маньяков и насильников, домушников и карманников, извращенцев и садистов, педерастов и туберкулезных бомжей-тунеядцев.
Насчет второго... принять меры надо, конечно, ибо Васька-Механизм личность непредсказуемая, и вправду может "опетушить" нарядчика... впрочем, и нарядчик литейки та ещё рыбина.
Третье... игру на деньги просто так не пресечешь, Макарова же придется спасать в изоляторе, а потом переводить в ПКТ... Можно, впрочем, вербануть, попробовать, по ситуации...
А вот что касается Монгола, тут хорошо знать нечто более конкретное, хотя бы обрывки разговора. Заиметь бы аппаратурку приличную, как у комитетчиков, чтоб слышно было за километр... Сейчас все можно купить, были бы деньги: зеленые баксы. Да и рубли хороши.
Дверь резко распахнулась, ударившись о стену: именно так всегда появлялся в кабинете Петрова зам. хозяина по режиму подполковник Минкевич.
Это был здоровенный еврей, давно и напрочь забывший все свое "еврейство". Двадцать один год морозной и ветренной службы с ежедневным литром спиртного окрасили его лицо темным багрянцем: лишь над черными густыми усами "а ля Саддам" выделялся ярко-красный мясистый нос. Голову покрывали короткие, с проблесками седины, черные кудри.
Минкевич давно уже не пользовался ни стопками, ни стаканами: пил прямо из горлышка, заправски выливая внутрь себя даже технический спирт.
- Ну что, капитан, будем?
Подполковник стукнул об стол два раза: сначала литровой банкой с зелеными помидорами, потом бутылкой. На этикетке было написано "Хороша!", а чуть выше находилось изображение веселого блондина в псевдонародном кафтане и с огурцом в руке.
- Будем, будем... - задумчиво согласился Петров, разглядывая этикетку. Ему и вправду нужен был стимул - разогнать мысли в правильном направлении, прочувствовать ситуацию, назревавшую в зоне. Чай из термоса вызвал легкую тошноту, энергии не дал.
Минкевич молча плеснул водку в подставленный стакан. Она дурно пахла химией: то ли ацетоном, то ли стеклоочистителем. Говорить было не о чем, но подполковник, вылив из бутылки в желудок часть спиртного и схрумкав зеленый помидор из банки, сказал веско:
- Наш национальный продукт, капитан... Воистину. А ты чаем все пробавляешься, губишь себя.
Петров понюхал стакан и, остановив дыхание, выхлебал в два глотка содержимое, занюхал помидорчиком... К его удивлению, отвратный напиток "прижился" сразу: в теле разлилось приятное тепло, а в голове стало просторней.
- Прочувствовал? - ухмыльнулся Минкевич. От его опытного взгляда не ускользнуло изменение в облике Петрова: тот как будто весь разгладился, принял гармоничные формы. Лицо порозовело здоровьем.
- Что-то мне тревожно, - сказал Петров. - Вроде в зоне спокойно, Монгол этот хренов наводит порядок, с одной стороны, а с другой - не нравится мне что-то... Хачиков он, конечно, припер, но, боюсь, как бы он за нас не взялся.
- Как это - за нас? - удивился Минкевич. - Мы что здесь, козлы какие, что ли? Или петухи? Мы - офицеры МВД, закаленные и продуманные. Мы власть, неограниченная и самодержавная. А кто этого не хочет понимать - в изолятор его, в БУР, на этап, в "Белый лебедь", гада... Короче, капитан, давай установку, а я приказом все оформлю. Ну-ка, дай послухать, чего тебе там настукали...
Минкевич сунул в уши наушники и нажал кнопку диктофона. По мере слушания лицо его менялось несколько раз: то он заинтересованно улыбался, то темнел до лилового, поскрипывая зубами.
- В нарды, паскуды, на деньги играют... На большие. Мало я их щемил, подлецов. Как козла ни корми... - Минкевич выдернул наушники, бросил их на стол. - Насчет игры - интересно. Надо бы шмончиком их подловить, игрочков этих... Получка-то нескоро. А Монгол - ну что Монгол? Блатной, он и в Африке блатной. Балдеют, ржут. Может, наркотой какой укололись или обкурились... Херня это все, Петров... Давай, ещё по одной...
Минкевич плеснул в стакан, стукнул об него бутылкой и вылил в себя из горлышка остаток водки. Петров тоже повторил, но эта порция вдруг встала в горле: как будто кто-то пытался удушить его. Он выхватил из банки помидор и быстро-быстро сжевал его. Удушье отпустило, но в желудке стало тяжело.
- Что, поперек батьки в петлю? - участливо осведомился Минкевич. - Я тебе говорю, капитан, не губи здоровье чаем. Посмотри на осужденных: бледные лица, язва, гастрит, туберкулез. И все от чифира этого проклятого... А водку им нельзя.
Минкевич гоготнул дурным голосом, будто удачно пошутил.
- Все равно - тревожно мне, - сказал, отдышавшись, Петров. - Пару дней понаблюдаю, а потом хозяину рапорт напишу, вроде как отчитаюсь по обстоятельствам. За два дня что-нибудь прояснится, думаю...
- Паникер ты, Петров, - усмехнулся Минкевич. - У нас последнее ЧП когда было? три года назад, когда автомат у Жихаря этого, Тульского, отшмонали. За это время зона покраснела малость. Зря Монгола сюда привезли, вот что я тебе скажу. Надо бы его турнуть за Можай, как говорится... То есть, в Златоуст. Или в Соликамск. Он же блатная масть, ворюга, босяк. Имеем полное право.
- А потом что? - поинтересовался капитан. - Опять с чуранцами кашу варить?
- От Чурана, глядишь, приоденемся, халявной водочки похлебаем. Монгол-то не дает ничего, по понятиям... А ты будь попроще, иди в ногу со племенем.
Петров задумался. Он не был бессребреником, но и не гнался за быстрыми деньгами или водкой, как алкаш Минкевич, не настаивал, не ускорял. К тому же, не любил "зверьков", ибо не видел в них ни крупицы искренности; хотя, о какой искренности вообще могла идти речь? Монгол тоже себе на уме, даже если напускает на себя вид "открытой души", тоже хитрит и раскручивает свои блатные комбинации... А дочка требует "шкуру", жена подпиливает; сломалась стиральная машина; устарел телевизор ("Рубин"); о "тачке" и говорить нечего: поп Василий ездит на джипе "чероки", а он, капитан МВД, кум зоны, тарахтит на полудохлой "четверке"...
- Ладно, - хлопнул ладонью по столу начальник оперчасти ИТК №7 строгого режима капитан Петров. - Два дня - и кому-то будут "вилы".
Он блатным жестом показал: ткнул себя в горло рожками из указательного и среднего пальцев.
- Зимлаг тебя не забудет, Петров, - обрадовался Минкевич. - К ногтю их, нахалов!
МОСКВА
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ
Ровно в 10.00, должны были появиться "силовые" министры: вояка Буров, спасатель Михно, мент Башмаков и "комитетчик-фээсбэшник" Зотов.
Председатель Правительства Андрей Константинович Митин имел несколько прозвищ, одно из которых было, конечно же, Акээм - по буквам ФИО и по аналогии с известным во всем мире автоматом. Самого Андрея Константиновича тоже знали теперь во всем мире - успели узнать за те два месяца, что сидел он в этом кресле.
Митин был довольно молодой (сорока семи лет) человек, но прошедший, как сказали бы советские биографы, суровую школу жизни. Вечный школьный хорошист, неприметный ни в учебе, ни в спорте. Студент престижного военного вуза, краснодипломник. Офицер ГРУ Генштаба, профессиональный разведчик-нелегал, мастер спорта по самбо. Примерный семьянин и домосед в личной жизни. Советник одного из вице-премьеров. Недолго - руководитель неприметной экспертной группы. И вдруг - премьер-министр огромной страны, великой державы.
Митин, вопреки всем фактам, продолжал считать Россию именно великой державой. В истории уже были запечатлены бредни типа "колосса на глиняных ногах" - где они, те, кто изрекал эти мудрые мысли? Нынче напридумывали иные, не менее абсурдные словосочетания: "Империя зла", "тюрьма народов", "Верхняя Вольта с ракетами", "сырьевой придаток" и т. д. и т. п. Бывал Митин в Верхней Вольте - ничего общего. К тому же, по ту сторону океана пыжился, раздуваясь от сознания собственного и якобы единственного величия, "Диснейленд с ракетами" - надо было бы посмотреть: что же, в самом деле, лучше? Благо, что герои Диснейленда уже показали себя в Иране, когда неудачно пытались вертолетным наскоком освободить соотечественников-заложников (попадали, поразбивались, были с позором пойманы иранскими моджахедами); и когда в Сомали полуголые и голодные негритосы с автоматами Калашникова гнали их, сытых и экипированых как Шварценеггер в фильме "Коммандо", по аэродромному полю. А на международных соревнованиях спецназовцев и десантуры "Диснейленд" вечно плелся в четвертом десятке - вопреки, как говорится, всему Голливуду сразу...
Величие страны и её, так сказать, державность Митин определял всем вместе взятым: не только экономика (она полуразрушена), не только финансы и ресурсы (они разворованы), не только армия (она задыхается), не только огромная территория (она колышется, терзаемая, как раковыми опухолями, всеми этими мелкими паскудными суверенитетами) - но и история с литературой, живопись с музыкой - и православная Церковь, наконец, составляли величие страны. Большинство этого не понимало: народ - как богатый, так и нищий - жаждал шведского быта, немецкой сытости, итальянской мануфактуры - думали, недалекие, что все это манной грядет с неба как только появится настоящий "хозяин"... (Кое-кто мыслил ещё более оригинально: мол, надо было войну в 45-м не выигрывать - сейчас пили бы дешевое пиво, жрали бы хорошую колбасу; Митин, проработавший несколько лет в ФРГ, хорошо знал "немца" - уж он, немец, таким бы пивом напоил, мало не показалось бы!)
Хозяин явился, но более похожий на плантатора из южных штатов, нежели на респектабельного капиталиста конца ХХ века. С "хозяином" явился и "бандит" - да такой, что перед ним померкли всякие там заокеанские Капоне, Диллинджеры и доны Лукиано. Людей похищали, резали, пилили двуручными пилами, расстреливали из автоматов и снайперских винтовок, пытали электрическим током, травили таллием и клофелином, топили в болотах и водоемах, замуровывали в бетон и закатывали в асфальт, отрубали головы, пальцы, уши и половые органы; наконец, ели в вареном, жареном и сыром виде. Старый знакомый Митина, мент-полковник Д. три года ловил людоеда Мухтарова - и поймал, но уже через год распался Союз, и новые власти суверенной республики К. выпустили Мухтарова - под свет "юпитеров", под объективы телекамер, прямо на мягкий вертящийся стул, с которого он и вещал по всем телеканалам, рассказывал подробности своих кровавых трапез. Полковник Д. тут же уволился из органов - не в силах был созерцать подобное и одновременно продолжать профессиональную деятельность. Бандиты участвовали и в переделе собственности - как равноправные компаньоны, конкуренты и единомышленники властей, бизнесменов, банкиров и коммерсантов. Впрочем, если бандиты явились, как всегда, из безработного поневоле или нежелающего работать племени, то банкиры и бизнесмены странным образом отпочковались от КПСС и ВЛКСМ. Они - все эти вторые секретари и организаторы, кураторы и инструкторы - оказались в нужное время в нужном месте - все равно, как если бы возле какой-нибудь глухой деревни сошел с рельсов пассажирский поезд, а жители, считая, что им повезло, стали бы грабить искалеченных пасажиров, рыться в чужих чемоданах - и богатеть, богатеть...
Культурная же элита разделилась, как в прошлом, на "западников" и "славянофилов"; первые радостно кричали: "Ура! Распалась тюрьма народов! выдохлась душегубка свободной мысли! обратим свои взоры к общечеловеческим ценностям!"; вторые угрюмо стонали: "Россия погибла! Помираем, братцы! Все кончено! Русский генофонд уничтожен!" и т. д. Поэты, близкие к западникам, изощрялись в иронии и метафоризме, их приглашали читать лекции в Европах; поэты-патриоты упорно нищенствовали и воспевали широкие поля и могучие реки, клеймили, как написал ярый Кобенякин, "иудодерьмократов и натолизов" (НАТО).
Странно, но на самого Митина почему-то обрушились и демократы и патриоты. Первые называли его "гебистом" и "чекистом", а вторые "марионеткой олигархов" и "выкормышем семибанкирщины".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Насчет второго... принять меры надо, конечно, ибо Васька-Механизм личность непредсказуемая, и вправду может "опетушить" нарядчика... впрочем, и нарядчик литейки та ещё рыбина.
Третье... игру на деньги просто так не пресечешь, Макарова же придется спасать в изоляторе, а потом переводить в ПКТ... Можно, впрочем, вербануть, попробовать, по ситуации...
А вот что касается Монгола, тут хорошо знать нечто более конкретное, хотя бы обрывки разговора. Заиметь бы аппаратурку приличную, как у комитетчиков, чтоб слышно было за километр... Сейчас все можно купить, были бы деньги: зеленые баксы. Да и рубли хороши.
Дверь резко распахнулась, ударившись о стену: именно так всегда появлялся в кабинете Петрова зам. хозяина по режиму подполковник Минкевич.
Это был здоровенный еврей, давно и напрочь забывший все свое "еврейство". Двадцать один год морозной и ветренной службы с ежедневным литром спиртного окрасили его лицо темным багрянцем: лишь над черными густыми усами "а ля Саддам" выделялся ярко-красный мясистый нос. Голову покрывали короткие, с проблесками седины, черные кудри.
Минкевич давно уже не пользовался ни стопками, ни стаканами: пил прямо из горлышка, заправски выливая внутрь себя даже технический спирт.
- Ну что, капитан, будем?
Подполковник стукнул об стол два раза: сначала литровой банкой с зелеными помидорами, потом бутылкой. На этикетке было написано "Хороша!", а чуть выше находилось изображение веселого блондина в псевдонародном кафтане и с огурцом в руке.
- Будем, будем... - задумчиво согласился Петров, разглядывая этикетку. Ему и вправду нужен был стимул - разогнать мысли в правильном направлении, прочувствовать ситуацию, назревавшую в зоне. Чай из термоса вызвал легкую тошноту, энергии не дал.
Минкевич молча плеснул водку в подставленный стакан. Она дурно пахла химией: то ли ацетоном, то ли стеклоочистителем. Говорить было не о чем, но подполковник, вылив из бутылки в желудок часть спиртного и схрумкав зеленый помидор из банки, сказал веско:
- Наш национальный продукт, капитан... Воистину. А ты чаем все пробавляешься, губишь себя.
Петров понюхал стакан и, остановив дыхание, выхлебал в два глотка содержимое, занюхал помидорчиком... К его удивлению, отвратный напиток "прижился" сразу: в теле разлилось приятное тепло, а в голове стало просторней.
- Прочувствовал? - ухмыльнулся Минкевич. От его опытного взгляда не ускользнуло изменение в облике Петрова: тот как будто весь разгладился, принял гармоничные формы. Лицо порозовело здоровьем.
- Что-то мне тревожно, - сказал Петров. - Вроде в зоне спокойно, Монгол этот хренов наводит порядок, с одной стороны, а с другой - не нравится мне что-то... Хачиков он, конечно, припер, но, боюсь, как бы он за нас не взялся.
- Как это - за нас? - удивился Минкевич. - Мы что здесь, козлы какие, что ли? Или петухи? Мы - офицеры МВД, закаленные и продуманные. Мы власть, неограниченная и самодержавная. А кто этого не хочет понимать - в изолятор его, в БУР, на этап, в "Белый лебедь", гада... Короче, капитан, давай установку, а я приказом все оформлю. Ну-ка, дай послухать, чего тебе там настукали...
Минкевич сунул в уши наушники и нажал кнопку диктофона. По мере слушания лицо его менялось несколько раз: то он заинтересованно улыбался, то темнел до лилового, поскрипывая зубами.
- В нарды, паскуды, на деньги играют... На большие. Мало я их щемил, подлецов. Как козла ни корми... - Минкевич выдернул наушники, бросил их на стол. - Насчет игры - интересно. Надо бы шмончиком их подловить, игрочков этих... Получка-то нескоро. А Монгол - ну что Монгол? Блатной, он и в Африке блатной. Балдеют, ржут. Может, наркотой какой укололись или обкурились... Херня это все, Петров... Давай, ещё по одной...
Минкевич плеснул в стакан, стукнул об него бутылкой и вылил в себя из горлышка остаток водки. Петров тоже повторил, но эта порция вдруг встала в горле: как будто кто-то пытался удушить его. Он выхватил из банки помидор и быстро-быстро сжевал его. Удушье отпустило, но в желудке стало тяжело.
- Что, поперек батьки в петлю? - участливо осведомился Минкевич. - Я тебе говорю, капитан, не губи здоровье чаем. Посмотри на осужденных: бледные лица, язва, гастрит, туберкулез. И все от чифира этого проклятого... А водку им нельзя.
Минкевич гоготнул дурным голосом, будто удачно пошутил.
- Все равно - тревожно мне, - сказал, отдышавшись, Петров. - Пару дней понаблюдаю, а потом хозяину рапорт напишу, вроде как отчитаюсь по обстоятельствам. За два дня что-нибудь прояснится, думаю...
- Паникер ты, Петров, - усмехнулся Минкевич. - У нас последнее ЧП когда было? три года назад, когда автомат у Жихаря этого, Тульского, отшмонали. За это время зона покраснела малость. Зря Монгола сюда привезли, вот что я тебе скажу. Надо бы его турнуть за Можай, как говорится... То есть, в Златоуст. Или в Соликамск. Он же блатная масть, ворюга, босяк. Имеем полное право.
- А потом что? - поинтересовался капитан. - Опять с чуранцами кашу варить?
- От Чурана, глядишь, приоденемся, халявной водочки похлебаем. Монгол-то не дает ничего, по понятиям... А ты будь попроще, иди в ногу со племенем.
Петров задумался. Он не был бессребреником, но и не гнался за быстрыми деньгами или водкой, как алкаш Минкевич, не настаивал, не ускорял. К тому же, не любил "зверьков", ибо не видел в них ни крупицы искренности; хотя, о какой искренности вообще могла идти речь? Монгол тоже себе на уме, даже если напускает на себя вид "открытой души", тоже хитрит и раскручивает свои блатные комбинации... А дочка требует "шкуру", жена подпиливает; сломалась стиральная машина; устарел телевизор ("Рубин"); о "тачке" и говорить нечего: поп Василий ездит на джипе "чероки", а он, капитан МВД, кум зоны, тарахтит на полудохлой "четверке"...
- Ладно, - хлопнул ладонью по столу начальник оперчасти ИТК №7 строгого режима капитан Петров. - Два дня - и кому-то будут "вилы".
Он блатным жестом показал: ткнул себя в горло рожками из указательного и среднего пальцев.
- Зимлаг тебя не забудет, Петров, - обрадовался Минкевич. - К ногтю их, нахалов!
МОСКВА
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ
Ровно в 10.00, должны были появиться "силовые" министры: вояка Буров, спасатель Михно, мент Башмаков и "комитетчик-фээсбэшник" Зотов.
Председатель Правительства Андрей Константинович Митин имел несколько прозвищ, одно из которых было, конечно же, Акээм - по буквам ФИО и по аналогии с известным во всем мире автоматом. Самого Андрея Константиновича тоже знали теперь во всем мире - успели узнать за те два месяца, что сидел он в этом кресле.
Митин был довольно молодой (сорока семи лет) человек, но прошедший, как сказали бы советские биографы, суровую школу жизни. Вечный школьный хорошист, неприметный ни в учебе, ни в спорте. Студент престижного военного вуза, краснодипломник. Офицер ГРУ Генштаба, профессиональный разведчик-нелегал, мастер спорта по самбо. Примерный семьянин и домосед в личной жизни. Советник одного из вице-премьеров. Недолго - руководитель неприметной экспертной группы. И вдруг - премьер-министр огромной страны, великой державы.
Митин, вопреки всем фактам, продолжал считать Россию именно великой державой. В истории уже были запечатлены бредни типа "колосса на глиняных ногах" - где они, те, кто изрекал эти мудрые мысли? Нынче напридумывали иные, не менее абсурдные словосочетания: "Империя зла", "тюрьма народов", "Верхняя Вольта с ракетами", "сырьевой придаток" и т. д. и т. п. Бывал Митин в Верхней Вольте - ничего общего. К тому же, по ту сторону океана пыжился, раздуваясь от сознания собственного и якобы единственного величия, "Диснейленд с ракетами" - надо было бы посмотреть: что же, в самом деле, лучше? Благо, что герои Диснейленда уже показали себя в Иране, когда неудачно пытались вертолетным наскоком освободить соотечественников-заложников (попадали, поразбивались, были с позором пойманы иранскими моджахедами); и когда в Сомали полуголые и голодные негритосы с автоматами Калашникова гнали их, сытых и экипированых как Шварценеггер в фильме "Коммандо", по аэродромному полю. А на международных соревнованиях спецназовцев и десантуры "Диснейленд" вечно плелся в четвертом десятке - вопреки, как говорится, всему Голливуду сразу...
Величие страны и её, так сказать, державность Митин определял всем вместе взятым: не только экономика (она полуразрушена), не только финансы и ресурсы (они разворованы), не только армия (она задыхается), не только огромная территория (она колышется, терзаемая, как раковыми опухолями, всеми этими мелкими паскудными суверенитетами) - но и история с литературой, живопись с музыкой - и православная Церковь, наконец, составляли величие страны. Большинство этого не понимало: народ - как богатый, так и нищий - жаждал шведского быта, немецкой сытости, итальянской мануфактуры - думали, недалекие, что все это манной грядет с неба как только появится настоящий "хозяин"... (Кое-кто мыслил ещё более оригинально: мол, надо было войну в 45-м не выигрывать - сейчас пили бы дешевое пиво, жрали бы хорошую колбасу; Митин, проработавший несколько лет в ФРГ, хорошо знал "немца" - уж он, немец, таким бы пивом напоил, мало не показалось бы!)
Хозяин явился, но более похожий на плантатора из южных штатов, нежели на респектабельного капиталиста конца ХХ века. С "хозяином" явился и "бандит" - да такой, что перед ним померкли всякие там заокеанские Капоне, Диллинджеры и доны Лукиано. Людей похищали, резали, пилили двуручными пилами, расстреливали из автоматов и снайперских винтовок, пытали электрическим током, травили таллием и клофелином, топили в болотах и водоемах, замуровывали в бетон и закатывали в асфальт, отрубали головы, пальцы, уши и половые органы; наконец, ели в вареном, жареном и сыром виде. Старый знакомый Митина, мент-полковник Д. три года ловил людоеда Мухтарова - и поймал, но уже через год распался Союз, и новые власти суверенной республики К. выпустили Мухтарова - под свет "юпитеров", под объективы телекамер, прямо на мягкий вертящийся стул, с которого он и вещал по всем телеканалам, рассказывал подробности своих кровавых трапез. Полковник Д. тут же уволился из органов - не в силах был созерцать подобное и одновременно продолжать профессиональную деятельность. Бандиты участвовали и в переделе собственности - как равноправные компаньоны, конкуренты и единомышленники властей, бизнесменов, банкиров и коммерсантов. Впрочем, если бандиты явились, как всегда, из безработного поневоле или нежелающего работать племени, то банкиры и бизнесмены странным образом отпочковались от КПСС и ВЛКСМ. Они - все эти вторые секретари и организаторы, кураторы и инструкторы - оказались в нужное время в нужном месте - все равно, как если бы возле какой-нибудь глухой деревни сошел с рельсов пассажирский поезд, а жители, считая, что им повезло, стали бы грабить искалеченных пасажиров, рыться в чужих чемоданах - и богатеть, богатеть...
Культурная же элита разделилась, как в прошлом, на "западников" и "славянофилов"; первые радостно кричали: "Ура! Распалась тюрьма народов! выдохлась душегубка свободной мысли! обратим свои взоры к общечеловеческим ценностям!"; вторые угрюмо стонали: "Россия погибла! Помираем, братцы! Все кончено! Русский генофонд уничтожен!" и т. д. Поэты, близкие к западникам, изощрялись в иронии и метафоризме, их приглашали читать лекции в Европах; поэты-патриоты упорно нищенствовали и воспевали широкие поля и могучие реки, клеймили, как написал ярый Кобенякин, "иудодерьмократов и натолизов" (НАТО).
Странно, но на самого Митина почему-то обрушились и демократы и патриоты. Первые называли его "гебистом" и "чекистом", а вторые "марионеткой олигархов" и "выкормышем семибанкирщины".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56