Показания у него выбили, на суде он их поменял, но было уже поздно - машина покатилась...
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Решили мы отказать Зимородку. Хмыкнул он, вышел, не попрощавшись, фрукт. В общем, только шестеро из четырнадцати прошли комиссию. Последним вошел некий хмурый тип Оляпьев. Насупленно-выжидающе глядел на замполита. Тот же прочел характеристику и сразу подытожил:
- Членом СПП стал недавно, неделю назад, предоставление льгот считаю преждевременным.
- Но у меня нет нарушений! - вдруг заныл Оляпьев. - Насильно оставляете меня здесь?
- Нет, добровольно и сознательно туда вступают, а не перед комиссией, возражаю я. - А вот у тебя сознательности - кот наплакал. Такие, как ты, на химии только разборки устраивают, а не работают.
Смотрел я на него, думал: вот такие незаметные с виду середнячки, что при случае всегда будут против активистов и в комендатурах, и на химии, делают чаще всего там кровопролитие. Вольные общежития из-за них и превращались в места побоищ, и "химики" такие, не успев вдохнуть свободы, возвращались в следственный изолятор...
Когда закончили комиссию, из ПКТ мне сообщили, что мой Кочетков, сидящий второй месяц там, изготовил заточку. Пошел на свиданку с ним, давно не виделись.
- Ну что? - вздыхаю.
- Устал... - И как школьник за партой, большой Кочетков сложил на столе руки, притулил к ним стриженую голову.
И так у него просто это получилось, что поверил я ему. В который раз, тысячу раз обманываемый, снова поверил я человеку. Убить меня мало...
- Иной раз кажется, - говорил грустно, как на исповеди, - сорвусь. Все надоело. Корчишь... из себя... блатного, хохочешь, а самому невыносимо. Себя я бояться стал, гражданин майор... - Смотрит, будто просит, чтобы погладил я его, седого, стареющего на глазах.
Понял я, что ни о какой заточке сейчас разговора не надо заводить...
- Письмо я от твоей жены читал, знаю, дети подрастают. Уже спрашивают, где отец. Начинайте все сначала, Кочетков, а мы поможем. Чем могу...
- Поздно, - угрюмо он отвечает, как решенное. - Кенты смеяться будут. Голос задрожал, и стала наворачиваться слеза. - Если бы в другую Зону...
- Не могу я тебя перевести в другую Зону... - говорю. - В другую камеру могу...
- Сейчас пройдет, - застеснялся он своей слабости. - Про заточку пришли спрашивать... - оглядел меня. Добавил твердо: - Скажу так - никого убивать не собирался, самому вот... жизнь опостылела...
Посидели мы еще с ним, поговорили. И - отмяк сердцем человек. И может быть, покинут мысли о смерти еще одну стриженую голову. Дай-то бог...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
В эту ночь Медведев дежурил по Зоне на пару с капитаном Волковым.
Офицерам на дежурстве можно не встречаться, у каждого свой участок забот. Но за полночь в кабинет к майору тихо вошел дюжий оперативник. Подвинул фотографии на столе, что готовились Медведевым для стенда "Никто не забыт, ничто не забыто", присел.
- Давно мы вместе не дежурили... Ночь длинная. Есть о чем нам потолковать, товарищ майор, как думаешь?
Медведев неодобрительно оглядел его, пожал плечами.
- Поговорим... - неохотно сказал, и капитан это уловил.
Встал майор, налил гостю чайку, сел напротив:
- Слушаю.
- Чего ж вы меня опять преследуете, товарищ майор? - горько сказал Волков. - Все не можете простить мне ошибок давних? Но когда это было...
- А сейчас ты что вытворяешь? - майор удивленно поднял глаза. - Или ты хочешь ошибками назвать тот сволочизм, как в Зону дурь течет из всех щелей, как деньги общаковские здесь гуляют?
- Опять вы за свое... - Волков шумно вздохнул. - Знаете же, что не перекрыть общак, все равно он здесь будет...
- Опять... - упрямо бросил Медведев. Поднялся, злой. - Слушай, я не знаю, о чем с тобой говорить. Доказать я все равно пока ничего не могу. О чем говорю, ты прекрасно понимаешь. А когда приловят тебя с делишками этими, не мне уже будешь отвечать, а следователям. О чем нам сейчас-то говорить? Чего тебе открываться раньше времени, может, и проскочишь, не заметут... - даже улыбнулся Медведев такому печальному для справедливости, но радостному для оперативника факту.
- Василий Иванович... - подняв на него глаза, медленно протянул капитан. А вот если поверить всему бреду, что вы обо мне тут насочиняли, вот сами вы...
- Что?
- Ну... вот... - Оперативник мучительно подыскивал слова. - Если бы вам предлагались судьбой деньги... и неплохие?
- За что? - искренне не понимал Медведев, к чему ведет капитан.
- Все, проехали... - внимательно оглядев его, отвернулся Волков.
- Ты что, мне хочешь предложить с тобой наркоту зэкам продавать? - широко открыл слипающиеся глаза майор. И вдруг засмеялся - долго и заливисто. - Во молодец...
- Очень смешно... - поставил аккуратно стакан Волков.
- На цинизм всегда надо отвечать цинизмом, - отсмеявшись, бросил Медведев, - так, кажется, по-твоему.
Волков ничего не ответил.
- Спасибо за чай.
- Пожалуйста. Значит, так, капитан. Барыг я твоих пасу и на чистую воду скоренько уже выведу, - снова улыбнулся майор, говоря как о деле решенном.
Волков задумчиво кивнул.
- Что ж вы с пенсии-то своей пришли? - озабоченно сказал он. - Сидели бы да сидели, и проблем бы не было у меня.
Медведев пожал плечами - так вышло, брат. Все улыбался.
- И я вас тоже пасу, - серьезно добавил Волков и вышел - прямой и большой. Аккуратно, слишком аккуратно затворил дверь. Будто точку поставил...
И чуть страшно стало майору. Но только чуть...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Такова жизнь Зоны - до поры до времени вялая, казалось бы, не предвещающая никаких даже мало-мальских событий, кроме отбытия кого-нибудь на волю, но вдруг - вспышка ярости, непослушания, и - смерть, раны, и новые сроки, и новая боль. В этом вся Зона - спящая и неспящая одновременно, смирившаяся и вечно бунтующая - скрытым от глаз бунтом обреченных на прозябание людей.
Так случилось и на сей раз: из ничего, из бытового разговора, ссоры, перепалки неожиданно вырос главный поединок Зоны - дуэль на заточках.
То, что в сводках администрации называется кисло и невнятно - поножовщина, на самом деле - сознательный дерзкий акт двух людей, желающих доказать свою правоту и отомстить за оскорбление.
ЗОНА. БАКЛАНОВ
А оскорбил меня опять вернувшийся в Зону морячок Жаворонков. Отбегал свое, прищучили, снова нарисовался. Манеры сохранил те же - все по херу, ну пахан прямо, "никого не боюсь...".
Сцепились мы по пустяку, но он вдруг завел: да ты, мол, помолчи, ты же к куму бегаешь через день.
Докажи, говорю. А что доказывать, кричит, все знают. Нет, ты докажи, тоже на голос беру. Он завелся: ты, мол, дурь в Зону проносишь через опера, не наш ты барыга, а ментовский.
Ну, я тут и взвился... Поссорились.
Он кричит - на поединок тебя вызываю.
Что делать? Хорошо, говорю.
ЗОНА. ЖАВОРОНКОВ
Я на воле сейчас побывал и понял, что же за жизнь паскудная была здесь. Вернулся, вижу - ничуть она не поменялась, только гнилей еще стала. И самое обидное, что скурвились многие, сами же под ментовскую дудку пляшут, все продали. Даже наркоту сами менты стали в Зону таскать и с этих же дураков башли за нее драть.
На воле встретил людей, которые общаком нашей Зоны ведают, и они мне сказали, что дурь-то они внести сюда давно уже не могут, не проходит.
Но в Зоне-то она есть, говорю! Ну, правильно, отвечают, значит, опер сам ее через своих барыг вам и впаривает. А те деньги, что нам удается в Зону внести, вы на дурь ментовскую и тратите.
Мне-то, в общем, это по фигу, мне ее не курить, но просто за идиотов стало обидно...
А вот как раз на Бакланова этого они и серчают, он-де не их барыга, а Волкова, опера. И когда он что-то тут заверещал - менты не такие, менты сякие, я и не выдержал: сам-то с их ладошки жрешь... Ну, он на меня, и пошло-поехало.
Ладно, поединок так поединок.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Секундантов тут не положено, только зрители-зеваки да друзья.
Выбрали денек поспокойней, отошли в недостроенный цех. Жаворонков, обычно веселый, на сей раз был сдержан и даже грустен. Бакланов храбрился, но взгляд затравленный выдавал его - боялся. Не Жаворонкова, тут еще кто кого возьмет, оба бугаи здоровые и дерзкие, но вот удара боялся неожиданного и мгновенной смерти за ним. Пыл за два дня после ссоры сошел... за что умирать? Мало ли что наговорили друг другу...
Отступать вот только нельзя уже было, нельзя, не положено это в Зоне. Отступил - струсил, можно его подавить...
Жаворонков, задумчиво разглядывая Бакланова, сказал громко, будто для всех:
- Давай так... Ты должен узнать у шефа своего, с которым делишься, у опера Волкова этого долбаного, одну деталь... Сможешь?
Бакланов крякнул.
- Снова ты за свое... - зло бросил. - Говорил же тебе...
- Ты дослушай... - мягко продолжил Жаворонков. - Узнай у него, что там случилось, когда к нему жена моя первая приехала. Спроси! - Он смотрел на недруга просительно.
- Не говорю я с ним, нечего мне... - буровил свое Бакланов. - Это тебе вот почему срок за побег не добавили? А? Сам сучишь! Или баба твоя Волку подстелилась?
- Ах ты ж козел!... - побелел Жаворонков. - Вот за это я тебя убью, твердо сказал он.
Тут разозлился и Бакланов:
- Ладно брехать - убью! Давай, попробуй!
Вытащил кишкоправ и пошел на него.
Морячок внимательно и задумчиво оглядел противника и вытащил свою выкидуху. Нож с долгим лезвием был красив, прямо кортик морской. Он протер его неспешно о рукав телогрейки и неожиданно улыбнулся.
- Эх, где наша не пропадала! - кивнул стоявшим поодаль съежившимся от мороза и предощущения чьей-то скорой смерти зэкам.
Бакланов стремительно бросился вперед и взмахнул рукой... Жаворонков едва успел отклонить голову, бритвенной заточки сталь обдула висок. Он успел заметить очумелый взгляд противника и нырнул ему под руку, близко вдохнув тяжелый запах Бакланова. Когда атаковавший обернулся, морячок танцевал чечетку за его спиной, перекидывая кортик из руки в руку с широкой улыбкой. Бакланов воспринял это как издевательство и грузно пошел на него, яростно взмахивая заточкой.
И вдруг Жаворонков запел:
Костюм бостоновый и корочки со скрипом
Я на тюремный на халатик променял...
В мгновение вырвался весь его бесшабашный характер, он уже плясал вприсядку, с присвистом, с гиком, словно был на палубе своего корабля, ловко уворачиваясь от кидающегося на него Бакланова, но сам не отвечал.
- Последний раз говорю тебе, бугай, давай разойдемся миром, - со смехом крикнул он и вдруг поскользнулся и растянулся во весь рост.
- Лежачего не бьют! - предостерег кто-то из зэков.
Но охваченный яростью Бакланов кинулся на распростертого противника, выставив пикой руку с заточкой.
Никто ничего не успел понять, как нападавший рухнул, сбитый подножкой морячка, тот успел вывернуться из-под Бакланова, перехватив и повернув кисть его руки. Заточка прошила хозяина...
Жаворонков перевернул его на спину, выдернул заточку и замахнулся:
- Ты, сучье дерьмо! На лежачего кинулся! Проси прощения!
Бакланов в бессильной ярости харкнул ему в лицо... И увидел... взмах руки Жаворонкова.
Морячок встал над телом, сплюнул и бережно спрятал в рукав свой чистый кортик.
- Отдал швартовы...
ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ
Известие об убийстве застало меня уже дома. Недосчитались одного при съеме с работы, а эти-то все мои - молчат; пошли шариться по заводу солдатики. Нашли мертвого Бакланова. Заточкой его... два удара нанесли, один, видать, примерочный, а второй в сердце прямо - наповал. Бросили под плиту бетонную, ну а так как наследили там, найти-то убийц нетрудно будет.
Ну что, Волков приехал, поматерился, уехал. Следователей вызвали, протоколы...
Опять мне все расхлебывать. Бакланов, Бакланов... Нарвался...
Все ходил в синяках - "упал неловко...". Вот и упал неловко на заточку...
Кто? Может, по приказу Квазимоды пришили за ворона? Вряд ли, прошло уже больше двух месяцев.
На лице страха у него не было, вроде как видел, кто его убивает и зачем. В чем провинился на этот раз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
ЗОНА. МЕДВЕДЕВ
Решили мы отказать Зимородку. Хмыкнул он, вышел, не попрощавшись, фрукт. В общем, только шестеро из четырнадцати прошли комиссию. Последним вошел некий хмурый тип Оляпьев. Насупленно-выжидающе глядел на замполита. Тот же прочел характеристику и сразу подытожил:
- Членом СПП стал недавно, неделю назад, предоставление льгот считаю преждевременным.
- Но у меня нет нарушений! - вдруг заныл Оляпьев. - Насильно оставляете меня здесь?
- Нет, добровольно и сознательно туда вступают, а не перед комиссией, возражаю я. - А вот у тебя сознательности - кот наплакал. Такие, как ты, на химии только разборки устраивают, а не работают.
Смотрел я на него, думал: вот такие незаметные с виду середнячки, что при случае всегда будут против активистов и в комендатурах, и на химии, делают чаще всего там кровопролитие. Вольные общежития из-за них и превращались в места побоищ, и "химики" такие, не успев вдохнуть свободы, возвращались в следственный изолятор...
Когда закончили комиссию, из ПКТ мне сообщили, что мой Кочетков, сидящий второй месяц там, изготовил заточку. Пошел на свиданку с ним, давно не виделись.
- Ну что? - вздыхаю.
- Устал... - И как школьник за партой, большой Кочетков сложил на столе руки, притулил к ним стриженую голову.
И так у него просто это получилось, что поверил я ему. В который раз, тысячу раз обманываемый, снова поверил я человеку. Убить меня мало...
- Иной раз кажется, - говорил грустно, как на исповеди, - сорвусь. Все надоело. Корчишь... из себя... блатного, хохочешь, а самому невыносимо. Себя я бояться стал, гражданин майор... - Смотрит, будто просит, чтобы погладил я его, седого, стареющего на глазах.
Понял я, что ни о какой заточке сейчас разговора не надо заводить...
- Письмо я от твоей жены читал, знаю, дети подрастают. Уже спрашивают, где отец. Начинайте все сначала, Кочетков, а мы поможем. Чем могу...
- Поздно, - угрюмо он отвечает, как решенное. - Кенты смеяться будут. Голос задрожал, и стала наворачиваться слеза. - Если бы в другую Зону...
- Не могу я тебя перевести в другую Зону... - говорю. - В другую камеру могу...
- Сейчас пройдет, - застеснялся он своей слабости. - Про заточку пришли спрашивать... - оглядел меня. Добавил твердо: - Скажу так - никого убивать не собирался, самому вот... жизнь опостылела...
Посидели мы еще с ним, поговорили. И - отмяк сердцем человек. И может быть, покинут мысли о смерти еще одну стриженую голову. Дай-то бог...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
В эту ночь Медведев дежурил по Зоне на пару с капитаном Волковым.
Офицерам на дежурстве можно не встречаться, у каждого свой участок забот. Но за полночь в кабинет к майору тихо вошел дюжий оперативник. Подвинул фотографии на столе, что готовились Медведевым для стенда "Никто не забыт, ничто не забыто", присел.
- Давно мы вместе не дежурили... Ночь длинная. Есть о чем нам потолковать, товарищ майор, как думаешь?
Медведев неодобрительно оглядел его, пожал плечами.
- Поговорим... - неохотно сказал, и капитан это уловил.
Встал майор, налил гостю чайку, сел напротив:
- Слушаю.
- Чего ж вы меня опять преследуете, товарищ майор? - горько сказал Волков. - Все не можете простить мне ошибок давних? Но когда это было...
- А сейчас ты что вытворяешь? - майор удивленно поднял глаза. - Или ты хочешь ошибками назвать тот сволочизм, как в Зону дурь течет из всех щелей, как деньги общаковские здесь гуляют?
- Опять вы за свое... - Волков шумно вздохнул. - Знаете же, что не перекрыть общак, все равно он здесь будет...
- Опять... - упрямо бросил Медведев. Поднялся, злой. - Слушай, я не знаю, о чем с тобой говорить. Доказать я все равно пока ничего не могу. О чем говорю, ты прекрасно понимаешь. А когда приловят тебя с делишками этими, не мне уже будешь отвечать, а следователям. О чем нам сейчас-то говорить? Чего тебе открываться раньше времени, может, и проскочишь, не заметут... - даже улыбнулся Медведев такому печальному для справедливости, но радостному для оперативника факту.
- Василий Иванович... - подняв на него глаза, медленно протянул капитан. А вот если поверить всему бреду, что вы обо мне тут насочиняли, вот сами вы...
- Что?
- Ну... вот... - Оперативник мучительно подыскивал слова. - Если бы вам предлагались судьбой деньги... и неплохие?
- За что? - искренне не понимал Медведев, к чему ведет капитан.
- Все, проехали... - внимательно оглядев его, отвернулся Волков.
- Ты что, мне хочешь предложить с тобой наркоту зэкам продавать? - широко открыл слипающиеся глаза майор. И вдруг засмеялся - долго и заливисто. - Во молодец...
- Очень смешно... - поставил аккуратно стакан Волков.
- На цинизм всегда надо отвечать цинизмом, - отсмеявшись, бросил Медведев, - так, кажется, по-твоему.
Волков ничего не ответил.
- Спасибо за чай.
- Пожалуйста. Значит, так, капитан. Барыг я твоих пасу и на чистую воду скоренько уже выведу, - снова улыбнулся майор, говоря как о деле решенном.
Волков задумчиво кивнул.
- Что ж вы с пенсии-то своей пришли? - озабоченно сказал он. - Сидели бы да сидели, и проблем бы не было у меня.
Медведев пожал плечами - так вышло, брат. Все улыбался.
- И я вас тоже пасу, - серьезно добавил Волков и вышел - прямой и большой. Аккуратно, слишком аккуратно затворил дверь. Будто точку поставил...
И чуть страшно стало майору. Но только чуть...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Такова жизнь Зоны - до поры до времени вялая, казалось бы, не предвещающая никаких даже мало-мальских событий, кроме отбытия кого-нибудь на волю, но вдруг - вспышка ярости, непослушания, и - смерть, раны, и новые сроки, и новая боль. В этом вся Зона - спящая и неспящая одновременно, смирившаяся и вечно бунтующая - скрытым от глаз бунтом обреченных на прозябание людей.
Так случилось и на сей раз: из ничего, из бытового разговора, ссоры, перепалки неожиданно вырос главный поединок Зоны - дуэль на заточках.
То, что в сводках администрации называется кисло и невнятно - поножовщина, на самом деле - сознательный дерзкий акт двух людей, желающих доказать свою правоту и отомстить за оскорбление.
ЗОНА. БАКЛАНОВ
А оскорбил меня опять вернувшийся в Зону морячок Жаворонков. Отбегал свое, прищучили, снова нарисовался. Манеры сохранил те же - все по херу, ну пахан прямо, "никого не боюсь...".
Сцепились мы по пустяку, но он вдруг завел: да ты, мол, помолчи, ты же к куму бегаешь через день.
Докажи, говорю. А что доказывать, кричит, все знают. Нет, ты докажи, тоже на голос беру. Он завелся: ты, мол, дурь в Зону проносишь через опера, не наш ты барыга, а ментовский.
Ну, я тут и взвился... Поссорились.
Он кричит - на поединок тебя вызываю.
Что делать? Хорошо, говорю.
ЗОНА. ЖАВОРОНКОВ
Я на воле сейчас побывал и понял, что же за жизнь паскудная была здесь. Вернулся, вижу - ничуть она не поменялась, только гнилей еще стала. И самое обидное, что скурвились многие, сами же под ментовскую дудку пляшут, все продали. Даже наркоту сами менты стали в Зону таскать и с этих же дураков башли за нее драть.
На воле встретил людей, которые общаком нашей Зоны ведают, и они мне сказали, что дурь-то они внести сюда давно уже не могут, не проходит.
Но в Зоне-то она есть, говорю! Ну, правильно, отвечают, значит, опер сам ее через своих барыг вам и впаривает. А те деньги, что нам удается в Зону внести, вы на дурь ментовскую и тратите.
Мне-то, в общем, это по фигу, мне ее не курить, но просто за идиотов стало обидно...
А вот как раз на Бакланова этого они и серчают, он-де не их барыга, а Волкова, опера. И когда он что-то тут заверещал - менты не такие, менты сякие, я и не выдержал: сам-то с их ладошки жрешь... Ну, он на меня, и пошло-поехало.
Ладно, поединок так поединок.
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Секундантов тут не положено, только зрители-зеваки да друзья.
Выбрали денек поспокойней, отошли в недостроенный цех. Жаворонков, обычно веселый, на сей раз был сдержан и даже грустен. Бакланов храбрился, но взгляд затравленный выдавал его - боялся. Не Жаворонкова, тут еще кто кого возьмет, оба бугаи здоровые и дерзкие, но вот удара боялся неожиданного и мгновенной смерти за ним. Пыл за два дня после ссоры сошел... за что умирать? Мало ли что наговорили друг другу...
Отступать вот только нельзя уже было, нельзя, не положено это в Зоне. Отступил - струсил, можно его подавить...
Жаворонков, задумчиво разглядывая Бакланова, сказал громко, будто для всех:
- Давай так... Ты должен узнать у шефа своего, с которым делишься, у опера Волкова этого долбаного, одну деталь... Сможешь?
Бакланов крякнул.
- Снова ты за свое... - зло бросил. - Говорил же тебе...
- Ты дослушай... - мягко продолжил Жаворонков. - Узнай у него, что там случилось, когда к нему жена моя первая приехала. Спроси! - Он смотрел на недруга просительно.
- Не говорю я с ним, нечего мне... - буровил свое Бакланов. - Это тебе вот почему срок за побег не добавили? А? Сам сучишь! Или баба твоя Волку подстелилась?
- Ах ты ж козел!... - побелел Жаворонков. - Вот за это я тебя убью, твердо сказал он.
Тут разозлился и Бакланов:
- Ладно брехать - убью! Давай, попробуй!
Вытащил кишкоправ и пошел на него.
Морячок внимательно и задумчиво оглядел противника и вытащил свою выкидуху. Нож с долгим лезвием был красив, прямо кортик морской. Он протер его неспешно о рукав телогрейки и неожиданно улыбнулся.
- Эх, где наша не пропадала! - кивнул стоявшим поодаль съежившимся от мороза и предощущения чьей-то скорой смерти зэкам.
Бакланов стремительно бросился вперед и взмахнул рукой... Жаворонков едва успел отклонить голову, бритвенной заточки сталь обдула висок. Он успел заметить очумелый взгляд противника и нырнул ему под руку, близко вдохнув тяжелый запах Бакланова. Когда атаковавший обернулся, морячок танцевал чечетку за его спиной, перекидывая кортик из руки в руку с широкой улыбкой. Бакланов воспринял это как издевательство и грузно пошел на него, яростно взмахивая заточкой.
И вдруг Жаворонков запел:
Костюм бостоновый и корочки со скрипом
Я на тюремный на халатик променял...
В мгновение вырвался весь его бесшабашный характер, он уже плясал вприсядку, с присвистом, с гиком, словно был на палубе своего корабля, ловко уворачиваясь от кидающегося на него Бакланова, но сам не отвечал.
- Последний раз говорю тебе, бугай, давай разойдемся миром, - со смехом крикнул он и вдруг поскользнулся и растянулся во весь рост.
- Лежачего не бьют! - предостерег кто-то из зэков.
Но охваченный яростью Бакланов кинулся на распростертого противника, выставив пикой руку с заточкой.
Никто ничего не успел понять, как нападавший рухнул, сбитый подножкой морячка, тот успел вывернуться из-под Бакланова, перехватив и повернув кисть его руки. Заточка прошила хозяина...
Жаворонков перевернул его на спину, выдернул заточку и замахнулся:
- Ты, сучье дерьмо! На лежачего кинулся! Проси прощения!
Бакланов в бессильной ярости харкнул ему в лицо... И увидел... взмах руки Жаворонкова.
Морячок встал над телом, сплюнул и бережно спрятал в рукав свой чистый кортик.
- Отдал швартовы...
ВОЛЯ. МЕДВЕДЕВ
Известие об убийстве застало меня уже дома. Недосчитались одного при съеме с работы, а эти-то все мои - молчат; пошли шариться по заводу солдатики. Нашли мертвого Бакланова. Заточкой его... два удара нанесли, один, видать, примерочный, а второй в сердце прямо - наповал. Бросили под плиту бетонную, ну а так как наследили там, найти-то убийц нетрудно будет.
Ну что, Волков приехал, поматерился, уехал. Следователей вызвали, протоколы...
Опять мне все расхлебывать. Бакланов, Бакланов... Нарвался...
Все ходил в синяках - "упал неловко...". Вот и упал неловко на заточку...
Кто? Может, по приказу Квазимоды пришили за ворона? Вряд ли, прошло уже больше двух месяцев.
На лице страха у него не было, вроде как видел, кто его убивает и зачем. В чем провинился на этот раз?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84