..
Я протестую против того, чтобы защитник выступала с показаниями, ваша честь. Если защитник хочет занять место свидетеля и настаивает на личном присутствии во время... Я всего лишь информирую суд о том, что намерено доказывать обвинение во время представления вещественных доказательств. — Нора говорила так, словно инструктировала студента-юриста. В заключение своих слов она бросила взгляд в сторону Линды, и это был взгляд абсолютного презрения.
— Передайте это заявление сюда, — сказал Уотлин. — Я вынужден воздержаться от признания его приемлемости, пока не увижу, что оно содержит в себе все указанные факты.
Он взял документ у Линды и спокойно начал его просматривать. Судьям позволено это делать. Если он решит, что данное доказательство не может быть принято, это будет означать, что он не принял во внимание его содержание. Очередная судебная фикция. Я видел, как приподнялись брови Уотлина, когда он дошел до конца первой страницы.
— Продолжайте, — сказал он вдруг почти сердито, как будто испугавшись того, что его губы шевелились при чтении.
Вскоре меня уже передали Норе. Я перевел твердый взгляд с Линды на нее. Но поначалу Нора не смотрела на меня. Она перечитывала свои записи, пока не нашла нужного.
— Этот Клайд Малиш... Чем он занимается?
— Он владеет двумя магазинами электробытовой техники, насколько мне известно.
— Это его единственное дело?
— Это единственное, что мы в состоянии доказать.
— Вы имеете в виду, что он находится под следствием, которое ведет служба окружного прокурора?
Нора посмотрела на меня. Взгляд ее был дружелюбным.
— Да.
— В чем же он подозревается?
— Наркотики, главным образом.
— Главным образом? А что еще?
— Различного рода хищения, грабежи, мошенничество.
— Вы упомянули лишь о преступлениях, не связанных с насилием, — сказала Нора. — Не подозревался ли он когда-нибудь в более тяжких преступлениях?
— Да, несомненно.
— Вооруженные ограбления?
— Да.
— Разбойные нападения?
— Возможно.
— Убийства?
— В одном или двух.
— В самом деле? — спросила она. — Клайд Малиш подозревался в делах, связанных с убийствами?
— Да. Хотя ни в одном из этих дел, насколько мне известно, он лично не участвовал, лично не нажимал на курок, однако...
— Люди оказывались убитыми? — исказив мою мысль, спросила Нора.
Ее знаменитое чувство юмора вкрадывалось в перекрестный допрос лишь тогда, когда она старалась усыпить бдительность свидетеля.
— Да, — ответил я.
— Фактически Клайд Малиш подозревался в целом ряде преступлений. Он находился под следствием при ваших предшественниках по службе окружного прокурора, он находился под следствием у вашей администрации, и не кажется ли вам, что он, вне всякого сомнения, останется под следствием и у вашего преемника?
При слове «преемник» среди публики раздались негромкие вздохи — реплику Норы оценили по достоинству. Уотлин не стал призывать присутствующих к тишине.
— Вам это известно не хуже, чем мне, миз Браун. Наверняка именно вам пришлось бы выступить его обвинителем, если бы Хью Рейнолдсу удалось хотя бы завести на него дело.
Она улыбнулась мне.
— И это тот самый человек, в чьем доме вы провели небольшую приятную беседу с Майроном Сталем, результатом которой стало вот это «признание», которое вы теперь пытаетесь предложить суду.
Я пожал плечами.
— Не было ли там еще кого-то из служащих Малиша? — продолжила Нора, бросив косой взгляд на Линду.
— В комнате с нами — нет, — ответил я.
— Но в доме другие люди были?
— Насколько я могу судить, да. По крайней мере тот человек, что впустил меня в дом.
— Он был вооружен?
— Я не видел оружия.
— Это большой дом, не так ли?
— Намного больше моего.
— Если бы Майрон Сталь отказался сделать признание, ему пришлось бы проделать долгий путь до входной двери, верно?
— Этот путь был бы достаточно долгим независимо от того, сделал бы он что-то или нет.
— Но никто не говорил ему открыто, что он не сможет проделать этот путь, если не подпишет свое признание?
— Никто не говорил ему этого ни открыто, ни каким-то иным образом.
Нора сделала паузу, успокоилась и бесстрастным голосом спросила:
— Не выглядел ли он испуганным?
Я заколебался.
— Вид у него, конечно, был смущенный. Но вот испытывал ли он страх или нет...
— Призывы к высказыванию предположения, ваша честь, — спокойно вступила в разговор Линда.
Это был ее первый протест. Спасать меня было пока не от чего.
— Поддерживается, — сказал Уотлин.
— А вы на его месте боялись бы? — спросила Нора.
— Протест! Это не имеет отношения к делу.
— Вне всякого сомнения, — согласился Уотлин. — Вам следует лучше продумывать свои вопросы, — обратился он к Норе.
— Я не уверена, что в состоянии делать это с таким свидетелем, ваша честь. — Она снова обернулась ко мне. — Вы знали, что обстоятельства, сопутствовавшие этому признанию, вызовут вопросы, не так ли?
— Я мог это представить.
— В таком случае, почему вы допустили, чтобы оно было написано в подобном месте? Почему вы держали мистера Сталя в доме находящегося под подозрением главаря гангстеров, где мистер Сталь оказался в ловушке, когда делал свое признание? Не потому ли все и произошло, что в любой другой обстановке он не стал бы писать этого фальшивого заявления?
Линда шевельнулась, но я сделал едва заметное движение рукой, и она воздержалась от возражения.
— Во-первых, — спокойно сказал я, — я не держал мистера Сталя где бы то ни было. Просто его признание прозвучало именно там, где мы находились и куда он, кстати, приехал сам по доброй воле. А всякий, кому когда-либо случалось выслушивать признание, понимает, что, если подозреваемый начал говорить, не стоит просить у него тайм-аут и увозить его куда-то в другое место. В подобных случаях ему просто дают высказаться.
Но отвечая на ваш главный вопрос, я должен сознаться, что действительно сделал кое-что в отношении потенциально принудительной обстановки. После того как было написано признание, я не дал ему подписать этот документ там же. Я забрал Майрона Сталя с собой в машину и, лишь когда мы отъехали на несколько миль от дома Клайда Малиша и убедились, что нас никто не преследует, разрешил ему поставить там свою подпись. Вот почему на признании стоит подпись только одного свидетеля, то есть моя. И тут Майрон Сталь подписал эту бумагу в обстановке далекой от того, чтобы она могла внушить ему какой-то страх.
Сталь, конечно, попытался отречься от сделанного им признания, но он уже знал, что ему все равно придется отказываться от этого документа в целом, так что будет он подписан или нет — большого значения не имело.
Нора посмотрела на меня так, будто я попросту перепачкал дерьмом все свое свидетельское показание. «Продолжай, продолжай!» — было написано на ее лице. Я снова с невинным видом взглянул на нее. Публика при этом видела только мое лицо.
— Как далеко вам пришлось отъехать от дома Клайда Малиша, чтобы уже не испытывать каких-то опасений? — спросила Нора.
Ни Линда не сочла нужным заявить протест, ни я — ответить.
В конце концов Нора ступила на ту прямую, которую мы предвидели. Мы знали, куда она ведет — или должна будет привести.
Нора понизила голос и с сочувствием спросила:
— Все ваши действия — поездка в дом Клайда Малиша и получение признания от Майрона Сталя — проистекали от вашего беспокойства за судьбу сына, не так ли?
— Я никогда не отрицал этого.
— Дэвид был обвинен в сексуальном нападении и приговорен к тюремному заключению, верно я говорю?
— Да.
— Вы ездили к нему в тюрьму?
— Да.
— Больше одного раза?
— Да.
— Вы боялись за него, когда он там находился?
— Разумеется, боялся.
Я не смотрел на Дэвида, я пристально вглядывался в лицо Норы. Давай, напрашивайся на это! Выкладывай все на стол, Нора! — думал я.
— Фактически вы добились его перевода назад, в тюрьму округа Бексар, в ожидании дня повторного слушания?
— Я способствовал тому, чтобы его сюда вернули.
— Вы встречались с ним в этой тюрьме?
— Да. Несколько раз.
— Здесь ему было не многим лучше, чем там, не правда ли?
— Это нелегко решить.
— В любом случае вы хотели, чтобы он был освобожден? — спросила Нора. «Это было бы естественным желанием каждого на вашем месте», — говорил ее тон.
— Конечно, хотел.
— Вы сделали бы едва ли не все, чтобы помочь ему оттуда выбраться? Так ведь?
Это был риторический вопрос. Ее не волновало, каким окажется мой ответ. Но она не ожидала того, который я для нее приготовил.
— Не все, — сказал я. — К примеру, я мог бы вышвырнуть вас из этого дела и назначить одного из своих обвинителей — кого-нибудь, кто присоединился бы к ходатайству о новом судебном процессе. Тогда все стало бы намного проще.
— Хотелось бы посмотреть, как бы это у вас получилось, — совсем непрофессионально вырвалось у Норы.
— О, это я сумел бы! — ответил я ей.
Можно было видеть, что за вопрос крутится у нее на языке. Было заметно и то, как она вглядывается в меня, пытаясь что-то прочитать на моем лице. И все-таки она спросила. Она задала вопрос, ответа на который даже не знала. Я думаю, что это произошло лишь потому, что ей очень уж хотелось его узнать.
— И почему же вы этого не сделали? — спросила она.
— Потому что мне хотелось, чтобы против выступила именно ты. Потому что всякому известно, что ты лучшая из обвинителей. И если при таком оппоненте ходатайство будет удовлетворено, все поймут, что это произошло лишь потому, что Дэвид действительно невиновен, а не благодаря каким-то закулисным сделкам. И еще потому, что всякий знает, какая ты жестокая, холодная и бесчувственная сука, что ты беспокоишься только о том, чтобы выиграть дело, а потому никогда не пойдешь на такую сделку, если она будет означать, что кто-то окажется вычеркнутым из списка преступников.
Судебный зал взорвался именно так, как это обычно бывает в таких случаях. Сначала раздался одновременный вдох, как бывает когда видят приближение скандала или слышат грубое оскорбление. Потом последовали смешки, возгласы и даже выкрик: «Вот это верно!» Уотлин не особенно старался вернуть зал к порядку. Я же по-прежнему смотрел на Нору. Выражение ее лица было странным — сожалеющим, но отнюдь не заискивающим. Такое выражение характерно для питчера, который издали смотрит на игрока, отбившего его мяч, а затем возвращается и выбирает биту побольше.
Я тешил себя надеждой, что мое свидетельское показание было самым драматичным на слушании. У нас оставались другие свидетели, включая Лоис. Я заранее поднатаскал ее в искусстве лжесвидетельствования.
— Держись просто. Все случилось именно так, как и случилось, за исключением того, что ты слышала, как он сказал: «Оставь в покое Клайда Малиша», — что произошло уже в самом конце, как раз перед дракой.
Лоис проделала это прекрасно: точно, чисто и очень уверенно. Не думаю, что кто-нибудь мог усомниться в ее искренности. Кроме Норы. Лоис была матерью Дэвида — то, что она сказала, не шло в расчет. Нора прошла этот пункт, не задав ей ни единого вопроса.
Наступил тяжелый момент: у нас не было больше свидетелей, и нам пришлось объявить о завершении выступлений. В таких случаях всегда кажется, что ты что-то забыл. Уотлин все еще не объявил, принял ли признание Сталя, а без этого мы не имели ничего. Нора вызвала лишь одного свидетеля — Майрона Сталя.
Я знал, что он будет выступать, но в здании его не видел. Он вошел в зал через боковую дверь, сопровождаемый двумя полицейскими офицерами. Они заняли места среди публики, по случайному совпадению рядом с Клайдом Малишем — у него имелась своя пара телохранителей, которые маячили у задней двери в зал. Сталь прошел на свидетельское место.
Мне он казался какой-то юркой куницей в мужском костюме. Я старался взглянуть на него глазами присутствующих, особенно мне хотелось увидеть его через очки Уоддла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60