– Не знаю.
– Мы понятия не имеем, в какую сторону идти.
– Пойдем по следам снегохода этого парня.
– Если они сохранились. Может, их уже снегом занесло. Сама знаешь, до станции миль семь или восемь.
– Питер… – начала она.
– А если начнется снежная буря, нам вообще лучше отсидеться здесь.
– Я здесь не останусь, – твердо заявила Сара. – Если уж умирать, то под небом и солнцем.
* * *
Подниматься по ледяной стене расселины оказалось не так уж и сложно, особенно после того, как Сара усвоила, как правильно ставить ногу, обутую в ботинок с шипами, и с какой силой надо замахнуться ледорубом, чтоб он вонзился в эту стену и крепко там держался. Всего минут через семь-восемь она оказалась на поверхности.
Все здесь выглядело как прежде. То же тусклое белесое солнце, та же сероватая дымка горизонта, сливающаяся с небом. Все тот же серый, безжизненный мир…
Она помогла Эвансу вылезти. Из пореза снова пошла кровь, она тут же замерзала, отчего лицо походило на красную блестящую маску.
– Черт, до чего же холодно… – пробормотал он, стуча зубами. – Как думаешь, куда надо идти?
Сара взглянула на солнце. Оно совсем низко нависало над горизонтом, но непонятно было, заходит оно или напротив, встает. Да и вообще, как определяют направление по солнцу, если находишься на Южном полюсе? Сара нахмурилась. Сообразить никак не удавалось, и еще она страшно боялась ошибиться.
– Пойдем по следам, – сказала она наконец. Сняла шипованные ботинки, переобулась и зашагала по льду.
Следовало признать: в одном Питер был прав. На поверхности оказалось гораздо холодней, чем можно было представить. Примерно через полчаса поднялся ветер, он дул со страшной силой и прямо в лицо, так что пришлось идти согнувшись. Хуже того, пошел снег, и по льду зазмеилась поземка. А это означало… – Мы теряем следы, – пробормотал Питер. – Знаю. – Скоро их совсем заметет.
– Вижу. – Порой он вел себя ну просто как малое дитя.
– Что же нам делать? – спросил он.
– Не знаю, Питер. Мне никогда прежде не доводилось блуждать по Антарктиде.
– Мне тоже…
Они, оскальзываясь и спотыкаясь, продолжали брести вперед.
– Это была твоя идея – подняться на поверхность.
– Замолчи, Питер. Возьми себя в руки.
– Взять себя в руки? Спасибо за совет. Я чертовски замерз, просто окоченел, Сара, – пробормотал он. – Уже не чувствую ни носа, ни ушей. Ни пальцев на руках и ногах…
– Питер! – Она ухватила его за плечо и сердито затрясла. – Заткнись!
Он тут же умолк. И смотрел на нее через отверстия в кровавой маске. Ресницы стали белыми от инея.
– Я тоже не чувствую своего носа, – сказала Сара. – Нам надо держаться, другого выхода нет.
Она огляделась по сторонам, пытаясь подавить отчаяние. Ветер и снег усилились. Видимость резко упала. Мир стал плоским, бело-серым. Если так будет продолжаться и дальше, они могут снова провалиться в расселину, просто не заметить ее и провалиться.
Тогда надо остановиться.
Там, где они сейчас находятся. В самой сердцевине этой пустоты.
– Ты такая красивая, когда злишься, – сказал Эванс. – Тебе когда-нибудь говорили?
– Питер, ради бога…
– Жутко до чего красивая.
Она побрела дальше, до рези в глазах всматриваясь в снег и лед, пытаясь разглядеть следы от гусениц.
– Пошли, Питер. – Возможно, эти следы скоро выведут их на дорогу. По дороге куда как легче идти в такой буран. И безопасней, и меньше шансов просто замерзнуть.
– Кажется, я в тебя влюбился, Сара.
– Питер!..
– Я должен был это сказать. Возможно, это последний шанс. – Тут он снова закашлялся.
– Береги горло, Питер. Следи за дыханием.
– Бог ты мой, до чего же холодно.
Дальше они продолжали идти уже молча. Встречный ветер все усиливался. Парка Сары прилипала к телу, снег резал лицо. Казалось, двигаться уже невозможно вовсе, но Сара упрямо продолжала шагать вперед. Она не знала, сколько прошла, просто вдруг остановилась и вскинула руку. Должно быть, идущий следом Эванс этого не заметил. Он врезался в нее, ойкнул, что-то проворчал и тоже остановился.
Ветер завывал так отчаянно, что пришлось сблизить головы, чтоб поговорить, иначе было просто не расслышать.
– Нам надо остановиться! – прокричала она.
– Знаю!
И вот, видимо, просто не зная, что делать дальше, Сара опустилась прямо на лед, подобрала под себя ноги, опустила голову к коленям. И изо всех сил старалась не расплакаться. Ветер завывал все громче и громче. Теперь он просто визжал. Воздух казался непроницаемо плотным от снега.
Эванс уселся рядом с ней.
– Черт, мы умираем, – пробормотал он.
ЩЕЛЕВАЯ ЗОНА

Среда, 6 октября
5.02 вечера
Она начала дрожать. Сперва это были просто приступы мелкой дрожи, сотрясавшей все тело, затем дрожь уже не прекращалась. «Словно припадок или лихорадка», – подумала Сара. Опыт заядлой лыжницы подсказал, что это означает. Температура тела упала до опасного предела, дрожь являлась автоматической физиологической реакцией. Попыткой согреться. Зубы стучали. Говорить она была не в силах. Но мысль ее продолжала работать, продолжала искать выход.
– Может, нам построить нечто вроде снежного дома?..
Эванс что-то ответил. Она не расслышала, слова унес ветер.
– Ты знаешь, как? Он молчал.
«В любом случае уже слишком поздно», – подумала Сара. Она чувствовала, что теряет контроль над собственным телом. Даже придерживать колени руками было уже трудно, такой силы была эта дрожь.
И еще она вдруг почувствовала сонливость.
Взглянула на Эванса. Тот лежал рядом на боку.
Она затормошила его, старалась заставить подняться. Даже начала пинать носком ботинка. Эванс не шевелился. Ей хотелось закричать, обругать его последними словами, но не вышло, зубы выбивали громкую дробь.
Сонливость наваливалась на нее тяжелой волной, и Сара изо всех сил противилась ей. Спать, спать… одно неукротимое желание уснуть. Она старалась держать глаза открытыми, и тут вдруг, к ее удивлению, перед ними начали мелькать сценки из прошлой жизни – детство, мама, ребята из подготовительного класса, уроки балета, студенческая аудитория…
Вся ее прежняя жизнь проходила перед глазами. В книгах писали, что так всегда бывает перед смертью. Затем, подняв глаза, она вдруг увидела в отдалении свет, и это тоже, говорят, случается с умирающими. Свет в самом конце длинного темного туннеля…
Сара не могла больше сопротивляться. Легла на лед. Впрочем, льда под собой она не чувствовала. Утонула в собственном внутреннем мире боли и изнеможения. А свет впереди становился все ярче и ярче. Появились еще два других источника света, они подмигивали желтым и зеленым…
Желтый и зеленый?..
Она боролась со сном. Пыталась сесть, но не получилось. Мышцы совсем ослабели, а руки походили на куски льда. Ни двинуться, ни шевельнуться…
Желтый и зеленый огни увеличивались в размерах. Появился и еще один, в центре. Ярко-белый, как галогенная лампа. Сара силилась рассмотреть детали в вихре снежинок. Вот появился серебристый купол, затем колеса. И еще – большие светящиеся буквы. Четыре буквы:
НАСА.
Она закашлялась. Странная штуковина надвигалась из снега прямо на нее. Какой-то небольшой движущийся аппарат, около трех футов в высоту, он походил на кары, на которых по воскресеньям разъезжают люди на поле для гольфа. Большие колеса, уплощенная кабина. И он, издавая частые гудки, движется прямо на нее.
Да этот кар того гляди ее переедет. Но страха она почему-то не испытывала. Все равно она не в силах увернуться. Сара лежала на льду, равнодушная и обессиленная вконец. Колеса становились все больше, росли прямо на глазах. Последнее, что запомнилось, так это механический голос. Он говорил ей: «Привет. Привет. Пожалуйста, уйдите с дороги. Огромное спасибо. Привет. Привет. Пожалуйста, уйдите с дороги…»
А потом она провалилась в пустоту.
СТАНЦИЯ ВЕДДЕЛА

Среда, 6 октября
8.22 вечера
Тьма. Боль. Грубые резкие голоса.
Боль.
Растирание. Кто-то растирал все ее тело, руки, ноги. Жгло словно огнем.
Она застонала.
Затем в отдалении послышался хрипловатый голос. Он произнес нечто вроде:
– Офе, молоты.
Растирание продолжалось, чистая пытка. Точно все тело натирали наждаком. И звук такой ужасный, скребущий.
Что-то ударило ей в лицо, в губы. Сара облизала их. Снег. Холодный снег.
– Пдушк пдлючли? – спросил голос.
– Ще не.
Какой-то иностранный язык. Наверное, китайский. Теперь Сара слышала уже несколько голосов сразу. Пыталась открыть глаза, но не смогла. Веки были прикрыты сверху чем-то тяжелым, словно маской или…
Она попробовала поднять руку, ощупать себя, тоже не получилось. Ее держали за руки и ноги. И продолжали растирать, растирать…
Она застонала, уже громче. Пыталась говорить.
– Жет пе и она ивнет?
– Ока не нао.
– Должай тирать.
Господи, до чего же больно!
Они продолжали растирать ее, кем бы они там ни были, а она недвижимо лежала в полной тьме. И вот медленно, постепенно начала ощущать свои конечности. А затем – и лицо. И была вовсе не рада этому. Боль усилилась, она была уже почти невыносима. Точно все тело было охвачено огнем.
Голоса продолжали плавать вокруг, точно отделенные от тел. Теперь их было больше. Четыре или пять, точно она не знала. И все принадлежали женщинам, так ей, во всяком случае, казалось.
И еще теперь они проделывали с ней что-то другое. Просто издевались над ней. Втыкали что-то в тело. Твердое и холодное. Впрочем, больно не было. Просто холодно.
Голоса продолжали плавать над ней. То над головой, то над ногами. И кто-то трогал и теребил ее, так грубо…
Это сон. Или смерть. «Может, я уже умерла?» – подумала Сара. Странно, но ей почему-то все равно. Это из-за боли ей стало все равно. Потому что терпеть такое невозможно. И тут вдруг она услышала женский голос прямо над ухом, и он произнес отчетливо:
– Сара.
Она слабо шевельнула губами.
– Ты проснулась, Сара?
Она слабо кивнула.
– Сейчас я сниму лед с лица, хорошо?
Она снова кивнула. Маска перестала давить на лицо.
– А теперь попробуй открыть глаза. Только медленно.
Сара открыла. Она находилась в комнате с белыми стенами. С одной стороны монитор, по нему бегает сплетение каких-то зеленых линий. Похоже на больничную палату. И склонившееся над ней лицо женщины, она смотрит так озабоченно. На женщине белый халат типа тех, что носят медсестры, сверху большой фартук. В комнате очень холодно. Сара видела пар от своего дыхания.
– Говорить сейчас не надо, – сказала женщина. Сара не стала ничего говорить.
– Ты обезвожена. Надо выждать еще несколько часов. Мы поднимаем температуру твоего тела, понемногу. Тебе очень повезло, Сара. Ты ничего не потеряешь.
Ничего не потеряешь.
Тут она встревожилась. Зашевелила губами. Язык был сухим, толстым и неповоротливым. Из горла донеслось лишь слабое шипение.
– Тебе еще нельзя говорить, – сказала женщина. – Пока еще рано. Сильно болит? Да? Сейчас дам тебе что-нибудь. – В руке у нее появился шприц. – Знаешь, а твой друг спас тебе жизнь. Как-то умудрился встать на ноги и добраться до рации, вмонтированной в робот НАСА. Только после этого мы смогли вас найти.
Сара снова шевельнула губами.
– Он в соседней палате. Уверена, он тоже поправится. А теперь просто отдохни.
Она ощутила прикосновение холодной иглы к вене.
Глаза закрылись сами.
СТАНЦИЯ ВЕДДЕЛА

Четверг, 7 октября
7.34 вечера
Питеру Эвансу надо было одеться, и медсестры вышли. Он начал медленно натягивать одежду. Чувствовал он себя в целом неплохо, вот только в ребрах отдавалась боль, стоило глубоко вздохнуть. На левой стороне груди красовался огромный синяк, еще один синяк – на бедре, и совершенно безобразный кровоподтек украшал шею и часть предплечья. На лицо и голову наложили несколько швов. Все тело ныло и казалось каким-то чужим. Даже натянуть носки и сунуть ступни в тапочки стоило немалых усилий.
Но в целом он в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84