Представление Салли длилось чуть больше восьми минут, и когда она высоко взмахнула веерами, обнажив грудь и застенчиво подняв одну ногу в своей знаменитой позе «Крылатая победа», публика сошла с ума от восторга.
Она снова прикрылась веером и поклонилась несколько раз, улыбаясь в зал теплой, задушевной улыбкой — такой улыбкой, которая запомнится людям надолго. Потом Салли упорхнула прочь, сложив веера так, что сама она стала как бы центром гигантского сэндвича. Этот продуманный заранее смешной трюк вызвал дружный смех, немного разрядивший сексуальное напряжение зала.
Я пил свое виски с кока-колой, ждал Элен (у нее больше не было номеров в этот вечер) и мечтал о том, что на следующий день или в понедельник смогу вернуться домой, в Чикаго. А пока я мог позволить себе и побездельничать, получив одиннадцать тысяч баксов за свое недолгое пребывание в Нассау. Вообще-то, я работал всего одни сутки, но еще несколько дней меня доставали вопросами и всем этаким. Мне пришлось давать показания лично Генеральному прокурору в одном из розовых зданий на Роусон-Сквер.
Прокурор Эрик Хэллинан был длиннолицым, длинноносым суровым англичанином с крошечными усами и глазами, излучавшими скуку и неприязнь даже тогда, когда он благодарил меня за сотрудничество.
— Вам, конечно, придется вернуться на процесс, — сказал он мне. — За счет администрации Нассау.
— На чей процесс?
— Альфреда де Мариньи, — ответил Хэллинан, смакуя слова и хладнокровно улыбаясь.
Кажется, графа арестовали по распоряжению двух майамских детективов. Их расследование длилось меньше двух дней, и я сомневался, было ли у них на графа что-нибудь, кроме нескольких обожженных волосков и моих показаний.
Все время, пока я давал показания, Элен была со мной и очень мило помогала мне пережить все это, и даже уговорила меня совершить экскурсию для осмотра багамских достопримечательностей, включая и плавание на «пароме с прозрачным дном» и знакомство с морскими садами, которое так рекомендовала мне мисс Бристол. Смотреть, как стайки экзотических рыб плавают вокруг экзотических кораллов было не слишком весело, но все-таки лучше, чем просто созерцать стены моего номера в «Британском Колониальном».
Я добром отплатил Элен, согласившись на несколько дней составить ей компанию во время ее ангажемента в «Билтморе», начавшегося в середине недели. Лучше бы я сразу поехал домой, но мы все-таки неплохо провели время, играя в гольф, загорая на пляже (загорал я, а Элен берегла свою драгоценную белую кожу под пляжным зонтиком) и вспоминая старое.
Когда Элен вернулась из-за кулис, то она не прошла через зал, а появилась из помещения отеля. Она выглядела потрясающе в цветочном платье-саронге, но лишь несколько человек узнали ее — теперь просто одну из красивых женщин Флориды. На Элен было меньше грима, чем на сцене, а парик с длинными светлыми волосами остался в гримерной. Ее собственные каштановые волосы были собраны сзади в пучок.
Когда она огибала край первого ряда, направляясь к моему столику, ее окликнул один из посетителей: тот самый маленький бизнесмен с рыжеволосой красавицей и телохранителями. Элен остановилась и принялась болтать с ним; она не присела за его столик, и тогда он галантно поднялся сам. Мне показалось, что они давно знают друг друга.
Все это было очень мило, но когда он жестом предложил ей присесть, заставив рыжеволосую насторожиться, Элен обворожительно улыбнулась ему и отказалась.
Я пододвинул ей стул, и она села.
— Кто этот твой друг? — спросил я.
— Ты что, шутишь? — усмехнулась она, вынимая пачку «Кэмел» из сумочки. — Я думала, вам вместе есть о чем вспомнить.
Так, значит он точно был гангстером.
— Он не из Чикаго, — сказал я. — Значит, он не из синдиката. С восточного побережья?
— С восточного побережья, — подтвердила она, выпуская струйку дыма. — Это — Мейер Лански, Геллер.
— Серьезно? — Я даже засмеялся. — Значит, этот моллюск с лицом бабуина — тот самый нью-йоркский финансовый магнат?
Я попробовал незаметно взглянуть на него, но, черт бы меня побрал, если он не глазел на меня вовсю.
А может, на нас. Я сильно надеялся, что он пялится на Элен, но в душе понимал, что это не так: двое его мускулистых охранников наклонились к нему, слушая, и тоже глядели в мою сторону.
Хоть бы Лански не умел читать по губам!
Как бы то ни было, я не стал смотреть, как они разглядывают меня, и снова заговорил с Элен. Я сказал ей, как мне понравилось ее шоу, а она сказала: «Ты же видел его миллион раз», а я сказал: «Мне никогда не надоедает», и все в таком роде.
— А быстро ты... догадалась использовать имена герцогини и герцога.
— Ты помнишь, чтобы когда-нибудь я упускала шанс, Геллер?
К нашему столику подошел официант, и я как раз собирался заказать еще виски с колой, когда он сказал:
— Один джентльмен хочет поговорить с вами, сэр.
Интересно, откуда это я знал, какого джентльмена он имеет в виду.
Я снова взглянул на Лански, он улыбнулся мне широкой, уверенной улыбкой и кивнул.
В животе у меня что-то оборвалось.
— Похоже, меня зовут, — произнес я.
Элен выпустила новую струйку дыма через сложенные бантиком губки.
— Будь осторожен.
— Может, у меня и длинный язык. Но я знаю, когда держать его за зубами.
Я поднялся и пошел к столику Лански. По пути роскошная брюнетка, похожая на Мерле Оберон, только красивее, выразительно посмотрела на меня. У нее были соблазнительные алые губы и большие, широко открытые ореховые глаза, которые сейчас сверлили меня насквозь. Ее аристократический подбородок был высоко поднят. Темные волосы зачесаны наверх. На брюнетке был черный костюм поверх белой блузки с расстегнутыми верхними пуговицами, не скрывавшей розовой кожи ее груди.
И она нежно улыбалась. Сидя за столиком для двоих...
Я кивнул ей, проходя мимо, и вернул улыбку. Черт, я был популярен сегодня вечером.
Когда я подошел к столику, Лански поднялся.
— Мистер Геллер?
Он был безупречно одет: сшитый на заказ коричневый костюм стоил долларов триста, не меньше Белую шелковую рубашку он тоже покупал не в универмаге. Его широкий зеленый с коричневым галстук тоже был подобран со вкусом. Я не заметил никаких крикливых драгоценностей, которые так любят носить гангстеры.
— Мистер Лански? — спросил я.
Его улыбка казалась искренней. Он был одним из тех людей, улыбка которых начисто изменяла их внешность. Как и Гарольд Кристи, он мог регулировать свое обаяние.
— Надеюсь, вы извините мне мою навязчивость, — сказал он. Его голос был на удивление низким и громким для такого маленького человека. — Но я много слышал о вас и захотел засвидетельствовать вам свое почтение.
Мейер Лански хочет засвидетельствовать мне свое почтение? Хорошо, по крайней мере, не над моим гробом.
— Вы... очень любезны.
— Пожалуйста, составьте нам компанию, — сказал он, указывая на пустой стул рядом.
Я сел напротив него.
— Это мисс Тедди Шварц. Она — моя маникюрша.
— Очень приятно, — сказал я.
Мисс Шварц кивнула и вежливо улыбнулась. Приятная девушка и не шлюха. А у Лански были красивые ногти...
Он и не думал представлять мне своих охранников; они просто были частью интерьера, как пальмы в горшках. Только у этих пальм были глаза, и сейчас их натренированные взгляды сосредоточились на мне. Оба были в одинаковых темных костюмах, которые, правда, не стоили трехсот долларов (как, кстати, и мой собственный). Под мышкой с левой стороны у каждого наблюдалось небольшое вздутие. Вряд ли у обоих там были опухоли.
У одного из громил, совершенно квадратного типа, был накладной парик и тоненькие усики, вышедшие из моды по меньшей мере лет десять назад; маленькие, глубоко посаженные тупые глазки и перебитый нос: бывший боксер.
У другого, не только высокого, но даже более широкого в плечах, было круглое лицо, вьющиеся волосы, нос картошкой, «щелки» глаз и белый здоровенный рубец в форме молнии на левой щеке. Сомневаюсь, что он получил его на дуэли — или дуэль велась «розочками».
Сейчас оба откровенно подозрительно и презрительно глядели на меня. Ладно, хоть кому-то я не нравился в этот вечер.
— Хороший вечер, — сказал Лански. — «Билтмор» — первоклассный отель.
Вообще-то, это было довольно беспорядочно выстроенное здание, очертания которого расплывались позади нас в темноте. Его главной достопримечательностью служила лужайка для гольфа с искусственным покрытием.
— Последний раз я останавливался тут в тридцать третьем, — сказал я.
Он широко улыбнулся:
— Правда? Забыл, чем вы тогда занимались?
— Я был одним из телохранителей мэра Сермака.
Он сочувственно вздохнул:
— Тогда они не слишком хорошо сработали.
Он имел в виду, что мэр Сермак был убит.
— Ну, — сказал я. — Я обычно не пишу об этом в анкетах.
Он довольно рассмеялся. Мисс Шварц смотрела на сцену, где Айна Мэй и ее «Мелодиерз» начинали новую пьесу. На этот раз они исполняли «Больше я никогда не улыбнусь», и несколько пар отчаянно кружились под музыку.
— Выпьете чего-нибудь? — спросил Лански, поднимая бокал.
— Нет, спасибо. Не хочу оставлять Элен надолго одну.
— Элен?
— То есть Салли. Элен — ее настоящее имя. Мы — старые знакомые.
— А, вот как... Это хорошо. Старые друзья... самые лучшие. Ну, как Нассау?
Неожиданный вопрос поразил меня, как удар по голове.
— Что, простите? — ухитрился выдохнуть я.
Для парня с такой приятной улыбкой у него были слишком холодные мертвые глаза.
— Нассау. По-моему, вы делали там какую-то работу.
— Я э-э-э... не знал, что это уже всем известно.
— Мне сказала мисс Ранд. Вы случайно не слышали чего-нибудь новенького об убийстве сэра Гарри Оукса, а?
Еще один удар.
— Э-э-э... а что, мистер Лански?
Он помолчал немного.
— Ведь герцог Виндзорский наложил запрет на распространение любой информации об этом, и если бы этот парень Кристи не позвонил своему другу — газетчику и не разболтал обо всем, ничего не просочилось бы в печать.
Одним из первых людей, кому Кристи позвонил после того, как нашел Оукса, был Этьен Дюпюч, издатель нассауской «Трибьюн», друг Кристи и тот самый человек, с которым должен был встретиться тем утром сэр Гарри. Чтобы вместе идти смотреть овец на площадке для гольфа...
И Дюпюч успел передать в редакцию все основные детали еще до того, как администрация наложила запрет на публикацию.
— Вообще-то я думал, — сказал я, — что запрет был снят пару дней назад. Наверное, я знаю об этом деле столько же, сколько вы, из газет.
Он загадочно улыбнулся. Почему-то у меня мурашки по спине побежали от этой улыбки.
— Вряд ли, мистер Геллер. Вы ведь выполняли работу лично для сэра Гарри, не так ли?
Черт, откуда он мог узнать? Неужели Элен сболтнула и это? И почему Мейер Лански интересуется гибелью сэра Гарри?
— Это правда, но работа закончилась после убийства.
Он кивал, демонстрируя свою заинтересованность, но взгляд его глаз по-прежнему был пуст и безучастен.
— Что ж, это уже кое-что, не так ли, Тедди?
Мисс Шварц безучастно кивнула.
— Вот и расскажите нам о том, чего не было в газетах. Как умер сэр Гарри Оукс?
Может, Лански просто был любопытен: в прессе было столько шума об этом...
— Он умер очень скверно, мистер Лански. Я бы предпочел не говорить об этом за коктейлем.
Он снова кивнул. Он не настаивал.
— Конечно. Я понимаю. Понимаю. В любом случае, я просто хотел поздороваться с вами. У нас с вами есть общие друзья, не так ли?
— Конечно, мистер Лански.
Он наклонился и похлопал рукой по моей руке. Его рука была ледяной, как рука мертвеца.
— И я хотел бы выразить вам соболезнования по поводу потери одного из них. Он высоко ценил вас.
— Спасибо, — сказал я.
Он имел в виду Фрэнка Нитти. Я оказал кое-какие услуги преемнику Ала Капоне, а он — мне, и возникло ошибочное мнение, будто я повязан с синдикатом. Иногда это здорово помогало мне, но иногда было жутко не в кайф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57