Сюда же придется добавить и ту ужасную историческую кашу, которая образовалась в голове Люсина после приятной беседы с Березовским; свежие воспоминания, отягченные неясными опасениями и всяческими предположениями, о встрече, так сказать, на дипломатическом уровне, а дальше сплошной поток: Лев Минеевич, иконщик, Женевьева, неизвестная пока какая-то соседка Эльвира Васильевна, ватутинский парикмахер, горьковатые, тревожные духи мадам Локар, ее расстрелянный муж, подвязка Генриха Четвертого, почему-то тугие, блестящие чулки Марии (Люсин твердо решил, что не станет проверять последнее алиби Михайлова) и, конечно, картинки природы в лунном и солнечном освещении — ольшаник, дорога в колдобинах, лужи, глина, цемент — все тот же, как говорится, сон.
Перечислять, конечно, легко… Но Люсин-то жил всем этим. Для него здесь не было второстепенных и малозначительных эпизодов. Каждый ведь мог в конце-то концов привести к раскрытию. Перечисление последовательно по природе и статично по естеству! Мышление же — процесс активный, высокоскоростной и непостижимый.
Вот почему нам лучше всего принять поступок Люсина как нечто данное извне и не подлежащее обсуждению. Для нас ясно теперь, что его решение возникло не случайно, и, уж конечно, не по капризу автора. Была проделана колоссальная, но недоступная пока для аналитического ока науки мыслительная работа, и она дала результат. Пусть он кажется нам тривиальным, необязательным или даже вовсе недостоверным. Не нам судить. Все нити, все тонкие, неизвестные нам обстоятельства дела хранятся пока только в голове одного человека. И этот человек — Люсин. Точно смоделировать его мышление, как уже отмечалось, нельзя. Более того: оказывается, мы и права-то не имели задаваться такой задачей, поскольку не были посвящены во все тонкости.
Это, как говорят математики, пограничные условия. Они необходимы для того, чтобы создать модель той сложной ситуации, в центре которой оказался Люсин. Всего лишь модель… Ибо книга — не более чем модель реальной жизни, как, скажем, знаменитая теория относительности тоже только модель нашей очень сложной Вселенной, которая, хотя и конечна, но безгранична.
Итак, это несколько затянувшееся отступление подводит нас к тому моменту, когда Люсин, сидя у изголовья бессловесной Веры Фабиановны, развернул кассу, кармашки которой были туго набиты картонными буквами.
Беседа протекала по выработанному в прошлый раз методу: Вера Фабиановна подтверждала правильность названной буквы опусканием век. Собственно, Люсин даже не называл теперь буквы вслух. Он просто водил пальцем по рядам с кармашками, пока Вера Фабиановна не закрывала глаза. «Эта?» — спрашивал для контроля Люсин и, если ошибки не было, вынимал картонную буковку. Составив слово, он — опять-таки для контроля! — показывал его больной, которой оставалось только молча зажмуриться. Ошибок не было…
Поэтому мы можем представить эту несколько необычную беседу в виде самого элементарного диалога.
— Вы знаете этого человека? — спросил Люсин, раскладывая перед больной фотокарточки разыскиваемого Свиньина, на которых во всех вариантах был изображен волосяной покров. — Не знаете? — повторил он вопрос, потому что старуха, к его удивлению, не подала утвердительного знака.
Но она все смотрела ему в глаза зорко и отрешенно. Словно тесна была ей беседа по методу старика Нуартье. — Значит, это не он был у вас в тот вечер? — еще раз спросил Люсин и скользнул пальцами по кассе, словно слепой по своей книге.
— Нет, — просигналила старуха.
— Кто же?
— Слуга.
— Какой слуга?
— Слуга диавола.
— Ах, «слуга диавола»! Ну конечно… В прошлый раз вы, правда, говорили, что сам дьявол.
— И диавол.
— Значит, у вас были и слуга дьявола и сам дьявол?
— Да.
— Как они выглядели? Как выглядел слуга?
— Хромой.
— Еще как?
— Здоровый битюг.
— Отлично! Цвет волос?
— Темно-рыжий.
— Рыжий как от хны или как медная проволока? Старая медная проволока?
— Проволока.
— Отлично! На какую ногу хромал?
— Левую.
— Особые приметы есть? Шрамы, бородавки, наколки, может быть?
— Бельмо в глазу.
— В каком?
— Левом.
— Не иначе, это слуга дьявола с левым уклоном. А сам дьявол каков?
— Змей.
— Какой еще змей?
— Огненный.
— Так… понятно. Вы знаете, кто я?
— Следователь.
— А это? — Люсин показал на сидящую в углу женщину в белом халате.
— Санитарка.
— А до нее кто за вами ухаживал?
— Сиделка.
— Как зовут вашу соседку?
— Эльвира Васильевна.
— Где она сейчас?
— На работе.
Старуха явно была в полном порядке. Но если дьявола Люсин еще хоть как-то мог принять, то со змеем огненным мириться решительно не хотел.
— У вас что-нибудь похитили?
— Ларец.
— Какой?
— Марии Медичи, старинный.
— Кто похитил?
— Они.
— Дьявол со своим слугой?
— Да.
— Они что, вместе к вам пришли?
— Да.
— И как это выглядело? Кого вы увидели, когда открыли дверь?
— Слугу.
— Одного слугу?
— Да.
— А где же был дьявол?
— В мешке.
«Хорош дьявол! Впрочем, кузнец Вакула тоже, по-моему, таскал чертей в мешках».
— Значит, вы открыли дверь и увидели здорового мужика — хромого, рыжего, как потемневшая медная проволока, и с бельмом на левом глазу. Так?
— Да.
— В руках он держал мешок?
— Да.
— А в мешке сидел дьявол?
— Да.
— Откуда вы об этом узнали? Кто вам сказал, что в мешке дьявол?
— Никто.
— Тогда почему вы говорите, что дьявол был в мешке?
— Он достал его из мешка.
— Кто — он? Слуга?
— Да.
— Сразу взял и достал?
— Не сразу. Потом.
— Значит, в тот момент, когда вы открыли дверь, вам не было точно известно, кто сидит в мешке?
— Я догадывалась.
— Догадывались? Почему же?
— Он обещал показать мне диавола.
— Слуга?
— Да.
— Ладно. Значит, вы были знакомы с этим слугой ранее?
— Да.
— Давно?
— Нет.
— Сколько раз вы его видели до того вечера?
— Один.
— Когда?
— На той неделе.
— При каких обстоятельствах?
— Пришел ко мне.
— В гости?
— Да.
— Выходит, что вы знали его еще раньше, раз пригласили в гости?
— Не приглашала, сам пришел.
— Ага, понятно. Слуга дьявола пришел незваным. И как же он вам отрекомендовался?
— Посланец.
— Какой такой посланец?
— Посланец хозяина ларца.
— Он сказал вам, что послан владельцем того самого ларца Марии Медичи, который у вас похитили?
— Да.
— Разве не вы хозяйка ларца?
— Я — хранительница.
— Кто же завещал вам хранить его?
— Отец.
— И до каких пор?
— До посланца.
— Посланцем должен был быть именно тот — хромой и рыжий?
— Нет. Прийти мог любой.
— Как же вы узнали, что именно он и есть посланец? Поверили на слово?
— Знак был.
— Какой еще знак?
— Фигурка с ожерелья.
— С какого ожерелья?
— Египетского. В шкатулке, у зеркала.
Люсин подошел к трюмо, раскрыл шкатулку и, порывшись там, вытащил знаменитое ожерелье из фигурок синего фаянса, в точности похожих на ту, что лежала тогда в чемодане у пропавшего иностранца.
— Отсюда фигурка? — спросил Люсин, возвратившись с ожерельем.
— Да.
— Где же она?
— У него осталась.
— Сколько же их существует, этих недостающих фигурок?
— Одна.
«Странно… Уже получается как минимум две: одна у этого посланца, другая у меня».
— Вы хорошо это знаете?
— Да.
— Ладно, допустим… Вы что же, должны были отдать этот ларец посланцу?
— Нет. Не знаю.
— Отец вам не говорил?
— Жди, говорил, посланца. Он скажет.
— И что сказал посланец?
— Отдай сундук.
— Это было в первое его посещение?
— Да.
— И что же вы?
— Не отдала.
— Почему?
— Жалко было.
«Весьма резонно! Очень даже убедительно».
— Как же прореагировал посланец?
— Велел отдать.
— В каких выражениях?
— Смертью грозил от имени самого Князя Тьмы.
— Дьявола то есть?
— Да.
— И вы что?
— Сказала, что только диаволу и отдам.
— Но вам же велено было слушаться посланца?
— То было давно.
— Это не аргумент.
— А если посланец поддельный? Вдруг он украл тайну?
— Понятно… Ну и как он прореагировал на ваш отказ?
— Опять пригрозил. Придет через неделю, сказал, с ним…
— С дьяволом, значит?
— Да.
— И когда он пришел, вы сразу догадались, что в мешке дьявол?
— Да.
— Теперь все понятно, Вера Фабиановна, все понятно. Вы верующая?
— Не знаю.
— В Бога-то верите?
— Не знаю.
— А в дьявола?
— Верю.
— Почему?
— Видела.
— Вы это про змея огненного?
— Да.
— А гадание ваше, Вера Фабиановна, оно от кого? От дьявола или же от Бога?
— От мудрости.
— От какой же это мудрости?
— Цыганской, египетской…
— Вы, случайно, на таро не гадаете?
— На таро нет.
— Если бы были, гадали?
— Да. Книга у меня есть.
— О гадании на таро?
— Да.
— Вам никто не обещал достать таро?
— Нет.
«Очевидно, исподволь готовился. Все, все про старуху знал, до самых мелочей… Не надеялся, что так просто отдаст она свое сокровище. Только зачем же он с угроз начал? Почему сразу смертью стал грозить? Или это уже самодеятельность пособника, слуги этого хромого, с бельмом?.. Почему таро под конец приберег опять же?.. Так вроде бы хорошо подготовился и так неуклюже себя повел. Одно с другим как-то не вяжется. Или они работают параллельно? Нет, черт возьми, в такое совпадение я никогда не поверю».
— Как же назвался ваш посланец? Имя-отчество у него есть?
— Не сказал.
— Ладно, вернемся к дьяволу. Значит, на ваш отказ отдать ларец посланец ответил угрозами и пообещал вернуться вместе с дьяволом?
— Да.
— Ну а уговаривать он вас не пытался? Денег, к примеру, не предлагал?
— Предлагал.
— И много?
— Десять тысяч долларов.
— Ого! Почему же вы не согласились?
— А на кой они мне, эти доллары? В тюрьму из-за них сесть?
«Ей-богу, молодец старуха! Уж такой молодец!.. Очень понятное у нее мышление. Одно слово — гадалка».
— Он, случайно, не иностранец, ваш гость?
— Нет. Наш. Из малороссов.
— Почему вы так думаете?
— «Г» глухо выговаривает.
— Вместо долларов рубли спросить не догадались?
— Девять тысяч по курсу.
— Да, девять тысяч… Значит, спрашивали?
— Нет.
— Почему?
— Сам предлагал.
— Девять тысяч?
— Тридцать.
— Но по курсу-то девять? Откуда же тридцать?
— Сама сообразила. Мне так выгоднее.
— Вы сообразили, что выгоднее взять тридцать тысяч рублей вместо десяти тысяч долларов, которые по курсу доставят только девять тысяч? — догадался Люсин.
— Да. И рублями спокойнее…
«Ну и старуха! Просто клад, а не женщина…»
— Значит, вы согласились все же продать ларец?
— Нет.
— Почему?
— Он дороже стоит… Я диавола поглядеть хотела.
— Давайте разберемся, Вера Фабиановна… Выходит, вы отклонили предложенную сумму в надежде, что сумеете в следующий раз получить больше? Так?
— Да.
— Кроме того, хотели полюбоваться на дьявола?
— Да.
— И не страшно вам было?
— Страшно.
— И все же хотелось?
— Да.
— Так, понятно… Значит, в глубине души вы все же решили так или иначе расстаться с ларцом?
— Не знаю.
— То есть как это не знаете?
— Я ничего не решила. Пусть приходит, подумала, а там как будет, так будет… — Старуха быстро приноровилась к буквенному разговору, и, сперва односложные, ответы ее становились все более обстоятельными. — Может, он и деньги отдаст и сундук потом оставит. Диавол все ж как-никак… Вдруг, думаю, это он испытывает меня?
Люсину все стало ясно.
— Как же протекала ваша вторая встреча? Водку он принес?
— Да.
— А закуска ваша?
— Да. Он еще колбасу принес.
«Вот уж никак не вяжется. Экспортная водка и любительская колбаса. Водка, конечно, от Свиньина, а колбаса — это уже местный колорит. Значит, посланец этот, к сожалению, соотечественник. И не очень высокого пошиба. Из тех, кто соображает на троих…»
— Он много пил?
— Все он и выпил. Я только две рюмочки.
— И о чем же вы беседовали за ужином?
— О всяком.
— А о деле?
— И о деле.
— Он набавлял сумму?
— Нет.
— Почему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Перечислять, конечно, легко… Но Люсин-то жил всем этим. Для него здесь не было второстепенных и малозначительных эпизодов. Каждый ведь мог в конце-то концов привести к раскрытию. Перечисление последовательно по природе и статично по естеству! Мышление же — процесс активный, высокоскоростной и непостижимый.
Вот почему нам лучше всего принять поступок Люсина как нечто данное извне и не подлежащее обсуждению. Для нас ясно теперь, что его решение возникло не случайно, и, уж конечно, не по капризу автора. Была проделана колоссальная, но недоступная пока для аналитического ока науки мыслительная работа, и она дала результат. Пусть он кажется нам тривиальным, необязательным или даже вовсе недостоверным. Не нам судить. Все нити, все тонкие, неизвестные нам обстоятельства дела хранятся пока только в голове одного человека. И этот человек — Люсин. Точно смоделировать его мышление, как уже отмечалось, нельзя. Более того: оказывается, мы и права-то не имели задаваться такой задачей, поскольку не были посвящены во все тонкости.
Это, как говорят математики, пограничные условия. Они необходимы для того, чтобы создать модель той сложной ситуации, в центре которой оказался Люсин. Всего лишь модель… Ибо книга — не более чем модель реальной жизни, как, скажем, знаменитая теория относительности тоже только модель нашей очень сложной Вселенной, которая, хотя и конечна, но безгранична.
Итак, это несколько затянувшееся отступление подводит нас к тому моменту, когда Люсин, сидя у изголовья бессловесной Веры Фабиановны, развернул кассу, кармашки которой были туго набиты картонными буквами.
Беседа протекала по выработанному в прошлый раз методу: Вера Фабиановна подтверждала правильность названной буквы опусканием век. Собственно, Люсин даже не называл теперь буквы вслух. Он просто водил пальцем по рядам с кармашками, пока Вера Фабиановна не закрывала глаза. «Эта?» — спрашивал для контроля Люсин и, если ошибки не было, вынимал картонную буковку. Составив слово, он — опять-таки для контроля! — показывал его больной, которой оставалось только молча зажмуриться. Ошибок не было…
Поэтому мы можем представить эту несколько необычную беседу в виде самого элементарного диалога.
— Вы знаете этого человека? — спросил Люсин, раскладывая перед больной фотокарточки разыскиваемого Свиньина, на которых во всех вариантах был изображен волосяной покров. — Не знаете? — повторил он вопрос, потому что старуха, к его удивлению, не подала утвердительного знака.
Но она все смотрела ему в глаза зорко и отрешенно. Словно тесна была ей беседа по методу старика Нуартье. — Значит, это не он был у вас в тот вечер? — еще раз спросил Люсин и скользнул пальцами по кассе, словно слепой по своей книге.
— Нет, — просигналила старуха.
— Кто же?
— Слуга.
— Какой слуга?
— Слуга диавола.
— Ах, «слуга диавола»! Ну конечно… В прошлый раз вы, правда, говорили, что сам дьявол.
— И диавол.
— Значит, у вас были и слуга дьявола и сам дьявол?
— Да.
— Как они выглядели? Как выглядел слуга?
— Хромой.
— Еще как?
— Здоровый битюг.
— Отлично! Цвет волос?
— Темно-рыжий.
— Рыжий как от хны или как медная проволока? Старая медная проволока?
— Проволока.
— Отлично! На какую ногу хромал?
— Левую.
— Особые приметы есть? Шрамы, бородавки, наколки, может быть?
— Бельмо в глазу.
— В каком?
— Левом.
— Не иначе, это слуга дьявола с левым уклоном. А сам дьявол каков?
— Змей.
— Какой еще змей?
— Огненный.
— Так… понятно. Вы знаете, кто я?
— Следователь.
— А это? — Люсин показал на сидящую в углу женщину в белом халате.
— Санитарка.
— А до нее кто за вами ухаживал?
— Сиделка.
— Как зовут вашу соседку?
— Эльвира Васильевна.
— Где она сейчас?
— На работе.
Старуха явно была в полном порядке. Но если дьявола Люсин еще хоть как-то мог принять, то со змеем огненным мириться решительно не хотел.
— У вас что-нибудь похитили?
— Ларец.
— Какой?
— Марии Медичи, старинный.
— Кто похитил?
— Они.
— Дьявол со своим слугой?
— Да.
— Они что, вместе к вам пришли?
— Да.
— И как это выглядело? Кого вы увидели, когда открыли дверь?
— Слугу.
— Одного слугу?
— Да.
— А где же был дьявол?
— В мешке.
«Хорош дьявол! Впрочем, кузнец Вакула тоже, по-моему, таскал чертей в мешках».
— Значит, вы открыли дверь и увидели здорового мужика — хромого, рыжего, как потемневшая медная проволока, и с бельмом на левом глазу. Так?
— Да.
— В руках он держал мешок?
— Да.
— А в мешке сидел дьявол?
— Да.
— Откуда вы об этом узнали? Кто вам сказал, что в мешке дьявол?
— Никто.
— Тогда почему вы говорите, что дьявол был в мешке?
— Он достал его из мешка.
— Кто — он? Слуга?
— Да.
— Сразу взял и достал?
— Не сразу. Потом.
— Значит, в тот момент, когда вы открыли дверь, вам не было точно известно, кто сидит в мешке?
— Я догадывалась.
— Догадывались? Почему же?
— Он обещал показать мне диавола.
— Слуга?
— Да.
— Ладно. Значит, вы были знакомы с этим слугой ранее?
— Да.
— Давно?
— Нет.
— Сколько раз вы его видели до того вечера?
— Один.
— Когда?
— На той неделе.
— При каких обстоятельствах?
— Пришел ко мне.
— В гости?
— Да.
— Выходит, что вы знали его еще раньше, раз пригласили в гости?
— Не приглашала, сам пришел.
— Ага, понятно. Слуга дьявола пришел незваным. И как же он вам отрекомендовался?
— Посланец.
— Какой такой посланец?
— Посланец хозяина ларца.
— Он сказал вам, что послан владельцем того самого ларца Марии Медичи, который у вас похитили?
— Да.
— Разве не вы хозяйка ларца?
— Я — хранительница.
— Кто же завещал вам хранить его?
— Отец.
— И до каких пор?
— До посланца.
— Посланцем должен был быть именно тот — хромой и рыжий?
— Нет. Прийти мог любой.
— Как же вы узнали, что именно он и есть посланец? Поверили на слово?
— Знак был.
— Какой еще знак?
— Фигурка с ожерелья.
— С какого ожерелья?
— Египетского. В шкатулке, у зеркала.
Люсин подошел к трюмо, раскрыл шкатулку и, порывшись там, вытащил знаменитое ожерелье из фигурок синего фаянса, в точности похожих на ту, что лежала тогда в чемодане у пропавшего иностранца.
— Отсюда фигурка? — спросил Люсин, возвратившись с ожерельем.
— Да.
— Где же она?
— У него осталась.
— Сколько же их существует, этих недостающих фигурок?
— Одна.
«Странно… Уже получается как минимум две: одна у этого посланца, другая у меня».
— Вы хорошо это знаете?
— Да.
— Ладно, допустим… Вы что же, должны были отдать этот ларец посланцу?
— Нет. Не знаю.
— Отец вам не говорил?
— Жди, говорил, посланца. Он скажет.
— И что сказал посланец?
— Отдай сундук.
— Это было в первое его посещение?
— Да.
— И что же вы?
— Не отдала.
— Почему?
— Жалко было.
«Весьма резонно! Очень даже убедительно».
— Как же прореагировал посланец?
— Велел отдать.
— В каких выражениях?
— Смертью грозил от имени самого Князя Тьмы.
— Дьявола то есть?
— Да.
— И вы что?
— Сказала, что только диаволу и отдам.
— Но вам же велено было слушаться посланца?
— То было давно.
— Это не аргумент.
— А если посланец поддельный? Вдруг он украл тайну?
— Понятно… Ну и как он прореагировал на ваш отказ?
— Опять пригрозил. Придет через неделю, сказал, с ним…
— С дьяволом, значит?
— Да.
— И когда он пришел, вы сразу догадались, что в мешке дьявол?
— Да.
— Теперь все понятно, Вера Фабиановна, все понятно. Вы верующая?
— Не знаю.
— В Бога-то верите?
— Не знаю.
— А в дьявола?
— Верю.
— Почему?
— Видела.
— Вы это про змея огненного?
— Да.
— А гадание ваше, Вера Фабиановна, оно от кого? От дьявола или же от Бога?
— От мудрости.
— От какой же это мудрости?
— Цыганской, египетской…
— Вы, случайно, на таро не гадаете?
— На таро нет.
— Если бы были, гадали?
— Да. Книга у меня есть.
— О гадании на таро?
— Да.
— Вам никто не обещал достать таро?
— Нет.
«Очевидно, исподволь готовился. Все, все про старуху знал, до самых мелочей… Не надеялся, что так просто отдаст она свое сокровище. Только зачем же он с угроз начал? Почему сразу смертью стал грозить? Или это уже самодеятельность пособника, слуги этого хромого, с бельмом?.. Почему таро под конец приберег опять же?.. Так вроде бы хорошо подготовился и так неуклюже себя повел. Одно с другим как-то не вяжется. Или они работают параллельно? Нет, черт возьми, в такое совпадение я никогда не поверю».
— Как же назвался ваш посланец? Имя-отчество у него есть?
— Не сказал.
— Ладно, вернемся к дьяволу. Значит, на ваш отказ отдать ларец посланец ответил угрозами и пообещал вернуться вместе с дьяволом?
— Да.
— Ну а уговаривать он вас не пытался? Денег, к примеру, не предлагал?
— Предлагал.
— И много?
— Десять тысяч долларов.
— Ого! Почему же вы не согласились?
— А на кой они мне, эти доллары? В тюрьму из-за них сесть?
«Ей-богу, молодец старуха! Уж такой молодец!.. Очень понятное у нее мышление. Одно слово — гадалка».
— Он, случайно, не иностранец, ваш гость?
— Нет. Наш. Из малороссов.
— Почему вы так думаете?
— «Г» глухо выговаривает.
— Вместо долларов рубли спросить не догадались?
— Девять тысяч по курсу.
— Да, девять тысяч… Значит, спрашивали?
— Нет.
— Почему?
— Сам предлагал.
— Девять тысяч?
— Тридцать.
— Но по курсу-то девять? Откуда же тридцать?
— Сама сообразила. Мне так выгоднее.
— Вы сообразили, что выгоднее взять тридцать тысяч рублей вместо десяти тысяч долларов, которые по курсу доставят только девять тысяч? — догадался Люсин.
— Да. И рублями спокойнее…
«Ну и старуха! Просто клад, а не женщина…»
— Значит, вы согласились все же продать ларец?
— Нет.
— Почему?
— Он дороже стоит… Я диавола поглядеть хотела.
— Давайте разберемся, Вера Фабиановна… Выходит, вы отклонили предложенную сумму в надежде, что сумеете в следующий раз получить больше? Так?
— Да.
— Кроме того, хотели полюбоваться на дьявола?
— Да.
— И не страшно вам было?
— Страшно.
— И все же хотелось?
— Да.
— Так, понятно… Значит, в глубине души вы все же решили так или иначе расстаться с ларцом?
— Не знаю.
— То есть как это не знаете?
— Я ничего не решила. Пусть приходит, подумала, а там как будет, так будет… — Старуха быстро приноровилась к буквенному разговору, и, сперва односложные, ответы ее становились все более обстоятельными. — Может, он и деньги отдаст и сундук потом оставит. Диавол все ж как-никак… Вдруг, думаю, это он испытывает меня?
Люсину все стало ясно.
— Как же протекала ваша вторая встреча? Водку он принес?
— Да.
— А закуска ваша?
— Да. Он еще колбасу принес.
«Вот уж никак не вяжется. Экспортная водка и любительская колбаса. Водка, конечно, от Свиньина, а колбаса — это уже местный колорит. Значит, посланец этот, к сожалению, соотечественник. И не очень высокого пошиба. Из тех, кто соображает на троих…»
— Он много пил?
— Все он и выпил. Я только две рюмочки.
— И о чем же вы беседовали за ужином?
— О всяком.
— А о деле?
— И о деле.
— Он набавлял сумму?
— Нет.
— Почему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75