита. Местные телевизионные станции широко освещали эти события, дававшие им случай использовать свои дорогостоящие вертолеты не только для репортажей с места дорожных происшествий. Со временем, как и следовало ожидать, затопления судов превратились в один из регулярных специфических аттракционов Южной Флориды и собирали сотни зрителей на яхтах и катерах. Когда порыжевшее от ржавчины судно взрывалось и затем исчезало в пенящихся волнах, публика разражалась дикими воплями восторга.
Утром второго октября восьмидесятишестифутовый гватемальский сухогруз под названием «Принцесса Пиа», всю свою жизнь протрудившийся на перевозке бананов, был отбуксирован от Порт-Эверглейдс до заранее определенного места в море напротив форт-лодердейлских пляжей. Предварительно «Принцессу» ощипали, что называется, до последнего перышка: с нее сняли оба пришедших в негодность двигателя, проржавевшее навигационное оборудование, радиоаппаратуру, насосы, трубы, крепления, остатки такелажа, даже якорь – словом, все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Фактически от нее остался только корпус.
Подготовка судна к затоплению заняла почти месяц. Она проходила под надзором инспектора береговой охраны, инспектора службы охраны окружающей среды графства Броуорд и агента таможенной службы Соединенных Штатов, в ведении которой и находилось данное судно с момента его задержания, более года назад, за перевозку контрабанды. Убедившись, что на «Принцессе Пиа» больше не осталось ни одного неучтенного грузового отсека и ни грамма контрабандного гашиша, агент таможенной службы поставил свою подпись на нужных бумагах. Инспектор береговой охраны и инспектор службы охраны окружающей среды в последний раз прошлись по ободранному судну вечером первого октября. Позже оба они засвидетельствовали, что в ту ночь «Принцесса» (и, конкретно, ее кормовая часть) была абсолютно пуста, если не считать уже заложенной взрывчатки.
Охранник, нанятый компанией, занимавшейся затоплением отслуживших судов, должен был всю ночь караулить «Принцессу», чтобы никому не пришло в голову выкрасть с нее динамит. Он честно выполнял свои обязанности примерно до трех часов утра, а потом появились знакомые ребята – портовые грузчики – и пригласили его на стоявший неподалеку японский лесовоз – перекинуться в картишки и посмотреть порнуху по видео. Таким образом, «Принцесса» оставалась безнадзорной как минимум три, а возможно, и пять часов, в зависимости от того, на чье свидетельство полагаться.
Одно было неоспоримо: что на рассвете следующего дня, когда начался отлив, два буксира оттащили «Принцессу» в открытое море. Рядом шли три катера морского патрулирования и судно береговой охраны, стараясь все время держаться между начиненным взрывчаткой сухогрузом и целой армадой разных мелких посудин со зрителями на борту, сопровождавшей его в последний путь. Место для нового искусственного рифа было определено всего лишь в трех милях от берега, но путь занял целый час: над океаном носился со скоростью двадцать узлов северо-восточный ветер, я капитаны буксиров из соображений осторожности шли на малых оборотах.
К девяти часам утра «Принцесса» была доставлена на место захоронения и развернута носом к ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75