Здоровые такие парни в кожаных куртках. Человека три, четыре. Очень торопились, почти не оглядывались, быстро спустились в подвал. Один прихрамывал.
Потом один из них уехал на машине и вернулся уже на другой. Позже несколько раз выходили по одному и по два. Сейчас все на месте, если я не просмотрел.
- Да уж, ты бы просмотрел.
А дело-то керосином пахнет. Отставник не представляет себе, с кем и с чем столкнулся. Я-то был там. Три огромных подвала, соединённые между собой, в каждом подвале полным-полно закутков и комнат, всевозможных закоулков. Да если там мои старые знакомые, а быстро проникнуть в подвал могли только они, то про них я слышал, что они в своём воровском мире не последние люди стали.
И если у них за спиной несколько убийств, в том числе милиционеры, тогда сопротивляться они будут отчаянно. И мальчишку мы так или иначе не увидим. Нет, надо на что-то решаться. Я верил в сведения Портного, тем более что сам по некоторым приметам со многим был согласен. Нет, без помощи нам не обойтись. Я только никак не мог ни на что решиться окончательно.
- Я помог вам чем-то? - вывел меня из задумчивости осторожный голос Портного.
- Помог, Портной, помог, - ответил я рассеянно.
И тут впервые за всё время обратил внимание на то, что он всегда называл и называет меня на "вы", а я его на "ты", хотя он и старше меня. И ещё я вспомнил, что за всё время ни разу не слышал от Портного грубого слова, жалобы на соседей, обстоятельства, или жизнь. Он воспринимал жизнь как данность и с достоинством принимал всё, что бы она с ним ни вытворяла.
- Могу я от вас позвонить? - спросил я, впервые за много лет нашего знакомства назвав его на "вы".
- Ну разумеется, - понимающе улыбнулся Портной и вежливо удалился на кухню,
Гурген Окрошидзе.
Город Мытищи. Московская область.
Улица лётчика Бабушкина. Дом 4. У входа в подвал.
Пятница, 27 февраля.
19 часов 50 минут.
Когда мы ехали сюда, на четырёх машинах, набитых под завязку вооружёнными до зубов братками, я думал о странных превратностях и гримасах судьбы. Кто мог подумать лет десять назад, что я, учитель, сын и внук учителей, буду когда-нибудь ехать на кровавую разборку вместе с бандитами, которые считают меня за своего?
Всё перевернулось в этом обезумевшем мире с ног на голову. Господь либо проклял нас и лишил разума либо сам сошёл с ума. Он не оставляет никакого выбора. Сначала мне пришлось бежать из Сухуми, города, где я родился и вырос, города, в котором родились и выросли мои родители, где мы учили тех самых людей, которые теперь громили наши дома, вспомнив, что они - абхазы, а мы - грузины.
И почему-то они сразу стали нас ненавидеть. За что? Видит Бог, я хорошо учил, и всегда только хорошему. Но моего отца убили. А мы с трудом ушли по ущелью. Я шёл среди бесконечной вереницы наспех одетых людей, которые бросили всё, спасая свою жизнь. И я видел, как они гибли, как шли через заснеженные перевалы без тёплой одежды и без пищи.
Мы шли в Грузию, где я до этого был всего несколько раз. Но там нас, как оказалось никто не ждал. Нам посочувствовали, но жить было негде. Мне сказали, что я должен взять оружие и сам вернуть то, что у меня отобрали. И отомстить за отца. А что мне оставалось?
Я не знаю, кто победил в той войне. Я знаю только, что в реке Ингури вместо воды должна течь кровь, столько её было пролито. И я понял, что никогда не вернусь в Сухуми. Никогда не будет он больше моим домом. Дом, в котором соседи убивают твоего отца, не может быть твоим домом. Дом, в который ты сам пришёл с оружием, тоже не может быть твоим домом.
А потом был Тбилиси, был Гамсахурдиа, президент интеллигентной Грузии. Самое интеллектуальное правительство. И была чёрная гвардия Гамсахурдиа. И был голод, и не было света, не было воды и тепла. Но люди жили надеждой. А потом была гражданская война. И я понял, что нет Грузии. Как в один день не стало Советского Союза, а стали Россия, Грузия, Азербайджан и другие республики, так не стало и Грузии.
Мы стали грузинами, абхазами, звиадистами. И прав был всегда тот, у кого в руках автомат.
Я уехал. И меня прибило в Москву. Тут я надеялся устроиться на работу, но оказался лицом кавказской национальности. Меня по несколько раз на день останавливали на улицах милиционеры и проверяли документы. А уж чего я наслушался при этих проверках!
О работе же не могло быть и речи. В Москве своих безработных учителей было навалом. Я уже думал уезжать обратно, не зная, как буду кормить мать, но на вокзале ко мне подошли два грузина, с одним из которых я вместе воевал, и предложили работу.
Так я стал своим среди бандитов. Только никогда и никому я не говорил про то, что был учителем.
А вот сейчас я стою на нижней ступени подвала и стучу в обитые железом двери. Я знаю, что там засели отчаянные ребята, но мне наплевать. Мне давно всё безразлично. Трудно убить в первый раз. А потом ты сам перестаёшь жить. Ты просто убиваешь.
За дверями тишина.
- Может, там их и нет? - из-за спин подаёт голос Свисток.
- Рассредоточьтесь по стенкам, - оглянувшись, командую я. - Встали толпой. Нас двадцать пять человек, если откроют и начнут стрелять - всех покосят.
Подействовало. Прилипли к стенам. Боятся. А я не боюсь? Я не боюсь. Я сам себе глубоко безразличен.
- Кто? - глухо доносится из-за двери.
Под ложечкой слегка похолодело. Будет бой. Будет шанс умереть. Искоса замечаю, как напряглись и побелели лица братков. Ничего, привыкайте иметь дело с равными противниками.
- Аткрывайте! Пришли неприятности, - нарочно слегка усиливая акцент, говорю я.
- Давай я, - нетерпеливо требует Терминатор.
Большего несоответствия клички и натуры я ещё не встречал. Маленький, щуплый, в очках, с реденькими белёсыми волосами, с пухлыми губами, он похож на большого мальчика-отличника. Кем он, собственно, и является.
Про него рассказывали, что в школе он действительно был отличником, даже сумел перейти через два класса вперёд, ему прочили большое будущее, он блистал на всевозможных химических олимпиадах, даже международного масштаба. Впереди у него была широкая дорога. Но на ней выросла фигура школьного учителя истории, который не согласился давать поблажек юному вундеркинду и потребовал от него в обмен на оценки знаний.
Юный вундеркинд затаил обиду и вскоре учитель нашёл на столе адресованный ему конверт. Он вскрыл его, и тут же раздался взрыв.
Потом юный химик говорил, что хотел только попугать учителя, но переборщил с компонентами. Не знаю, как уж там было на самом деле, но учитель получил вторую нерабочую группу инвалидности, а юный химик шесть лет.
Отсидел он всего ничего, попав почти сразу под амнистию, но нужными знакомствами обзавестись успел. К моменту его выхода спрос на его способности был огромный.
И вместо привычных выстрелов, по Москве загрохотали взрывы. Это было безопаснее и для заказчиков, и для исполнителей, к тому же более впечатляюще для врагов. Развороченные в клочья машины, взорванные прямо у тебя на глазах - серьёзный аргумент в спорах со строптивыми клиентами. В этом же юноше, как оказалось, жил мстительный дух разрушения. Он стал номером один в своём ремесле. Как говорили, на его личном счету были все самые громкие дела, связанные со взрывами. В том числе и знаменитый взрыв на Котляковском кладбище, говорят, не обошёлся без его участия.
Словом, он громил и превращал в груды обломков всё, что вставало на его пути и всё, что ему заказывали. При этом он, который мог выбирать только самые богатые заказы, не гнушался любой работой. Его прямо-таки распирала страсть к разрушению. Мне кажется, что если бы не было заказов, он стал бы работать бесплатно, и даже сам доплачивал бы заказчикам.
За дверями висела мёртвая тишина. Я снял с плеча автомат Калашникова, передёрнул затвор, чтобы там услышали, и ещё раз стукнул в двери ногой.
Дверь отозвалась гулким гудением.
- Открывай, Слон! Разговор есть. Если ты откроешь - решим всё миром. Если мы откроем - будет плохо.
За дверями было всё так же тихо.
- Они через другие выходы не уйдут? - спросил Терминатор.
- Не уйдут. В каждом подъезде их ждут у выходов. Я сам людей расставил. Лично.
- Ну так что - я зря, что ли, ехал? - надул он детские свои губы. Давай я открою.
А что, в самом деле, делать?
- Открывай, - разрешил я, отодвигаясь в сторону.
Терминатор тут же метнулся к двери, как кошка к сметане. Он что-то осмотрел, потрогал пальцем и обернулся к своему провожатому и постоянному напарнику по кличке Дядька. Это был верзила со звероподобной физиономией, изуродованной чудовищными шрамами.
- Давай два зелёных патрона, - скомандовал Терминатор.
Дядька распахнул куртку, и я содрогнулся, увидев, что он в несколько рядов обмотан своеобразными "патронташами", в них торчали большие картонные патроны всех цветов, среди которых я узнал палочки тротила и аммонала.
- Как ты с этим ходишь? А если пуля попадёт?
Дядька обернул ко мне своё обезображенное лицо и сощурился, словно всего меня в зрачки свои втянул.
- А ты знаешь, как страдают от осколочных ран?
Я промолчал. Видно, он знал о боли нечто такое, чего я не знал. И он сделал свой выбор между болью и смертью. Ну что же, это его право. Смерть выбирают по разным причинам.
- Свисток, пойди быстро в подъезды, передай, что сигнал - взрыв. Тут же пускай ломают двери, как могут. Терминатор позже подойдёт. Все, кто остаётся здесь, выйти наверх, не забудьте оружие убрать. Одновременно со взрывом - все вниз! Стрелять осторожнее - друг друга можем перестрелять. Главное, сразу не палите, как сумасшедшие.
Братки пошли наверх, пряча оружие в карманы. Почти у всех были пистолеты. Автоматическое оружие в такой ситуации опасно прежде всего для штурмующих, не имеющих навыков таких боевых действий.
Я повесил автомат на плечо и вышел вслед за ними, оставив Терминатора и Дядьку колдовать у дверей.
На улице пахло сыростью. Уже заметно стемнело, и оружие можно было и не прятать. Я вдохнул сырой московский воздух и с тоской подумал, что очень устал жить. Может, сегодня всё закончится.
В этот момент из подвала выскочили Дядька и Терминатор.
- Сейчас будет тарарах! - радостно сообщил Терминатор.
А я вдруг совершенно случайно заметил, что глаза у него были не радостные. Скучные у него были глаза. И я подумал, что у меня, наверное, тоже такие.
- Всем приготовиться! - скомандовал я, и вопросительно посмотрел на Терминатора.
Тот в свою очередь обернулся к Дядьке и выдохнул:
- Давай!
Тут я заметил бегущего к нам через двор мелкой рысью ОМОНовца в полной экипировке.
- Подожди, - попробовал я остановить Дядьку.
Тот удивлённо оглянулся, и в руке у него я увидел что-то наподобие пульта управления для телевизора.
Дядька смотрел не на меня, а на Терминатора, я для него был не указ.
Терминатор посмотрел в ту сторону, откуда бежал, стремительно приближаясь, ОМОНовец, перевёл взгляд на меня и сказал спокойно Дядьке:
- Ты чего, не слышишь? Давай, родной.
И он дал.
В подвале так грохнуло, что у всех нас заложило уши. У меня было такое ощущение, словно меня по голове чем-то огрели.
Из подвала валил едкий дым, пахло чем-то кислым и горелой тряпкой. Я снял с плеча автомат и скомандовал своим:
- Пошли! - и сам не услышал своего голоса.
Тогда я махнул рукой, и вся кодла покатилась вниз, а я чуть задержался, дожидаясь бегущего к нам ОМОНовца.
Он летел ко мне на всех парусах, возмущённо что-то крича. Он явно принимал нас не за тех. Я подождал, пока он подбежит, сочувственно улыбнулся ему, не слыша ни слова из того, что он кричал мне в лицо, возмущённо указывая то на дымящийся подвал, то куда-то себе за спину. Уши у меня так и были заложены. Поэтому я сочувственно сказал ему, разведя руки:
- Извини, брат, некогда.
И вскинул автомат.
Он умер, так ничего и не поняв. А я побежал в подвал, откуда уже слышались разрозненные выстрелы, которые наверху были почти не слышно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Потом один из них уехал на машине и вернулся уже на другой. Позже несколько раз выходили по одному и по два. Сейчас все на месте, если я не просмотрел.
- Да уж, ты бы просмотрел.
А дело-то керосином пахнет. Отставник не представляет себе, с кем и с чем столкнулся. Я-то был там. Три огромных подвала, соединённые между собой, в каждом подвале полным-полно закутков и комнат, всевозможных закоулков. Да если там мои старые знакомые, а быстро проникнуть в подвал могли только они, то про них я слышал, что они в своём воровском мире не последние люди стали.
И если у них за спиной несколько убийств, в том числе милиционеры, тогда сопротивляться они будут отчаянно. И мальчишку мы так или иначе не увидим. Нет, надо на что-то решаться. Я верил в сведения Портного, тем более что сам по некоторым приметам со многим был согласен. Нет, без помощи нам не обойтись. Я только никак не мог ни на что решиться окончательно.
- Я помог вам чем-то? - вывел меня из задумчивости осторожный голос Портного.
- Помог, Портной, помог, - ответил я рассеянно.
И тут впервые за всё время обратил внимание на то, что он всегда называл и называет меня на "вы", а я его на "ты", хотя он и старше меня. И ещё я вспомнил, что за всё время ни разу не слышал от Портного грубого слова, жалобы на соседей, обстоятельства, или жизнь. Он воспринимал жизнь как данность и с достоинством принимал всё, что бы она с ним ни вытворяла.
- Могу я от вас позвонить? - спросил я, впервые за много лет нашего знакомства назвав его на "вы".
- Ну разумеется, - понимающе улыбнулся Портной и вежливо удалился на кухню,
Гурген Окрошидзе.
Город Мытищи. Московская область.
Улица лётчика Бабушкина. Дом 4. У входа в подвал.
Пятница, 27 февраля.
19 часов 50 минут.
Когда мы ехали сюда, на четырёх машинах, набитых под завязку вооружёнными до зубов братками, я думал о странных превратностях и гримасах судьбы. Кто мог подумать лет десять назад, что я, учитель, сын и внук учителей, буду когда-нибудь ехать на кровавую разборку вместе с бандитами, которые считают меня за своего?
Всё перевернулось в этом обезумевшем мире с ног на голову. Господь либо проклял нас и лишил разума либо сам сошёл с ума. Он не оставляет никакого выбора. Сначала мне пришлось бежать из Сухуми, города, где я родился и вырос, города, в котором родились и выросли мои родители, где мы учили тех самых людей, которые теперь громили наши дома, вспомнив, что они - абхазы, а мы - грузины.
И почему-то они сразу стали нас ненавидеть. За что? Видит Бог, я хорошо учил, и всегда только хорошему. Но моего отца убили. А мы с трудом ушли по ущелью. Я шёл среди бесконечной вереницы наспех одетых людей, которые бросили всё, спасая свою жизнь. И я видел, как они гибли, как шли через заснеженные перевалы без тёплой одежды и без пищи.
Мы шли в Грузию, где я до этого был всего несколько раз. Но там нас, как оказалось никто не ждал. Нам посочувствовали, но жить было негде. Мне сказали, что я должен взять оружие и сам вернуть то, что у меня отобрали. И отомстить за отца. А что мне оставалось?
Я не знаю, кто победил в той войне. Я знаю только, что в реке Ингури вместо воды должна течь кровь, столько её было пролито. И я понял, что никогда не вернусь в Сухуми. Никогда не будет он больше моим домом. Дом, в котором соседи убивают твоего отца, не может быть твоим домом. Дом, в который ты сам пришёл с оружием, тоже не может быть твоим домом.
А потом был Тбилиси, был Гамсахурдиа, президент интеллигентной Грузии. Самое интеллектуальное правительство. И была чёрная гвардия Гамсахурдиа. И был голод, и не было света, не было воды и тепла. Но люди жили надеждой. А потом была гражданская война. И я понял, что нет Грузии. Как в один день не стало Советского Союза, а стали Россия, Грузия, Азербайджан и другие республики, так не стало и Грузии.
Мы стали грузинами, абхазами, звиадистами. И прав был всегда тот, у кого в руках автомат.
Я уехал. И меня прибило в Москву. Тут я надеялся устроиться на работу, но оказался лицом кавказской национальности. Меня по несколько раз на день останавливали на улицах милиционеры и проверяли документы. А уж чего я наслушался при этих проверках!
О работе же не могло быть и речи. В Москве своих безработных учителей было навалом. Я уже думал уезжать обратно, не зная, как буду кормить мать, но на вокзале ко мне подошли два грузина, с одним из которых я вместе воевал, и предложили работу.
Так я стал своим среди бандитов. Только никогда и никому я не говорил про то, что был учителем.
А вот сейчас я стою на нижней ступени подвала и стучу в обитые железом двери. Я знаю, что там засели отчаянные ребята, но мне наплевать. Мне давно всё безразлично. Трудно убить в первый раз. А потом ты сам перестаёшь жить. Ты просто убиваешь.
За дверями тишина.
- Может, там их и нет? - из-за спин подаёт голос Свисток.
- Рассредоточьтесь по стенкам, - оглянувшись, командую я. - Встали толпой. Нас двадцать пять человек, если откроют и начнут стрелять - всех покосят.
Подействовало. Прилипли к стенам. Боятся. А я не боюсь? Я не боюсь. Я сам себе глубоко безразличен.
- Кто? - глухо доносится из-за двери.
Под ложечкой слегка похолодело. Будет бой. Будет шанс умереть. Искоса замечаю, как напряглись и побелели лица братков. Ничего, привыкайте иметь дело с равными противниками.
- Аткрывайте! Пришли неприятности, - нарочно слегка усиливая акцент, говорю я.
- Давай я, - нетерпеливо требует Терминатор.
Большего несоответствия клички и натуры я ещё не встречал. Маленький, щуплый, в очках, с реденькими белёсыми волосами, с пухлыми губами, он похож на большого мальчика-отличника. Кем он, собственно, и является.
Про него рассказывали, что в школе он действительно был отличником, даже сумел перейти через два класса вперёд, ему прочили большое будущее, он блистал на всевозможных химических олимпиадах, даже международного масштаба. Впереди у него была широкая дорога. Но на ней выросла фигура школьного учителя истории, который не согласился давать поблажек юному вундеркинду и потребовал от него в обмен на оценки знаний.
Юный вундеркинд затаил обиду и вскоре учитель нашёл на столе адресованный ему конверт. Он вскрыл его, и тут же раздался взрыв.
Потом юный химик говорил, что хотел только попугать учителя, но переборщил с компонентами. Не знаю, как уж там было на самом деле, но учитель получил вторую нерабочую группу инвалидности, а юный химик шесть лет.
Отсидел он всего ничего, попав почти сразу под амнистию, но нужными знакомствами обзавестись успел. К моменту его выхода спрос на его способности был огромный.
И вместо привычных выстрелов, по Москве загрохотали взрывы. Это было безопаснее и для заказчиков, и для исполнителей, к тому же более впечатляюще для врагов. Развороченные в клочья машины, взорванные прямо у тебя на глазах - серьёзный аргумент в спорах со строптивыми клиентами. В этом же юноше, как оказалось, жил мстительный дух разрушения. Он стал номером один в своём ремесле. Как говорили, на его личном счету были все самые громкие дела, связанные со взрывами. В том числе и знаменитый взрыв на Котляковском кладбище, говорят, не обошёлся без его участия.
Словом, он громил и превращал в груды обломков всё, что вставало на его пути и всё, что ему заказывали. При этом он, который мог выбирать только самые богатые заказы, не гнушался любой работой. Его прямо-таки распирала страсть к разрушению. Мне кажется, что если бы не было заказов, он стал бы работать бесплатно, и даже сам доплачивал бы заказчикам.
За дверями висела мёртвая тишина. Я снял с плеча автомат Калашникова, передёрнул затвор, чтобы там услышали, и ещё раз стукнул в двери ногой.
Дверь отозвалась гулким гудением.
- Открывай, Слон! Разговор есть. Если ты откроешь - решим всё миром. Если мы откроем - будет плохо.
За дверями было всё так же тихо.
- Они через другие выходы не уйдут? - спросил Терминатор.
- Не уйдут. В каждом подъезде их ждут у выходов. Я сам людей расставил. Лично.
- Ну так что - я зря, что ли, ехал? - надул он детские свои губы. Давай я открою.
А что, в самом деле, делать?
- Открывай, - разрешил я, отодвигаясь в сторону.
Терминатор тут же метнулся к двери, как кошка к сметане. Он что-то осмотрел, потрогал пальцем и обернулся к своему провожатому и постоянному напарнику по кличке Дядька. Это был верзила со звероподобной физиономией, изуродованной чудовищными шрамами.
- Давай два зелёных патрона, - скомандовал Терминатор.
Дядька распахнул куртку, и я содрогнулся, увидев, что он в несколько рядов обмотан своеобразными "патронташами", в них торчали большие картонные патроны всех цветов, среди которых я узнал палочки тротила и аммонала.
- Как ты с этим ходишь? А если пуля попадёт?
Дядька обернул ко мне своё обезображенное лицо и сощурился, словно всего меня в зрачки свои втянул.
- А ты знаешь, как страдают от осколочных ран?
Я промолчал. Видно, он знал о боли нечто такое, чего я не знал. И он сделал свой выбор между болью и смертью. Ну что же, это его право. Смерть выбирают по разным причинам.
- Свисток, пойди быстро в подъезды, передай, что сигнал - взрыв. Тут же пускай ломают двери, как могут. Терминатор позже подойдёт. Все, кто остаётся здесь, выйти наверх, не забудьте оружие убрать. Одновременно со взрывом - все вниз! Стрелять осторожнее - друг друга можем перестрелять. Главное, сразу не палите, как сумасшедшие.
Братки пошли наверх, пряча оружие в карманы. Почти у всех были пистолеты. Автоматическое оружие в такой ситуации опасно прежде всего для штурмующих, не имеющих навыков таких боевых действий.
Я повесил автомат на плечо и вышел вслед за ними, оставив Терминатора и Дядьку колдовать у дверей.
На улице пахло сыростью. Уже заметно стемнело, и оружие можно было и не прятать. Я вдохнул сырой московский воздух и с тоской подумал, что очень устал жить. Может, сегодня всё закончится.
В этот момент из подвала выскочили Дядька и Терминатор.
- Сейчас будет тарарах! - радостно сообщил Терминатор.
А я вдруг совершенно случайно заметил, что глаза у него были не радостные. Скучные у него были глаза. И я подумал, что у меня, наверное, тоже такие.
- Всем приготовиться! - скомандовал я, и вопросительно посмотрел на Терминатора.
Тот в свою очередь обернулся к Дядьке и выдохнул:
- Давай!
Тут я заметил бегущего к нам через двор мелкой рысью ОМОНовца в полной экипировке.
- Подожди, - попробовал я остановить Дядьку.
Тот удивлённо оглянулся, и в руке у него я увидел что-то наподобие пульта управления для телевизора.
Дядька смотрел не на меня, а на Терминатора, я для него был не указ.
Терминатор посмотрел в ту сторону, откуда бежал, стремительно приближаясь, ОМОНовец, перевёл взгляд на меня и сказал спокойно Дядьке:
- Ты чего, не слышишь? Давай, родной.
И он дал.
В подвале так грохнуло, что у всех нас заложило уши. У меня было такое ощущение, словно меня по голове чем-то огрели.
Из подвала валил едкий дым, пахло чем-то кислым и горелой тряпкой. Я снял с плеча автомат и скомандовал своим:
- Пошли! - и сам не услышал своего голоса.
Тогда я махнул рукой, и вся кодла покатилась вниз, а я чуть задержался, дожидаясь бегущего к нам ОМОНовца.
Он летел ко мне на всех парусах, возмущённо что-то крича. Он явно принимал нас не за тех. Я подождал, пока он подбежит, сочувственно улыбнулся ему, не слыша ни слова из того, что он кричал мне в лицо, возмущённо указывая то на дымящийся подвал, то куда-то себе за спину. Уши у меня так и были заложены. Поэтому я сочувственно сказал ему, разведя руки:
- Извини, брат, некогда.
И вскинул автомат.
Он умер, так ничего и не поняв. А я побежал в подвал, откуда уже слышались разрозненные выстрелы, которые наверху были почти не слышно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63