Как часто нам говаривал Аль – настанет день, когда каждая маслина, положенная в бокал мартини в Америке, принесет нам доход. Это, малыш, большой бизнес. Вот почему нужно прекратить эти игры с оружием. Пусть эти придурки, грабители банков балуются с оружием, как им хочется, вроде этого парня Диллинджера; пусть они лезут на первые полосы газет – мне этого не надо. Банда фермеров устраивает перестрелки в маленьких городах, и это дает копам какое-то занятие и не тревожит нас. Слушай. Присядь. Я вызову тебе такси. Если захочешь, налей себе молока – бокалы в шкафчике над стойкой. В холодильнике мясо ягненка.
Он оставил меня одного. Ствол под мышкой висел тяжеленной глыбой.
Фото Джимми и Мэри Энн все еще лежало на столе, я убрал его в бумажник.
Положил руки на стол, а на них голову.
Через какое-то время Нитти разбудил меня и, все еще в пижамных штанах, проводил через коридор в холл; обняв за плечи, он довел меня до поджидавшего такси.
– Куда едем? – спросил шеф.
– В Тауер Таун, – ответил я.
Глава 29
Я поднялся по красной лестнице и постучался. Услышал, как внутри двинули стулом, а потом открылась дверь, и вот она, здесь. Глаза красные от слез, губы дрожат, она едва выговорила:
– О, Натан! – и зарылась в мою грудь; обнявшись, мы долго стояли на лестничной площадке. Оба дрожали, но, думаю, что виной тому был не только холод.
Потом мы прошли в желтую с отваливающейся штукатуркой кухню, с этой ее нефтяной печью, с раковиной, полной грязной посуды, и без холодильника. После кухни Нитти – полный упадок. Она, должно быть, все это время сидела за столом и беспрерывно курила – эбонитовая пепельница была переполнена. Я видел ее курящей всего несколько раз – у Дилла Пикла и еще в каких-то чайных Тауер Тауна, где курение было театральной позой. Должно быть, она на самом деле обо мне беспокоилась, что только усилило мое чувство вины.
Она все еще была одета в шоколадного цвета льняное платье, без берета, без туфель, впрочем и безо всякого притворства. Макияж стерся – она его выплакала. Держась за руки, мы сели за стол.
– Слава Богу, ты здесь, – сказала она. – Слава Богу, с тобой все в порядке. – Со мной все нормально. – Я думала этот маньяк убьет тебя.
– Не убил, все хорошо.
– Когда я осталась одна... Я... – Она пересела ко мне на колени, крепко прижалась и, обняв за шею, зарыдала. – Я – я думала, что потеряла и тебя, – причитала она.
Я гладил ее волосы.
– Что происходит, Натан? Почему он хотел тебя убить?
– Девочка моя. Не сейчас. Я пока не в состоянии отвечать.
Все еще обнимая меня за шею, она изучающе заглянула мне в лицо.
– Ты выглядишь...
– Ужасно? Ничего удивительного.
Она слетела с моих колен и принялась командовать.
– Мы сможем поговорить попозже. А сейчас ложись.
Она взяла меня за руку и провела через большую открытую комнату студии. Алонсо выехал довольно давно – он сейчас жил с мужчиной, впрочем, он оставил пару своих «опытов динамической симметрии», разрешив Мэри Энн выбрать любые две картины, и, к ее чести, она отобрала самые маленькие. По какой-то необъяснимой причине я проникся к обеим картинам извращенной любовью – невзирая на то, что это были просто бессмысленные абстрактные цветные пятна.
В спальне с обтянутыми синим батиком потолком и стенами, с единственным облезшим окном и кроватью под балдахином, я чувствовал себя в безопасности. Защищенным. Спрятавшимся от реальности. Луна над кроватью, казалось, мне подмигивала, будто намекая на какую-то тайну.
– Ты выглядишь таким уставшим. – Снимая с меня пиджак, она обеспокоенно хмурила брови.
– Да, есть немного.
Она раздела меня полностью – сделав исключение только для оружия и предоставив мне возиться с ним самому, – а потом выскользнула из своей одежды и улеглась рядом.
Я спросил:
– Ты можешь подержать меня на коленях?
И она, баюкая, как мать, держала меня на коленях, а я был ребенком. Я чувствовал, что засыпаю.
Когда я проснулся, она свернулась у меня на груди. В комнате был темно. Я посмотрел на часы. Четыре часа утра.
Она зашевелилась:
– Что тебя разбудило?
– Кое-что вспомнил.
Она села, покрывало спустилось ей на талию. На меня с любопытством глядели ее груди. Я добавил:
– Припомнил, что сегодня вечером тебя не любил. Она прыснула этим своим игривым смешком:
– Опоздал. Уже настало утро.
Я же чувствовал, что лицо у меня слишком серьезное, но не мог ничего с этим поделать.
– Не так уж и поздно, – возразил я и взял ее. Это был первый и единственный раз, когда я овладел ей, не собираясь выходить до самого конца. Это было чудесно. Мы кончили одновременно и заплакали.
Потом крепко обнялись.
– Знаешь, это может привести к маленьким Натанам и Мэри Энн, – заметила она, поглядев на меня с еле заметной улыбкой.
– Знаю, – ответил я.
* * *
На следующее утро я ей все рассказал. Не всю правду, если уж быть точным, а что-то близкое. Я проснулся, а она уже приготовила чай, и, когда я вошел в кухню, мне улыбнулась. Стояла там, в этом своем черном кимоно с красными и белыми цветами, которое было на ней в нашу первую ночь, наливала мне чай, и я стал ей рассказывать.
– Джимми умер.
Она прижала руку к груди. Потом медленно села.
– Твой брат работал на гангстеров. Может, он этим занимался, чтобы собрать материал для статьи и воплотить в реальность свою мечту – попасть в «Триб». Сейчас это не имеет значения. Главное – он работал на мафию, и его убили.
Ее глаза были распахнуты настежь – точь-в-точь одиннадцатилетняя девочка.
– Вот в чем причина событий на той башне. Я сунул нос в чужие дела, и это меня чуть не погубило. Позапрошлой ночью в меня стреляли, а стоявший рядом со мной человек, который знал твоего брата, был убит.
Ее всю трясло. Я обнял ее. Она пристально глядела прямо перед собой, как будто меня тут и не было.
Через какое-то время я сказал:
– Мы ничего не можем поделать.
– Но где его... Я...
Оттолкнув меня, она выбежала из комнаты.
Я за ней.
Она стояла на коленях перед стульчаком в ванной.
Ее вывернуло, а потом я повел ее в студию. Солнце пробивалось сквозь стеклянную крышу. Матраса Алонсо уже не было, его место заняла потертая софа. Мы сели на нее. В лучах света плавали пылинки.
– А властям известно? – спросила Мэри Энн. Судя по голосу, она держала себя в руках.
– Нет, – ответил я. – Я ведь не могу ничего доказать.
Она взглянула на меня колким взглядом и спросила недоверчиво:
– Ты не можешь – что?
– Я даже не знаю, где его похоронили.
– Тогда как же ты можешь утверждать, что его на самом деле убили?
– Фрэнк Нитти мне сказал.
– Фрэнк Нитти?..
– Я был у него прошлой ночью. Я думал, что это Нитти послал того человека убить меня. Я ошибся, но теперь это неважно. Попытаюсь объяснить. Гангстер по имени Тед Ньюбери организовал покушение на Фрэнка Нитти, и в результате этого погиб твой брат.
Она напряженно попыталась ухватить суть.
– Ньюбери, – повторила она. – Он ведь умер, верно? Я читала в газетах. Именно он виноват в смерти Джимми?
Хоть это и было далеко от правды, я кивнул.
– Можем мы хоть что-нибудь предпринять? Что мы можем сделать, Натан?
– Ничего, ровным счетом ничего. Ньюбери умер. Нитти избавился от тела твоего брата. Ничего нельзя доказать. Прости меня. Это ужасно, но тебе надо привыкать с этим жить.
– Мы должны кому-нибудь сообщить. Полиции. Газетам. Кому-нибудь...
Я держал ее руку в своих:
– Нет. Твой брат может быть объявлен гангстером убитым в перестрелке. Разве ты хочешь этого? Ты ведь делаешь карьеру, Мэри Энн...
– Неужели ты думаешь, что я настолько уж глупа?
– Прости меня.
– Я должна, должна хотя бы сказать папе.
– Не советую.
Она снова взглянула на меня в замешательстве.
Я объяснил:
– Это все равно, что его убить. Позволь ему думать, что Джимми мотается по стране. Пусть он надеется, что когда-нибудь, однажды, сын вернется. Так человечнее.
– Я... я даже не знаю...
– Мэри Энн, поверь мне, много чего людям лучше не знать.
Она подумала и, поднимаясь, сказала:
– Наверное, ты прав.
Стоя ко мне спиной, она добавила:
– Натан, можешь ты меня оставить одну на какое-то время? Мне хоть немного нужно побыть одной.
– Конечно. – Я встал и вышел из комнаты. Уже в дверях она крепко обняла меня, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Позвони мне вечером, – пробормотала она мне в грудь. – Я тебя люблю, Натан, все еще люблю. Это ничего не изменило. Ничего.
– И я тебя тоже люблю, Мэри Энн.
Она посмотрела мне в лицо:
– Я ведь тебе говорила – ничего от меня не утаивай. Ничего... Ты мог бы скрыть это от меня. Ты смелый, Натан. Ты очень смелый. Я хочу, чтобы ты знал, как я тебя уважаю.
Я поцеловал ее в лоб и пошел, и пока спускался по лестнице, чувствовал на себе ее взгляд. Ладно, уважение ее я заимел, хоть и не заслуживал, но заимел. А что касается ее любви, то она уже угасала. Я знал, что рассказав прекрасной даме горькую правду, никогда уже не буду в ее глазах смелым рыцарем.
Она не знала, что я убил ее брата, но это не меняло дела. Я убил ее романтические представления о самом себе, вот что было плохо. Я убил ее мечту о том, что я – настоящий детектив, который сможет найти ее брата-героя и восстановить попранную справедливость. Я убил счастливый конец.

Часть IV
Несбывшиеся ожидания
1 сентября 1933 г.
Глава 30
Я корпел над какими-то отчетами по страхованию, в окна конторы хлестал дождь. Вошел без дождевика, а потому промокший, Элиот.
– Этот проклятый дождь никогда не перестанет, – сказал он, проходя и садясь напротив меня.
– Рад, что ты сообразил, как от него спастись, – заметил я в ответ.
– Похоже на то, что у тебя теперь все время есть работа.
– Да, для начала все идет неплохо.
– Чего стоит только одна работа на Выставке! Удачный год!
Я кивнул и отложил ручку:
– Итак, завтра ты уезжаешь.
– Да, утром. Мы с Бетти и «форд», полный барахла.
– А что именно ты сделал для Департамента юстиции, чтобы заслужить Цинциннати?
– Ну, – усмехнулся он, – куда же еще можно отправить агента по «сухому закону», который вот-вот отменят? Поеду гонять самогонщиков. Как думаешь, справлюсь?
– Дробовики этих деревенских придурков могут убивать не хуже автоматов.
– Догадываюсь. Но я никогда и не представлял себя в роли нашпигованной дробью дичи.
– Элиот Несс в роли дичи – это дико.
Он рассмеялся, но вид у него был невеселый. Я понимал, каково ему.
– Будешь в Цинциннати, загляни при случае, – сказал Элиот.
– Загляну. Твои люди остаются здесь. Надеюсь, ты будешь время от времени их проведывать.
– Я тоже на это надеюсь.
– А стоило все это таких трудов, Элиот?
– Что?
– Давать такой бой. Сажать Капоне. Вообще все.
– Тем, что повязали Капоне, я удовлетворен. Беда том, что никто и ухом не ведет по поводу Нитти. Эдгар Гувер предпочитает гоняться за такими преступниками, как Диллинджер, потому что он на виду общественности.
– А потом ты ведь знаешь, что, когда тебя здесь не будет, о Чикаго позаботится Мелвин Парвис.
– Ха, этот бесполезный глупец! Мальчишка, который не может узнать и сыщика из своей команды!
Тут Элиот понял, что я его разыгрываю, и мы оба заухмылялись.
Он сообщил:
– Я покрутился внизу, но Барни нет.
– Он сейчас в тренировочном лагере в Кэтскилсе. Через несколько недель состоится матч-реванш с Канцонери.
– Раз уж зашла речь о повторных матчах – хотелось бы мне и очень, поглядеть на судебное разбирательство с Лэнгом.
Оно тоже должно было проходить через несколько недель.
– Ничего особенного не произойдет, – ответил я. – Не представляю ничего другого, кроме того, что Лэнга с Миллером высекут хорошенько и выставят из полиции пинком под зад. (Оба моих предсказания сбылись.)
– Что ж, все равно – хотел бы я оказаться в это время здесь. Какие новости у Мэри Энн?
– На прошлой неделе прислала открытку. Она получила роль.
– Голливуд должен прийтись ей по вкусу.
– Это место просто создано для нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56