А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Через неделю. Мой человек работает как раз в нужном отделе и знает это точно.
Артем посмотрел на бумажку вроде бы мельком, чуть сузил глаза, как диафрагму в фотоаппарате, потом показал Сергею на пару секунд и засунул ее в печку. Запомнил сам и надеялся, что старший лейтенант тоже запомнил. А уж капитан наверняка содержимое ее выучил.
— Бумажки больше с собой не носи, — сказал Артем. — Старайся сразу запоминать.
Капитан угрюмо кивнул.
— Никак не могу привыкнуть к агентурной работе. Мне бы что попроще и чтобы стрельбы было побольше.
* * *
Машину, хотя и с большим трудом, им достал Любомир Котлас, владеющий в Скопье небольшой аптекой. Дребезжащий фургончик «Фольксваген» в силу возрастных особенностей не был способен к достаточно быстрому передвижению, да и местные условия не позволяли развить скорость. Даже сельские дороги были заполнены людьми больше, чем городские тротуары. Так, расстояние от Скопье до Тетово — каких-то сорок километров — с трудом преодолели за час. Быстрее двигаться было просто невозможно. Люди шли, тащились, катили тележки, волокли узлы и похожих на эти узлы детей. По крайней мере, так казалось, потому что детям особенного внимания не уделяли. Они терпели, уже привыкшие к такому образу жизни, и, что удивительно, почти не плакали.
Много было военных. И в форме македонской армии, и натовцев. При встрече натовцы, прибывшие из других стран и не привыкшие к такому неприязненному обращению, смотрели слегка высокомерно, македонцы на них — чуть не с вызовом. Обстановка с каждым днем накалялась. Мог произойти и взрыв.
Проехав Тетово, Сергей Яблочкин, сидящий за рулем, стал всматриваться в километровые столбы.
В Македонии столбам уделялось внимания больше, чем в России, и они в большинстве стояли на своем законном месте. Даже на проселочной, хотя и асфальтированной весьма аккуратно, не по-русски, дороге.
На нужной точке «Фольксваген» остановился.
Вышел один Артем. Здесь беженцев было уже меньше. И шли они только навстречу. От границы. Но не сплошным потоком, как на тракте более оживленном. Этому было простое объяснение. В месте, где эта дорога подходит к границе, стоят албанские формирования. Они проводят насильственную мобилизацию всех мужчин от восемнадцати до пятидесяти пяти лет. И албанские семьи, покидая свои деревни, делают лишний крюк в несколько десятков километров, чтобы выйти в Македонию через сербские заставы. Сербы могут дать мужчинам по физиономии, снять часы, но отпустят. Лучше остаться без часов, чем без головы, рассуждали косовары, которые не имели воинственных наклонностей.
Артем осмотрелся. Поворота в лес поблизости видно не было. Оставлять же машину на дороге рискованно. Но и просто так стоять на месте — значит привлекать к себе повышенное внимание. И подполковник позвал жестом Ивана.
— Бутылку захвати. Я обещал. И сумку с продуктами.
Иногда человеку, долгое время находящемуся вдали от родины, очень приятно получить в подарок национальный напиток. Это Артем знал по себе, когда ему в Сальвадор привезли однажды бутылку водки С тех пор, отправляясь в страну, где должен встретиться с согражданами, он непременно брал с собой некоторый запас. В этот раз контрабандную транспортировку водки пришлось доверить помощникам, поскольку сам он в пути никак не должен был связывать свою личность с Россией. К удивлению, они довезли все в целости.
В Москве Тарханов расспрашивал по телефону подполковника Согрина, бывшего командира отдельной мобильной группы, в которой свои лучшие годы провел капитан Макаров Согрин давал подчиненному только отличные характеристики и как бойцу, и как офицеру. Единственное замечание прозвучало в конце:
— Если не запил, то измениться не должен. Была у него склонность. Но вообще он парень такой, который всегда может выплыть. Из любой ситуации. Со дна подняться и встать на ноги. А кроме того, насколько я слышал, у него сейчас работа интересная.
И своя команда. А своих он никогда не подведет.
И это мнение подтолкнуло к мысли о налаживании первоначальных отношений за столом.
— Как настоящие русские офицеры. Но желательно без «русской рулетки» — так тогда пошутил Костомаров.
Лес от дороги отстоял метров на двадцать. Лапчатые ели и тяжелые дубы, изломистые вязы, густые заросли орешника по опушке.
— Сережа, машину оставлять не будем. «Ремонтом» займись, пока мы погуляем.
«Пожиратель леопардов» согласно кивнул и моментально открыл капот над двигателем, который располагался в кабине между передними сиденьями.
Артем с Иваном, все еще «не отдохнувшим» после вчерашней встречи с офицером македонской разведки, направились в лес, спускающийся к дороге по некрутому склону седлообразной горы. И едва они отошли от дороги, как среди орешника показалась голова, а за ней и рука, которая помахала, показывая направление движения. Всегда осторожный Тарханов ускорил шаг и вошел в лес совсем в другом месте, левее показанного. Там уже можно было осмотреться.
— Иди левее, метрах в десяти, — приказал Ивану — Не надо, — сказал кто-то из-за ближайшего дерева.
Оттуда вышел человек в камуфляже, с платком на голове. Одно то, что платок был привычного черновыцветшего цвета, а не зеленый, как у мусульманских боевиков, успокаивало.
— Капитан ждет там, — человек показал рукой не туда, откуда махали рукой, а в сторону, совсем противоположную. — На первое приглашение внимания не обращайте. Это так, просто приветствие.
Тарханов понял, что запросто мог бы угодить в ловушку, окажись в лесу враги. Следовало, конечно же, выйти из машины раньше и пешком пройти пару километров по горному склону, чтобы к месту свидания подобраться с тыла.
Капитан Макаров сидел на земле, прислонившись спиной к старому дубовому пню, не успевшему еще превратиться в муравейник. При виде подошедших он нехотя, не по-военному встал и посмотрел вопросительно. И не спешил заговорить первым.
— Подполковник Тарханов.
— Капитан Иващенко.
— Капитан Макараджич.
Человек в камуфляже, который привел их, исчез без звука, не представившись.
— Так все-таки, — спросил Артем, — капитан Макаров или капитан Макараджич? Как нам тебя правильно называть?
— Здесь меня зовут капитан Славко Макараджич.
Если вам трудно произносить эту фамилию, можете просто звать меня Славой. У меня встречный вопрос — как я могу выяснить ваши личности, вашу принадлежность к Службе. Извините, но за мою голову сепаратисты обещают сто тысяч баксов. И мне хотелось бы убедиться, что вы не за ней пришли.
— Привета от Доктора Смерть и от Согрина тебе мало?
— Опишите их внешность.
— Я с ними общался только по телефону. Хотя Доктора, кажется, видел. Только что даст это описание. Но Согрин подсказал, что тебе следует привезти в подарок. Он твои вкусы, наверное, хорошо знает.
— Ну, и?..
— Иван, достань.
Иващенко достал бутылку водки. Лицо Макарова слегка посветлело.
— Еще какие-то доказательства есть?
— Еще мне кажется, что мы встречались с тобой в Афгане. Я тогда был старшим лейтенантом, ты, кажется, уже капитаном.
— Сейчас я все еще капитан, а ты уже подполковник. Это ты хотел добавить? Где мы встречались в Афгане?
— Я тогда командовал ротой. Наш батальон стоял в Шахджое. И была у меня там неприятность по службе, чуть под суд не попал. Ты тогда, насколько я помню, в штабе сказал, что поступил бы точно так же.
— Помню! — хлопнул вдруг Слава Тарханова по плечу так, что Артему присесть захотелось. Рядом с широкоплечим Макаровым он чувствовал себя лишь изящным юношей. — Ты застрелил двух местных поставщиков наркотиков. Они твоим солдатам травку за патроны предлагали... Помню!
— Вот видишь!
Они обнялись. Иващенко, который закончил училище за три года до окончания афганской войны, и туда, несмотря на несколько рапортов, так и не попал, смотрел на них с пониманием. Фронтовое братство он уважал. Только боялся, что сейчас начнется — «А помнишь!», «А еще был случай!», «А этот, как его фамилия...» И до бутылки дойдет не скоро.
Но и подполковник, и капитан ситуацию чувствовали.
— Вот и отлично, — сказал Тарханов. — Давай по стаканчику выпьем за встречу. И поправим здоровье капитану Иващенко, а то он вчера при выполнении оперативного задания слегка перестарался. И потом перейдем к делам. Дел у нас с тобой много.
— Я за два дня четыре боя вместе со своими ребятами выдержал, — сказал Макаров. — И все ради того, чтобы сюда добраться.
— Главное, что добрался благополучно.
— За благополучие и выпьем.
Глава 3
Стамфордский Международный Исследовательский Институт.
Профессор Баффало Броуди, психопат.
Доктор Дороти Митчел
В пролив Лонг-Айленд тупо и упорно катила упругая, украшенная пенистыми барашками волна.
Одна за другой, одна за другой, а третья уже догоняет.
Ветер тягуче шел с другого берега, с самого дальнего конца острова, именем которого и назван сам пролив, а туда, очевидно, приходил с недалекого и великого — с океана.
Броуди подумал, что хотел бы сейчас оказаться именно там, в открытом океане. Там волны, должно быть, иные. Там должны идти настоящие обширные валы. Красивые, неостановимые, мощные. Ничего подобного человек создать просто не способен. Сам Баффало Броуди всегда мечтал делать то, на что способна только одна природа. Одна природа и он — профессор Стамфордского международного исследовательского института, самого крупного в мире исследовательского института, который занимается исследованием Непознанного.
Небольшая, высокая и изящная дизельная яхта Броуди волну в проливе держала легко. Он слегка пошевеливал штурвалом, чтобы разрезать пенные барашки округлыми скулами носа, и яхта почти не вздрагивала, только слегка приподнималась, иногда почти вздыбливаясь, если волна попадалась достаточно крупная.
Все правильно, все так же и должно произойти с другой волной С искусственной. И произойдет. Он, Броуди, уверен в этом. Он уже столько раз испытывал это на стендах, что сомнений не осталось. Еще несколько лет назад, на другой еще яхте, ценой, пожалуй, в половину этой вот, он так же искал волну в проливе. Иногда и ближе к океану выбирался, где волны были покрупнее, покруче. И тогда он понял, что большую волну крошит на более мелкие каждое препятствие. Большие и мелкие острова разрезают ее, волнорезы возле Нью-Хейвена, Бриджпорта и самого Стамфррда продолжают это дело. И уже к самому Нью-Йорку доходят только мелкие остатки величественной океанской Единицы.
Но... И это главное... Этих волн — уже на окончании долгой водной дистанции — множество, и идут они одна за другой, идут постоянно, теснят следующая предыдущую. Можно было бы сказать, что толкают в спину, если бы у волны была спина. Именно это и надо Броуди.
Океанская волна, приходящая в пролив Лонг-Айленд, и стала для него «ньютоновым яблоком». Он столько лет уже бился над возможностью создать довольно продолжительные и устойчивые инфразвуковые волны, что уже почти отчаялся сделать это. Слабые колебания — пожалуйста, это делал и он, это делали и задолго до него. Одну большую и мощную волну тоже создать можно. Она может пройти страшной силой. И даст, конечно же, свой разрушающий эффект. Она может и город смести с лица земли, если найти достаточное энергетическое обеспечение и добиться синхронности действия сотни генераторов.
Такое направление просматривалось и исследовалось, но какой смысл в создании аналога атомного оружия, энергетически более емкого и менее мобильного, чем простая бомба? Этот эффект не устраивает ни самого Баффало, ни его заказчиков — людей из известного пятиугольного здания близ Вашингтона.
За шумом волн, увлеченный борьбой с ними, он не услышал, как открылась за его спиной дверь каюты, хотя обычно замок щелкает довольно громко, и вышла Дороти.
— Телефон, — сказала Дороти коротко и протянула трубку радиотелефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63