Тот закрутил жгутом шелковый платок на тонкой Лелькиной руке, Саня выпустил жидкость в кастрюльку с вязкой массой на дне. Снова набрал полный шприц — теперь уже из кастрюльки. Лелька тем временем крепко держала жгут выше торчавшей из вены иглы.
— Ништяк. Можно по вене пускать. Лелька первая.
Компания молча кивнула единым движением голов. Лелька ослабила жгут.
Несколько пар глаз жадно следили, как разведенный кровью наркотик перетекает в ее вену.
— Теперь мне давай! Меня по-черному кумарит, — прохрипел парнишка, только что выполнявший роль ассистента.
— Ну давай.
Парень подставил локтевой сгиб. Четкая, еще не изуродованная тромбами вена показывала, что колется он совсем недавно. Та же игла вонзилась в руку, часть темной жидкости перетекла в новую вену…
— Теперь я, Санек!
— Нет, я!
— Санек, мне сначала!
Саня вонзал иглу в подставленные руки, ноги. Одному «старослужащему» ввел иглу под язык — остальные вены восемнадцатилетнего парня «сгорели» под героином.
— Все, ништяк! Лелька, давай теперь мне.
Санек начал расстегивать джинсы. Лелька, с уже расширенными зрачками, двигалась медленно, с трудом выполняя нужные манипуляции.
— Давай шевелись! Поплыла, да? А я?
В закрытую дверь подвала постучали условленным стуком.
— Вводи, гадина! Убью, — прошипел Санек. Сидевшая на корточках Лелька вытащила наконец иглу, шлепнулась задом на пол и рассмеялась.
— Открывайте, — разрешил Саня. Кто-то поднялся, загребая ногами, двинулся к входу, отодвинул толстый шест, подпиравший дверь изнутри.
— О, Хорек заявился, — хихикая, доложил он остальным. — А ты. Хорек, чуть не опоздал. Саня, там ему чего-нибудь осталось? Ты гляди, как его бьет-то, как его колбасит-то!
Компания радостно хохотала.
— Башли на бочку — и вперед! И вправду кумарит тебя, Хорек. Ну иди сюда, маленький! — откликнулся, посмотрев на вновь пришедшего, Санек.
Вошедшего, нескладного парня с непропорционально маленькой головой, действительно трясло.
— Вы, это… Ширяетесь, да?
— Нет, ботанику учим, — давясь смехом, сострила Лелька, все так же сидя на полу.
— Я… это…
— А мы — то! А мы — конь в пальто!
— Слышьте, я кровь позавчера сдавал. Из военкомата опять привязались.
— Я сейчас тоже сдала, — все не унималась Лелька, — вон, в кастрюльку.
— У меня СПИД нашли, — выдохнул парень. Сообщение было сопровождено новым взрывом хохота.
— СПИД не спит! — провозгласил Саня.
— Вы что, не слышите, придурки? Вы же тоже все здесь кололись. Я думаю: чего они прицепились с этой кровью? Раз сдал, второй сдал. Позавчера третий раз взяли. И все вроде как из военкомата. А сегодня меня докторица наша обрадовала.
Что я ВИЧ-инфицированный. И в ментовку тут же потащили. Пыталово устроили настоящее. Статьей пугали. Сидеть тебе, говорят, не пересидеть. — Голос Хорька поднимался все выше и на последних словах сорвался на тонкий плач. — Слышьте, статья, оказывается, есть в кодексе. Они мне ее зачитали, суки. За угрозу заражения или как-то там еще. А я, что ли, заражал? Это ты, Санек, это вы с Лелькой соломку завезли. Это вы нас тут уже два месяца ширяете.
— Ты что же, все это им и рассказал? — зловеще процедил Саня, вникая наконец в смысл произносимых слов. — Ты что же, сдал нас?
— А что я? — Хорек завыл уже в голос. — Они меня тепленьким взяли.
Только диагноз сказали, туг же меня менты под белы руки. И докторица все выспрашивала: с кем колешься, как колешься. Она хоть вежливо. А менты руки крутить начали. Я что, крайний?
— Да я же тебя, сука, убью сейчас, — медленно проговорил Саня, поднимаясь.
— Я ничего не сказал. Я только сказал…
Двери в подвал неожиданно распахнулись.
— Всем встать лицом к стене. Руки на стену, ноги врозь. Милиция! — рявкнули от двери.
В темное помещение ввалилась группа людей в милицейской форме.
Поднялся визг, ругань, грохот опрокидываемых ящиков.
Группу староподольских наркоманов продержали в КПЗ ночь. Утром задержанных отпустили. Всех, кроме Санька.
Конечно, малолетки его сдали, злобно думал Саня, сидя в тесной, забитой людьми камере. Мысли вспыхивали в измученном ломкой мозгу вразнобой и тут же расползались, как тараканы. Вон, мент уже двумя статьями стращает: перевозка и распространение наркоты, да еще и склонение к употреблению. До десяти лет. Ну, это мы еще посмотрим. Пусть докажут сначала. Хотя Дела-то, если честно, хреновые. Кастрюлька с остатками варева ушла на экспертизу. Еще и кровь взяли на анализ. И у Лельки и у него. Хотя права никакого не имеют насильно обследовать. Да разве с ними, суками, поспоришь? Сегодня вторые сутки на исходе. Должны или выпустить, или предъявить что-нибудь.
Лелька говорила, что у ее матери брат двоюродный в ментовке работает…
— Петров, Самойленко, Чиладзе, Афанасьев, Дементьев, — прочитал по списку возникший в камере контролер, — все на выход.
Саня и не заметил, как дверь камеры открылась. Суетливо задергавшись, он вместе с остальными кинулся к выходу.
На улице, около здания гормилиции, курили несколько мужчин. Они с напряженным вниманием разглядывали вдыхавших сладкий воздух свободы нарушителей правопорядка.
— Кто из вас Самойленко? — окликнул один из этой группы.
От мужиков исходила явная угроза. Санек, стараясь не спешить, обогнул здание.
— А вон тот, что за угол завернул, — доложил , кто-то из сокамерников.
Саня кинулся прочь, юркнув в первый же двор, который, к счастью, оказался проходным. Выскочил было на улицу, но его настигли, втащили обратно, сбили с ног.
— Ногами его, ногами. Руками не трогайте!
— Сука! Ты что с детьми нашими сделал?
— Убью, убью! — истошно кричал один из мужиков.
Удары сыпались со всех сторон: Саня съежился, закрывая голову руками.
Но чей-то кованый ботинок достиг его виска.
* * *
Когда он очнулся, было уже темно. Он лежал в глубине двора, за выступом стены. Слышались голоса проходивших через двор людей. Саня попробовал подняться. Резкая боль вспыхнула во всем теле. Он застонал и рухнул, размазывая по лицу кровь. Подняться удалось с пятой попытки. Он еще долго стоял, прислонясь к стене. Затем медленно двинулся, петляя незнакомыми переулками.
Дом Лелькиной матери находился в частном секторе. Обычный одноэтажный домишко, утопающий в зелени сада. В окнах горел свет. Саня проскользнул в калитку. Загремел цепью и угрожающе заворчал огромный пес.
— Пират, свои, — почти шепотом проговорил Саня.
Цепь снова загремела. Пират забрался в будку. Саня легонько постучал в Лелькино окно и тут же отступил в тень яблони. Створки окна распахнулись, высунулась льняная Лелькина голова.
— Саня, это ты? — негромко спросила она, вглядываясь в темноту. — Санечка, что с тобой? — запричитала Лелька. В льющемся из окна свете лицо Санькино казалось еще более изуродованным.
— Ништяк, — хрипло пробормотал он. — Бери башли, ширево и выходи. Кофту надень какую-нибудь. Холодно.
— Санечка, кто тебя так?
— Потом причитать будешь. Я на улице подожду. Давай по-быстрому, слышь?
— Ага. Я сейчас. Я через окно.
Молодые люди почти бегом двинулись по пустынной вечерней улочке.
— Чего это они меня выпустили?
— Это я, Санечка! — испуганно тараторила Лелька. — Мамаше пригрозила, что, если она дяде Мите не позвонит, я вены вскрою и Машку порежу. Она и испугалась. Позвонила. А он сказал, что и так отпустят. Сегодня банду какую-то взяли, так места нужны в КПЗ. Потом… Эксперт у них заболела, которой кастрюлю и шприц на анализ отдали. Отправили все в облцентр. Так что ответа нет еще.
Дядя Митя так и сказал, что, мол, если бы ответ был уже, тебе бы обвинение предъявили. А так… У тебя подписку взяли о невыезде?
— Конечно. А то бы они меня не отпустили…
— Ага. У меня тоже. Дядя Митя сказал матери, что мне статья светит. Все против нас показания дали, представляешь? Они тебя днем потому и боялись выпускать-то. Тут шухер такой по всему городу… Родители у ментовки стояли.
Человек двадцать. Тебя ждали. Меня мамаша в комнате заперла, будто я прокаженная. Саня, у Хорька вправду вирус обнаружили. Тут такое творится…
Мамаша орет, чтобы я из комнаты не выходила, к Машке не прикасалась. Не нужна я им. Куда я теперь без тебя? Кто тебя избил, Санечка? Менты?
— Какая разница…
— Я боюсь, Санечка! Что с нами будет? Мы же все вместе кололись. А докторица говорит…
— Она-то вообще молчать должна, сука!
— Ну кто здесь будет молчать? Все друг друга знают. Может, шепнула кому из подруг. У нее учителка школьная в подружках. И понеслось. Так врачиха говорит, что в Николаеве эпидемия СПИДа. Значит, это мы привезли? Так, что ли?
Дядя Митя сказал, что, если ты больной, они не знают, как тебя и содержать-то.
Со всеми или ; отдельно. Он мамаше сказал, что лучше бы тебя вообще не было. А мамаша сказала, что лучше бы и меня не было. Вот так. Я боюсь, Санечка.
— Подожди, не вой. Башли взяла?
— Ага. Все при мне. Я боюсь, Санечка!
— Не вой. Ширево взяла?
— Да. Все, что осталось. У нас немного осталось-то, Санечка.
— Давай зайдем куда-нибудь. Хреново мне. Они так и брели по узкой улочке среди цветущих каштанов.
— Вот сюда. — Саня указал на заброшенный сарай. — Нищтяк, — слабым голосом проговорил Саня после укола, прислонясь к двери сарая.
Лелька поднялась с корточек, спрятала шприц в сумке.
— Что мы теперь делать будем, Санечка?
— Нет у нас никакого СПИДа. Мы здоровые совсем. А при СПИДе сначала простуда бывает.
— А помнишь, мы с тобой в Николаеве оба сразу ангиной заболели?
— Ну и что? Что ты, раньше никогда ангиной не болела?
— Ага. Болела. — Ну и все. Хорек уже до нас кололся. Герой. Сам небось и подцепил.
— Мы же все…
— Ну и что? Не все же заражаются. Я читал. Все, заткнись. Давай кольну тебя. Полегчает.
— Давай.
Через несколько минут они вышли из сарая, двинулись дальше по темной уже улице.
— Куда улица ведет? — спросил Саня, приглядываясь к полустертым табличкам на калитках.
— Это Западная улица. Она на трассу выходит. Из города.
— Пошли, — коротко скомандовал он. Через полчаса Санек и Лелька тряслись в кабине дальнобойной фуры. Староподольск остался позади.
Они ехали без остановок всю ночь. Утром водитель-дальнобойщик высадил их на вокзале крупного железнодорожного узла. Ближайший поезд должен был прибыть на станцию через десять минут. Поезд проходной, до Санкт-Петербурга.
— Нам, Лелька, и надо в крупный город, вроде Питера. В большом городе спрятаться легче, — решил Саня. — И чтобы оттуда в Николаев смотаться можно было. Дуй за билетами. Меня, может, ищут уже.
Саня остался на улице, глядя на мир сквозь солнцезащитные очки, купленные тут же, в ближайшем киоске. Темные стекла скрывали багровый синяк под глазом. Лелька, преодолевая страх, направилась к кассе. По почти пустому помещению вокзала лениво прохаживался милиционер, и девушка изо всех сил старалась не смотреть в его сторону. Билеты, к счастью, были. Милиционер бросил на Лельку равнодушный взгляд, прошел мимо.
— Что же мы, Саня, так и будем теперь всю жизнь прятаться? — спросила Лелька уже в тамбуре вагона.
— А ты что предлагаешь? Хочешь, дуй обратно к мамаше. Пока поезд стоит.
Давай, бросай меня! — Саня зло швырнул окурок.
— Нет, я с тобой, — испугалась Лелька.
Поезд наконец тронулся.
— Ты что? Куда я теперь? Мамаша меня в дом не пустит. Машка тоже шарахалась, будто я и не сестра ей. Кому я нужна, кроме тебя? Слушай, я в одной газете прочитала, что в Питере операцию придумали для наркоманов. На мозгах.
Чтобы вылечить. Пока еще испытания проводят. Может, мы с тобой найдем эту клинику, а, Санечка? Может, нас вылечат?
— От чего? — с усмешкой спросил Санек, и голубые Лелъкины глазищи тут же наполнились слезами. — Ладно, чего ты? Шучу я. Нет у нас ничего. Никаких вирусов. Забудь. Можем и искать. Только кто нас бесплатно будет лечить?
— Им же нужны подопытные.
— А не боишься за мозги-то? А то прооперируют — и станешь полной дурой…
— Я, Санечка, теперь всего боюсь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41