– Жаль, Кристина, что тебе не нравится мой образ жизни. Ты даже не представляешь себе, как мне жаль.
– Слушай, Тони, зайди ко мне в следующий понедельник. Я отвезу тебя в главную контору, подпишем контракт, договорились?
– Нет.
Она взяла меня под руку. Ее прикосновение жгло сквозь рукав пиджака, как горячие угли.
– Тони!
– Нет. Спасибо за предложение.
– Луис попросил бы тебя об этом одолжении.
– Но Луис мертв.
Она сильно сжала мой локоть.
– Да, он мертв, он покончил с собой! Он сам убил себя! Ты понял?
Я освободился от ее руки. Моя рука горела.
– Он не покончил с собой, Кристина. И ты это прекрасно знаешь.
Я направился к двери. Она сделала несколько шагов вслед за мной, но потом остановилась. Я слышал за спиной ее тяжелое дыхание, но оборачиваться не стал.

Глава 22

На площади Пласа-Майор бритый наголо парень обнимался с девушкой. Ее короткие, выкрашенные в красный цвет волосы торчали в разные стороны. Оба были в черном, у девушки была ввинчена в нос жемчужина.
– Дядя, подкинь немного деньжат. Поесть не на что, – обратился ко мне парень. Ему было лет шестнадцать, не больше.
Я очень не люблю, когда меня зовут "дядя".
– На еду не подаю.
Оба с удивлением уставились на меня.
– Тогда дай на бутылочку пива, – сказала девушка.
Она была красивой, стройной, с чистой эластичной кожей.
– Двести песет хватит?
– Годится, дядя.
– Не зови меня дядей. Какой я тебе дядя?
Я протянул ему монету в двести песет. Они улыбнулись. Какими глазами эти двое смотрели на человека, которому недавно стукнуло сорок? На человека, стоящего на пороге старости. Быть старым все равно что ехать с ярмарки. Сорок лет. Старая телега.
Девушка обвила руками шею парня и стала его целовать. Когда мне было шестнадцать, мы не целовались на Пласа-Майор, да и вообще на улице. Это было немыслимо. Разве что где-нибудь в безлюдном месте под покровом темноты. Как-то раз в юности меня застал с девушкой охранник, стороживший исторические развалины казармы Монтанья, где шли бои республиканцев с франкистами. Он решил оштрафовать меня. Девушка расплакалась. А ведь мы только целовались. Беги отсюда, сказал я девушке. Она мигом улетучилась. Охранник уставился на меня злыми глазами, я, не мигая, смотрел на него. В то время во мне было всего шестьдесят три килограмма, и я выступал как любитель в легком весе под именем Кид Романо, двенадцать побед в отборочных соревнованиях, две ничьих и пять поражений. Охраннику было примерно столько же, сколько мне сейчас. Никогда мне не забыть его взгляд. Чего только не сделаешь в шестнадцать лет!
Вздумай он тогда приставать ко мне или даже сделать какое-нибудь неосторожное движение, я бы ему врезал!
Ведь я был Кид Романо! Кид Романо звучало не хуже, чем Рокки Марчиано, который в ту пору был моим кумиром. Не было в мире охранника, способного запугать меня. Хорошо еще, что он оказался разумным человеком, не менее разумным, чем я сейчас. Он ни к месту рассмеялся и ушел. Надо сказать, что для охранников и сторожей это был своего рода приработок. Времена тогда были тяжелые для всех. Девушку я больше не видел. Она даже слышать не желала обо мне. Лицо охранника я запомнил намного лучше, чем лицо той девушки.
А теперь к тебе приходит в гости сорокалетняя женщина, пьет твой джин, рассказывает всякие сказки о только что умершем муже, оставляет в твоем доме трусики и… вроде бы ничего особенного не произошло. "Я тебе как-нибудь позвоню" – и все тут. А Кид Романо возвращает ей деньги, которые она дала, чтобы он расследовал некоторые странные обстоятельства, связанные с ее покойным мужем, бывшим, кстати сказать, твоим лучшим другом. Прелестно. Плохо только, что я уже не Кид Романо. И весовая категория у меня другая. Теперь я Антонио Карпинтеро, и мне, пожалуй, не выстоять трех раундов даже против чемпиона приюта Сан-Рафаэль для престарелых. А может, все-таки выстою?
Я пощупал живот и разгладил новый пиджак. Нет, пожалуй, я еще ничего. Я бы даже сказал, элегантный мужчина. Молодые люди вдоволь нацеловались и теперь шли обнявшись по площади.
А я направился на улицу Постас.
Росендо Мендес по прозвищу Ришелье открыл рот от удивления, увидев меня около кинотеатра. Он еще больше постарел. Росендо тридцать лет работал билетером в этом старом кинотеатре, он начинал задолго до того, как здесь стали крутить только порнофильмы. У Ришелье были водянистые глаза в красных прожилках и все тот же крючковатый нос. В молодости он служил в городской полиции.
– Разрази меня гром! Тони, дружище, совсем нас забыл!
Мы пожали друг другу руки. На его форменной куртке не хватало трех пуговиц.
– Росендо, я ищу Дартаньяна.
– Но ведь он.., он уже давно не…
– Брось ты, в самом деле. У меня для него есть работа. Я тоже уже давно не полицейский, так что успокойся.
Росендо вздохнул с облегчением.
– Он больше этим не занимается. Тони.
– Ты уверен?
– Да.
– Где его можно найти?
– Он захаживает в бары в районе Лавапиес. Ты ведь его знаешь.
Я взглянул на афишу. В тот день шли две кинокартины. Одна называлась "Влажные секретарши", другая – "Общая кровать".
– А у тебя как дела?
– Да так себе. – Он взглянул на часы. – Сейчас начнется самое интересное. Хочешь зайти? Я с тебя ничего не возьму.
У Росендо Мендеса по прозвищу Ришелье был свой бизнес. Точно зная, какие кадры стоит смотреть, он предупреждал своих постоянных клиентов, и те забегали всего на пятнадцать – двадцать минут на самые пикантные сцены. Много он с них не запрашивал, всего сто песет.
– Нет, Росендо, спасибо.
– Как хочешь. Сейчас начнется. Эта секретарша такое вытворяет со своим шефом…
Из магазина тканей напротив вышел толстый потный мужчина, воровато посмотрел по сторонам и направился прямо в кинотеатр. Его звали Басилио, он работал управляющим. Вероятно, сказал продавцам, что идет выпить кофе. Молча протянув Росендо сто песет, он вошел в зал.
– Времена изменились, Тони.., складывается впечатление, что клиента больше не интересуют пикантные подробности и обнаженные женщины. Трудно поверить, но мужчины повально становятся жертвами процесса феминизации, чтобы не сказать хуже… У меня бывало в день по двадцать клиентов.., а сейчас сам видишь.., всего три. Это притом, что картины стали намного откровеннее. Показывают абсолютно все. Может, зайдешь, а?
– Нет, Росендо, спасибо. Я спешу.
Мы пожали друг другу руки, и я пошел вниз по улице Постас. Росендо крикнул мне вдогонку:
– Заходи как-нибудь в другой раз!
Я помахал ему рукой. Мимо прошли двое прилично одетых мужчин. Они торопились в кино.
Там, где раньше был магазин канцелярских принадлежностей "Папелерия Алемана", сейчас торговали гамбургерами. Бар "Небраска" переоборудовали под игровые автоматы. Все меняется, что толку сожалеть о прошлом, но я все равно никогда не пойму тех, кто предпочитает гамбургеры настоящей еде. Впрочем, это никого не интересует. Старинный бар "Флор" на площади Пуэртадель-Соль тоже больше не существует, сейчас на его месте расположился "Макдональдс". Никогда бы не подумал, что такое может произойти.

Глава 23

В вестибюле Управления безопасности сидела девушка лет двадцати. Ее манера обращения с посетителями мало чем отличалась от поведения продавщицы в шикарном магазине мужской одежды.
– Добрый день, сеньор. Что желаете?
– Я хотел бы поговорить с комиссаром Фрутосом.
– Вам назначено?
– Нет.
– Минуточку. Сейчас узнаю, может ли он принять вас.
Как доложить?
– Антонио Карпинтеро.
Она набрала номер и назвала мою фамилию. В свое время работу этой девушки выполнял старая развалина Сальвадор с дрожащими руками и усыпанным перхотью воротником мундира. Управление явно выиграло в результате подобной замены. Девушка повесила трубку и мило улыбнулась:
– Он вас ждет. Будьте любезны, предъявите удостоверение личности.
Она тщательно записала мои данные и вернула удостоверение вместе с пропуском. Я поблагодарил и пошел к лифту. Столь вежливое обращение с посетителями в полицейском управлении произвело на меня не меньшее впечатление, чем выигрыш в лотерею.
Двое упитанных, хорошо одетых мужчин вошли в лифт вместе со мной. С первого взгляда было видно, что они из тех, кто на работе не потеет. Один жевал с безразличным видом жвачку, другой внимательно рассматривал свои туфли.
На втором этаже я вышел. Здесь ничего не изменилось: обшитые старыми деревянными панелями стены, тяжелые портьеры, светильники в стиле деревенской таверны и даже бюст Франко в углу.
Я толкнул третью дверь слева, на которой висела медная табличка "Главный полицейский комиссар".
Полноватая женщина лет пятидесяти в очках накидывала на плечи темно-сиреневую шерстяную шаль. Она посмотрела на меня так, как если бы я застал ее на толчке.
– Извините, но я уже ухожу, мне нужно домой, – нервно заявила она, хватая со стола огромную сумку. – Мы работаем до шести, а сейчас уже… Конечно, у него-то семьи нет, – она кивнула в сторону красивой резной двери, какие бывают в церквах. – Он проводит здесь все время.., но у меня, извините, уйма дел. Бывают дни, когда я вынуждена оставаться допоздна, и это считается в порядке вещей.
Женщина прошла мимо, обдав меня запахом кухни, и хлопнула дверью. В тот же момент резная дверь приоткрылась и появилась голова Фрутоса.
– Ушла?
– Да.
Он вздохнул с облегчением и распахнул дверь.
– Слава богу.., проходи.
Я шагнул на толстый ковер, такой старый, что он вполне мог сойти за военный трофей XIX века, времен войны Испании с Филиппинами. Стоявший в глубине кабинета письменный стол казался маленьким на фоне государственного флага и портрета короля в полный рост. Единственным новшеством, кроме портрета короля, был выключенный в данный момент телевизор. Все те же громады архивных шкафов, те же кожаные кресла и то же ощущение остановившегося времени.
Фрутос подошел к столу и сел в кресло. Его традиционная сигарета была уже наполовину скручена, и он продолжил это занятие.
– Самое спокойное для меня время. – Он снова вздохнул. – Марухита – неплохая женщина, но она здесь работает еще со времен Камило Алонсо Вега[9] и считает себя главнее всех начальников… Целый день учит меня – что и как надо делать.
Внезапно дверь распахнулась, и просунулась голова женщины в темно-сиреневой шали. Фрутос вздрогнул.
– Я могу еще немножко задержаться, – прокричала она.
– Нет, нет.., большое спасибо, Маруха, не надо, правда, не надо.
– Сварить вам кофе? Брат не обидится, если я чуть-чуть задержусь.
– Спасибо, Маруха, не надо. Вы можете идти.
Женщина что-то пробурчала себе под нос.
– Но мне нетрудно приготовить кофе, – не отставала она.
На лице Фрутоса появилась гримаса, которая обычно изображала улыбку. Указательным и большим пальцами левой руки он зажал еще не склеенную сигарету.
– Большое спасибо, можете идти домой.
– Не забудьте открыть окна. А то потом здесь так воняет табачищем, что невозможно войти.
– Не беспокойтесь, Маруха, все будет в порядке. Пока, до завтра.
Дверь с шумом захлопнулась. Фрутос в сердцах бросил сигарету в корзину для бумаг, сопроводив свой жест неким междометием.
Я сел в кожаное кресло по другую сторону стола и закурил.
Фрутос вынул табак "Идеал" и начал аккуратно свертывать новую самокрутку. Делал он это очень ловко, полностью сосредоточившись на своем занятии. Потом высунул длинный белесый язык, при этом его курносый нос вздернулся еще больше, облизнул край сигареты, склеил ее, тщательно разгладил и сунул в рот. Прикурил он от допотопной бензиновой зажигалки "ронсон", которыми пользовались солдаты еще во времена сражения республиканцев с франкистами при Брунете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28