Мы с ним когда-то учились в одной школе. Только он тогда был на два класса младше меня. Вы его спросите - он вам скажет. А я вас видел и снимал, когда вы в школе у нас выступали, вас тогда как раз Вася пригласил.
Мне пришлось перебить его.
- Нет больше Васи, сынок. Убили сегодня Васю.
- Как это - убили?
Этот молодой человек мне не поверил. Я и сам до конца не верил ещё в то, что произошло. Хотя перед глазами всё время стояла страшная картина сегодняшнего утра. И Васька, нелепо подвернувший ноги, лежащий в луже крови блондинистой своей шевелюрой. Племянника я не так чтобы очень хорошо знал. Да и с сестрой не очень тесно дружил. Не то, чтобы отношения были плохие, скорее, почти никаких отношений не осталось. И не в нас было дело, а в моей работе. Но я все силы приложу, чтобы найти тех, кто это сделал. Все силы и умение.
- Иди, сынок, - со вздохом попросил я оператора. - Извини, дела у меня.
Мне вдруг нестерпимо захотелось поговорить хотя бы о чём-нибудь с этим парнем, который учился с моим племянником в одной школе. Но у меня в руках был бандит Хрюня, которого надо было раскручивать, пока тёпленький.
Я огляделся и потащил почти даже не упирающегося верзилу за коммерческие киоски, сплошной стеной прилепившиеся сбоку к кинотеатру. С трудом просунул я его в узкую щель, проволок почти за шиворот поглубже и резко развернул лицом к себе. Он не успел даже слова сказать, как я врезал ему прямо в зубы, по припухлым его губам.
Хрюня дёрнулся, затравленно озираясь, чувствовалось, что в этом закутке он нервничает. Я же сгрёб его за ворот, рывком развернул, ударил лицом об стену, сильно, не жалея и не заботясь о последствиях, потом опять развернул к себе, а левой рукой жёстко и беспощадно ухватил за причинное место, и только он приоткрыл рот, как я вставил в него ствол пистолета.
Глаза его от ужаса расширились, на лице выступил обильный пот.
- Молись, гад, - с ненавистью прошипел я в это перекошенное от ужаса лицо...
Семён Кошкин, по прозвищу "Хрюня".
Москва, улица Арбат. Между стеной кинотеатра
"Художественный" и коммерческими киосками.
Пятница, 27 февраля.
14 часов 03 минуты.
Да что это за день такой сумасшедший?! Прямо "день икс". Охренеть можно! В сумасшедшем доме, наверное, сегодня - день открытых дверей. Сперва какой-то псих припёрся в кафе, совершенно один, уселся за столик к самому Зубу, да так быстро, что никто ничего и не понял, пригрозил гранатой, Зуб велел не вмешиваться, мы и не вмешивались. Кто же думал, что так всё кончится? Сидел мужик, разговаривал с Зубом. Кто же мог подумать, что он, гад, получив бабки - гранату всё же махнёт?!
Всех, кто впереди стоял, осколками посекло, да ещё осколками мрамора от плитки на полу. Хорошо ещё, что я за спинами оказался, замешкался, когда остальные вслед за Зубом пошли. Ну и рвануло! Разлетелись мы все по залу, как бабочки. Меня прямо на столик чей-то уложило. Нет бы мне сразу рвать когти, как Митька Штопор сделал. Я же полез помогать, смотреть, что с Зубом. А там и смотреть не на что. Не знаю, что в гроб ему класть будут. Разве что ботинки... Чего уж там медики собирали по полу - не знаю, там впору было в совок заметать. И пока я, придурок гнутый, вокруг своих бегал, понаехали опера да менты, давай всех опрашивать да переписывать.
Я никак не ожидал, что они так быстро понаедут и в таких количествах. Забыл, что мы в самом центре. А мужик-то этот - отчаянный: в центре столицы такой тарарам устроить! Кто-то всерьёз на нас наехал. Теперь начнётся. Я-то помню, что после смерти Сильвестра творилось, как власть делили.
Что же это за хрен такой на меня налетел? Очкарик, который с камерой, полковником его называет, а на мента вроде не похож, хотя здоров мужик, такие чаще в спецназе служат. По внешнему виду - отставник. Надо ему предложить отступного, не иначе как нанял кто-то его за бесценок для разовой работы. А может и сам потребует, не зря за киоски тащит, не убивать же он меня посреди Москвы будет? Ой! Мать твою перемать! Тьфу! Он же мне нос сломал, и зубы кажется выбил. Что же он, гад, делает?! Уй-йяааа! Об стенку лицом! Да так ломанул, мне показалось, что я на секунду в кинозал заглянул.
Аййяй! Да он сумасшедший! Так за достоинства меня ухватил, что из глаз слёзы брызнули. Я только рот отворил, чтобы воздуха глотнуть, который весь из меня вышел от боли, а он, сука, ствол пистолета мне в рот засунул. Стою я, из глаз слёзы непроизвольно катятся. Боль невыносимая, и дёрнуться не могу - боюсь. Потому что краем глаза вижу, что пистолет у этого придурка на боевом взводе.
И тут впервые за много лет я испугался по - настоящему. Не то, чтобы я ничего не боялся, но умел со страхом своим справляться, а тут накатило на меня, как в детстве, когда отец садился водку пить, а двери на ключ закрывал. Мы уже сидели за занавеской с мамкой в обнимку и плакали тихо, трясясь от страха, знали, что за этим последует. Если он перед тем, как пить, закрывал двери, это означало, что его где-то кто-то обидел, и теперь он будет вымещать свои обиды на нас с мамкой.
Так оно обычно и случалось: он допивал, а потом зверски избивал и мать, и меня - как попало и чем попало, а когда доходила очередь до меня, он приговаривал, накручивая на руку кожаный ремень:
- Сейчас у нас, сынок, будет урок пения. Чем лучше споёшь, тем урок будет короче. Понял, сынок?
Я, размазывая по всей морде сопли, покорно кивал головой, отчаянно сглатывая всхлипы. Шума отец не терпел. Если я не выдерживал и громко плакал, или кричал, он входил в раж и мог избить очень сильно.
- Что будем петь, сынок? - ласково спрашивал он.
- "Славное море, священный Байкал...", - всхлипывал я.
- А ты слова хорошо выучил? - ласково выспрашивал папаня. - Ты же знаешь, сынок, что песня - это произведение искусства, а портить произведения искусства нельзя. Знаешь?
Я кивал головой.
- Ну, тогда - давай! - командовал папаня, замахиваясь ремнём.
Я брал правой рукой согнутую правую же ногу, скакал на месте на левой и старательно выводил дрожащим голосом, прыгая на одной ножке:
- Слаааа-вное мооооре - священный Байкаааааал...
И втягивал голову в плечи, ожидал первого удара ремня...
Почему-то именно сейчас я вспомнил все свои детские ощущения, потому что они повторились, и вспомнил ещё, как этот задохлик в очках-телескопах, с камерой, говорил что-то про племянника, которого убили сегодня.
Ой, мать... Этот старый хрен почему-то решил, что это я его племянника замочил. Кто-то на меня стукнул, навёл кто-то. Он же, гад, меня высматривал, меня пас возле кафе. Я хотел сказать, объяснить этому сумасшедшему, что не я его племяша стукнул, но только и сумел что-то пискнуть, как ствол скользнул глубже, почти в горло.
И тут на меня накатила тошнота, я стоял и икал, сдерживая безумные позывы рвоты, а передо мной плясали сумасшедшие глаза этого полковника, или подполковника, хрен его знает там. И я впервые в жизни увидел вдруг совсем побелевшие глаза, пустые и бесцветные, и понял, что вот ещё секунда, и он нажмёт курок. И взывать к нему бесполезно, он ушёл уже за ту черту, когда никого и ничего не слышат, я знаю такое состояние. Это, как в скафандре. Всё видишь, но ничего и никого не слышишь.
Я понял свою беспомощность, и из глаз моих опять потекли самопроизвольно слёзы, которые я не мог удержать, да и не старался. Мне всё стало по фигу, я уже себя просто не контролировал. Неужели так просто? Я не хочу! Не хочу! Не хочуууу! Я видел смерть, видел, как это бывает, почему же я раньше не боялся? Тогда это было не со мной! А сейчас? Ведь это меня сейчас убьёт этот сумасшедший мужик с белыми от ярости глазами! Нет, нет, нет, не хочу, не хочу, не хочу! Неееет!
И тут со мной случилось что-то похожее на истерику. Меня всего затрясло, заколотило, ноги у меня стали подкашиваться, я их совсем не чувствовал, и если бы этот мужик, не держал меня за причиндалы, я бы сел на землю. Я уже ни о чём не думал, ужас заполнил каждую клеточку моего тела, я не хотел, не хотел умирать в этой щели, остро пахнущей мочой, среди мусора и грязи. Я вообще нигде и никогда не хотел умирать. И вообще я больше ничего не хотел, только жить, жить, ЖИТЬ!!!
И тут я заметил, как зрачки этого сумасшедшего мужика стали стремительно сужаться в точку, и в эту самую точку, так же стремительно сворачиваясь, полетела моя перепуганная душа, отрываясь от тела, я обмяк и расслабился, мне стало зверски хреново и муторно, он убивал меня, он уводил меня куда-то туда, где ничего нет, совсем, совсем ничего.
Я заплакал, как ребёнок, пуская сопли и пузыри прямо в ствол пистолета, распиравший мне горло.
И я увидел, что совсем уже было угасшие глаза стали возвращать точку зрачка, и моя улетевшая было душа воспрянула, у неё появилась слабая надежда. Мужик судорожно сглотнул, словно это ему, а не мне, вставили ствол в рот, зрачки его стали нормального размера, а сам он удивлённо и непонимающе смотрел на свою мокрую ладонь, которой он до этого сжимал мою погремушку.
- Ты чего, обмочился, что ли? - спросил он тихо.
Я поспешно и радостно закивал головой, словно гордился этим. А мне всё было по хрену - всё! Лишь бы жить!
Мужик брезгливо морщась вытер прямо об меня свою ладонь, вытащил ствол у меня изо рта и стёр со лба пот. Можно было подумать, что это не он меня перепугал, а я его.
Если бы проход не был таким узким, да не стоял бы передо мной, лицом к лицу, этот здоровяк, я бы точно сел на землю. Но так только упёрся подгибающимися коленями в его колени и на этом застрял. Стоял я, как говорится, действительно на полусогнутых. И если бы не этот мужик...
Я уже был почти что влюблён в него. Всего лишь за то, что он оставил меня в живых, потому что я точно знал, ещё несколько секунд назад он твёрдо хотел меня убить. Гадом буду.
- Значит так, быстро выкладывай кто организовал налёт на Ярославском шоссе и кто исполнители, кто заказчик. Как их найти, что случилось в кафе?
А мне что - жалко рассказать? Да с дорогой душой! Тем более, что заказ я принимал, потом уже Зуб разговоры вёл, деньги из почтового ящика я забирал для Зуба. Инструктировал Слона тоже я. Ну и, конечно, рассказал я этому мужику, как завалился сегодня в кафе какой-то залётный, перепугал Зуба, пригрозил гранатой. Он разрешил Зубу меня подозвать, деньги я для него собрал.
Зуб сказал, что какой-то псих грозит гранатой, наверняка подослал Слон. Что за залётный? А я почём знаю? Наверное, какой-то наёмник, по виду не блатной, не из братков, скорее всего афганец, или что-то в этом роде, профессионал, судя по всему, и страха нет. Назвался Соколиком, но я такого не знаю.
И я ему всё выложил и про Слона с компанией, и про заказное похищение, словом, всё, что только знал. И про отношения Слона и Зуба.
Кто такой Соколик, который в кафе с гранатой пришёл - не знаю.
Где может скрываться Слон? Где угодно, у него может десяток адресов быть. Как-то он мне рассказывал про то, что у него в Мытищах классный бункер оборудован. А больше я ничего не знаю, могу только повторить, или придумать.
И тут мужик этот пистолет кладёт во внутренний карман пиджака, смотрит мне в глаза, словно раздумывает, а не зря ли он меня не пристрелил, и не исправить ли ему свою ошибку, но потом устало машет рукой:
- Вали отсюда, чтобы духу твоего не было.
Я с трудом отлипаю от стенки, и иду, пошатываясь, задевая плечами за стенки, ноги меня совсем не слушаются, штаны мокрые, морда вся в соплях и слезах, вся разбитая, но мне наплевать, мне всё - по колено!
Всё - ничто. Я жив! И впереди свет, тихое весеннее солнышко, лужи и много людей. Только бы дойти до выхода, если дойду до выхода, он меня точно не убьёт.
И я иду шаг за шагом, преодолевая барьер между жизнью и смертью. И тут замечаю впереди, на выходе, маленькую фигурку, которая чем-то в меня целится, я в ужасе приседаю на корточки, прикрывая голову руками, вот теперь мне хана! Сейчас меня разнесут на куски безжалостные пули.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63