Но не сдалась, вновь выпрыгнула, извиваясь всем туловищем, — рывки эти, от которых содрогались леска и удилище, отдавались у Филипелли в ладонях. Рыбина снова ушла под воду.
— Ничего себе, да она во второй раз не меньше, чем на три фута подпрыгнула! — воскликнул Багси, поглощенный разворачивающимся на его глазах боем. — Да это настоящая громадина, босси! Спокойно, только спокойно!
Филипелли почувствовал выброс адреналина в кровь. Ну рыба и рыба, чего волноваться-то так? Но он не мог совладать с собой. Дыхание его стало прерывистым, и он вдруг с изумлением осознал, что молится всем богам, заклиная их, чтобы леска не ослабла. Это было бы верным знаком того, что форель либо выплюнула крючок, либо откусила его и проглотила вместе с наживкой. Ему до безумия хотелось вытащить эту рыбину.
— И кто же там у нас на крючке, Багси? — проорал Филипелли, не отрывая глаз от воды.
— Радужная! Глазам своим не верю. Я всегда считал, что здесь водятся только коричневые. Красавица! Фунтов на восемь — десять. Это действительно большая рыба, босси, даже для этой реки. — И тут леска зазвенела. — Она уходит на глубину, босси. Тормози! Тормози!
Филипелли дрожащими руками начал крутить тормозной винт, чтобы рыбине было труднее перекусить леску.
— Не так туго! Господи, да такая акула в мгновение все перегрызет.
Радужная снова выпрыгнула из воды, на сей раз гораздо дальше от берега. Она уже проглотила немалую часть лески.
— Она уходит вниз по реке, босси! Двигай за ней, иначе упустишь.
Филипелли пошел по мелководью, близ берега, стараясь держать удилище повыше, чтобы леска оставалась натянутой и рыбина постоянно ощущала давление. Из-за сапог идти было трудно, и Филипелли едва держался на ногах, нащупывая подошвами камни и коряги на дне. Постепенно вода дошла ему до пояса.
Форель все еще тянула его вперед, хотя леска уже не сматывалась. Филипелли обернулся. В какие-то несколько минут он продвинулся вниз по реке на несколько сотен ярдов. Телохранителей, загорающих у себя в лодке, он почти не видел, да и Багси постепенно исчезал из поля зрения на фоне яркого солнца.
Вокруг лодыжек Филипелли быстро обвилась веревка. Сначала он не понял, что происходит, но почти сразу же его потянуло вниз, и Филипелли ушел под воду. Наверное, зацепился за какую-нибудь корягу на дне, которую не разглядел в мутной воде, догадался он, пытаясь восстановить равновесие и выбраться наружу. И только тут Филипелли осознал, что кто-то невидимый тащит его на самую середину реки.
Выпустив удилище, он снова попытался всплыть. Но таинственный враг уже затащил его на десятифутовую глубину, и руки не достигали поверхности. Филипелли отталкивал нападающего, которого почти не видел из-за быстрого течения, но веревка очень стесняла его движения. Вода залилась в сапоги, и его затягивало все глубже и глубже. Филипелли испугался, поняв, что если он не предпримет решительных мер, то утонет.
Он потянулся к лодыжкам, надеясь освободиться от пут. Легкие разрывались. Филипелли удалось ухватиться за конец веревки и освободить одну ногу. Он лягнул что-то или кого-то невидимого. Теперь освободилась и другая нога. Филипелли рванулся вверх, еще мгновение — и он глотнет свежего воздуха.
После того, как Феникс Грей нанес Филипелли яростный удар, его маска соскользнула с лица на шею, но он не стал тратить времени на то, чтобы вернуть ее на место. Ему удалось уцепиться за сапог Филипелли. Он не ослаблял хватки. Не мог себе этого позволить. Если Филипелли выплывет, это будет означать провал всей операции. А для него самого — смерть. Уж об этом Резерфорд позаботится.
Филипелли снова попал ногой в противника. Поверхность воды была уже совсем близка. Буквально в нескольких дюймах. О Господи, мозг сейчас взорвется! Словно молотом бьет. Бьет изо всех сил. Такой боли он еще не испытывал. Филипелли беззвучно вскрикнул. Как не хватает воздуха! О Господи, хоть единый вдох! И за что мне такое?
Пальцы Филипелли появились над поверхностью, ладони ощутили прохладу воздуха. Сию минуту здесь будут телохранители. Не могли же они не заметить, что он исчез.
Феникс собрал все силы и впечатал свой огромный кулак в солнечное сплетение Филипелли.
Ну вот и все. Филипелли не мог больше сопротивляться естественному желанию набрать в грудь воздуха, хотя понимал: это — смерть. Вода хлынула в легкие, он начал захлебываться. Феникс Грей потащил Филипелли на дно.
Филипелли стиснул ладонями шею. «О Боже, хоть чуть-чуть воздуха! Самую капельку. Такую боль невозможно вытерпеть. Я хочу увидеть свою семью. Хотя бы еще раз. Мне так много нужно сказать жене и детям. О Боже, ну пожалуйста, что тебе стоит!» Он сделал еще один большой глоток.
Свет, струящийся наверху, померк. И Картер Филипелли, директор Федеральной резервной системы США, безжизненно опустился на дно Бигхорн-Ривер.
Глава 16
Гарвардская «Семерка» ведет отсчет своей истории со времен Гражданской войны. В 1863 году несколько студентов сформировали группу, получившую впоследствии известность под названием федералистов. Их объединяла идея целостности государства, это — главное. Страна, если ее раздробить на отдельные части, перестанет существовать. Именно это заставило их с беспрецедентным энтузиазмом выступить в поддержку федерального правительства. С равным неистовством нападали они на инсургентов-конфедератов.
Федералисты пылали страстью, какую испытывают только в молодости. Они вывешивали юнионистские лозунги на каждом столбе и на каждом дереве. Они организовывали митинги в защиту северян, приглашая выступить на них самых последовательных сторонников единства союза штатов, и безжалостно преследовали всякого — будь то студент или преподаватель, не важно, — кто осмеливался встать на сторону бунтовщиков. Любому, кто не разделял их позиции, кто не с ними, они посылали письма с угрозами, били окна и вообще использовали разнообразные методы устрашения.
Гражданская война окончилась, и группа федералистов распалась. Но семеро ее основателей не успокоились. Они тайно, считая анонимные действия более эффективными, основали новое общество. К тому времени федералисты уже усвоили один чрезвычайно важный урок: если орудовать согласно, целеустремленно и последовательно, если всегда помнить общую цель, можно оказывать воздействие на массы. Это небольшое объединение начнет там, где закончат федералисты. Его-то по прошествии лет и назовут «Семеркой».
В 1893 году, после долгой изнурительной борьбы с раком, доктор Франклин Пирс умер. Наследников он не оставил. Двое его детей погибли от скарлатины еще подростками, а жена стала жертвой пневмонии за год до его собственной кончины. За всю жизнь ему удалось скопить двести пятьдесят тысяч долларов, что по тем временам составляло солидную сумму. Доктор Пирс завещал все свои сбережения альма-матер — Гарвардскому университету.
Дар сопровождался запиской, в которой доктор признавал свое членство в «Семерке». Деньги — крупнейшее в истории университета пожертвование частного лица — должны были, согласно воле завещателя, пойти на стипендии для представителей национальных меньшинств.
В день смерти доктора Пирса, ровно за семь минут до полуночи, колокол на университетской часовне прозвонил семь раз. Так Гарвард признал существование «Семерки».
Оставшиеся шесть членов общества пополнили его за счет студента-третьекурсника, принимавшего весьма активное участие в общественной жизни университета. Так в группу влилась свежая кровь, и самый молодой ее член сразу увидел открывающиеся перед ним возможности.
Старшие были люди заметные, кое-кто поддерживал тесные связи с Уолл-стрит. Молодой человек убедил их использовать эти связи ради скрытого пополнения казны «Семерки». Он сразу сообразил, что уолл-стритские воротилы, выпускники Гарварда, обрадуются возможности поддержать тайное общество, способное определять политику их альма-матер. Что касается популяризации «Семерки» внутри родных стен, то молодой человек просто вывел белой краской цифру 7 на покрытых плющом университетских зданиях.
На выпускной церемонии 1996 года «Семерка» сделала свое первое официальное пожертвование в кассу университета: миллион и семь центов — сумма в ту пору колоссальная. Это потрясло публику, а газеты, освещавшие событие, лишь бегло упомянули о том, что главным оратором на нем был государственный секретарь Соединенных Штатов. Зато они во всех деталях описывали, как посреди министерской речи из окна на четвертом этаже Грант-Холла поплыл вниз конверт, и как его прикрепили к тесемке, и как он трепетал на ветру перед глазами госсекретаря, когда тот обращался с крыльца здания к родителям, студентам и представителям университета. В тот момент, когда последние вскрыли конверт и объявили о его содержимом, речь прервалась. Собравшиеся взорвались аплодисментами, продолжавшимися не менее четверти часа, а шестеро старших участников общества и заканчивающий в этом году университет их юный товарищ наблюдали за этим взрывом восторга со сдержанным удовлетворением.
После Второй мировой войны деятельность «Семерки» приобрела ярко выраженный политический характер, ее члены неизменно вступали в заговор с представителями консервативной идеологии. Традиции крупных пожертвований в университетский фонд они не изменяли: сумма всегда включала в себя цифру 7. Но основные свои усилия они сосредоточили на работе с губернаторами и конгрессменами, недружественно относящимся к господствующим республиканским взглядам.
Членство в «Семерке» было пожизненным, всего за историю существования в нее входило сорок девять человек. На торжественной церемонии вступления неофиту в области предплечья накалывали едва заметную «Семерку», различимую лишь через сильную лупу. Тут же с него брали клятву на крови хранить тайны общества, а также обещание любыми способами поддерживать других членов «Семерки». После смерти члена «Семерки» его принадлежность к ней определяли по цифре 7 в конце некролога в «Нью-Йорк таймс», а также по имени на простой, без названия, доске при входе в гарвардскую часовню. Смысл ее был ведом всем, хоть сколько-нибудь связанным с Гарвардом.
В общество никогда не входило более семи членов. По смерти одного его место в течение нескольких дней занимал другой, отобранный из длинного списка кандидатов, за которыми постоянно присматривали. Новые члены более не рекрутировались из числа студентов — эта традиция оборвалась в 1945 году. Дела, коими занимались члены общества, были слишком деликатными, чтобы посвящать в них молодых людей, еще не определивших свою политическую позицию. Новыми членами становились люди, уже снискавшие видное положение в больших корпорациях, крупных юридических фирмах, правительственных учреждениях, а также на верхних этажах Уолл-стрит. Эти люди обладали крупным капиталом, твердо придерживались консервативных взглядов и, ко всему прочему, были выпускниками Гарварда. Такие требования предъявлялись к членам «Семерки».
* * *
Раскуривая длинную сигару, Грэнвилл Уинтроп обежал взглядом собравшихся. Тернер Прескотт, управляющий партнер компании «Кливленд, Миллер и Прескотт»; Девон Чеймберс, бывший председатель правления компании «Дюпон де Немур»; Уоллес Борман, председатель совета директоров Южного Национального банка; Уильям Резерфорд, бывший глава Европейского департамента ЦРУ; Уэнделл Смит, председатель правления Федерального резервного банка города Нью-Йорка; наконец, Бейли Хендерсон, президент и главный редактор «Файнэншиал кроникл». Важные люди. Влиятельные. Все как один.
И люди одной породы. Они принадлежат одной политической партии, все они богаты, все придерживаются консервативных убеждений, у всех жена и дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Ничего себе, да она во второй раз не меньше, чем на три фута подпрыгнула! — воскликнул Багси, поглощенный разворачивающимся на его глазах боем. — Да это настоящая громадина, босси! Спокойно, только спокойно!
Филипелли почувствовал выброс адреналина в кровь. Ну рыба и рыба, чего волноваться-то так? Но он не мог совладать с собой. Дыхание его стало прерывистым, и он вдруг с изумлением осознал, что молится всем богам, заклиная их, чтобы леска не ослабла. Это было бы верным знаком того, что форель либо выплюнула крючок, либо откусила его и проглотила вместе с наживкой. Ему до безумия хотелось вытащить эту рыбину.
— И кто же там у нас на крючке, Багси? — проорал Филипелли, не отрывая глаз от воды.
— Радужная! Глазам своим не верю. Я всегда считал, что здесь водятся только коричневые. Красавица! Фунтов на восемь — десять. Это действительно большая рыба, босси, даже для этой реки. — И тут леска зазвенела. — Она уходит на глубину, босси. Тормози! Тормози!
Филипелли дрожащими руками начал крутить тормозной винт, чтобы рыбине было труднее перекусить леску.
— Не так туго! Господи, да такая акула в мгновение все перегрызет.
Радужная снова выпрыгнула из воды, на сей раз гораздо дальше от берега. Она уже проглотила немалую часть лески.
— Она уходит вниз по реке, босси! Двигай за ней, иначе упустишь.
Филипелли пошел по мелководью, близ берега, стараясь держать удилище повыше, чтобы леска оставалась натянутой и рыбина постоянно ощущала давление. Из-за сапог идти было трудно, и Филипелли едва держался на ногах, нащупывая подошвами камни и коряги на дне. Постепенно вода дошла ему до пояса.
Форель все еще тянула его вперед, хотя леска уже не сматывалась. Филипелли обернулся. В какие-то несколько минут он продвинулся вниз по реке на несколько сотен ярдов. Телохранителей, загорающих у себя в лодке, он почти не видел, да и Багси постепенно исчезал из поля зрения на фоне яркого солнца.
Вокруг лодыжек Филипелли быстро обвилась веревка. Сначала он не понял, что происходит, но почти сразу же его потянуло вниз, и Филипелли ушел под воду. Наверное, зацепился за какую-нибудь корягу на дне, которую не разглядел в мутной воде, догадался он, пытаясь восстановить равновесие и выбраться наружу. И только тут Филипелли осознал, что кто-то невидимый тащит его на самую середину реки.
Выпустив удилище, он снова попытался всплыть. Но таинственный враг уже затащил его на десятифутовую глубину, и руки не достигали поверхности. Филипелли отталкивал нападающего, которого почти не видел из-за быстрого течения, но веревка очень стесняла его движения. Вода залилась в сапоги, и его затягивало все глубже и глубже. Филипелли испугался, поняв, что если он не предпримет решительных мер, то утонет.
Он потянулся к лодыжкам, надеясь освободиться от пут. Легкие разрывались. Филипелли удалось ухватиться за конец веревки и освободить одну ногу. Он лягнул что-то или кого-то невидимого. Теперь освободилась и другая нога. Филипелли рванулся вверх, еще мгновение — и он глотнет свежего воздуха.
После того, как Феникс Грей нанес Филипелли яростный удар, его маска соскользнула с лица на шею, но он не стал тратить времени на то, чтобы вернуть ее на место. Ему удалось уцепиться за сапог Филипелли. Он не ослаблял хватки. Не мог себе этого позволить. Если Филипелли выплывет, это будет означать провал всей операции. А для него самого — смерть. Уж об этом Резерфорд позаботится.
Филипелли снова попал ногой в противника. Поверхность воды была уже совсем близка. Буквально в нескольких дюймах. О Господи, мозг сейчас взорвется! Словно молотом бьет. Бьет изо всех сил. Такой боли он еще не испытывал. Филипелли беззвучно вскрикнул. Как не хватает воздуха! О Господи, хоть единый вдох! И за что мне такое?
Пальцы Филипелли появились над поверхностью, ладони ощутили прохладу воздуха. Сию минуту здесь будут телохранители. Не могли же они не заметить, что он исчез.
Феникс собрал все силы и впечатал свой огромный кулак в солнечное сплетение Филипелли.
Ну вот и все. Филипелли не мог больше сопротивляться естественному желанию набрать в грудь воздуха, хотя понимал: это — смерть. Вода хлынула в легкие, он начал захлебываться. Феникс Грей потащил Филипелли на дно.
Филипелли стиснул ладонями шею. «О Боже, хоть чуть-чуть воздуха! Самую капельку. Такую боль невозможно вытерпеть. Я хочу увидеть свою семью. Хотя бы еще раз. Мне так много нужно сказать жене и детям. О Боже, ну пожалуйста, что тебе стоит!» Он сделал еще один большой глоток.
Свет, струящийся наверху, померк. И Картер Филипелли, директор Федеральной резервной системы США, безжизненно опустился на дно Бигхорн-Ривер.
Глава 16
Гарвардская «Семерка» ведет отсчет своей истории со времен Гражданской войны. В 1863 году несколько студентов сформировали группу, получившую впоследствии известность под названием федералистов. Их объединяла идея целостности государства, это — главное. Страна, если ее раздробить на отдельные части, перестанет существовать. Именно это заставило их с беспрецедентным энтузиазмом выступить в поддержку федерального правительства. С равным неистовством нападали они на инсургентов-конфедератов.
Федералисты пылали страстью, какую испытывают только в молодости. Они вывешивали юнионистские лозунги на каждом столбе и на каждом дереве. Они организовывали митинги в защиту северян, приглашая выступить на них самых последовательных сторонников единства союза штатов, и безжалостно преследовали всякого — будь то студент или преподаватель, не важно, — кто осмеливался встать на сторону бунтовщиков. Любому, кто не разделял их позиции, кто не с ними, они посылали письма с угрозами, били окна и вообще использовали разнообразные методы устрашения.
Гражданская война окончилась, и группа федералистов распалась. Но семеро ее основателей не успокоились. Они тайно, считая анонимные действия более эффективными, основали новое общество. К тому времени федералисты уже усвоили один чрезвычайно важный урок: если орудовать согласно, целеустремленно и последовательно, если всегда помнить общую цель, можно оказывать воздействие на массы. Это небольшое объединение начнет там, где закончат федералисты. Его-то по прошествии лет и назовут «Семеркой».
В 1893 году, после долгой изнурительной борьбы с раком, доктор Франклин Пирс умер. Наследников он не оставил. Двое его детей погибли от скарлатины еще подростками, а жена стала жертвой пневмонии за год до его собственной кончины. За всю жизнь ему удалось скопить двести пятьдесят тысяч долларов, что по тем временам составляло солидную сумму. Доктор Пирс завещал все свои сбережения альма-матер — Гарвардскому университету.
Дар сопровождался запиской, в которой доктор признавал свое членство в «Семерке». Деньги — крупнейшее в истории университета пожертвование частного лица — должны были, согласно воле завещателя, пойти на стипендии для представителей национальных меньшинств.
В день смерти доктора Пирса, ровно за семь минут до полуночи, колокол на университетской часовне прозвонил семь раз. Так Гарвард признал существование «Семерки».
Оставшиеся шесть членов общества пополнили его за счет студента-третьекурсника, принимавшего весьма активное участие в общественной жизни университета. Так в группу влилась свежая кровь, и самый молодой ее член сразу увидел открывающиеся перед ним возможности.
Старшие были люди заметные, кое-кто поддерживал тесные связи с Уолл-стрит. Молодой человек убедил их использовать эти связи ради скрытого пополнения казны «Семерки». Он сразу сообразил, что уолл-стритские воротилы, выпускники Гарварда, обрадуются возможности поддержать тайное общество, способное определять политику их альма-матер. Что касается популяризации «Семерки» внутри родных стен, то молодой человек просто вывел белой краской цифру 7 на покрытых плющом университетских зданиях.
На выпускной церемонии 1996 года «Семерка» сделала свое первое официальное пожертвование в кассу университета: миллион и семь центов — сумма в ту пору колоссальная. Это потрясло публику, а газеты, освещавшие событие, лишь бегло упомянули о том, что главным оратором на нем был государственный секретарь Соединенных Штатов. Зато они во всех деталях описывали, как посреди министерской речи из окна на четвертом этаже Грант-Холла поплыл вниз конверт, и как его прикрепили к тесемке, и как он трепетал на ветру перед глазами госсекретаря, когда тот обращался с крыльца здания к родителям, студентам и представителям университета. В тот момент, когда последние вскрыли конверт и объявили о его содержимом, речь прервалась. Собравшиеся взорвались аплодисментами, продолжавшимися не менее четверти часа, а шестеро старших участников общества и заканчивающий в этом году университет их юный товарищ наблюдали за этим взрывом восторга со сдержанным удовлетворением.
После Второй мировой войны деятельность «Семерки» приобрела ярко выраженный политический характер, ее члены неизменно вступали в заговор с представителями консервативной идеологии. Традиции крупных пожертвований в университетский фонд они не изменяли: сумма всегда включала в себя цифру 7. Но основные свои усилия они сосредоточили на работе с губернаторами и конгрессменами, недружественно относящимся к господствующим республиканским взглядам.
Членство в «Семерке» было пожизненным, всего за историю существования в нее входило сорок девять человек. На торжественной церемонии вступления неофиту в области предплечья накалывали едва заметную «Семерку», различимую лишь через сильную лупу. Тут же с него брали клятву на крови хранить тайны общества, а также обещание любыми способами поддерживать других членов «Семерки». После смерти члена «Семерки» его принадлежность к ней определяли по цифре 7 в конце некролога в «Нью-Йорк таймс», а также по имени на простой, без названия, доске при входе в гарвардскую часовню. Смысл ее был ведом всем, хоть сколько-нибудь связанным с Гарвардом.
В общество никогда не входило более семи членов. По смерти одного его место в течение нескольких дней занимал другой, отобранный из длинного списка кандидатов, за которыми постоянно присматривали. Новые члены более не рекрутировались из числа студентов — эта традиция оборвалась в 1945 году. Дела, коими занимались члены общества, были слишком деликатными, чтобы посвящать в них молодых людей, еще не определивших свою политическую позицию. Новыми членами становились люди, уже снискавшие видное положение в больших корпорациях, крупных юридических фирмах, правительственных учреждениях, а также на верхних этажах Уолл-стрит. Эти люди обладали крупным капиталом, твердо придерживались консервативных взглядов и, ко всему прочему, были выпускниками Гарварда. Такие требования предъявлялись к членам «Семерки».
* * *
Раскуривая длинную сигару, Грэнвилл Уинтроп обежал взглядом собравшихся. Тернер Прескотт, управляющий партнер компании «Кливленд, Миллер и Прескотт»; Девон Чеймберс, бывший председатель правления компании «Дюпон де Немур»; Уоллес Борман, председатель совета директоров Южного Национального банка; Уильям Резерфорд, бывший глава Европейского департамента ЦРУ; Уэнделл Смит, председатель правления Федерального резервного банка города Нью-Йорка; наконец, Бейли Хендерсон, президент и главный редактор «Файнэншиал кроникл». Важные люди. Влиятельные. Все как один.
И люди одной породы. Они принадлежат одной политической партии, все они богаты, все придерживаются консервативных убеждений, у всех жена и дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57