– Я сказал – с нами пойдешь, умник, – прошипел Миллер и схватил меня за правую руку.
Левой я выхватил из-за пояса специальный полицейский и утопил его Миллеру в живот так крепко, что он прогнулся, но я за ним последовал, и револьвер остался там, где был, а я, достав у него пушку сорок пятого калибра, подтолкнул его в туалетную кабинку.
– Садись.
Он сел.
Лэнг застыл с открытым ртом и сорок пятым калибром наготове, а тридцать восьмой остался в Чикаго как вещественное доказательство в предстоящем суде над Нитти.
Я ткнул «бульдогом» тридцать восьмого калибра в сидящего Миллера, а миллеровым сорок пятым калибра – в Лэнга. Лэнг тут же отбросил свою пушку в сторону и поднял руки ладонями вверх. Издав примирительный смешок, я сказал:
– Кончайте мне приказывать, куда идти.
– Пошел к черту, – отрезал Миллер, сидя на стульчаке.
Я нагнулся и несильно «притопил» его рукояткой по голове. Шляпа Миллера свалилась прямо в лужу рядом с унитазом. Крови не было, но больше он не умничал.
Лэнг счел все это благоприятной возможностью дернуться на меня, но он был проворен, как разжиревшая старая дама. Получив по голове револьвером своего напарника, он отвалился на пол. На этот раз пошла кровь. Я убрал свою пушку, сорок пятый бросил в мусорное ведро и подал Лэнгу пару бумажных полотенец, намочив одно из них над раковиной.
– Ну что, парни, хотите со мной разговаривать или как? – спросил я.
Лэнг (с пола) и Миллер (с унитаза) переглянулись: ребята они были крупные, и вдвоем определенно меня уделали бы. Но у меня все еще торчал за поясом «ствол», откуда я его мог быстренько выхватить. По выражению лица они без труда догадались, что мое относительно миролюбивое настроение может измениться каждую секунду.
Тут как раз вошел мужик и стал мочиться. Но, увидя Лэнга на полу, Миллера, сидящего на унитазе, не спустив брюк, и меня с пушкой за поясом, понял, что тут происходит что-то не то, и поспешил уйти, не помыв даже руки. Не исключено, что он вообще сделал только половину того, что собирался.
– Чтобы поговорить, есть места и получше, – заметил Лэнг, поднимаясь и отряхиваясь.
Миллер, с невозмутимым совиным лицом, тоже стал медленно подниматься с унитаза, изучая мокрое пятно на шляпе.
Я застегнул пиджак и сказал:
– Давайте поговорим на свежем воздухе.
И придержал для них дверь.
* * *
По громкоговорителю объявили результаты забега на Багамский кубок, и, должно быть, многие правильно сделали свои ставки, потому что разразилось всеобщее ликование. Мы вышли из-под трибун и спустились по лестнице в ухоженный Хайли-парк. Я прислонился к пальме, надеясь, что уж она-то никакого трюка не выкинет.
– Чем занимаешься, Геллер? – спросил Лэнг, изо всех сил стараясь выглядеть крутым.
– Я здесь по служебным делам, – ответил я. – Из-за клиента, адвоката.
Миллер, стоявший позади Лэнга вроде еще одной пальмы, заметил:
– А что ты тогда нарываешься?
– Я здесь как частный сыщик, – ответил я. – Мне разрешено работать во Флориде, и у меня есть специальное разрешение носить оружие. Я работаю легально и открыто. А вы, парни, в Майами никто, только любимые телохранители. Совсем не то, что вы значите в Чикаго. Здесь у вас нет юрисдикции. Вам тут некому позвонить, чтобы на меня наложить запрет.
При этих словах Миллер явно разозлился, но Лэнг задумался.
– Порядок, – сказал он. – Считаю, звучит убедительно. А зачем тебе надо было следить за мэром?
– Что ты имеешь в виду?
– Мы увидели, как сверкали стекла твоего бинокля, Геллер. Ты следил за Сермэком, а он сегодня – отличная мишень.
– Может, ему и придется ею быть, – сказал я. Миллер вмешался:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я расскажу об этом Тони, – отрезал я. – Вот с кем я буду разговаривать. Не с его марионетками.
– Мэра сейчас беспокоить нельзя, – задумчиво проговорил Лэнг. – В данный момент он беседует с одним высокопоставленным лицом.
– Хочешь сказать, он умоляет Джима Фарли.
Лэнг с Миллером переглянулись. Их обеспокоило, что мне известно даже, кто такой Фарли. Но я их еще больше удивил, сказав:
– Тони собирается потом ехать в «Билтмор» или снова остановился в доме своего зятя?
– Что ты хочешь сказать? – спросил Лэнг.
– Просто спрашиваю.
Лэнг пожал плечами.
– В доме зятя.
– Он снова собирается сегодня вечером встречаться с Фарли?
Лэнг не ответил.
– Если нет, – сказал я, – то я могу заглянуть около семи часов.
– Я должен спросить мэра, – заметил Лэнг.
– Так спроси.
Лэнг взглянул на Миллера, и они оба пошли назад к главной трибуне.
Облака рассеялись, сквозь пальмы уже проглядывало солнце. Люди стали уходить со своих трибун, раз уж кубок разыграли.
Лэнг вернулся один. И сказал:
– Мэр говорит, что он предпочитает встретиться с тобой где-нибудь в общественном месте.
– Почему?
– Может, он думает – там будет не так хлопотно. Сегодня вечером у него будут приглашенные и тебе там не место, понял?
– О'кей. Где?
– "Аквариум Майами".
* * *
«Аквариум Майами» располагался в корабле, стоящем на берегу. «Принц Вольдемар», большой старый парусный барк, затонувший во время шторма в начале двадцатых годов, заблокировал гавань, на целые месяцы парализовав движение кораблей. В 1926 году ураган поднял корабль и как плавающее бревно выбросил на берег, судно почти не пострадало, и в 1927 году его превратили в аквариум. При входе на это превращенное в музей белое четырехмачтовое судно красивые девушки в униформе за умеренную плату рисовали портреты. Я задержался ненадолго, позволив нарисовать меня брюнетке, дал ей доллар и получил взамен улыбку, и если бы она не заставила меня сразу вспомнить Мэри Энн Бим, я, пожалуй предпринял бы еще что-нибудь. По кораблю, прикованные к поворотному трапу, кругами ходили две обезьянки – точь-в-точь как мои мысли.
Я обошел весь корабль, разглядывая экспонаты за стеклами: морских черепах, аллигаторов, крокодилов, пару морских коров, морских котов, акул, мурен... И всюду – виды рифов. На верхней палубе помещался ресторан, где меня и ждал Сермэк.
Сермэк занял столик, стоящий с той стороны, за которой находился порт, что, тем не менее, не исключало для меня возможность оказаться сброшенным за борт Миллером и Лэнгом по его приказу. Они сидели напротив него за отдельным столиком, расположенным позади стула, на котором должен был сидеть я. Два других телохранителя находились за спиной Его Чести. Во всяком случае, перед нами была круговая панорама залива Бискейн, похожего в сумеречном свете на мираж: многочисленные плавучие дома и яхты казались маленькими, ненастоящими, наподобие игрушек, плавающих в большой ванне с сине-серой водой.
Мэр был одет в темно-серый костюм с синей бабочкой; он поднялся из-за стола – больше никого не было и, протянув мне руку, улыбнулся. Все должно было выглядеть по-дружески, как будто кто-нибудь на нас смотрел. Глаза за стеклами в темной оправе были такими же холодными, как и в прошлую встречу.
Я пожал ему руку – как и раньше, она показалась мне немного влажной. От нервов это или от недавнего путешествия в уборную – сказать не берусь. Жестом он предложил мне сесть, что я и сделал.
– Я удивлен, встретив вас в Майами, мистер Геллер, – сказал Сермэк, все еще стоя и глядя на меня сверху вниз.
– Зовите меня Нейт.
– Отлично, – продолжал он, усаживаясь и кладя салфетку на колени. – Прекрасно. Надеюсь, вам нравятся омары. Я взял на себя смелость заказать одного для вас.
– Конечно. Благодарю.
Помощник официанта в белой морской форме подошел и налил нам воды, спросив, не хотим ли мы кофе. Мы сказали «да». Официант в синем костюме подошел с подносом, на котором возлежал квартет ярко-красных омаров с клешнями, похожими на рукавицы охотника.
– Впервые вижу такой аквариум, где можно есть экспонаты, – сказал Сермэк. Я вежливо улыбнулся.
– Да, действительно.
Он глотнул воды.
– Почему вы в Майами, Геллер?
– Нейт. Я здесь по просьбе клиента.
– Кого?
– Адвоката.
– Какого адвоката?
– Думаю, что это закрытая информация, Ваша Честь.
– Конечно.
Официант поставил перед нами рыбный суп с моллюсками. Я стал его есть; мы взяли по нескольку подсоленных крекеров, и Сермэк начал ломать их в тарелку с супом. Погрузив ложку в эту мешанину, он сказал:
– Вы сегодня следили за мной, Нейт. Почему?
– Я следил за вами и на вокзале тоже. И в доме вашего зятя. И в «Билтморе».
Сермэк перестал работать ложкой и улыбаться тоже.
– Вы объясните мне наконец, что все это значит. Геллер?
– Нейт.
– Пошел ты на... Геллер, – вдруг сказал он, неприятно улыбнувшись. И совсем тихо добавил: – Послушай ты, кусок дерьма. Если я только захочу, уже через час тебя прикончат в каком-нибудь переулке, ты понял, ублюдок. Так какого черта ты тут делаешь? И какое отношение это имеет ко мне?
– Так не говорят с тем, кто пытается спасти вам жизнь.
– О чем, черт побери, ты толкуешь?
– У адвоката, на которого я работаю, есть клиент. У клиента есть интерес в том, чтобы вы остались живы-здоровы.
– О ком ты говоришь?
– На самом деле, Ваша Честь, я говорю вам больше, чем должен. Есть граница, которую я не могу переходить.
Официант каждому из нас принес по тарелке капустного салата. Я стал есть, Сермэк, не отрываясь, смотрел на меня.
– Ты говоришь – моя жизнь в опасности?
– А вы как думали? Вы сюда приехали разве только затем, чтобы добиться расположения Джима Фарли? Или, по крайней мере частично, вы находитесь здесь, чтобы увернуться от Фрэнка Нитти?
– Да потише ты.
– Я говорю тихо. Это слова кажутся громкими. Ваша Честь, я...
– Тебя сюда послали защищать меня? Но у меня телохранители.
– Знаю. Двум из них я уже сказал кое-что в туалете в Хайли, и они в штаны наложили.
– Интересно, почему тебя определили мне в защитники?
– Я могу узнать человека, которого пошлет Нитти.
– Понимаю.
– Я знаю, как он выглядит. Я его видел раньше.
– Когда? Где?
– После того, как он застрелил одного человека. Все, что я могу вам сказать.
Сермэк долго глядел на меня, не мигая. Потом сказал:
– На какого адвоката ты работаешь?
Я прикинул, стоит ему отвечать или нет. Может, он думает, что это вымогательство, или своего рода обман – следствие лжи, которую я согласился говорить ради него. Может быть, мне нужно дать еще одно доказательство, чтобы он поверил, что это правда.
– Луи Пикет, – выдал я.
Он побледнел – стал белей, чем моллюски в супе. Официант в синем сервировал омаров. Положил одного перед мэром, другого передо мной. Они были чудовищно огромные, похожие на фламинго на конном треке. Красавцы и уроды одновременно... Я стал крушить своего, открывая панцирь щипцами, которые нам принесли. Треск стоял такой, как будто стреляли, но Сермэк, казалось, ничего. не слышал и не видел. Он уставился в никуда.
Потом внезапно набросился на омара, разбивая его на части, как врага. Он ожесточенно ел, окуная плоть ракообразного в горшочек с растопленным маслом, пользуясь пальцами так же часто, как и вилкой, пока они не покрылись маслом и соком от мяса. Его манера вести себя за столом была отвратительна. Ел он быстро: ел так, словно состязался, – но думаю, что ничего при этом не ощущал.
Будучи человеком, относящимся к еде с благоговением, вкус лежащего перед ним омара он сейчас едва ли ощущал.
Сермэк управился раньше меня. Этот омар был первым в моей жизни, так что я отнесся к нему с должным вниманием. Мне понравились его вкус и аромат, хотя, когда я доедал последнюю треть ракообразного, мне действовало на нервы, что Сермэк уставился на меня из-под очков, разглядывая, как рыбу за стеклом аквариума, мимо которого я прошел полчаса назад.
– Меня удивляет, – сказал он, – что клиент мистера Пикета все еще блюдет мои интересы после всего, что я сделал.
– Откровенно говоря, – ответил я с набитым омаром ртом, – не думаю, что клиента мистера Пикета интересует, живы вы или умерли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56