Не так громко, чтобы судья загремел своим колокольчиком и сделал Нитти выговор, но достаточно, чтобы лишить Лэнга решимости. Он занял свое место, и после того, как прокурор задал несколько формальных вопросов, чтобы установить законность нашего вторжения в контору на Уэкер-Ла-Саль без ордера, от стола защиты поднялся адвокат Нитти и подошел к Лэнгу.
– Кто вас ранил?
Лэнг посмотрел на меня.
– Кто вас ранил, сержант Лэнг?
Ответом на этот вопрос, конечно, как предполагалось было – «Фрэнк Нитти». Но Лэнг сказал:
– Я не помню, кто в меня стрелял.
За столом обвинения вскочили прокурор и его помощники, и волна удивления – шумного удивления – прокатилась по залу суда. Несколько человек даже встали. В том числе и Миллер. Он сжал кулаки и сказал:
– Сукин ты сын, засранец.
Судья застучал своим молоточком, все притихли; присяжные переглядывались, не веря своим ушам.
Адвокат Нитти облокотился о барьер перед свидетелем и тихо спросил:
– Можете вы заявить под присягой, что подсудимый Фрэнк Нитти вас ранил?
– Нет.
На передний план выдвинулся главный прокурор.
Покраснев, он ткнул пальцем в Лэнга.
– Вы видите человека, который в вас стрелял? – закричал он. – Он в зале, сержант?
– Нет, – ответил Лэнг. На зал опустилась тишина. С этой его лысой головой и сложенными руками он чертовски смахивал на херувима.
Адвокат Нитти, стоя рядом с прокурором, который так же, как и жюри, никак не мог поверить во все происходящее, развернулся к судье и сказал:
– Я протестую. Ваша Честь! Обвинение уличает в совершении преступлений своего собственного свидетеля!
Прокурор повернулся к адвокату и презрительно сказал:
– Ну да, он был моим свидетелем. Но, похоже превратился в вашего клиента.
Адвокат лишился дара речи. Прокурор снова бросился в атаку.
– Я хотел бы спросить у него – он лжесвидетельствует сейчас или когда давал показания перед Большим жюри? Ведь тогда он заявил, что в него стрелял Нитти.
Со своего места я мог видеть Фрэнка Нитти, который, казалось, был поначалу изумлен происходящим, но потом откинулся на спинку стула, и торжествующая улыбка превратила его обычно смотрящие вниз тонкие усики в победную букву "V".
Я наклонился к Элиоту.
– Твоему другу-прокурору придется попотеть.
Мы оба знали, что прокурору не найти ничего, чего бы он уже не знал о Лэнге.
– Чего он так раскипятился, не знаю, – заметил Элиот. – Единственно возможный противовес Лэнгу – это ты.
Предполагалось, что я взойду на свидетельское место и опровергну рассказ Лэнга, «как-Нитти-меня-подстрелил». Я был единственным, кто мог сделать басню Лэнга противоречащей самой себе.
Но, оказывается, еще один человек смог это предугадать: в разговор вступил адвокат Лэнга, двинувший на помощь своему клиенту:
– Ваша Честь! Ваша Честь! Я здесь в качестве защитника этого полицейского. Как его адвокат, я советую ему не отвечать больше ни на один вопрос.
– Ваша Честь, – сказал прокурор. – Этот человек в слушании не участвует. Свидетель не имеет права на адвоката.
Судья согласился, но адвокат Лэнга не отступил; он остался рядом со столом защиты, где сидели Нитти и его адвокат (похожие на двух наблюдателей, увлеченных слушанием самого Льюиса Кэрролла).
– Либо вы солгали на заседании Большого жюри, – говорил Лэнгу прокурор, – либо вы лжете сейчас. Я даю вам шанс исправиться.
Адвокат Лэнга закричал:
– Я советую моему клиенту не отвечать.
Молоток судьи прервал его. Лэнг сказал:
– После ранения у меня стало плохо с памятью... Из-за шока...
– В январе вы не страдали от шока, когда свидетельствовали перед Большим жюри, – заметил прокурор. – К тому времени вы выписались из больницы, считаясь полностью вылеченным!
Лэнг ответил:
– Я страдал от шока. Могу принести подтверждение от врача.
Прокурор коротко хохотнул и, развернувшись спиной к свидетелю, отошел со словами:
– Возможно, у вас будет такой шанс – на своем собственном суде.
Судья сидел в своей деревянной коробке, удивляясь наверное, почему это в зале вдруг стихло, а потом вспомнив, наконец, что он при исполнении, объявил перерыв, пожелав повидаться с прокурором в своем кабинете.
Коридор был переполнен; репортеры кочевали между разными группами, не задерживаясь особенно ни в одной из них. Мрачный Лэнг разговаривал со своим адвокатом. Миллер и несколько детективов в штатском стояли от Лэнга на приличном расстоянии, но Миллер клял своего партнера довольно громко – эхо в коридоре разносило ругань; любой, кто хотел, мог ее послушать.
– Думаю, Миллер чувствует себя преданным, – заметил Элиот. Я нахмурился.
– Отречение Лэнга испачкало Миллера. Вспомни, он все время поддерживал версию Лэнга.
– Он выглядит грязным потому, что сам запачкался, – сказал Элиот.
– Можно и так посмотреть, – согласился я. – Но это Чикаго. На твоем месте, я не стал бы заглядывать под ногти каждому полицейскому.
Фрэнк Нитти и его адвокат стояли неподалеку, Нитти все время улыбался. Пару раз я заметил, как он посмотрел в мою сторону, но, возможно, из-за того, что я стоял с Элиотом, сразу не подошел. Но в конце концов он оказался рядом и кивнул Элиоту.
– Мистер Несс.
– Мистер Нитти, – ответил, кивая, Элиот. Мне показалось, что Элиот и Нитти, как и Элиот с Барни, относились друг к другу с определенным уважением; и если мои подозрения относительно Элиота оказались правильными – что он действительно был в приятельских отношениях с прокурором и пытался помочь мне не завязнуть в лжесвидетельствовании, – получалось, что некоторым образом мой друг помогал и главе преступного клана – Нитти. Иронию ситуации уловил, похоже, и Нитти.
– Вы здесь не для того, чтобы мне поспособствовать, а, мистер Несс? – спросил он. Элиот пожал плечами.
– Если кто-то попытается вас пристрелить, я готов.
Нитти улыбнулся.
– Желающие имеются и среди присутствующих здесь.
Выражение лица Элиота стало холодным.
– Да, я слышал.
Нитти переступил за границы дозволенного и понял это. Он повернулся ко мне и сказал:
– У меня предчувствие, что для вас все это позади.
– Уверен. Не думаю, что совесть явилась причиной того, что Лэнг вдруг забыл, кто его ранил.
– Вы так считаете?
– Если я относительно вас не ошибаюсь, – а это вряд ли, – то, может быть, я... Ладно. Я плачу свои долги, вот и все.
Он снова пожал плечами, улыбнулся почти нервно и развернулся, чтобы вновь присоединиться к своему адвокату. Только адвокат-то стоял сразу за ним, отчего Нитти попал в неловкое положение и огрызнулся на того по-сицилийски. Адвокат принял это стоически, они пошли по коридору, и к тому времени, как остановились, Нитти уже снова улыбался.
– Если ты не веришь ему, – заметил Элиот, – достаточно спросить у Сермэка.
– Что?
– Платит Нитти свои долги или нет.
Когда суд пришел к согласию, у прокурора уже был готов для Лэнга ордер на арест по обвинению в лжесвидетельстве, и его взяли под стражу.
– Мне хотелось бы предложить залог в десять тысяч долларов. Ваша Честь, – сказал прокурор. Судья возразил:
– Залог будет в две тысячи долларов. И этого вполне достаточно. В конце концов, он полицейский. А полицейское жалованье часто запаздывает, как и у всякого работника муниципалитета...
– Хотите сказать, бывшего работника, – заметил прокурор.
Элиот наклонился ко мне и прошептал:
– Но тем не менее жалованья полицейского ему, видимо, хватило, чтобы нанять такого дорогого адвоката.
Прокурор объявил:
– Штат вызывает Натана Геллера.
И я занял место свидетеля.
Лэнг и его адвокат сидели в первом ряду. Один помощник шерифа сидел рядом с Лэнгом, несколько других были неподалеку. Лэнг смотрел в сторону, не очень интересуясь, что я скажу.
А с какой стати он должен интересоваться? Не было ничего, что ему бы не было известно: я просто рассказал что на самом деле произошло в конторе на Уэкер-Ла-Саль.
Теперь все глаза были устремлены на меня; репортеры писали быстро и увлеченно. Толстяк Миллер впал в состояние оцепенелого бешенства.
В одном месте мой рассказ прервали и попросили показать, как я держал Нитти за запястья до тех самых пор, пока Лэнг не выстрелил в него.
– Как ранили Лэнга? – спросил прокурор.
– Нитти лежал без сознания, – сказал я. – Лэнг, должно быть, выстрелил в себя сам.
По залу суда пронесся ропот. Лэнг посмотрел на меня отрешенно и вновь отвернулся.
Я ожидал, по крайней мере, несколько вопросов о том парне, которого я застрелил. Но ни защита, ни прокурор ни о чем не спросили. Я думал, что за это ухватится адвокат Лэнга, но и он этого не сделал...
Вызвали Миллера.
– Лэнг вошел и сказал: «Он в меня выстрелил», – рассказывал Миллер прокурору. – Я вышел в комнату, где произошла стрельба, и подобрал револьвер, из которого был сделан один выстрел.
Адвокат Нитти задал Миллеру несколько вопросов.
– Почему Нитти до того, как его ранили, вывели в другую комнату? – допытывался он. – Это было сделано для того, чтобы убить его без свидетелей?
– Это вы должны спросить у Лэнга.
– Где вы были между четырьмя и пятью тридцатью?
– В офисе мэра.
– С кем вы там разговаривали?
Прокурор поднялся и запротестовал:
– Несущественно и не относится к делу, Ваша Честь.
Протест был отклонен. Элиот заерзал на стуле. На это я заметил:
– Вижу, у Сермэка еще остались друзья.
Элиот промолчал.
Защитник Нитти настаивал:
– Разговаривал ли Лэнг с кем-нибудь до случившегося?
– Да, – ответил Миллер. – С Тедом Ньюбери.
И еще одна волна удивления, нарастая, прокатилась по залу.
Судья заколотил своим молотком, а защитник Нитти уточнил:
– Вы имеете в виду одного из главарей преступного мира – Теда Ньюбери?
– Да, – подтвердил Миллер. – Ныне убитого. Он предложил Лэнгу пятнадцать тысяч за убийство Нитти.
Судья снова вынужден был постучать молотком, пытаясь утихомирить зал. Наконец страсти улеглись: Миллер коснулся такой области, которую, как ясно понимал адвокат Нитти, лучше было не трогать, и он сказал, что у него больше нет вопросов. По-видимому, и прокурору хотелось оставить Миллера в покое с его рассказом о Теде Ньюбери до Большого жюри. Суд над Нитти подошел к концу.
Прямой вердикт был таков – Нитти невиновен.
На следующий день был заслушан обвинительный акт большого суда присяжных по делу Лэнга. Мне снова задавали вопросы, на этот раз от Коллегии адвокатов штата. Все было, как накануне. Спрашивали, конечно, и Нитти, подтвердившего мой рассказ. Он сказал репортерам, что он, однако, предпочел бы забыть вообще обо всем; он не хотел бы обвинять кого-нибудь в чем-либо – просто хотел бы вернуться во Флориду «поднабраться здоровья».
Хотел Нитти участвовать в обвинении, выдвинутом против Лэнга, или нет, предварительное слушание дела Лэнга шло своим чередом.
Миллера допрашивали на слушаниях Большого жюри. Газеты потом сравнили его с попавшим в бурю и тонущим, но отчаянно борющимся кораблем. Он выплыл, помогая изо всех сил и в подробностях повторив рассказ о Теде Ньюбери. Только одна деталь – Сермэк – в этом повествовании была опущена.
Лэнг получил пять лет.
* * *
Когда я выходил из зала суда после Большого жюри, Нитти со своим адвокатом стояли поблизости, ожидая вызова.
Он остановил меня.
– Геллер, я хотел спросить у вас кое о чем, пока вы один.
– Ну что ж, Фрэнк. Валяйте. Прошу прощения за выражение.
– Чем это вы занимались в Майами? Что вы делали в парке, когда тот сумасшедший анархист пытался убить президента?
Итак, я оказался прав: блондин меня узнал и сообщил об этом шефу.
– Изображал телохранителя Сермэка. Подвернулась какая-никакая работенка.
– Ну и как, изменил ход истории, парень?
– Кое-что сделал, хоть и не так много, Фрэнк.
– Почему Сермэк нанял вас, экс-полицейского, когда у него был Лэнг, да и все остальные копы перед ним ходили на цыпочках, притом бесплатно?
– Сермэк меня не нанимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56