Я уже не говорю о непреклонном решении выставить меня из «Британского Колониального».
И все-таки, в общем потоке свидетелей, вызванных с тем, чтобы очернить Фредди, Юнис Оукс была самым слабым звеном. В общем, она почти ничего не сказала: Фредди написал «ужасное» письмо с критикой сэра Гарри их впечатлительному сыну Синди; Фредди, по-видимому, подстрекал Нэнси порвать с родителями, если они не примут его «в своем фамильном кругу».
Вот почти и все.
Хиггс задал в порядке перекрестного допроса всего шесть осторожных вопросов, среди которых был и такой:
— Леди Оукс, не приходилось ли вам когда-либо слышать от обвиняемого угроз физической расправы в адрес вашего мужа?
— Конечно, нет! — резко ответила женщина.
А вот это была та самая леди Оукс, которую я видел в «Билтморе»!
— И, насколько вам известно, — продолжал Хиггс, — единственным, на что жаловался обвиняемый, было то, что сэр Гарри отказывался принять его в семью?
— Я так полагаю.
— Милорд, у меня больше нет вопросов.
Весь остаток утра и полдень свидетельскую трибуну занимал гордость отдела по расследованию убийств майамской полиции — жирный, румяный и несколько суетливый капитан Эдвард Мелчен. На протяжении нескольких часов Эддерли осторожно вел свидетеля по следам его показаний на предварительных слушаниях, включая сюда и рассказ о ходе следствия, подробностях ареста де Мариньи и замечаниях, которые, по утверждениям некоторых свидетелей, обвиняемый отпускал в адрес сэра Гарри.
Хиггс снова бросил в бой своего ассистента, и Каллендер почти сразу же схватил Мелчена за горло.
— Капитан, — начал он, — о какой важной улике сообщил ваш напарник Джеймс Баркер леди Оукс и миссис де Мариньи в Бар-Харбор после похорон сэра Гарри?
Мелчен облизнулся.
— Капитан Баркер сообщил им, что на китайской ширме был обнаружен отпечаток пальца графа де Мариньи.
— Отпечаток пальца?
Мелчен пожал плечами.
— Возможно, он сказал тогда «отпечатки пальцев».
— Вы ехали вместе с капитаном Баркером из Нассау в Бар-Харбор?
На фоне четкого английского произношения Каллендера южноамериканский акцент Мелчена звучал лениво и как-то даже глупо.
— Конечно.
— Вы обсуждали обстоятельства дела Оукса?
— Да, конечно.
— И вы обсуждали эту весьма важную улику?
Мелчен вздрогнул; он казался смущенным.
— Отпечаток или отпечатки пальцев. Вы обсуждали их с вашим напарником, капитан Мелчен?
Поразмыслив некоторое время, тот произнес:
— Э-э... это не было предметом нашего разговора.
— Сэр? — переспросил Каллендер.
— Мы их не обсуждали.
Удивление аудитории, над которой прокатилась волна бормотания, было очевидным, также как и удивление главного судьи, который оторвался от своих протокольных записей.
Каллендер продолжал допрос:
— Вы и капитан Баркер были привлечены к расследованию этого дела и работали как напарники?
— Да.
— И весь путь из Нассау вы проделали вместе?
— Да.
— И вы впервые узнали об этой важной улике только тогда, когда капитан Баркер сообщил о ней леди Оукс и Нэнси де Мариньи?
— Э-э-э... да.
— Тем не менее капитан Баркер заявляет, что знал об этой улике с девятого июля, то есть со дня ареста обвиняемого. И теперь вы под присягой заявляете, что во время путешествия из Нассау в Бар-Харбор при обсуждении обстоятельств дела Баркер ни разу не упомянул об этом важном факте?
— Э-э... это... верно. Да!
Каллендер приблизился к присяжным и, улыбнувшись, покачал головой; позади него главный судья Дэли задал свой вопрос свидетелю:
— Не кажется ли вам странным, сэр, что капитан Баркер не рассказал вам об этом отпечатке во время поездки в Бар-Харбор?
— Ну, — произнес Мелчен с видом школьника, который сообщал учителю о том, что собака съела его домашнюю работу, — теперь я припоминаю... что капитан Баркер ходил вместе с майором Пембертоном в лабораторию британских ВВС, чтобы проявить снимок отпечатка, который, по их утверждению, принадлежал обвиняемому. Только было ли это девятого июля?
Главный судья округлил глаза и с досады отбросил свой карандаш.
Каллендер воспользовался удобным моментом и нанес решительный удар.
— Давайте теперь обратимся к событиям девятого июля, капитан. Ведь вы и капитан Баркер рекомендовали арестовать обвиняемого именно в этот день?
— Да.
Каллендер обвиняюще указал пальцем в сторону свидетеля.
— Я утверждаю, капитан Мелчен, что ваши показания на предварительных слушаниях в части, определяющей время допроса обвиняемого между тремя и четырьмя часами пополудни девятого июля, являлись фальсифицированными с целью доказать, что обвиняемого не было наверху перед тем, как был снят отпечаток пальца!
Мелчен расстегнул свой пропитавшийся воротничок рубашки; он улыбнулся смущенной, стыдливой улыбкой.
— Это совсем не входило в мои намерения... моя память... подвела меня. Это была ошибка.
— И при том какая! — с усмешкой произнес Каллендер. — А какое странное совпадение, что вы и два местных констебля сделали одну и ту же ошибку!
Мелчен неловко улыбнулся и пожал плечами.
— Вопросов больше не имею, милорд, — с отвращением сказал Каллендер.
Следующим свидетельствовал сам Баркер, но долговязый, сурового вида детектив с твердым взглядом голубых глаз и темными, седеющими на висках волосами в отличие от своего напарника был парень не промах. Он обладал умением держаться профессионально и стоял на свидетельской трибуне уверенно, держа руки в карманах брюк своего серого двубортного костюма.
К допросу свидетеля приступил сам генеральный прокурор, и как вопросы, так и ответы показались мне слишком точными и заготовленными заранее. Отрепетированными. Но присяжные, забыв о жалком бессвязном бормотании предыдущего свидетеля, похоже, с жадностью прислушивались к экспертным суждениям Баркера.
Значительная часть времени была потрачена на перечисление впечатляющих фактов из биографии свидетеля и на установление хода следствия и обстоятельств ареста графа. Вскоре после того как Хэллинан перешел к обсуждению отпечатка, Хиггс выступил с возражением против принятия отпечатка пальца де Мариньи в качестве улики.
— Этот отпечаток пальца не является лучшей уликой, — заявил Хиггс главному судье. — А вот ваша ширма с отпечатками на ней — другое дело.
Главный судья кивнул, качнув локонами своего белого парика.
— Не могу возразить против этого. Пусть сюда внесут саму ширму.
Хиггс улыбнулся.
— О! Но минуту — на ширме теперь нет отпечатка.
На этот раз главный судья нахмурился; раздражение сменилось в нем непониманием происходящего.
— А что еще вам нужно, кроме снятого отпечатка и его фотоснимка?
— Отпечаток был не «снят», милорд, он скорее стерт кусочком резины. И у нас есть только утверждение капитана Баркера, что отпечаток был снят именно с ширмы — это бессмысленное уничтожение улики в превосходном состоянии не было объяснено должным образом, и отпечаток не может рассматриваться в качестве улики.
Выражение лица главного судьи стало мрачным.
— Вы хотите сказать, что отпечаток, представленный обвинением, является подделкой?
— Совершенно верно, сэр.
Оживление, возникшее среди зрителей, было прервано громким протестующим возгласом генерального прокурора. Хэллинан настаивал на достоверности и истинности снятых отпечатков, разъясняя суду, что капитан Баркер, срочно вызванный в Нассау, не привез с собой специального фотоаппарата, ошибочно предположив, что найдет его на месте.
— А разве вы не могли послать в вашу контору телеграмму, — спросил свидетеля главный судья, — с просьбой направить вам специальный фотоаппарат первым же самолетом?
— Я полагаю, что мог бы, ваша честь, — признал Баркер. — Но я не сделал этого.
Казалось, что победа была на стороне Хиггса, но главный судья постановил принять отпечаток пальца — «вещественное доказательство №10» — к рассмотрению в качестве улики.
— Мистер Хиггс, ваш аргумент только прибавляет значение этой улике, — сказал главный судья. — И я полагаю, что присяжные придерживаются того же мнения.
На следующее утро Баркер снова занял свое место на свидетельской трибуне, и Хиггс вел себя довольно спокойно, пока Хэллинан заканчивал обсуждение отпечатка; его свидетель-эксперт не смог четко указать то место на ширме, с которого был снят этот отпечаток. Ширма была заблаговременно внесена в зал и поставлена слева от стола судьи.
Мне было интересно, натравит ли Хиггс своего верного пса Каллендера и на этого ключевого свидетеля обвинения. Но Хиггс поднялся со своего стула и лично принялся за Баркера.
— Значит, вы не готовы, — произнес адвокат удивленным тоном, решительно направляясь к свидетельской трибуне, — сказать, был ли данный отпечаток снят с вами же помеченного места на второй панели?
— Я убежден, что отпечаток был снят с верхней части панели, которую я пометил, а не с какого-то определенного места на ней.
— Капитан Баркер, не могли бы вы сойти с трибуны, подойти к ширме и указать место, помеченное синим карандашом?
Баркер спустился с трибуны и мимо стола главного судьи прошел к китайской ширме. Он внимательно изучил верхнюю панель, особенно присматриваясь к синей линии, которая, как он указывал ранее, была сделана им самим.
— Ваша честь! — в оцепенении произнес Баркер, обращаясь к судье. — Синяя линяя на ширме была проведена не мной. Здесь чувствуется попытка провести синюю линию поверх черной — той, что я нанес первого августа в присутствии генерального прокурора.
При поднявшемся в зале шуме главный судья покинул свое место и присоединился к Хиггсу и Хэллинану, которые уже стояли рядом с Баркером, рассматривая синюю линию.
— Я не вижу здесь никакой черной линии, — донеслись до меня слова Хиггса.
А Хэллинан шепотом сказал Баркеру:
— Посмотрите же, ведь это ваши инициалы...
Публику призвали к порядку, главный судья занял свое место, и Баркер, вернувшись на свидетельскую трибуну, сделал нечто из ряда вон выходящее.
— Я... хочу изменить... свои показания, — почти заикаясь, проговорил он. — При более близком рассмотрении я разглядел рядом с синей линией свои инициалы.
Хиггс, беспокойно прохаживаясь взад-вперед перед присяжными, заулыбался. Победа была невелика, но уверенность Баркера была поколеблена: теперь адвокат крепко держал его за горло.
— Вы считаетесь экспертом в дактилоскопии?
— Конечно.
— Вам приходилось прежде участвовать в других процессах в качестве эксперта, представлять в качестве улики снятый отпечаток, не фотографируя этот отпечаток на рассматриваемом предмете?
— Конечно... много раз.
— Назовите хотя бы один пример.
Баркер замолчал. Затем нервно взмахнул рукой.
— Мне надо справиться о своих записях...
— Понимаю. А когда вы забыли свой специальный фотоаппарат, вы пытались разыскать подобный в Нассау? Мы думаем, что на базе ВВС имеются несколько таких аппаратов.
— Нет, не пытался.
— Вы телеграфировали в Майами с просьбой прислать вам оборудование?
— Нет, вы же знаете.
— Когда вы посыпали специальным составом кровавые отпечатки руки в комнате сэра Гарри, разве вы, эксперт в дактилоскопии, не знали, что они могут стереться?
— Я допускал такую возможность.
— А фактически они стерлись?
— Да.
— А вы хотя бы замерили эти кровавые отпечатки, чтобы с уверенностью утверждать, насколько велика была эта рука?
— Я полагаю, что мог бы сделать это.
— А я заявляю, что на этой китайской ширме были другие отпечатки, которые были уничтожены влагой.
— Это верно.
— Если обвиняемый был в ту ночь на месте преступления, то почему его отпечаток не был уничтожен по той же причине?
— Нам повезло, что мы обнаружили этот единственный отпечаток пальца.
— Повезло? Разве это подходящее слово? Может быть, вам следовало бы сказать: «Это чудо, что мы нашли его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
И все-таки, в общем потоке свидетелей, вызванных с тем, чтобы очернить Фредди, Юнис Оукс была самым слабым звеном. В общем, она почти ничего не сказала: Фредди написал «ужасное» письмо с критикой сэра Гарри их впечатлительному сыну Синди; Фредди, по-видимому, подстрекал Нэнси порвать с родителями, если они не примут его «в своем фамильном кругу».
Вот почти и все.
Хиггс задал в порядке перекрестного допроса всего шесть осторожных вопросов, среди которых был и такой:
— Леди Оукс, не приходилось ли вам когда-либо слышать от обвиняемого угроз физической расправы в адрес вашего мужа?
— Конечно, нет! — резко ответила женщина.
А вот это была та самая леди Оукс, которую я видел в «Билтморе»!
— И, насколько вам известно, — продолжал Хиггс, — единственным, на что жаловался обвиняемый, было то, что сэр Гарри отказывался принять его в семью?
— Я так полагаю.
— Милорд, у меня больше нет вопросов.
Весь остаток утра и полдень свидетельскую трибуну занимал гордость отдела по расследованию убийств майамской полиции — жирный, румяный и несколько суетливый капитан Эдвард Мелчен. На протяжении нескольких часов Эддерли осторожно вел свидетеля по следам его показаний на предварительных слушаниях, включая сюда и рассказ о ходе следствия, подробностях ареста де Мариньи и замечаниях, которые, по утверждениям некоторых свидетелей, обвиняемый отпускал в адрес сэра Гарри.
Хиггс снова бросил в бой своего ассистента, и Каллендер почти сразу же схватил Мелчена за горло.
— Капитан, — начал он, — о какой важной улике сообщил ваш напарник Джеймс Баркер леди Оукс и миссис де Мариньи в Бар-Харбор после похорон сэра Гарри?
Мелчен облизнулся.
— Капитан Баркер сообщил им, что на китайской ширме был обнаружен отпечаток пальца графа де Мариньи.
— Отпечаток пальца?
Мелчен пожал плечами.
— Возможно, он сказал тогда «отпечатки пальцев».
— Вы ехали вместе с капитаном Баркером из Нассау в Бар-Харбор?
На фоне четкого английского произношения Каллендера южноамериканский акцент Мелчена звучал лениво и как-то даже глупо.
— Конечно.
— Вы обсуждали обстоятельства дела Оукса?
— Да, конечно.
— И вы обсуждали эту весьма важную улику?
Мелчен вздрогнул; он казался смущенным.
— Отпечаток или отпечатки пальцев. Вы обсуждали их с вашим напарником, капитан Мелчен?
Поразмыслив некоторое время, тот произнес:
— Э-э... это не было предметом нашего разговора.
— Сэр? — переспросил Каллендер.
— Мы их не обсуждали.
Удивление аудитории, над которой прокатилась волна бормотания, было очевидным, также как и удивление главного судьи, который оторвался от своих протокольных записей.
Каллендер продолжал допрос:
— Вы и капитан Баркер были привлечены к расследованию этого дела и работали как напарники?
— Да.
— И весь путь из Нассау вы проделали вместе?
— Да.
— И вы впервые узнали об этой важной улике только тогда, когда капитан Баркер сообщил о ней леди Оукс и Нэнси де Мариньи?
— Э-э-э... да.
— Тем не менее капитан Баркер заявляет, что знал об этой улике с девятого июля, то есть со дня ареста обвиняемого. И теперь вы под присягой заявляете, что во время путешествия из Нассау в Бар-Харбор при обсуждении обстоятельств дела Баркер ни разу не упомянул об этом важном факте?
— Э-э... это... верно. Да!
Каллендер приблизился к присяжным и, улыбнувшись, покачал головой; позади него главный судья Дэли задал свой вопрос свидетелю:
— Не кажется ли вам странным, сэр, что капитан Баркер не рассказал вам об этом отпечатке во время поездки в Бар-Харбор?
— Ну, — произнес Мелчен с видом школьника, который сообщал учителю о том, что собака съела его домашнюю работу, — теперь я припоминаю... что капитан Баркер ходил вместе с майором Пембертоном в лабораторию британских ВВС, чтобы проявить снимок отпечатка, который, по их утверждению, принадлежал обвиняемому. Только было ли это девятого июля?
Главный судья округлил глаза и с досады отбросил свой карандаш.
Каллендер воспользовался удобным моментом и нанес решительный удар.
— Давайте теперь обратимся к событиям девятого июля, капитан. Ведь вы и капитан Баркер рекомендовали арестовать обвиняемого именно в этот день?
— Да.
Каллендер обвиняюще указал пальцем в сторону свидетеля.
— Я утверждаю, капитан Мелчен, что ваши показания на предварительных слушаниях в части, определяющей время допроса обвиняемого между тремя и четырьмя часами пополудни девятого июля, являлись фальсифицированными с целью доказать, что обвиняемого не было наверху перед тем, как был снят отпечаток пальца!
Мелчен расстегнул свой пропитавшийся воротничок рубашки; он улыбнулся смущенной, стыдливой улыбкой.
— Это совсем не входило в мои намерения... моя память... подвела меня. Это была ошибка.
— И при том какая! — с усмешкой произнес Каллендер. — А какое странное совпадение, что вы и два местных констебля сделали одну и ту же ошибку!
Мелчен неловко улыбнулся и пожал плечами.
— Вопросов больше не имею, милорд, — с отвращением сказал Каллендер.
Следующим свидетельствовал сам Баркер, но долговязый, сурового вида детектив с твердым взглядом голубых глаз и темными, седеющими на висках волосами в отличие от своего напарника был парень не промах. Он обладал умением держаться профессионально и стоял на свидетельской трибуне уверенно, держа руки в карманах брюк своего серого двубортного костюма.
К допросу свидетеля приступил сам генеральный прокурор, и как вопросы, так и ответы показались мне слишком точными и заготовленными заранее. Отрепетированными. Но присяжные, забыв о жалком бессвязном бормотании предыдущего свидетеля, похоже, с жадностью прислушивались к экспертным суждениям Баркера.
Значительная часть времени была потрачена на перечисление впечатляющих фактов из биографии свидетеля и на установление хода следствия и обстоятельств ареста графа. Вскоре после того как Хэллинан перешел к обсуждению отпечатка, Хиггс выступил с возражением против принятия отпечатка пальца де Мариньи в качестве улики.
— Этот отпечаток пальца не является лучшей уликой, — заявил Хиггс главному судье. — А вот ваша ширма с отпечатками на ней — другое дело.
Главный судья кивнул, качнув локонами своего белого парика.
— Не могу возразить против этого. Пусть сюда внесут саму ширму.
Хиггс улыбнулся.
— О! Но минуту — на ширме теперь нет отпечатка.
На этот раз главный судья нахмурился; раздражение сменилось в нем непониманием происходящего.
— А что еще вам нужно, кроме снятого отпечатка и его фотоснимка?
— Отпечаток был не «снят», милорд, он скорее стерт кусочком резины. И у нас есть только утверждение капитана Баркера, что отпечаток был снят именно с ширмы — это бессмысленное уничтожение улики в превосходном состоянии не было объяснено должным образом, и отпечаток не может рассматриваться в качестве улики.
Выражение лица главного судьи стало мрачным.
— Вы хотите сказать, что отпечаток, представленный обвинением, является подделкой?
— Совершенно верно, сэр.
Оживление, возникшее среди зрителей, было прервано громким протестующим возгласом генерального прокурора. Хэллинан настаивал на достоверности и истинности снятых отпечатков, разъясняя суду, что капитан Баркер, срочно вызванный в Нассау, не привез с собой специального фотоаппарата, ошибочно предположив, что найдет его на месте.
— А разве вы не могли послать в вашу контору телеграмму, — спросил свидетеля главный судья, — с просьбой направить вам специальный фотоаппарат первым же самолетом?
— Я полагаю, что мог бы, ваша честь, — признал Баркер. — Но я не сделал этого.
Казалось, что победа была на стороне Хиггса, но главный судья постановил принять отпечаток пальца — «вещественное доказательство №10» — к рассмотрению в качестве улики.
— Мистер Хиггс, ваш аргумент только прибавляет значение этой улике, — сказал главный судья. — И я полагаю, что присяжные придерживаются того же мнения.
На следующее утро Баркер снова занял свое место на свидетельской трибуне, и Хиггс вел себя довольно спокойно, пока Хэллинан заканчивал обсуждение отпечатка; его свидетель-эксперт не смог четко указать то место на ширме, с которого был снят этот отпечаток. Ширма была заблаговременно внесена в зал и поставлена слева от стола судьи.
Мне было интересно, натравит ли Хиггс своего верного пса Каллендера и на этого ключевого свидетеля обвинения. Но Хиггс поднялся со своего стула и лично принялся за Баркера.
— Значит, вы не готовы, — произнес адвокат удивленным тоном, решительно направляясь к свидетельской трибуне, — сказать, был ли данный отпечаток снят с вами же помеченного места на второй панели?
— Я убежден, что отпечаток был снят с верхней части панели, которую я пометил, а не с какого-то определенного места на ней.
— Капитан Баркер, не могли бы вы сойти с трибуны, подойти к ширме и указать место, помеченное синим карандашом?
Баркер спустился с трибуны и мимо стола главного судьи прошел к китайской ширме. Он внимательно изучил верхнюю панель, особенно присматриваясь к синей линии, которая, как он указывал ранее, была сделана им самим.
— Ваша честь! — в оцепенении произнес Баркер, обращаясь к судье. — Синяя линяя на ширме была проведена не мной. Здесь чувствуется попытка провести синюю линию поверх черной — той, что я нанес первого августа в присутствии генерального прокурора.
При поднявшемся в зале шуме главный судья покинул свое место и присоединился к Хиггсу и Хэллинану, которые уже стояли рядом с Баркером, рассматривая синюю линию.
— Я не вижу здесь никакой черной линии, — донеслись до меня слова Хиггса.
А Хэллинан шепотом сказал Баркеру:
— Посмотрите же, ведь это ваши инициалы...
Публику призвали к порядку, главный судья занял свое место, и Баркер, вернувшись на свидетельскую трибуну, сделал нечто из ряда вон выходящее.
— Я... хочу изменить... свои показания, — почти заикаясь, проговорил он. — При более близком рассмотрении я разглядел рядом с синей линией свои инициалы.
Хиггс, беспокойно прохаживаясь взад-вперед перед присяжными, заулыбался. Победа была невелика, но уверенность Баркера была поколеблена: теперь адвокат крепко держал его за горло.
— Вы считаетесь экспертом в дактилоскопии?
— Конечно.
— Вам приходилось прежде участвовать в других процессах в качестве эксперта, представлять в качестве улики снятый отпечаток, не фотографируя этот отпечаток на рассматриваемом предмете?
— Конечно... много раз.
— Назовите хотя бы один пример.
Баркер замолчал. Затем нервно взмахнул рукой.
— Мне надо справиться о своих записях...
— Понимаю. А когда вы забыли свой специальный фотоаппарат, вы пытались разыскать подобный в Нассау? Мы думаем, что на базе ВВС имеются несколько таких аппаратов.
— Нет, не пытался.
— Вы телеграфировали в Майами с просьбой прислать вам оборудование?
— Нет, вы же знаете.
— Когда вы посыпали специальным составом кровавые отпечатки руки в комнате сэра Гарри, разве вы, эксперт в дактилоскопии, не знали, что они могут стереться?
— Я допускал такую возможность.
— А фактически они стерлись?
— Да.
— А вы хотя бы замерили эти кровавые отпечатки, чтобы с уверенностью утверждать, насколько велика была эта рука?
— Я полагаю, что мог бы сделать это.
— А я заявляю, что на этой китайской ширме были другие отпечатки, которые были уничтожены влагой.
— Это верно.
— Если обвиняемый был в ту ночь на месте преступления, то почему его отпечаток не был уничтожен по той же причине?
— Нам повезло, что мы обнаружили этот единственный отпечаток пальца.
— Повезло? Разве это подходящее слово? Может быть, вам следовало бы сказать: «Это чудо, что мы нашли его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57