Он уже смирился с тем, что его заместитель, недавно назначенный на должность, по сути дела уже почти принял от него дела. Сейчас вся работа генерала Костомарова сводится к подписанию бумаг. Вопрос с отправкой на пенсию решен, и сам он вмешаться в собственную судьбу уже не в состоянии. Время генерала прошло. Да и бог с ним, со временем, бог с ней, со Службой. Пора на покой.
Полковник самоуверенно посчитал, что он все сказал почти отставному генералу, и продолжал деловито перелистывать пожелтевшие от времени страницы. Со стороны ситуация выглядела не совсем красиво — слишком уж явно просматривалось пренебрежение младшего по званию мнением старшего.
Просмотром полковник остался доволен, отложил папку в сторону и взял в руки другую, потоньше.
Здесь было подшито всего несколько страниц, достаточно жестких, чтобы не покоробить вклеенные сюда фотографии. Именно их и принялся теперь рассматривать полковник. Он снова открыл первую папку, сравнил фотографию там с фотографией в новой.
И удовлетворенно покачал головой, оставшись сам доволен увиденным. Все это полковник считал делом своих рук и гордился задуманным и уже раскручиваемым предприятием.
— Лицо у него очень подходящее, — в голосе слышалось явное удовлетворение, как похвала себе любимому. — Если бы еще челюсть чуть-чуть потяжелее — национальная черта, совсем было бы отлично. Как вы считаете?
Генерал еще раз вздохнул и промолчал.
— А главное, что в совершенстве владеет всеми местными языками. Отлично! Просто отличная кандидатура, лучшего командира группы и пожелать нельзя.
— Он четыре года работал в ихнем генштабе, — сказал генерал. И не удержался, чтобы не отомстить полковнику:
— Наверно, научился. Даже ты, думаю, научился бы...
Гнусаво запела трубка спутникового телефона.
Полковник быстро схватил ее.
— Полковник Стариков. Слушаю. Да. Ну-ну...
Докладывайте. Прекрасно. Еще лучше. Так... Так...
Многовато. Шум может подняться? Резонно. Только осторожнее. Так... Так... Самого-то хоть не задели?
Молодцы. Продолжайте операцию.
Он с видом победителя повернулся к генералу:
— А вы говорите — поведет себя не по плану...
Какое там... Сам в руки идет, горяченький...
— Доложи по порядку... — Генерал Костомаров вспомнил, что отделом пока еще официально командует он. — Как прошло? Как вел себя Тарханов?
Какие последствия?
— Как и планировали. Ребята там работают — артисты! Когда Тарханов ночью вышел из милиции, они еще пару раз выстрелили в него. Чтобы организовать внешний вид серьезного дела. Тарханов за дерево спрятался, а они в темноте не сразу поняли. И в это дерево выстрелили. Только он опять за доли секунды до выстрела переместился. Дальше они стрелять не стали. Могла милиция появиться. Сам майор под обстрелом на ответные действия не решился...
— Как же, не решился... Глупости это... — проворчал Костомаров. — Тарханов с десяти шагов из пистолета в подброшенную монету на бегу попадает.
Он эти свои штуки со стрельбой еще в восемьдесят шестом году высшему генералитету на учениях демонстрировал. Специально для этого его из Мозамбика на неделю отзывали. Лучший стрелок армейской разведки! Будь у него оружие — хрен бы твои парни ушли.
Генерал свинтил прочищенную трубку, пососал ее, проверяя тягу, и стал набивать табаком «Капитанский», из своих старых, многолетней давности запасов.
— А вот об этом следовало бы заранее предупредить, товарищ генерал, — если не зло, то с обидой сказал после долгой и значительной паузы полковник. — А то складывается впечатление, что вы просто мечтаете, чтобы наша операция провалилась.
Генерал зажег спичку и раскурил трубку, пуская большие клубы крепкого дыма.
— Это твоя операция, а не наша. Твоя, так сказать, дипломная работа. И я в нее, заметь, почти не вмешиваюсь. Более того, могу прямо и откровенно тебе сообщить, что я утвердил ее только под давлением руководства. И не одобряю твоих методов действия. Сколько человек там положили?
— Шестерых.
— Шесть человек. Я не говорю уже о мнении милиции, о возможных последствиях расследования.
Пока я только могу говорить о том, что мы на своей территории ведем себя, как в тылу врага.
Полковник от такой отповеди своей уверенности, однако, не потерял.
— Можете не сомневаться, милиция останется только довольна. Это не просто шесть человек. Это шесть активных деятелей мафиозных структур. Причем один из них солидный авторитет.
— А владелица магазина — тоже авторитет?
— Она тесно связана с чеченской наркомафией.
И трудно предположить, что сама ни в чем не замешана. Тот парень, что жил у нее, он не простой боевик, он голова, хоть и не первая в группировке, но голова, и его слушаются. Он многие вещи организовывал. Это данные проверенные, с компьютера ФСБ.
Мы его с трудом завербовали. Долго искали, на чем подцепить. Но о своих он, к сожалению, данных не давал. И продолжал на два фронта работать. А с хозяйкой магазина он два года жил. Свои деньги на ее счету хранил. Так что у меня нет сомнений, что девка тоже замешана...
— Хотя и нет возможности доказать обратное.
А пока обратное не доказано...
— Но пожертвовать кем-то ради большего дела мы можем.
— Это ты заявляй только от своего имени.
Генерал несколько раз сердито, как паровоз, выдул большие и кудлатые облака дыма, отвернулся к окну и отодвинул штору.
— А милиция не подберется. Им не понять мотивы происшествия, а без этого невозможно докопаться до истины.
— Ладно. Многого я в нынешней жизни не понимаю, — сказал генерал. — И не мне уже решать, что морально, а за что под суд отдавать следует. Докладывай дальше. Следующий шаг?
— По плану. И тогда он просто вынужден будет согласиться. Не будет иного коридора, кроме нашего.
В крайнем случае мы подключаем и запасной вариант. Тогда он прибежит к своему куратору сам, за защитой, за помощью, за спасением.
Владимир Андреевич расстегнул китель, прошелся по комнате.
— Рисковый ты человек, полковник... И плохо ты знаешь людей, с которыми работаешь. Я вот сижу здесь с тобой и думаю — что выкинет Тарханов? И если он догадается, я тебе не позавидую.
— Не могу согласиться с вами, товарищ генерал.
Уж что-что, а людей я как раз и знаю хорошо. И психология майора Тарханова мало отличается от психологии любого другого человека. Она просчитывается и управляется так же просто. Здесь я могу спорить с любым долго и аргументированно, Владимир Андреевич. И кучу фактов из практики могу привести. Ведь это же тема одного из разделов моей диссертации.
Генерал махнул трубкой, как саблей, и заговорил сердито, с вызовом:
— Да плевал я на твою диссертацию... Ты за всю свою службу из кабинета не вылез. У тебя в организме металлов ровно столько, сколько туда божеской химией заложено. И невозможно тебе понять человека, который много раз и прострелен и прорезан. У воевавшего — свинцовый дисбаланс в организме, пулевое отравление мозга. А ты со своей диссертацией не знаешь даже, что это такое — психология воевавшего, психология диверсанта. Он, такой человек, ни под какие твои заумные выкладки не подходит.
Владимир Андреевич снова отвернулся к окну.
Полковник посмотрел в спину генералу с улыбкой, с которой интеллектуал смотрит на не слишком сообразительного вояку, зная, что трудно доказать что-либо этому старому пердуну.
— Ладно, товарищ генерал, не будем спорить.
А операция уже идет полным ходом.
Глава 10
Тарханов.
Старые обиды
Подъехали к дому. Артем не разрешил Валере — кстати, выпускнику школы охранников, где Тарханов раньше преподавал, — проводить его до квартиры.
— Не пенсионер, хоть и на пенсии...
Но, уже почти поднявшись к себе, выглянул из подъездного окна между вторым и третьим этажами.
Машина все еще стояла у тротуара. Валера подстраховывал, высунув голову через приоткрытую дверцу и прислушиваясь Парень работает всерьез и правильно, хотя никто его вести охрану не уполномочивал.
И Тарханов был при этом уверен, что пистолет с досланным в патронник патроном Валера держит в руке, указательный палец на спусковом крючке, а большой лежит на предохранителе — готов ко всяким неожиданностям после странных выстрелов у райотдела.
Тарханов помахал на прощание рукой, все, дескать, в порядке, поезжайте. Машина медленно и неохотно тронулась, снова пересекая лужу.
Едва Артем начал вставлять ключ в замок, дверь отворилась. Жена ждала его, казалось, сразу за порогом. Волновалась. И глаза заметно опухли. Плакала.
Марина молча и сурово смотрела, как он устало разувается, слышно тянула носом — вынюхивая или запах алкоголя, или отголоски женских духов. Характер у жены такой... Что было в молодости, то продолжается и сейчас.
Артем прошел на кухню, достал из холодильника бутылку минеральной воды, открыл ее и налил стакан. Марина последовала за ним и наблюдала из маленького коридорчика, как он жадно пьет.
Он выпил всю бутылку. Посмотрел на Марину с улыбкой, добродушно, хотя улыбаться ему сейчас совсем не хотелось.
— Извини, позвонить просто не мог. Тут такие дела пошли. Обстоятельства...
— У тебя всегда обстоятельства. — А голос типичный для школьной учительницы, кем она в действительности всю сознательную жизнь и работала, пока не вышла на инвалидность.
— В милиции был. У Юры дочь убили и водителя его «Мерседеса». Ее застрелили, а его отверткой в сердце.
— Боже... — в ужасе вскинула Марина ладони к щекам. — Как? За что?
— Если бы знать... Дочь-то вообще на моих глазах. Я в кабинете у нее был. Юра попросил. У нее какие-то разборки с мафией. Я и подстраховывал. И через окно — и ее, и парней из мафии тоже — перестреляли.
— А ты? — спросила она испуганно.
— Я за стену отскочить успел.
Марина — тоже постоянный вариант семейной жизни — от испуга стремительно перешла к агрессивности. Руки сжались в кулаки и заходили синхронно в такт каждому слову, голова вскинулась.
— И куда ты все время лезешь, и куда ты лезешь!..
Разве это твоя работа? Сидел бы себе в банке и сидел.
— Перестань, — сказал Артем и прошел мимо жены в комнату. Она этот его тон хорошо знала и потому сразу замолчала.
Спать хотелось неимоверно. Казалось, что можно на ходу заснуть. Он вдруг вспомнил годы службы, когда во время проведения каких-то операций спать доводилось от силы часа по два в сутки. Да и то не сразу два часа, а урывками по пятнадцать минут. И так на протяжении недели, а то и двух. Как тогда выдерживал — уму непостижимо.
* * *
Глаза сами собой открылись и посмотрели на настенные электронные часы. Они показывали, что вставать пора. Эта привычка человека военного — иметь собственный будильник в голове — выручала и в гражданской жизни.
Артем встал, прошел на кухню и поставил воду для кофе. Начал делать зарядку. Но не успела вода еще закипеть, как звонок в дверь заставил его надеть халат и выйти в коридор. Он, посмотрев на часы, почему-то подумал, что это приехал Юрий Львович, который, по мнению Тарханова, вообще не должен нынешней ночью спать. Приехал поделиться со школьным товарищем болью и расспросить подробнее, что и как произошло в магазине. И потому Артем сразу открыл дверь, даже не посмотрев в «глазок» на пришедшего, как это делал обычно. За порогом стоял капитан первого ранга Василий Афанасьевич и улыбался, как утреннее спокойное море.
— Раненько я... Не разбудил?
Тарханову ничего не оставалось, как посторониться и молча, даже без вежливого приветственного кивка, пропустить незваного гостя.
Капитан первого ранга разулся, снял форменный парадный плащ, поправил узел галстука и прошел на кухню. Тарханов угрюмо прошествовал за ним.
— Кофе будешь?
— Если не затруднит...
Артем долил воду в кофейник.
— Чему обязан? — спросил он, повернувшись к гостю.
— Я несколько дней до тебя дозвониться не могу. — И пауза в ожидании реакции хозяина Тарханов промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Полковник самоуверенно посчитал, что он все сказал почти отставному генералу, и продолжал деловито перелистывать пожелтевшие от времени страницы. Со стороны ситуация выглядела не совсем красиво — слишком уж явно просматривалось пренебрежение младшего по званию мнением старшего.
Просмотром полковник остался доволен, отложил папку в сторону и взял в руки другую, потоньше.
Здесь было подшито всего несколько страниц, достаточно жестких, чтобы не покоробить вклеенные сюда фотографии. Именно их и принялся теперь рассматривать полковник. Он снова открыл первую папку, сравнил фотографию там с фотографией в новой.
И удовлетворенно покачал головой, оставшись сам доволен увиденным. Все это полковник считал делом своих рук и гордился задуманным и уже раскручиваемым предприятием.
— Лицо у него очень подходящее, — в голосе слышалось явное удовлетворение, как похвала себе любимому. — Если бы еще челюсть чуть-чуть потяжелее — национальная черта, совсем было бы отлично. Как вы считаете?
Генерал еще раз вздохнул и промолчал.
— А главное, что в совершенстве владеет всеми местными языками. Отлично! Просто отличная кандидатура, лучшего командира группы и пожелать нельзя.
— Он четыре года работал в ихнем генштабе, — сказал генерал. И не удержался, чтобы не отомстить полковнику:
— Наверно, научился. Даже ты, думаю, научился бы...
Гнусаво запела трубка спутникового телефона.
Полковник быстро схватил ее.
— Полковник Стариков. Слушаю. Да. Ну-ну...
Докладывайте. Прекрасно. Еще лучше. Так... Так...
Многовато. Шум может подняться? Резонно. Только осторожнее. Так... Так... Самого-то хоть не задели?
Молодцы. Продолжайте операцию.
Он с видом победителя повернулся к генералу:
— А вы говорите — поведет себя не по плану...
Какое там... Сам в руки идет, горяченький...
— Доложи по порядку... — Генерал Костомаров вспомнил, что отделом пока еще официально командует он. — Как прошло? Как вел себя Тарханов?
Какие последствия?
— Как и планировали. Ребята там работают — артисты! Когда Тарханов ночью вышел из милиции, они еще пару раз выстрелили в него. Чтобы организовать внешний вид серьезного дела. Тарханов за дерево спрятался, а они в темноте не сразу поняли. И в это дерево выстрелили. Только он опять за доли секунды до выстрела переместился. Дальше они стрелять не стали. Могла милиция появиться. Сам майор под обстрелом на ответные действия не решился...
— Как же, не решился... Глупости это... — проворчал Костомаров. — Тарханов с десяти шагов из пистолета в подброшенную монету на бегу попадает.
Он эти свои штуки со стрельбой еще в восемьдесят шестом году высшему генералитету на учениях демонстрировал. Специально для этого его из Мозамбика на неделю отзывали. Лучший стрелок армейской разведки! Будь у него оружие — хрен бы твои парни ушли.
Генерал свинтил прочищенную трубку, пососал ее, проверяя тягу, и стал набивать табаком «Капитанский», из своих старых, многолетней давности запасов.
— А вот об этом следовало бы заранее предупредить, товарищ генерал, — если не зло, то с обидой сказал после долгой и значительной паузы полковник. — А то складывается впечатление, что вы просто мечтаете, чтобы наша операция провалилась.
Генерал зажег спичку и раскурил трубку, пуская большие клубы крепкого дыма.
— Это твоя операция, а не наша. Твоя, так сказать, дипломная работа. И я в нее, заметь, почти не вмешиваюсь. Более того, могу прямо и откровенно тебе сообщить, что я утвердил ее только под давлением руководства. И не одобряю твоих методов действия. Сколько человек там положили?
— Шестерых.
— Шесть человек. Я не говорю уже о мнении милиции, о возможных последствиях расследования.
Пока я только могу говорить о том, что мы на своей территории ведем себя, как в тылу врага.
Полковник от такой отповеди своей уверенности, однако, не потерял.
— Можете не сомневаться, милиция останется только довольна. Это не просто шесть человек. Это шесть активных деятелей мафиозных структур. Причем один из них солидный авторитет.
— А владелица магазина — тоже авторитет?
— Она тесно связана с чеченской наркомафией.
И трудно предположить, что сама ни в чем не замешана. Тот парень, что жил у нее, он не простой боевик, он голова, хоть и не первая в группировке, но голова, и его слушаются. Он многие вещи организовывал. Это данные проверенные, с компьютера ФСБ.
Мы его с трудом завербовали. Долго искали, на чем подцепить. Но о своих он, к сожалению, данных не давал. И продолжал на два фронта работать. А с хозяйкой магазина он два года жил. Свои деньги на ее счету хранил. Так что у меня нет сомнений, что девка тоже замешана...
— Хотя и нет возможности доказать обратное.
А пока обратное не доказано...
— Но пожертвовать кем-то ради большего дела мы можем.
— Это ты заявляй только от своего имени.
Генерал несколько раз сердито, как паровоз, выдул большие и кудлатые облака дыма, отвернулся к окну и отодвинул штору.
— А милиция не подберется. Им не понять мотивы происшествия, а без этого невозможно докопаться до истины.
— Ладно. Многого я в нынешней жизни не понимаю, — сказал генерал. — И не мне уже решать, что морально, а за что под суд отдавать следует. Докладывай дальше. Следующий шаг?
— По плану. И тогда он просто вынужден будет согласиться. Не будет иного коридора, кроме нашего.
В крайнем случае мы подключаем и запасной вариант. Тогда он прибежит к своему куратору сам, за защитой, за помощью, за спасением.
Владимир Андреевич расстегнул китель, прошелся по комнате.
— Рисковый ты человек, полковник... И плохо ты знаешь людей, с которыми работаешь. Я вот сижу здесь с тобой и думаю — что выкинет Тарханов? И если он догадается, я тебе не позавидую.
— Не могу согласиться с вами, товарищ генерал.
Уж что-что, а людей я как раз и знаю хорошо. И психология майора Тарханова мало отличается от психологии любого другого человека. Она просчитывается и управляется так же просто. Здесь я могу спорить с любым долго и аргументированно, Владимир Андреевич. И кучу фактов из практики могу привести. Ведь это же тема одного из разделов моей диссертации.
Генерал махнул трубкой, как саблей, и заговорил сердито, с вызовом:
— Да плевал я на твою диссертацию... Ты за всю свою службу из кабинета не вылез. У тебя в организме металлов ровно столько, сколько туда божеской химией заложено. И невозможно тебе понять человека, который много раз и прострелен и прорезан. У воевавшего — свинцовый дисбаланс в организме, пулевое отравление мозга. А ты со своей диссертацией не знаешь даже, что это такое — психология воевавшего, психология диверсанта. Он, такой человек, ни под какие твои заумные выкладки не подходит.
Владимир Андреевич снова отвернулся к окну.
Полковник посмотрел в спину генералу с улыбкой, с которой интеллектуал смотрит на не слишком сообразительного вояку, зная, что трудно доказать что-либо этому старому пердуну.
— Ладно, товарищ генерал, не будем спорить.
А операция уже идет полным ходом.
Глава 10
Тарханов.
Старые обиды
Подъехали к дому. Артем не разрешил Валере — кстати, выпускнику школы охранников, где Тарханов раньше преподавал, — проводить его до квартиры.
— Не пенсионер, хоть и на пенсии...
Но, уже почти поднявшись к себе, выглянул из подъездного окна между вторым и третьим этажами.
Машина все еще стояла у тротуара. Валера подстраховывал, высунув голову через приоткрытую дверцу и прислушиваясь Парень работает всерьез и правильно, хотя никто его вести охрану не уполномочивал.
И Тарханов был при этом уверен, что пистолет с досланным в патронник патроном Валера держит в руке, указательный палец на спусковом крючке, а большой лежит на предохранителе — готов ко всяким неожиданностям после странных выстрелов у райотдела.
Тарханов помахал на прощание рукой, все, дескать, в порядке, поезжайте. Машина медленно и неохотно тронулась, снова пересекая лужу.
Едва Артем начал вставлять ключ в замок, дверь отворилась. Жена ждала его, казалось, сразу за порогом. Волновалась. И глаза заметно опухли. Плакала.
Марина молча и сурово смотрела, как он устало разувается, слышно тянула носом — вынюхивая или запах алкоголя, или отголоски женских духов. Характер у жены такой... Что было в молодости, то продолжается и сейчас.
Артем прошел на кухню, достал из холодильника бутылку минеральной воды, открыл ее и налил стакан. Марина последовала за ним и наблюдала из маленького коридорчика, как он жадно пьет.
Он выпил всю бутылку. Посмотрел на Марину с улыбкой, добродушно, хотя улыбаться ему сейчас совсем не хотелось.
— Извини, позвонить просто не мог. Тут такие дела пошли. Обстоятельства...
— У тебя всегда обстоятельства. — А голос типичный для школьной учительницы, кем она в действительности всю сознательную жизнь и работала, пока не вышла на инвалидность.
— В милиции был. У Юры дочь убили и водителя его «Мерседеса». Ее застрелили, а его отверткой в сердце.
— Боже... — в ужасе вскинула Марина ладони к щекам. — Как? За что?
— Если бы знать... Дочь-то вообще на моих глазах. Я в кабинете у нее был. Юра попросил. У нее какие-то разборки с мафией. Я и подстраховывал. И через окно — и ее, и парней из мафии тоже — перестреляли.
— А ты? — спросила она испуганно.
— Я за стену отскочить успел.
Марина — тоже постоянный вариант семейной жизни — от испуга стремительно перешла к агрессивности. Руки сжались в кулаки и заходили синхронно в такт каждому слову, голова вскинулась.
— И куда ты все время лезешь, и куда ты лезешь!..
Разве это твоя работа? Сидел бы себе в банке и сидел.
— Перестань, — сказал Артем и прошел мимо жены в комнату. Она этот его тон хорошо знала и потому сразу замолчала.
Спать хотелось неимоверно. Казалось, что можно на ходу заснуть. Он вдруг вспомнил годы службы, когда во время проведения каких-то операций спать доводилось от силы часа по два в сутки. Да и то не сразу два часа, а урывками по пятнадцать минут. И так на протяжении недели, а то и двух. Как тогда выдерживал — уму непостижимо.
* * *
Глаза сами собой открылись и посмотрели на настенные электронные часы. Они показывали, что вставать пора. Эта привычка человека военного — иметь собственный будильник в голове — выручала и в гражданской жизни.
Артем встал, прошел на кухню и поставил воду для кофе. Начал делать зарядку. Но не успела вода еще закипеть, как звонок в дверь заставил его надеть халат и выйти в коридор. Он, посмотрев на часы, почему-то подумал, что это приехал Юрий Львович, который, по мнению Тарханова, вообще не должен нынешней ночью спать. Приехал поделиться со школьным товарищем болью и расспросить подробнее, что и как произошло в магазине. И потому Артем сразу открыл дверь, даже не посмотрев в «глазок» на пришедшего, как это делал обычно. За порогом стоял капитан первого ранга Василий Афанасьевич и улыбался, как утреннее спокойное море.
— Раненько я... Не разбудил?
Тарханову ничего не оставалось, как посторониться и молча, даже без вежливого приветственного кивка, пропустить незваного гостя.
Капитан первого ранга разулся, снял форменный парадный плащ, поправил узел галстука и прошел на кухню. Тарханов угрюмо прошествовал за ним.
— Кофе будешь?
— Если не затруднит...
Артем долил воду в кофейник.
— Чему обязан? — спросил он, повернувшись к гостю.
— Я несколько дней до тебя дозвониться не могу. — И пауза в ожидании реакции хозяина Тарханов промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63