Некогда обширный зал был разгорожен тонкими перегородками на отдельные комнатки-клетушки. В центральной части стоял стол секретаря — строгой, неулыбчивой девушки с красивым именем Александра.
Елена Андреевна Калинина сидела в своей каморке за письменным столом.
Перед ней лежали сборники последних законодательных актов, юридические журналы.
По роду своей прошлой деятельности государственного обвинителя Лена прекрасно знала уголовное право. Теперь же использовала вынужденный простой для повышения квалификации в праве гражданском.
Однако затянулся ее простой. В который раз Елена мысленно терзала себя мыслями о правильности сделанного выбора. Не насчет повторного замужества, конечно, а насчет работы. С Витькой V них, слава богу, все было в полном порядке. Если не считать того, что он любит ее самозабвенно, а она…
Что ж, как сказала знаменитая эстрадная дива, любовь бывает разной: бывает пламенной, как огонь, а бывает тихой, как озеро. Бывает, как у них: познакомились девять лет тому назад в экспедиции, даже роман какой-то полушутливый между ними возникал. Затем появился Станицкий и вымел хозяйской рукой из ее души все, что было там до него. И царствовал безраздельно сколько?
Долго. Елене казалось, что целую отдельную жизнь.
Какое счастье, что Витька все это время ждал ее! «Глупости, — тут же останавливала себя Лена. — Никого он не ждал. Ты считалась вполне благополучной семейной дамой, чего ему было ждать? Просто так тебе повезло, что не встретилась Галкину другая женщина, с которой он захотел бы связать свою забубенную жизнь. Так, видимо, небеса распорядились». Елена тут же поблагодарила неведомого небесного покровителя, сохранившего ей Виктора, без которого теперь ее жизнь и не мыслилась. Столько было в Галкине надежности и преданности… словно и вправду живешь у тихого чистого озера…
Но ведь, переехав к мужу в Питер, она могла бы работать в прокуратуре.
Бывший начальник, главный прокурор города Москвы Сергей Михайлович Павлов, конечно, помог бы своей любимице с трудоустройством. Вот тут-то и возникал в который раз вопрос: а права ли была она, Елена, свернув с наезженной колеи в сторону? Причем в противоположную изначальному курсу. Наверное, не права.
Работала бы сейчас прокурором, приносила бы в дом копеечку, не маялась бы от безделья. Это если рассуждать рационально. Но в том-то и дело, что поступок Елены Андреевны был абсолютно иррационален, продиктован чувствами. И главным чувством, подтолкнувшим Елену к смене профессии, был страх за сына. Это если говорить предельно честно. А уж сама-то с собой Елена умела быть честной.
Во время последнего разговора с Павловым Елена выстроила на этом своем страхе целую кучу аргументов. Но что-то осталось за кадром.
Не сказала она о том, что ощущала себя повинной в побеге банды и смерти семнадцатилетней Нелли Чайки, погибшей по приговору сородичей-корейцев уже после побега. Почему? Потому что в уголовном деле была какая-то тайна, двойное дно, не раскрытое следствием. Потому что она, Елена, это двойное дно своим прокурорским носом чуяла, как гончий пес, а дело на доследование не отправила.
А затем кто-то из того самого двойного дна организовал побег Киму и Нелке. А потом Нелку убили.
«И что? За эту юную разбойницу, потрошившую живых людей, как селедку, ты и наложила на себя епитимью в виде адвокатской мантии?» — в который раз спросила себя Лена. И в который раз ответила «нет». И поэтому тоже, но… Но главным образом из-за другого.
Решение пришло к ней позже, когда у постели чудом спасенного Костика она поняла, что впредь, участвуя в процессах и требуя наказания преступникам, будет думать о сыне, бояться за его жизнь. Это только в книжках несгибаемые жен-щины-следовательницы продолжают бесстрастно нести свой крест, в то время как их дети находятся в лапах бандитов. На самом деле подобный ужас не может не отразиться на всей последующей жизни.
А если отразится — будет мешать выполнению профессионального долга. Так работать нельзя. Но и не работать нельзя, вздохнула Елена и прислушалась к тому, что творится вокруг.
За тонкой перегородкой покряхтывал у компьютера Григорий Александрович Мирный: строчил кассационную жалобу. Коллег женского пола в этот день не наблюдалось — работали с клиентами за пределами конторы. Лена по привычке глянула в окно.
Май стоял ослепительно солнечный и теплый. Хорошо, что Котька уже на природе. Странная все-таки вышла история с вспышкой непонятной болезни, поразившей детский сад. Странная и страшная. К счастью, Котька оправился быстро. А вот его воспитательница умерла. Каждый раз при мысли об этом у Елены холодок по спине пробегал. Светлану Николаевну было безумно жаль, но Елена, конечно, тут же прикидывала ситуацию на собственного ребенка: что, если бы не воспитательница, а он, ее Костик — и каждый раз содрогалась от ужаса. Вот тебе и бандиты! И без бандитов можно потерять сына. От чьей-то непостижимой халатности. Причина массовых заболеваний так и не установлена. Впрочем, они с Виктором твердо решили перевести Котьку в другой детсад. Но это будет осенью. А сейчас сын поправляет здоровье в деревне, где у свекрови собственный дом.
Квартира после их отъезда стала большой и пустой. В первый день она и делать-то ничего не могла. Ходила по комнатам, трогала Котькины игрушки. Витька даже рассердился: «Что ты его, на войну проводила, что ли?»
Дурак. Родил бы своего… Стоп. Кто кому родить должен? И вообще на Витьку грех жаловаться. «Нахалка вы, Елена Андреевна, к тому же эгоистка», — строго сказал внутренний голос. «Куда же еще-то рожать? На что жить, если весь бюджет — его зарплата и мои алименты», — отбивалась Елена. «Эгоистка, эгоистка!» — бичевал внутренний голос. «Ладно, попробую исправиться, — пообещала Калинина. — Вот вернется он из командировки, и тут же начну исправляться». Накануне Галкин отбыл по служебным делам в область. Заодно должен был заехать с инспекторской проверкой к Кирюше с Костиком, так что ожидался не ранее чем дней через пять. Зазвонил телефон. Александра сняла трубку.
— Елена Андреевна, это вас, — удивленно произнесла она и переключила звонок на Еленин аппарат.
— Елена Андреевна? — безжизненно произнес незнакомый женский голос.
— Да.
— Мне ваш телефон дала мама Сережи Горбунова. Мы в одном доме живем.
Сережа Горбунов? А, мальчик, который ходит в ту же группу детского сада, что и Костик, сообразила наконец Лена.
— Вы знаете, что их воспитательница, Светлана Николаевна, умерла? Я ее свекровь.
— Да, конечно. Такое горе! Я могу чем-нибудь помочь?
Надо было деньги собрать на похороны! Никто не сообразил, мысленно ругала себя Лена.
— Да, — отозвалась женщина. — Мне нужен адвокат. Вернее, моему сыну.
* * *
Витька ввалился в дом ранним воскресным утром с букетиком нарциссов.
Елена сунула нос в цветы:
— Пахнут!
— И это все? Где слезы радости, бурные поцелуи? Ты знаешь, как встречают настоящие жены вернувшихся из плавания мужей?
— Как?
— Рюмкой водки и поднятым подолом.
— Ты, я вижу, совсем одичал на полях Родины, — фыркнула Елена. — И где же ты плавал, позволь спросить? Помнится, я провожала тебя в какую-то областную администрацию.
— Во-первых, моряки не плавают, а ходят в море, да будет тебе известно.
А я — я как раз плавал. В грязном потоке предвыборных страстей и весеннем половодье малых рек.
— Меня больше интересует, как там наши селяне? Ты до них добрался?
— Аск! Что в переводе с неведомого тебе языка означает: за кого ты меня держишь?! Котька уже загореть успел.
— Как он себя чувствует?
— Отлично. Вполне освоился с сельским бытом. Кирюшу вовсю «строжит».
Она у него по струнке ходит. Тебе большой привет, бидон молока и рисунок с изображением окрестностей. Автор пейзажа — Константин Станицкий. Автор молока — корова Мэри.
— Автор словесной диспепсии — Виктор Галкин.
— Боже, на ком я женат! Где робкая, застенчивая женщина, которая беззаветно отдалась мне почти год тому назад на берегу безымянного озера!
— Беззаветно, безымянного… Что за стиль? Сплошные штампы!
— Стилистом я могу не быть…
— Но ванну принять обязан! Дуй в ванную! А ведь правда, Витька, почти год прошел! — переключилась вдруг Лена.
— Вот именно! Предлагаю отметить этот факт тяжелым развратом по месту заключения. Жду вас в ванной, девушка!
После изрядно затянувшейся водной процедуры супруги переместились на кухню. Елена, стоя у плиты в длинной футболке, жарила яичницу с беконом и помидорами. Виктор любовался ее стройными, чуть полноватыми ногами, влажными русыми волосами, сколотыми на затылке, спускавшимся вдоль шеи завитком. Была у жены на затылке, у самой шеи, тонкая вьющаяся прядка, которую Витюша особенно любил.
— Знаешь, Алена, жизнь продолжается! Стоит выехать за пределы привычного круга, вдохнуть запах свежего навоза и цветущих садов, увидеть вспаханные поля, младых пастушек, погоняющих отягощенное молоком стадо, и поймешь, что… Да ты не слушаешь меня! — закончил он привычным рефреном.
— Да? Правда, Витька. Извини. Где ты нашел пастушек в Ленинградской области? И чем они отягощены?
— Ладно, что я все о себе? Ты-то как? Сударыня, как поживали вы все эти дни? Только не говори, что чудно. Мне будет обидно.
Елена выложила яичницу на тарелку, обернулась и сказала:
— Я, Витюша, убийцу взялась защищать. Виктор вытаращился на подругу жизни:
— Нормально. Вот и оставь тебя на три дня.
— На шесть. Знаешь что, лопай яичницу и пойдем погуляем. Погода сказочная. И воскресенье к тому же. День все равно пропащий.
Глава 12
«КРЕСТЫ» И КАНАЛЫ
Они брели по песчаному пляжу Петропавловки. Все их совместные прогулки неизменно приводили сюда, к месту, где все началось. Это место было своего рода их исповедальней. Витюша кинул на песок прихваченное из дома одеяло.
— Ну, садись и рассказывай.
— Не знаю, с чего и начать.
— Начинай с начала.
— Если с начала, то так: сижу в консультации, отбываю присутственные часы и вдруг телефонный звонок. Звонит женщина: Елена Андреевна, защитите моего сына. Сын обвиняется в убийстве.
— Почему она тебе звонит? Ты у нас вроде еще не Плевако.
— Объясняю. Сын — он же Чернов Леонид Никандрович, он же муж Котькиной воспитательницы Светланы Николаевны. И он же вдовец, потому что Светлана умерла в результате той вспышки, когда заболел и наш Котька. На меня же ее вывел кто-то из родителей. Если нужен адвокат — его обычно ищут среди знакомых, которые имели дело с адвокатами. У этой семьи подобных знакомых нет. Так что я, можно сказать, подвернулась им под руку.
— Ценю твою самокритичность.
— Я тоже. Так вот, со слов матери, Татьяны Борисовны, ее сын очень тяжело переживал смерть жены.
— Я бы твою смерть тоже тяжело переживал, — глупо вставил Витюша.
— Спасибо, родной. А потом утешился бы с пастушками.
— Не трогай пастушек, это святое, — откликнулся Галкин. — Пастушки свыше нам даны, замена счастию они.
— Я тебя убью сейчас же, если ты не перестанешь паясничать, — рявкнула на него Елена.
— Молчу. Но ты начала первая.
— Я была вчера в «Крестах». Разговаривала с подзащитным.
— Ты была в тюрьме?
— А что? У меня, между прочим, на юрфаке следовательская практика была.
— И как тебе «Кресты»?
Лена пожала плечами:
— «Кресты» как «Кресты». Не «Лефортово», конечно. Но и не хуже «Бутырки». На входе ошмонали, на выходе тоже. Все как положено.
— О боже! — воздел руки Галкин.
— Ты будешь слушать или нет?
— Я весь внимание!
* * *
Елена сидела на привинченном стуле. Лязгнула железная дверь, в комнату ввели невысокого щуплого молодого мужчину. Лицо его переливалось многоцветием разной давности кровоподтеков. Чернов сел на свободный стул. Конвоир вышел, оставив адвоката наедине с подзащитным.
Разговор не клеился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Елена Андреевна Калинина сидела в своей каморке за письменным столом.
Перед ней лежали сборники последних законодательных актов, юридические журналы.
По роду своей прошлой деятельности государственного обвинителя Лена прекрасно знала уголовное право. Теперь же использовала вынужденный простой для повышения квалификации в праве гражданском.
Однако затянулся ее простой. В который раз Елена мысленно терзала себя мыслями о правильности сделанного выбора. Не насчет повторного замужества, конечно, а насчет работы. С Витькой V них, слава богу, все было в полном порядке. Если не считать того, что он любит ее самозабвенно, а она…
Что ж, как сказала знаменитая эстрадная дива, любовь бывает разной: бывает пламенной, как огонь, а бывает тихой, как озеро. Бывает, как у них: познакомились девять лет тому назад в экспедиции, даже роман какой-то полушутливый между ними возникал. Затем появился Станицкий и вымел хозяйской рукой из ее души все, что было там до него. И царствовал безраздельно сколько?
Долго. Елене казалось, что целую отдельную жизнь.
Какое счастье, что Витька все это время ждал ее! «Глупости, — тут же останавливала себя Лена. — Никого он не ждал. Ты считалась вполне благополучной семейной дамой, чего ему было ждать? Просто так тебе повезло, что не встретилась Галкину другая женщина, с которой он захотел бы связать свою забубенную жизнь. Так, видимо, небеса распорядились». Елена тут же поблагодарила неведомого небесного покровителя, сохранившего ей Виктора, без которого теперь ее жизнь и не мыслилась. Столько было в Галкине надежности и преданности… словно и вправду живешь у тихого чистого озера…
Но ведь, переехав к мужу в Питер, она могла бы работать в прокуратуре.
Бывший начальник, главный прокурор города Москвы Сергей Михайлович Павлов, конечно, помог бы своей любимице с трудоустройством. Вот тут-то и возникал в который раз вопрос: а права ли была она, Елена, свернув с наезженной колеи в сторону? Причем в противоположную изначальному курсу. Наверное, не права.
Работала бы сейчас прокурором, приносила бы в дом копеечку, не маялась бы от безделья. Это если рассуждать рационально. Но в том-то и дело, что поступок Елены Андреевны был абсолютно иррационален, продиктован чувствами. И главным чувством, подтолкнувшим Елену к смене профессии, был страх за сына. Это если говорить предельно честно. А уж сама-то с собой Елена умела быть честной.
Во время последнего разговора с Павловым Елена выстроила на этом своем страхе целую кучу аргументов. Но что-то осталось за кадром.
Не сказала она о том, что ощущала себя повинной в побеге банды и смерти семнадцатилетней Нелли Чайки, погибшей по приговору сородичей-корейцев уже после побега. Почему? Потому что в уголовном деле была какая-то тайна, двойное дно, не раскрытое следствием. Потому что она, Елена, это двойное дно своим прокурорским носом чуяла, как гончий пес, а дело на доследование не отправила.
А затем кто-то из того самого двойного дна организовал побег Киму и Нелке. А потом Нелку убили.
«И что? За эту юную разбойницу, потрошившую живых людей, как селедку, ты и наложила на себя епитимью в виде адвокатской мантии?» — в который раз спросила себя Лена. И в который раз ответила «нет». И поэтому тоже, но… Но главным образом из-за другого.
Решение пришло к ней позже, когда у постели чудом спасенного Костика она поняла, что впредь, участвуя в процессах и требуя наказания преступникам, будет думать о сыне, бояться за его жизнь. Это только в книжках несгибаемые жен-щины-следовательницы продолжают бесстрастно нести свой крест, в то время как их дети находятся в лапах бандитов. На самом деле подобный ужас не может не отразиться на всей последующей жизни.
А если отразится — будет мешать выполнению профессионального долга. Так работать нельзя. Но и не работать нельзя, вздохнула Елена и прислушалась к тому, что творится вокруг.
За тонкой перегородкой покряхтывал у компьютера Григорий Александрович Мирный: строчил кассационную жалобу. Коллег женского пола в этот день не наблюдалось — работали с клиентами за пределами конторы. Лена по привычке глянула в окно.
Май стоял ослепительно солнечный и теплый. Хорошо, что Котька уже на природе. Странная все-таки вышла история с вспышкой непонятной болезни, поразившей детский сад. Странная и страшная. К счастью, Котька оправился быстро. А вот его воспитательница умерла. Каждый раз при мысли об этом у Елены холодок по спине пробегал. Светлану Николаевну было безумно жаль, но Елена, конечно, тут же прикидывала ситуацию на собственного ребенка: что, если бы не воспитательница, а он, ее Костик — и каждый раз содрогалась от ужаса. Вот тебе и бандиты! И без бандитов можно потерять сына. От чьей-то непостижимой халатности. Причина массовых заболеваний так и не установлена. Впрочем, они с Виктором твердо решили перевести Котьку в другой детсад. Но это будет осенью. А сейчас сын поправляет здоровье в деревне, где у свекрови собственный дом.
Квартира после их отъезда стала большой и пустой. В первый день она и делать-то ничего не могла. Ходила по комнатам, трогала Котькины игрушки. Витька даже рассердился: «Что ты его, на войну проводила, что ли?»
Дурак. Родил бы своего… Стоп. Кто кому родить должен? И вообще на Витьку грех жаловаться. «Нахалка вы, Елена Андреевна, к тому же эгоистка», — строго сказал внутренний голос. «Куда же еще-то рожать? На что жить, если весь бюджет — его зарплата и мои алименты», — отбивалась Елена. «Эгоистка, эгоистка!» — бичевал внутренний голос. «Ладно, попробую исправиться, — пообещала Калинина. — Вот вернется он из командировки, и тут же начну исправляться». Накануне Галкин отбыл по служебным делам в область. Заодно должен был заехать с инспекторской проверкой к Кирюше с Костиком, так что ожидался не ранее чем дней через пять. Зазвонил телефон. Александра сняла трубку.
— Елена Андреевна, это вас, — удивленно произнесла она и переключила звонок на Еленин аппарат.
— Елена Андреевна? — безжизненно произнес незнакомый женский голос.
— Да.
— Мне ваш телефон дала мама Сережи Горбунова. Мы в одном доме живем.
Сережа Горбунов? А, мальчик, который ходит в ту же группу детского сада, что и Костик, сообразила наконец Лена.
— Вы знаете, что их воспитательница, Светлана Николаевна, умерла? Я ее свекровь.
— Да, конечно. Такое горе! Я могу чем-нибудь помочь?
Надо было деньги собрать на похороны! Никто не сообразил, мысленно ругала себя Лена.
— Да, — отозвалась женщина. — Мне нужен адвокат. Вернее, моему сыну.
* * *
Витька ввалился в дом ранним воскресным утром с букетиком нарциссов.
Елена сунула нос в цветы:
— Пахнут!
— И это все? Где слезы радости, бурные поцелуи? Ты знаешь, как встречают настоящие жены вернувшихся из плавания мужей?
— Как?
— Рюмкой водки и поднятым подолом.
— Ты, я вижу, совсем одичал на полях Родины, — фыркнула Елена. — И где же ты плавал, позволь спросить? Помнится, я провожала тебя в какую-то областную администрацию.
— Во-первых, моряки не плавают, а ходят в море, да будет тебе известно.
А я — я как раз плавал. В грязном потоке предвыборных страстей и весеннем половодье малых рек.
— Меня больше интересует, как там наши селяне? Ты до них добрался?
— Аск! Что в переводе с неведомого тебе языка означает: за кого ты меня держишь?! Котька уже загореть успел.
— Как он себя чувствует?
— Отлично. Вполне освоился с сельским бытом. Кирюшу вовсю «строжит».
Она у него по струнке ходит. Тебе большой привет, бидон молока и рисунок с изображением окрестностей. Автор пейзажа — Константин Станицкий. Автор молока — корова Мэри.
— Автор словесной диспепсии — Виктор Галкин.
— Боже, на ком я женат! Где робкая, застенчивая женщина, которая беззаветно отдалась мне почти год тому назад на берегу безымянного озера!
— Беззаветно, безымянного… Что за стиль? Сплошные штампы!
— Стилистом я могу не быть…
— Но ванну принять обязан! Дуй в ванную! А ведь правда, Витька, почти год прошел! — переключилась вдруг Лена.
— Вот именно! Предлагаю отметить этот факт тяжелым развратом по месту заключения. Жду вас в ванной, девушка!
После изрядно затянувшейся водной процедуры супруги переместились на кухню. Елена, стоя у плиты в длинной футболке, жарила яичницу с беконом и помидорами. Виктор любовался ее стройными, чуть полноватыми ногами, влажными русыми волосами, сколотыми на затылке, спускавшимся вдоль шеи завитком. Была у жены на затылке, у самой шеи, тонкая вьющаяся прядка, которую Витюша особенно любил.
— Знаешь, Алена, жизнь продолжается! Стоит выехать за пределы привычного круга, вдохнуть запах свежего навоза и цветущих садов, увидеть вспаханные поля, младых пастушек, погоняющих отягощенное молоком стадо, и поймешь, что… Да ты не слушаешь меня! — закончил он привычным рефреном.
— Да? Правда, Витька. Извини. Где ты нашел пастушек в Ленинградской области? И чем они отягощены?
— Ладно, что я все о себе? Ты-то как? Сударыня, как поживали вы все эти дни? Только не говори, что чудно. Мне будет обидно.
Елена выложила яичницу на тарелку, обернулась и сказала:
— Я, Витюша, убийцу взялась защищать. Виктор вытаращился на подругу жизни:
— Нормально. Вот и оставь тебя на три дня.
— На шесть. Знаешь что, лопай яичницу и пойдем погуляем. Погода сказочная. И воскресенье к тому же. День все равно пропащий.
Глава 12
«КРЕСТЫ» И КАНАЛЫ
Они брели по песчаному пляжу Петропавловки. Все их совместные прогулки неизменно приводили сюда, к месту, где все началось. Это место было своего рода их исповедальней. Витюша кинул на песок прихваченное из дома одеяло.
— Ну, садись и рассказывай.
— Не знаю, с чего и начать.
— Начинай с начала.
— Если с начала, то так: сижу в консультации, отбываю присутственные часы и вдруг телефонный звонок. Звонит женщина: Елена Андреевна, защитите моего сына. Сын обвиняется в убийстве.
— Почему она тебе звонит? Ты у нас вроде еще не Плевако.
— Объясняю. Сын — он же Чернов Леонид Никандрович, он же муж Котькиной воспитательницы Светланы Николаевны. И он же вдовец, потому что Светлана умерла в результате той вспышки, когда заболел и наш Котька. На меня же ее вывел кто-то из родителей. Если нужен адвокат — его обычно ищут среди знакомых, которые имели дело с адвокатами. У этой семьи подобных знакомых нет. Так что я, можно сказать, подвернулась им под руку.
— Ценю твою самокритичность.
— Я тоже. Так вот, со слов матери, Татьяны Борисовны, ее сын очень тяжело переживал смерть жены.
— Я бы твою смерть тоже тяжело переживал, — глупо вставил Витюша.
— Спасибо, родной. А потом утешился бы с пастушками.
— Не трогай пастушек, это святое, — откликнулся Галкин. — Пастушки свыше нам даны, замена счастию они.
— Я тебя убью сейчас же, если ты не перестанешь паясничать, — рявкнула на него Елена.
— Молчу. Но ты начала первая.
— Я была вчера в «Крестах». Разговаривала с подзащитным.
— Ты была в тюрьме?
— А что? У меня, между прочим, на юрфаке следовательская практика была.
— И как тебе «Кресты»?
Лена пожала плечами:
— «Кресты» как «Кресты». Не «Лефортово», конечно. Но и не хуже «Бутырки». На входе ошмонали, на выходе тоже. Все как положено.
— О боже! — воздел руки Галкин.
— Ты будешь слушать или нет?
— Я весь внимание!
* * *
Елена сидела на привинченном стуле. Лязгнула железная дверь, в комнату ввели невысокого щуплого молодого мужчину. Лицо его переливалось многоцветием разной давности кровоподтеков. Чернов сел на свободный стул. Конвоир вышел, оставив адвоката наедине с подзащитным.
Разговор не клеился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41