Но это действительно было мудрено, потому-то я и решил сам взяться за обвинение. В феврале, почти сразу же после того, как я принял должность, я участвовал в процессе по делу другого местного профессионала-уголовника. Это был прекрасный случай для окружного прокурора вернуться к своей практике. Второй же процесс обещал стать намного сложнее и привлечь к себе большее внимание. Ни то ни другое теперь мне было совершенно ни к чему.
— Сделай это сама, как сможешь, — сказал я. — Наложи арест на добытое преступным путем имущество или, того лучше, посмотри, не готов ли кто-нибудь из штатных обвинителей взяться за это дело. Фрэнк — скорее всего. Он собирался ко мне в соадвокаты.
— Не кажется ли тебе, что, если ты сейчас откажешься от участия в крупном деле, это будет плохо выглядеть?
— Вполне возможно. Откровенно говоря, дорогая...
Линда кивнула.
— В таком случае, какие еще будут распоряжения? — спросила она.
Я встал из-за стола.
— Пришло время познакомить Дэвида с его адвокатом.
— Я хотела поговорить с тобою об этом, Марк. Еще одно предложение. Я ухожу из прокуратуры и сама буду защищать Дэвида.
Я закрыл глаза и задумался над этим, размышляя не только о Дэвиде, но и о Линде, о Лоис. Когда я вновь открыл глаза, Линда спокойно и решительно смотрела на меня.
Я покачал головой:
— Это будет выглядеть просто смешно.
— Почему? Никто ведь не знает...
— Это будет выглядеть так, будто мы вошли в дело, чтобы иметь всю, даже скрытую информацию о нем и, может быть, даже с целью влияния на его ход. Когда ты потом вернешься в офис...
— Я не стану сюда возвращаться.
— Люди все равно будут думать, что ты вернешься. Поэтому, пока ты участвуешь в деле; тебя будут считать тайной рукой окружного прокурора, а я при этом как бы по-прежнему буду держать дело под своим контролем. Словно у тебя и впрямь будет возможность принудить суд к прекращению дела. Нет. Защита тут особой роли не играет. Мы можем позволить себе...
— Приятно спустя целых десять лет узнать, что проблему выбора защитника ты считаешь маловажной.
— Линда, что касается меня, то я, конечно, выбрал бы только тебя. Ты это знаешь. Но в городе есть и другие адвокаты, почти такие же хорошие, как и ты, и я могу пригласить кого-нибудь из них, не вызвав при этом лишних подозрений. Все, что я в состоянии сделать честно, я сделаю. Все должно выглядеть чисто. Ты меня понимаешь? Потому что, если все остальное будет сыграно нами без сучка и задоринки, мы сможем победить благодаря одной, но большой афере в чем-то другом.
Это именно то, на что я рассчитываю.
Глава 3
Дело Дэвида было первым за многие годы делом, которое я обсуждал со своей женой. Разговор наш состоял главным образом из моих восклицаний: «Что я могу поделать?! Я-то что могу?!» В конце концов Лоис, сидевшая на софе, посмотрела на меня и сказала:
— Ты мог бы уйти с поста окружного прокурора и лично защищать Дэвида.
Я перестал расхаживать по комнате и обернулся к жене. Подобная идея никогда даже не приходила мне в голову, и Лоис понимала это. Но она ошибалась насчет причин, по которым я этого не делаю. Я не хотел отказываться от власти, которую давала мне должность, потому что это был единственный способ, которым я мог помочь Дэвиду. Защитники, как я уже вежливо пытался объяснить Линде, бывают почти так же беспомощны, как и их клиенты, когда закрутятся колеса судебной машины. Но Лоис видела лишь то, что своей работой я дорожу больше, чем сыном.
— Если бы от этого была хоть какая-то польза, я бы так и поступил. Надеюсь, ты не питаешь иллюзий относительно того, что я лучший защитник в городе? Не правда ли?
Лоис только пожала плечами. Свое мнение она уже высказала.
— А кто самый лучший, па? — спросила Дина.
Она сидела на другом конце софы. В отличие от своей матери, которая, разговаривая со мной, вязала на спицах, Дина развлекала себя несколько иным — она просто наблюдала за мной.
Дина дитя нашей последней страсти. Ей было десять лет. Родилась она вовсе не вслед за Дэвидом. Он являлся для нее, скорее, дядей — к тому же не особенно любящим. Еще до своего рождения, Дина стала для Дэвида предметом постоянного смущения. Его, тринадцатилетнего и уже учившегося в старшем классе, оскорбляла беременность матери. Откуда берутся дети, знает каждый. Дэвид терпеть не мог, когда Лоис заезжала за ним в школу.
К тому времени, когда Дине исполнилось пять, Дэвид уже покинул семью: сначала, учась в колледже, затем, поселившись отдельно. Дина росла единственным ребенком в доме, точно так же, как когда-то он. Она всегда была окружена горячей любовью родителей. Но она не сблизила нас с Лоис, как мы, должно быть, ожидали. В Дэвиде мы вместе души не чаяли. Дину мы обожали по отдельности.
— Я нанял Генри Келера, — ответил я на вопрос дочери.
Дина, нахмурившись, задумалась. Желанный ребенок, она имела рот матери, но брови у нее были мои; все же лицо Дины являло собой не совсем безупречное сочетание черт обоих родителей. Даже я понимал, что она выглядит ослепительно, лишь когда улыбается.
— Но Генри Келер более опытен в работе с документацией, чем как защитник на процессах?
— Когда-то так и было. Теперь он одинаково хорош и в том и в другом. Помимо этого...
— Ты хочешь подстраховаться на случай возможных судебных ошибок?
— Да.
Дина была необычным ребенком. С самого дня ее рождения я обсуждал с нею свои дела. Когда она была совсем маленькой, это было лишь остроумной игрой, способом, которым я вслух организовывал свои мысли. Но я продолжал делать это и тогда, когда Дина настолько повзрослела, что могла отвечать. Она никогда не выказывала какой-то особой проницательности, ничего похожего на это, но она слушала так внимательно, что я чувствовал себя просто обязанным найти необходимый ответ. Смотря на вещи реально, я понимал, что Дина вовсе не была каким-нибудь не по годам развитым вундеркиндом, но все же она обладала необычным для десятилетней девочки запасом знаний. Она мгновенно сообразила, что я имел в виду, говоря о Генри. Он, конечно, был опытен не только в ведении процессов, он умел делать соответствующие возражения противной стороне, подготавливая почву для апелляции. Это и послужило одним из доводов в моем выборе. Слишком многие из хорошо известных адвокатов старой закалки адвокатов имели сильное предубеждение против обжалований: либо победа на процессе, либо пропади все пропадом!
Дина поняла, о чем я говорил: вполне возможно, что в суде нас ждало поражение, если дело дойдет до суда. Она рассудительно кивнула.
— Если вы позволите мне вмешаться в вашу беседу, — улыбнувшись, сказала Лоис, — то расскажите, как в действительности прошла встреча с адвокатом?
— Отлично, — автоматически ответил я, затем остановился, чтобы вспомнить и понять, каким же должен быть настоящий ответ на этот вопрос.
Когда я вошел в офис Генри, Дэвид уже дожидался меня там. Казалось, до моего прихода они вовсе не были заняты беседой. Дэвид сидел не в одном из кресел для клиентов, а на диванчике у противоположной стены. Генри привстал из-за стола, чтобы поздороваться со мной за руку.
— Это очень лестно для меня, — сказал он, — учитывая то, сколько раз вы побивали меня на процессах.
— Все обвинители, как правило, побивают адвокатов, — скромно возразил я. — Шансы здесь...
Я сообразил, насколько неосторожным было это замечание при подобных обстоятельствах.
— Ну, положим, не всегда, — сглаживая мой промах, сказал Генри.
— Кстати, мои поздравления в связи с делом Гонсалеса, — вспомнил я.
За неделю до этого апелляционный суд принял решение об отмене приговора по делу о вождении в нетрезвом состоянии, удовлетворив ходатайство, представленное Генри Келером. (Дела, связанные с пьянством за рулем, являлись источником существования для адвокатов города Сан-Антонио. Здесь, по-видимому, не нашлось бы и трех настолько популярных и богатых адвокатов, которые могли бы позволить себе больше не заниматься такими делами.) Я был уверен, что нам-то придется обжаловать приговор в более высоком апелляционном суде, но не стал говорить этого при Дэвиде.
— Спасибо.
Многих людей должно было удивить мое решение пригласить для защиты сына именно Генри Келера. Но я очень хорошо это обдумал. Ввиду того, что Дэвид обвинялся в изнасиловании чернокожей, мне пришлось ограничиться выбором из небольшого числа адвокатов и уж совсем небольшого — адвокатов-женщин. Дело в том, что приглашение чернокожего защитника выглядело бы слишком недвусмысленным, а (поскольку это не политическая речь, то я могу сказать и правду) достаточно опытных женщин-адвокатов, за исключением Линды, в городе попросту не было. Нет, ну еще одна-то, пожалуй, была, но ее забрал у меня Хью Рейнолдс. Также мне пришлось пропустить двух или трех адвокатов по уголовным делам, учитывая то, что они принадлежали к старой школе. Генри был молод, где-то под сорок, и он был тем, кого я пригласил бы, окажись в беде сам.
Первое, о чем я думал, когда видел Генри Келера (эта фамилия произносилась с долгим "е"), так это о том, каким, должно быть, непопулярным он был в свои школьные годы. Даже теперь он казался похожим на какого-нибудь зануду из шахматного клуба. Он был почти тощ, с маленькими руками и, конечно же, носил очки. В его физическом облике не было ничего привлекательного, хотя не было и ничего особенно отталкивающего. Одевался он ни скромно, ни роскошно, предпочитая костюмы синего цвета. Ничто в нем не обращало на себя внимания, за исключением голоса. Голос Генри был неглубок, но очень чист, а дикция всегда отчетлива. Его было слышно, хотя он и не преобладал над остальными. Когда Генри говорил, речь его напоминала речь хорошего актера, читающего по памяти, но будто с листа.
— Вы уже познакомились? — спросил я, жестом приглашая Дэвида подняться с его места на диване.
— Да, но о деле мы еще не говорили. Мы дожидались вас.
В интонации Генри мне послышалось какое-то раздражение, но я не стал задумываться над этим.
Я легонько опустил руку на плечо Дэвида. Он все еще молчал. Внезапно я подумал о том, надо ли мне вообще быть здесь.
Я объяснил Генри особые обстоятельства назначения обвинителей. Но, с другой стороны, у меня не было иного выхода.
— Не нужно и говорить, что я не буду сидеть рядом с вами на процессе. Но я хотел бы, насколько это возможно, принять участие в подготовительной работе к нему. Воспринимайте меня как своего соадвоката.
Генри кивнул. Он твердо смотрел на Дэвида. Вовсе не грозно: это скорее был взгляд оценивающий и любопытный. Генри, казалось, хотел, чтобы Дэвид заговорил. Но с тех самых пор, как я вошел, тот по-прежнему так и не произнес ни слова. Дэвид сидел, не проявляя никакого беспокойства, и явно мало обращал внимания на беседу между мной и его защитником.
— Давайте немного поговорим о возможности досудебного урегулирования вопроса, — сказал Генри Дэвиду. — Вы понимаете, что такое согласованное признание? Это, конечно, будет немного сложновато, учитывая интерес к вашему делу со стороны общественности, но давайте просто обсудим это сейчас как крайний случай. Если они предложат условное освобождение...
— Нет, — сказал Дэвид. — Я ни за что не стану признавать себя виновным.
Я с сочувствием посмотрел на Генри. Ему попался самый плохой случай, какой только может иметь защитник, — невиновный клиент. Или, что так же плохо, подзащитный, не желающий признавать свою вину. Это сильно уменьшает для адвоката возможность выбора. И, если он верит в невиновность клиента, оказывает влияние и на него.
Генри сразу же перешел к делу.
— Расскажите мне, что случилось.
Он прикрыл рукой рот и смотрел на Дэвида поверх нее.
Дэвид по-прежнему сидел там же, какое-то время не осознавая, что оказался словно на сцене. Я отодвинул свое кресло чуть-чуть назад, так, чтобы мне был виден профиль Дэвида, а он не смог бы увидеть моего лица не повернувшись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60