— Ну что, у нас все в порядке, правда? — улыбнулся Беседин, не сводя с Рустама своего тяжелого требовательного взгляда.
Каримов постарался улыбнуться в ответ.
— Ну и славно. Тяжело работать, когда отношения в коллективе напряжены.
Я вас прощаю, Рустам Каримович. Человек — создание слабое, подверженное искушениям. Кто без греха, в конце концов? И вы не сердитесь на Алексея Васильевича. Сорвался человек. Тоже можно понять. Обстановка была нервная.
Карине мы моральный ущерб возместим. Материально. Ну, давайте выпьем, друзья?
За мировую. Тем более что дела наши складываются как нельзя более успешно. И каждый из присутствующих внес свою лепту в общее процветание. Присаживайтесь поближе, Рустам Каримович. И ты, Олег. Коньяк у нас первоклассный, французский.
Мы с Алексеем Васильевичем уже опробовали. Олег, достань еще пару рюмок.
Каримов все улыбался, глядя на ставшее вдруг благостным лицо слегка хмельного Беседина.
— Понемногу, Олег, понемногу. Этот напиток нужно вначале вдохнуть. Вот так. Ну, за процветание и за мир? Во всем мире, — хохотнул Беседин.
Не глядя друг на друга, мужчины чокнулись и пригубили мягкий ароматный напиток.
— Теперь вот еще что, — вспомнил Беседин. — Вы принесли лекарство для Смагиной? Вакцину или что там? Нужно вылечить вице-премьера. Она так рьяно поддерживала нас на заседании правительства…
Каримов извлек из папки коробочку, положил на столик прямо под вращающийся пропеллер вентилятора.
— Зачем вы это сюда кладете?
— Я хочу показать… — улыбаясь, говорил Каримов, открывая коробку, — а то Олег Владимирович не доверяет мне. Вот, смотрите…
С этими словами Каримов сделал какое-то неловкое движение, словно покачнулся, и, желая удержаться на стуле, оперся ладонью на лежавшие рядком ампулы.
Раздался звон разбитого стекла. Мелкие крупинки желтоватого порошка завихрились в воздухе.
— Ты что? Что ты сделал? — закричал Беседин.
— Он это нарочно, сволочь, — с новой угрозой в голосе сказал Зверев.
— Что? Что произошло? — испуганно вскрикнул Олег Владимирович.
Мельчайшая желтая пыль тем временем витала вокруг сидевших у стола мужчин.
— Я нечаянно! — возопил Каримов. — Это недоразумение. Ничего страшного.
У меня этой вакцины предостаточно. Она абсолютно безвредна. Ну что вы так испугались? Это случайность. — Да выключи ты этот чертов вентилятор! — заорал Беседин.
Вентилятор замер.
— Я нечаянно. У меня голова закружилась внезапно, — оправдывался Каримов. — Давление подскочило, наверное. Мне казалось, что я падаю. Господи, я ведь порезался, — продемонстрировал он присутствующим окровавленную руку Каримов подошел к раковине, замыл кровь, взял тряпку, начал собирать со стола осколки стекла.
— Если бы тебя не было здесь с нами, я решил ты, что ты задумал заразить нас какой-нибудь гадостью, — пристально разглядывая ученого, проговорил Беседин.
— Ну что вы, Евгений Юрьевич! Только что говорили о мире и согласии — и опять подозрения! Ну как так можно? — дрожащим голосом отвечал Каримов. — Я наказан предостаточно. Я столько пережил за эти дни! Неужели вы так и будете подозревать меня каждую секунду? Мы с Олегом Владимировичем сходим сейчас в лабораторный корпус, и я достану новые ампулы для Смагиной.
— Ну хорошо, забудем, — ледяным тоном произнес Беседин. — Идите работать. Рустам Каримович. Через три часа жду результатов. Олег, проводи Рустама, а заодно забери ампулы.
Шагая под проливными потоками, Каримов беззвучно смеялся, подставляя сведенное мстительной гримасой лицо теплым струям июльского дождя.
Глава 41
«ТЫ БУДЕШЬ. КАК ХИНУ. ГЛОТАТЬ ТОСКУ…»

Порой Лена приходила в себя, и в эти секунды пробуждения сознания ей казалось, что весь этот день — просто кошмарный сон, что она спит л сейчас.
Спит во сне — так ведь тоже бывает. В этом сне она находилась в больнице — поднимались к потолку стеклянные стены бокса. Она лежала на узкой кровати, похожей на больничную койку. Только вот какая-то странная женщина с распущенными по плечам волосами склонялась над нею и ухмылялась пьяной улыбкой.
Лена пыталась отогнать ее рукой, и тогда разливающаяся по всему телу боль возвращала ее к действительности. И черная пустота засасывала сердце. Не было никаких эмоций. Просто все внутри нее превратилось в огромную черную дыру.
Ей казалось, что она видит собственное сердце — маленький трепещущий комочек, стремительно летящий в никуда.
Сознание оставляло ее, чтобы через какое-то время снова вернуться болью. Иногда выскакивали неожиданные мысли: нужно купить Котьке арбуз. Он ужасно обрадуется. Витька вытащит арбуз из багажника, согнется, словно это стопудовая гиря, они будут смеяться. Мы будем петь и смеяться, как дети… Вити нет. Как это? Она никак не могла представить Витюшу — большого, бородатого, смеющегося Витюшу и… Даже в мыслях она не могла произнести это. Впустить в себя слово «смерть». Вдруг представила, как она должна будет сказать об этом Кирюше… И заплакала.
За окном стихал дождь. Шумный гомон июльской грозы перешел в монотонные звуки. Сквозь них прорывался иногда другой звук: словно где-то вдалеке что-то гудело. Какой-то мотор, что ли. Веревки больно впивались в руки, и это отвлекало.
Сгущались поздние летние сумерки. Комната тонула в полумраке. Лена повернула голову. Увидела на окне металлическую решетку. В памяти возникли чьи-то строки:
Ты будешь, как хину, глотать тоску, И на квадраты, словно во сне, Будет расчерчен синий лоскут Черной решеткой в твоем окне…
За стенкой не переставая стонала Лелька. Дверь бокса отворилась, и на пороге вновь возникла высокая женщина с распущенными волосами.
— Ну что? Как ты тут? — пьяным голосом спросила женщина.
Она подошла, села около Елены на пол.
— Выпить хочешь?
— Что?
— У меня водка с собой. Я ее спрятала, — захихикала женщина.
Она достала из-за пазухи пластиковую бутылочку из-под кока-колы.
— Олежка думал, я сюда так и попрусь, без водяры. Фиг ему. Выпьешь?
Этот пьяный голос, эта мерзкая баба окончательно вернули Елену к действительности.
«Костя!» — подумала она.
— Послушайте, развяжите меня. Мне больно, у меня руки затекли.
— Не, это нельзя. Выпить дать могу, а развязать — нет. Ты уж извини.
Выпьешь? Зря. Хватанула бы напоследок. А то завтра тебя Рустамка заразит, и все. Три дня — и готова.
Женщина приложилась к бутылке, занюхала рукавом.
— Ты куришь?
— Нет.
— Не куришь, не пьешь… Что же ты делаешь?
— Как тебя звать?
— Карина. Я закурю.
— А меня — Лена. Курите.
Вспыхнул огонек зажигалки, осветив лицо женщины…
«Да она молодая совсем. И красивая», — отметила Елена.
— Давай поболтаем. Скучно мне, — затянулась женщина.
— Вы кто?
— Я? Я дерьмо. И Рустам дерьмо. Здесь все полное дерьмо. Из тебя тоже мешок дерьма сделают. Как они все мне надоели!
— Послушайте, развяжите меня! Мне нужно в туалет.
— Брось ты. Ничего тебе не нужно. Сбежать тебе нужно.
— Да. У меня маленький сын. Если я погибну, он останется один. Слышите?
Лена попыталась приподняться и упала на постель. Боль мгновенно захлестнула все тело.
— Сы-ын. Это Хорошо. А у меня нет детей. — Карина снова приложилась к бутылке. — Фу-у. Надо было хлеба взять. Рустам мне рожать не разрешал. На аборты меня таскал. Сам, за ручку. Чтобы без проколов. Сколько же я их сделала?
Сколько бы я могла иметь детей? Нет. Наши дети — это ампулы. Вирусы, бактерии.
Наши жены — пушки заражены, — хрипло рассмеялась она. — У нас цель была. У него то есть. У меня ничего не было. И вот он обосрался, понимаешь? Они нас не выпустят, понимаешь? А я думала, уедем. Я рожу девочку. Я ведь молодая еще.
Нет. Не уедем. Здесь и подохнем.
— Давайте уйдем вместе.
— Ты что, дура? Я же преступница. Нацистская, ха-ха. Нет, правда. Я отсюда только за бугор могла слинять. Но обломилось.
— Развяжите меня. У меня сын…
— Что ты заладила? Сын… Почему один-то останется? У тебя мужа нет, что ли?
— Не знаю, — едва выговорила Лена. — Зверев сказал…
— Кто?
— Зверев.
— А-а-а, эта паскуда? — Карина разразилась отборным матом. — Это он, сволочь, приказ дал, чтобы меня на глазах Рустама двое его жеребцов… Все просчитал. Рустам — он же восточный человек, понимаешь? У него мозги на этот счет перевернуты. Я теперь для него грязь, падаль. Он и смотреть на меня не хочет, понимаешь? А я всю жизнь на него…
Она жадно затянулась.
— Ну и зачем вам все это?
— А что другое? — закричала Карина. — Что у меня есть другое? Ни-че-го!
Она замолчала. В тишине вновь послышался гул.
— Опять вертолет.
— Вертолет?
— Ну да. Что-то разлетались они. На заливе штормит. Может, потерялся кто-нибудь…
— Карина! Развяжите меня! Если меня поймают, я ничего не скажу, клянусь. Ради мальчика моего, я вас умоляю!
Тишина разорвалась телефонным звонком, — Погоди. Это в коридоре. Проверяют нас. А ты говоришь — развяжи…
Женщина вышла.
Лена зажмурилась, сгоняя слезы. Нет, ничего у нее не выйдет.
Из-за закрытой двери послышался громкий истерический смех. Карина что-то говорила вслух, то удаляясь от двери, то приближаясь.
— Карина! — изо всех сил закричала Лена. Дверь отворилась.
— Мне надо в туалет!
— А, это ты, — удивилась женщина. — Я про тебя забыла.
— Развяжи меня! Мне надо в туалет, слышишь?
— Представляешь, они все, считай, покойники, — не слушая Лену, заговорила Карина. — И Беседин, и Зверев, и Олег. И Рустам тоже. А я? Почему он меня оставил? Это он звонил. Из коттеджа. Я, говорит, за нас отомстил.
— Развяжи меня!
— А что… Теперь можно. Все равно.
* * *
…Дождь стихал.
— Открой окно, Алексей, — приказал совершенно захмелевший Беседин. — Что-то я перебрал нынче…
«Открой окно, закрой окно. Мальчика себе нашел…» — раздраженно думал Зверев, отрывая грузное тело от мягкой кожи кресла.
В комнату ворвался напоенный послегрозовой свежестью воздух.
— Как хорошо, — вдохнул полной грудью Беседин. — Сейчас допьем и выйдем, прогуляемся по берегу. Скажи охране, чтобы собак не спускали. А то порвут еще. Собаки пьяных не любят, — усмехнулся он. — Вот за кордоном я так никогда не напиваюсь. Там другая жизнь, Алексей! Словно другая планета.
Франция… Италия… Испания… Энергию дает солнце, а не водка. Легкие, прекрасные вина. Чтобы поднять настроение, а не забыться в тяжком хмелю.
Красивые женщины. Теплое море. Мы уедем туда, Леша. Из этой страны надо сваливать. Скифы, азиаты! Черт его знает, что здесь будет завтра. Поверь моему чутью: в воздухе пахнет жареным. Самое великое умение — это умение вовремя уйти.
Беседин опрокинул рюмку, зажевал ломтиком севрюги.
— Надо отправить ребят за добавкой. Есть хочется. Да и выпить надо.
Хочется, Лешенька, надраться вусмерть. Меня такое желание посещает только на Родине. После возвращения из зарубежья. Акклиматизация, ха-ха. Позвони на КПП.
Пусть смотаются в ресторан, подкупят жратвы и выпивки.
Пока Зверев отдавал по телефону соответствующие распоряжения, Беседин пробежался глазами по оставленным Каримовым листкам бумаги.
— Кто бы мог подумать, что Рустамка воссоздаст своего монстра из пепла, из ничего? Я и не рассчитывал на такой подарок, если честно. Но видишь, как получается, Леша? Прямо по пословице: деньги идут к деньгам. Мы получаем колоссальные инвестиции под строительство порта. Да еще и бакоружие. С таким капиталом незачем оставаться в этом болоте, в этой убогой стране. Оставим здесь своего человека. Я уже приглядел одного способного парнишку из окружения покойного Фонарева… Все изумительно просто. Открываются липовые фирмы. В данном случае — строительно-монтажные. Инвестиции под строительство порта переходят на счета этих фирм. Но не задерживаются там, как ты понимаешь. А перекачиваются к нам, в зарубежный банк.
Парнишка — я сделаю его своим первым заместителем — имеет свой счет в этом же банке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41