— Мистер Геллер?
— Мистер Хиггс?
Его рукопожатие было крепким. Он присел и заказал у чернокожего официанта завтрак (я уже сделал свой заказ).
— Еще одно доброе дело сэра Гарри, не правда ли? — сказал адвокат.
— А что он сделал?
— Предоставил работу в отеле цветным. Это — одна из причин, почему его здесь так любили.
— По-моему, ваш клиент тоже неплохо относится к неграм.
Дружеская улыбка Хиггса чуть искривилась.
— Да, но... у него нет той широты манер, какая была у сэра Гарри. Поэтому, боюсь, сейчас мой клиент так же мало популярен у черного населения, как и у высшего общества Нассау. В последние годы он не останавливался ни перед чем, чтобы повредить себе в их глазах.
— Откуда же такая нелюбовь к нему? Я, правда, видел его только издали, но, могу сказать, мне он не показался неприятным типом.
Хиггс неловко засмеялся.
— Да, да. Но скоро вы поймете, что к чужестранцам здесь — если только они не туристы, сорящие деньгами, — относятся подозрительно... и презрительно.
Я отхлебнул кофе.
— Значит, французский акцент, покоряющий дам не срабатывает с мужчинами?
— Это — только одна из причин.
Официант принес чай, и он принялся лениво помешивать его, чтобы остудить.
— Знаете, мистер Геллер, белые в Нассау... да и цветные тоже... необычайно ленивы. И если сюда приезжает чужой, да еще имеет такой успех, как Фред с его победами на регатах и процветающей фермой, это... раздражает.
— Но ведь сэр Гарри никого не раздражал?
— Да, но Оукс только и делал, что привозил сюда деньги и тратил их... что, кстати, и должны делать белые на Багамах. Фредди же, напротив, приехал сюда со своим акцентом и титулом, и трудился бок о бок с черными да соблазнял местных женщин. Короче, был для всех занозой в заднице.
— Он уже больше нравится мне. Но мысль, что все население Багам «лениво», кажется мне... немного глупой.
Его улыбка стала совсем кривой.
— Вы, по-моему, из Чикаго. Мне говорили, что там каждый житель держит руку в кармане другого. Ну, как, это обобщение тоже несправедливо? Или, может, я слишком грубо говорю?
Теперь пришла моя очередь улыбаться.
— Отнюдь. Скорее, как адвокат со своим мнением.
Он отхлебнул чай. При всей его мускулатуре, у него были грациозные движения.
— Понимаете, мистер Геллер, Нассау — город, где легко сделать деньги... Но у его жителей немного пиратский склад ума.
— Что вы имеете в виду?
Выражение его лица стало почти снисходительным.
— Не обманывайтесь, глядя на все эти красивые цветы и ослепительное солнце. Нью-Провиденс — бесплодный остров. Слой почвы здесь очень тонок, а дальше — порода. Здесь не вырастить ничего полезного. Главный урожай, который снимали и будут снимать Багамы, — результат пиратства в той или иной форме.
— Короче говоря, раньше это была подпольная торговля спиртным, а теперь — туризм.
Он кивнул.
— Точно. И до сих пор такие богатые пираты, как Оукс, — о мертвых ничего, но — они находят здесь себе убежище от цивилизации... от налогов, к примеру. Так поступали и Черная борода, и капитан Генри Морган, и Анна Бонней... Для всех их эти острова становились тихой, безопасной гаванью.
Я улыбнулся, прихлебывая свой кофе.
— Предки пиратов с Бэй-стрит?
Хиггс похлопал меня по руке.
— Да, но многие из них — мои клиенты, поэтому я прошу вас сохранить конфиденциальность того, что я вам сейчас говорю. Выясняя правду на этих островах лжи, всегда помните, мистер Геллер, что предки многих местных жителей сколотили свои состояния на грабеже потерпевших кораблекрушение.
— Но каким образом?
Он взглянул отсутствующим взглядом в окно, а потом снова посмотрел на меня.
— Лет сто назад здесь занимались особым бизнесом: заманивали торговые суда на рифы, и потом грабили их. Грабеж был официально санкционирован правительством... выдавались специальные «лицензии на потерпевшие суда» — в них речь шла о «спасаемых кораблях». Городом легких денег — вот чем всегда был Нассау. И поэтому-то здесь так не любят Фредди де Мариньи.
— И насколько плохи его дела, учитывая общественное мнение?
Улыбка и вовсе исчезла с его лица.
— Есть признаки того, что против моего клиента существует заговор влиятельных на острове лиц.
— Каких?
Он ткнул чайной ложкой в мою сторону.
— Во-первых, надо учитывать заметную неприязнь между Фредди и нашим Его Величеством губернатором. Герцог как-то попросил Фредди отвести воду от деревень аборигенов к владениям одной из богатых знакомых герцога, Розиты Форбс. Фредди отказался, и герцог затаил на него обиду. А граф де Мариньи, как обычно, тактично отозвался о нем перед его клевретами, назвав его «прыщом на заднице Британской империи».
— Именно так завоевывают расположение бывших королей.
Он продолжал:
— Потом есть еще Хэллинан...
— Генеральный прокурор?
Хиггс кивнул.
— Недавно на пляж, принадлежавший Фредди, пляж на Эльютере, выбросило лодку. В ней было семь полумертвых беглецов с Острова Дьявола.
— Это где французская колония?
— Да. Когда Франция капитулировала, тамошнюю тюрьму открыли, и всех заключенных объявили свободными людьми. Но из-за огромной психологической и физической нетерпимости к ним там эти семеро рискнули отправиться на утлой лодке в Нассау. Фредди понравилось их мужество: он накормил их и дал им одежду. Местная церковь поддержала его. Но против выступил Гарольд Кристи.
— Почему?
— Он посчитал, что «этот сброд» — нежелательные лица на Багамах. По его просьбе наш Генеральный прокурор решил вопрос кардинально: посадил всех семерых уже здесь.
— И в чем их обвинили?
— Да ни в чем конкретно. Поэтому с того времени у Хэллинана зуб на Фредди — тот апеллировал к «закону военного времени» и пригрозил Хэллинану публичной обструкцией, если он не выпустит заключенных.
— И он их выпустил?
— Неохотно. Теперь все они работают — даже трем вьетнамцам из Сайгона дали работу в китайской прачечной.
Вокруг нас в помещении кафе было полно армейских офицеров: военное начальство использовало «Б. К.» как место для постоя.
— С точки зрения Генерального прокурора и герцога все это делает де Мариньи идеальным кандидатом в убийцы, — сказал я.
— Да, и не забывайте, что герцог лично пригласил сюда американских детективов, которые, как утверждают, игнорируют любые улики, не подходящие для обвинения моего клиента. И приказ вымыть стены в спальне Оукса — яркий тому пример.
Я рассказал ему об этом по телефону вчера вечером.
— Есть и другие подозрительные детали, — продолжал он. — Двое сторожей, охранявших в ночь убийства поместье Оукса, исчезли... смешались с местным населением, вероятно. Но полиция даже не попыталась найти и допросить их!
Одним из сторожей был Сэмьюэл, везший меня и мисс Бристол в «Вестбурн».
— Тюремный врач Рикки Оберуорт — хороший знакомый Фредди. В день ареста он осмотрел его и не обнаружил ни одного обожженного волоска.
Я наклонился вперед.
— Я слышал, как Баркер и Мелчен говорили, что у него полно обожженных волосков!
— А вы сами их видели?
— Нет.
Он удивленно поднял брови.
— И доктор Оберуорт тоже. А через несколько часов после осмотра, Оберуорта освободили от выполнения его обязанностей в тюрьме. Он спрашивал, почему, но не получил ответа.
— Он что, не мог настоять?
— Практически нет. Рикки — еврей, он скрывается тут от нацистов. Ему дали убежище в Нассау только потому, что «Багамскому главному госпиталю» нужны врачи.
— И поэтому он решил, что осторожность — обратная сторона доблести?
— Да. Но самое интересное то, что когда Фредди арестовали, он неоднократно просил пригласить к нему своего адвоката — сэра Альфреда Эддерли, который считается лучшим на острове специалистом по судебной защите.
— Но я же читал, что Эддерли нанят, чтобы работать на обвинение!
— Именно, — невесело улыбнулся Хиггс. — Мистер Эддерли утверждает, что он никогда не получал каких-либо просьб графа о защите. Поэтому де Мариньи и пришлось обратиться ко мне. Но я — юрист корпорации, не выступавший в суде и дюжины раз...
— Вы поражаете меня своей скромностью, мистер Хиггс. Но почему граф обратился именно к вам?
Он пожал своими широкими плечами.
— Я представлял его интересы в нескольких менее важных делах. Мы — друзья по яхт-клубу. Когда я предложил ему нанять лучшего юриста Англии или США, он предпочел, чтобы его защищал я.
— Похоже, ваш друг доверяет вам.
— Да, но самое главное — то, что я убежден в его невиновности. Фредди сказал, что в любой момент, когда у меня возникнут сомнения в этом, я могу оставить дело.
Официант принес наши заказы. Мой состоял из яичницы-болтуньи и тостов. Хиггс взял себе овсяную кашу с кокосовым молоком.
— Мистер Геллер, — произнес он, помешивая кашу. — Мне очень приятно, что мы будем работать вместе. Надеюсь, помощь детектива с такой репутацией, как ваша, поможет мне выиграть первое серьезное уголовное дело.
— Я сделаю все возможное. Но сейчас мне хотелось бы поделиться с вами кое-какими соображениями по поводу места убийства. Вчера я снова побывал там с моим другом-репортером.
— С другом-репортером?
— Это известный писатель — автор детективов из Америки. Его зовут Эрл Стенли Гарднер.
Хиггс просиял.
— Как же, Перри Мейсон! Хоть сейчас могу привести пару цитат. Тем не менее, нам следует быть аккуратными в отношении того, к какой информации, полученной в ходе наших расследований, можно давать доступ мистеру Гарднеру. Это дело и так уже вызывает повышенное внимание со стороны американской прессы — так пусть он представляет в ней нашу позицию.
— Решено.
Он отодвинул недоеденную кашу на край стола и дотронулся салфеткой до губ.
— Почему бы вам не поделиться своими мыслями по пути?
— По пути?
— Да, я думаю, настала пора посетить нашего общего клиента.
Начальником тюрьмы в Нассау оказался усатый, одетый в мундир цвета хаки канадец по имени Миллер. Он провел меня и Хиггса по узкому холодному коридору и остановился перед одной из четырех дальних камер. Отперев дверь, он впустил нас внутрь, закрыл дверь и ушел.
Единственное, что можно было сказать о камере де Мариньи, — это то, что она не казалась мрачным подземельем. Напротив, это было ослепительно яркое подземелье. Две электрические лампочки — ватт по 500 каждая — висели под высоким куполообразным потолком и освещали каждый выступ на белых стенах этого немалого — 12 метров в длину и 8 — в ширину — склепа. Пол здесь был сделан из неровно подогнанных каменных плит, а в противоположной от двери стене находилось решетчатое окно, расположенное слишком высоко, чтобы из него можно было выглянуть наружу, но, тем не менее, пропускавшее в камеру свежий воздух.
Из мебели в камере были армейская койка у стены и табурет, на котором возвышался помятый эмалированный таз. В одном из углов стояло большое оцинкованное ведро без крышки, служившее для отправления естественных потребностей и наполнявшее камеру характерным запахом.
Бородатый де Мариньи в желтой шелковой рубашке и темных брюках без ремня стоял у стены как высокий печальный дьявол. Очевидно, он был слишком большим для того, чтобы поместиться на складной койке, на которую он сейчас указывал.
— Прошу садиться, джентльмены, — сказал он. Странно было слышать его изысканный французский акцент в таком месте. — Я предпочитаю стоять.
— Как они обращаются с вами, Фред? — спросил Хиггс.
— Нормально. Капитан Миллер — честный человек. А это кто? — спросил он, указывая на меня. — Я где-то видел вас. Точно, я видел вас в «Вестбурне». Вы — полицейский!
— Нет, — сказал Хиггс, махнув рукой. — Это — Натан Геллер, Фредди. Он — тот американский детектив, которого наняла ваша жена.
Теперь граф улыбнулся, но в уголках его широких чувственных губ затаилось что-то недоброе.
— Как же, вы — тот, кто дал на меня показания. О том, что я был у «Вестбурна» в ночь убийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57