.. Бурная была годовщина.
Игорь Максимильянович сразу ожил:
- Что, в самом деле отравила?..
- Да нет, - замахал ручками Бурханкин, - дружней их нет никого! Почти не расстаются. Столько лет - душа в душу!.. А по поводу отравы, это всё так, болтовня шутки ради. У нас ребята вообще могут его между собой Зуевичем с буквы "Х" назвать. Но не со зла же, всё так, ради шутки... Когда волновался, Егор Сергеевич повторял одни и те же слова. - Так вот я о чём тебе толкую, - начал горячиться он, досадуя на непонятливость Франца. В среду вдруг встречаю я Витька, тут у нас, на базарном пятачке. Разоделся, будто молодой да холостой!.. Крахмальная сорочка, пиджак, галстук... Идёт, будто юноша на свидание. Только седина межами в башке, как у бурундука. И видно, что, это... слаб, очень слаб! Взмок весь... Ну я, естественно, спросил: "Как драгоценное? От Александры выходной празднуешь?" - Шурка-то его два дня, как уехала. А он мне говорит: "Ты, Сергеич, - говорит, - по себе-то не суди. Лучше допивай быстрее, пока твоя не застукала".
Франц усмехнулся:
- Значит, торжественная встреча произошла у пивной бочки?
- Ну, а чего? - отозвался Бурханкин. - Моя-то на почте дежурила! А Витьку я так и сказал: "Злой ты стал после болезни! И шуток не понимаешь. Все же знают, что у тебя один свет в окне: Александра! Лучше пропусти кружечку с нами. Легче станет."
Франц посмотрел на опустевшие бутылки и не согласился:
- От бочкового пива лишь развезёт! В жару - только из холодильника!
- Ну вот, - подхватил Егор Сергеевич, - он мне так же и сказал. А сам, между прочим, - тут голос Бурханкина таинственно понизился, - сам-то на почту пошел, а не к ларьку, где баночным торгуют. А пиво-то у них - дрянь, моча! И трижды дороже... Ну мне, конечно, стало интересно, что там Витьку приспичило на почте. От дома-то его - путь неблизкий: кил?метра без малого три! Пёхом по жаре да после болезни... Что ему так припекло?.. Я и пошёл следом.
Увидев очередную усмешку Франца, егерь начал оправдываться:
- А вдруг бы ему плохо стало? Надо ж было, это... своими глазами убедиться, что с Витьком всё в порядке... Ну, короче, я - за ним, а он уже на крыльце пыль топчет. И бумажка какая-то в руке. Говорит, извещение на бандероль, а она этим, как его, наложенным платежом. А деньги он не брал. Ну что, не обратно же ему тащиться! Представляешь, Ленка моя в долг не поверила! Я это... - тут он хихикнул, - назло ей дал, сколько надо: как раз накануне аванс, наконец, отвалили. Главное, он это... не мог разобрать, от кого посылка. Сто лет, говорит, они с Александрой никаких бандеролей не получали. Я и сказал: чего гадать попусту, пойди да выясни. Он и пошёл. Моя Ленка выдала ему, это... бандерольку... Смех один!.. Пакетик - что твой футляр от чернильной авторучки.
*** Полёт мотылька
Егерь прищурился. Глаза-дробинки забегали над россыпью веснушек. Бурханкин заново переживал любопытство и нетерпение. Патлы вздыбились. Ощетинились даже светлые завитушки на крепких короткопалых руках.
Он взахлёб рассказывал:
- Что это у тебя, - это я ему говорю, - любовная записка?
"Сам не знаю, Сергеич!" - говорит Витёк. Может, при мне не хотел открывать... А сам, это... еле стоит: руки-то от слабости трясутся, а сам всё не открывает, бурундук, ждёт чего-то, всё рассматривает!..
(Многие местные давали друг другу прозвища. Но Егор Сергеевич делал это так же метко, как стрелял.)
- Чего ж не откроешь? - Это я Витьку. А он мне: "Не пойму, - говорит, - чего-то. Ведь Шура к своим уехала третьего дня, даже телеграмму ещё не дала о приезде, а тут - адрес её рукой надписан. Когда успела послать? Откуда? Да и деньги на дорогу были, не мог же я отпустить её без копейки. Почему не оплатила доставку?.."
- От, Витька! Дурной какой! - не унимался Бурханкин. - Если бы я его не надоумил, так бы и до сегодня стоял, не раскрывши пакет!.. А как он его открывал! Мухи дохли!.. Прежде снял завязочки, отлепил сургучную печать, всё старался, это... целиком, не повредить... Три года разворачивал... И дождался!.. Пока дверь за его спиною растворилась и Витька обдало ветром... Когда такая жарища, ждёшь его ждёшь, чтобы хоть в одну ноздрю дунул - ни гу-гу. Очень занят. Ураганы где-то устраивает. А тут - на тебе! Откуда взялся?! Ветер... Смех один! От такого сквознячка и насморка не заработаешь - так, луковые слёзы против рыданий. Но пакость сделать успел!..
(Егор Сергеевич имел право ругаться с природой: он за ней присматривал!)
- Мы с Зуевичем и понюхать не успели, что ему прислала Шурка, а оно моментально улетело. Была морока лазить наверх! А черепица знаешь какая горючая! Все пальцы обожгли! Искали неизвестно чего... И Витёк, это... пиджак вниз упустил, прямо в почтовый палисадник. Но зато, когда мы отряхивали его от пыли, он догадался, что там могло быть...
Бурханкин испугался, что Франца утомил его замысловатый рассказ, и поспешил окончить:
- Видишь ли, Фима, вся другая одёжа на нем после больницы болталась. Костюм Витёк утром взял, это... из шифоньера Шурки. А костюм был свадебный. Шурка его потому хранила. Витёк сказал, когда они шли расписываться, Александра сняла с платья шарфик и это... запихнула ему в карман, на грудь, чтоб красиво. С того дня шарфик бессменно там торчал. До Витька дошло, что шарфика от свадебного платья Александры в пиджаке нет. Он, это... вылетел из бандероли.
Франц мало что понял, потому рассердился.
- Ты что же, думаешь, я сейчас всё брошу и пущусь на поиски этого пресловутого свадебного шарфика?..
- Да нет!.. - замахал на него Бурханкин. - Ты только рассуди, Фима, своей умной, это... - тут Егор Сергеевич запнулся, потом сформулировал: немецкой головой! Зачем Шурке с собой понадобилось забирать тряпку, которую лет пятнадцать никто из кармана не вынимал?..
Игорь Максимильянович пожал плечами:
- Может, ей захотелось надеть его вдали от мужа. Может, так ей легче переносить разлуку. Сам говорил, раньше почти не расставались.
- А если увезла, зачем тогда с дороги обратно прислала?.. - приставал гость.
- Почему послала?.. - Франц задумался. - А там в пакете больше ничего не было?
Бурханкин торжествующе покачал головой (заинтересовал-таки законника!). Понизив голос, он добавил ещё кое-что:
- А тётка её по телефону сказала, что ни на какую операцию ложиться не собиралась, и понятия не имеет, зачем Шурка к ней выехала, с её-то здоровьем!..
Игорь Максимильянович вдруг рассмеялся.
- Сколько лет этим фермерам? "Если бабе - сорок пять, баба - ягодка опять?" Да он просто надоел своей фрау! А твой Виктор Зуевич станет всем рассказывать, какая они дружная семья. Ой, не могу!.. Я-то думал, случилось чего, а ты... мне... про бабские штучки...
- Фима, зря ты! Она не такая. В наших краях одиноких мужиков много. Даже к моей липнут. А уж за Александрой полпосёлка ухлёстывали: она ведь много моложе Витька. Но Шурка - ни-ни-ни! Все наши удивлялись. Однажды...
Франц оглушительно хохотал, не останавливаясь. Очень уж хотелось, чтобы гость поскорее ушёл вместе со своими глупыми подозрениями.
Бурханкин пытался вставить слово:
- Видел бы ты его тогда... А теперь почему-то здорово переживает!
Он не выдержал и стал потихонечку подхихикивать. Круглый животик весело запрыгал над ремешком.
- Как Орфей! - Франц даже икать начал от хохота. - Возьмёт в руки балалайку и пойдёт повсюду искать свою Шурочку.
Бурханкин вмиг посерьёзнел, брови встали домиком.
- Не пойдёт! - убеждённо сказал он. - Он, это... Опять слёг с обострением!.. В нашем отделении менты его тоже обсмеяли. Искать Шурку никто не собирается. Они, как и ты: тоже сказали, что это дело внутрисемейное дело. И дела заводить не хотят: нет трупа, сказали, нет дела.
- Та-ак... - протянул Франц. Сравнение с местной милицией его задело (если не сказать - унизило). - Когда, говоришь, прислали бандероль?
Егор Сергеевич задумался, вспоминая:
- Второй день он в больнице, до этого день в милиции проторчал, а прежде, это... на переговорный, по два раза в день: надеялся, вдруг Александру что в дороге задержало. Выходит, в среду. Да, точно, в среду! Я же говорю - как раз накануне был аванс.
- Ну да, ты же утром здоровье поправлял, когда встретил фермера Степного, - вспомнил Франц начало истории. - Значит, пока она не объявлялась?
Бурханкин глубокомысленно изогнул губы, кивнул, затем помотал головой, молчаливо подтверждая: "Да нет! Поминай, как звали!"
- Откуда ты знаешь? А вдруг, пока он болеет, она уже добралась?
- Пока он в больнице, я всё время звоню её родственникам.
Франц задумался, потом вскинул густые брови:
- Я одного не пойму, Вилли, почему ты-то так суетишься? Зачем тебе?..
- Объясню! - простодушно ответил егерь. - Витёк мне должен! Он у кого денег на бандероль стрельнул? И пивом я его потом поил. Кто же мне отдаст, случись с ним чего?
Франц опять усмехнулся:
- А я здесь причём, Вилли? - он строго посмотрел на Егора Сергеевича. - Может, ты хочешь, чтобы я за него расплатился?
Тот засуетился:
- Ни-ни-ни! Боже избави! Ты подскажи только, что делать-то? К кому обратиться, чтобы её найти? Я сам всё, это... всё сам: сам всех обойду, сам расспрошу. Но я же не знаю, с чего начать...
Игорь Максимильянович будто впервые увидел Бурханкина: "Любопытный экземпляр! Фермер должен-то ему, наверняка, три ватрушки да грош с полушкой, а этот готов теперь пупок рвать, из-за... Дурак! Знал бы он, сколько сил, нервов и денег надо потратить, чтобы добиться хоть какого результата... Почти так же трудно, как по лесу бегать. Вообще-то, интересно, что же произошло с этой Степновой Александрой? Всё равно ведь завтра контракт повезу. Доделать бы, правда, ещё успеть...".
- Вилли, давай сделаем так!
Бурханкин пересел на краешек стула, выпрямился, пригладил патлы: весь - внимание.
- Сейчас, пока я окончательно не расплавился от жары, мне необходимо поработать. Завтра еду в город. Транспорт достанешь?
Бурханкин кивнул:
- Не вопрос! У Михалыча - мотоцикл с коляской.
Игорь Максимильянович покачал головой.
- Мотоцикл не пойдёт! Меня меньше четырёх колёс не устроит. Ты хоть знаешь, почему я на пенсии?
- По возрасту? - осторожно спросил Егор Сергеевич.
Франц краем глаза глянул в зеркало и недовольно отвернулся. Теперь оно, видимо, было чем-то расстроено: отражения обоих мужчин производили удручающее впечатление. Если выставить восковые фигуры на палящее полуденное солнце - получится та самая картина. Хотя окна хозяин прикрыл самодельными отражателями из фольги, солнца как раз было не так много. Зато шпарило оно, пробиваясь в щели, с удвоенной силой.
- Не будем о грустном! Нет, если сложно...
Бурханкин быстро задвигал всеми своими бугорками и шишечками:
- Почему же, я договорюсь! Можно Серёгу попросить или Палыча... Плохо, что завтра - понедельник...
- А в выходные ехать бессмысленно. Те, к кому я собираюсь, работают именно в рабочие дни.
Хозяин встал, намекая, что визитёру пора, запахнул халат.
- Загляни сегодня часиков в пять, навестим твоего фермера, порасспросим его о жене. А потом поужинаем в "Охотном". Согласен?
Ошеломлённый Бурханкин ушам своим не поверил и страшно обрадовался: в "Охотном" он был всего один раз - на открытии. Его смущало только одно цены. По слухам, в ресторане они были запредельными.
Игорь Максимильянович догадался:
- И не вздумай брать с собой деньги. Я приглашаю.
Бурханкин обиженно повёл носом, но возразить ему не дали.
- Ты сколько раз принимал меня в лесной сторожке?.. - Франц внушительно добавил, критически оглядев егеря: - То-то!.. Только захвати с собой свежую рубашку: примешь у меня с жары душ. - Подметив искру сомнения в сметливых глазах Бурханкина, предложил: - Ладно, мою возьмёшь. А рукава можно подвернуть...
Глава вторая
Яд
Виктор Зуевич Степнов был очень занят: упорно выискивал в бессмысленных разводах больничного потолка сколько-нибудь конкретные очертания. (Так в облаках иногда ищешь картину своего собственного мира предметов или животных, если конечно, не отвык смотреть в небо).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Игорь Максимильянович сразу ожил:
- Что, в самом деле отравила?..
- Да нет, - замахал ручками Бурханкин, - дружней их нет никого! Почти не расстаются. Столько лет - душа в душу!.. А по поводу отравы, это всё так, болтовня шутки ради. У нас ребята вообще могут его между собой Зуевичем с буквы "Х" назвать. Но не со зла же, всё так, ради шутки... Когда волновался, Егор Сергеевич повторял одни и те же слова. - Так вот я о чём тебе толкую, - начал горячиться он, досадуя на непонятливость Франца. В среду вдруг встречаю я Витька, тут у нас, на базарном пятачке. Разоделся, будто молодой да холостой!.. Крахмальная сорочка, пиджак, галстук... Идёт, будто юноша на свидание. Только седина межами в башке, как у бурундука. И видно, что, это... слаб, очень слаб! Взмок весь... Ну я, естественно, спросил: "Как драгоценное? От Александры выходной празднуешь?" - Шурка-то его два дня, как уехала. А он мне говорит: "Ты, Сергеич, - говорит, - по себе-то не суди. Лучше допивай быстрее, пока твоя не застукала".
Франц усмехнулся:
- Значит, торжественная встреча произошла у пивной бочки?
- Ну, а чего? - отозвался Бурханкин. - Моя-то на почте дежурила! А Витьку я так и сказал: "Злой ты стал после болезни! И шуток не понимаешь. Все же знают, что у тебя один свет в окне: Александра! Лучше пропусти кружечку с нами. Легче станет."
Франц посмотрел на опустевшие бутылки и не согласился:
- От бочкового пива лишь развезёт! В жару - только из холодильника!
- Ну вот, - подхватил Егор Сергеевич, - он мне так же и сказал. А сам, между прочим, - тут голос Бурханкина таинственно понизился, - сам-то на почту пошел, а не к ларьку, где баночным торгуют. А пиво-то у них - дрянь, моча! И трижды дороже... Ну мне, конечно, стало интересно, что там Витьку приспичило на почте. От дома-то его - путь неблизкий: кил?метра без малого три! Пёхом по жаре да после болезни... Что ему так припекло?.. Я и пошёл следом.
Увидев очередную усмешку Франца, егерь начал оправдываться:
- А вдруг бы ему плохо стало? Надо ж было, это... своими глазами убедиться, что с Витьком всё в порядке... Ну, короче, я - за ним, а он уже на крыльце пыль топчет. И бумажка какая-то в руке. Говорит, извещение на бандероль, а она этим, как его, наложенным платежом. А деньги он не брал. Ну что, не обратно же ему тащиться! Представляешь, Ленка моя в долг не поверила! Я это... - тут он хихикнул, - назло ей дал, сколько надо: как раз накануне аванс, наконец, отвалили. Главное, он это... не мог разобрать, от кого посылка. Сто лет, говорит, они с Александрой никаких бандеролей не получали. Я и сказал: чего гадать попусту, пойди да выясни. Он и пошёл. Моя Ленка выдала ему, это... бандерольку... Смех один!.. Пакетик - что твой футляр от чернильной авторучки.
*** Полёт мотылька
Егерь прищурился. Глаза-дробинки забегали над россыпью веснушек. Бурханкин заново переживал любопытство и нетерпение. Патлы вздыбились. Ощетинились даже светлые завитушки на крепких короткопалых руках.
Он взахлёб рассказывал:
- Что это у тебя, - это я ему говорю, - любовная записка?
"Сам не знаю, Сергеич!" - говорит Витёк. Может, при мне не хотел открывать... А сам, это... еле стоит: руки-то от слабости трясутся, а сам всё не открывает, бурундук, ждёт чего-то, всё рассматривает!..
(Многие местные давали друг другу прозвища. Но Егор Сергеевич делал это так же метко, как стрелял.)
- Чего ж не откроешь? - Это я Витьку. А он мне: "Не пойму, - говорит, - чего-то. Ведь Шура к своим уехала третьего дня, даже телеграмму ещё не дала о приезде, а тут - адрес её рукой надписан. Когда успела послать? Откуда? Да и деньги на дорогу были, не мог же я отпустить её без копейки. Почему не оплатила доставку?.."
- От, Витька! Дурной какой! - не унимался Бурханкин. - Если бы я его не надоумил, так бы и до сегодня стоял, не раскрывши пакет!.. А как он его открывал! Мухи дохли!.. Прежде снял завязочки, отлепил сургучную печать, всё старался, это... целиком, не повредить... Три года разворачивал... И дождался!.. Пока дверь за его спиною растворилась и Витька обдало ветром... Когда такая жарища, ждёшь его ждёшь, чтобы хоть в одну ноздрю дунул - ни гу-гу. Очень занят. Ураганы где-то устраивает. А тут - на тебе! Откуда взялся?! Ветер... Смех один! От такого сквознячка и насморка не заработаешь - так, луковые слёзы против рыданий. Но пакость сделать успел!..
(Егор Сергеевич имел право ругаться с природой: он за ней присматривал!)
- Мы с Зуевичем и понюхать не успели, что ему прислала Шурка, а оно моментально улетело. Была морока лазить наверх! А черепица знаешь какая горючая! Все пальцы обожгли! Искали неизвестно чего... И Витёк, это... пиджак вниз упустил, прямо в почтовый палисадник. Но зато, когда мы отряхивали его от пыли, он догадался, что там могло быть...
Бурханкин испугался, что Франца утомил его замысловатый рассказ, и поспешил окончить:
- Видишь ли, Фима, вся другая одёжа на нем после больницы болталась. Костюм Витёк утром взял, это... из шифоньера Шурки. А костюм был свадебный. Шурка его потому хранила. Витёк сказал, когда они шли расписываться, Александра сняла с платья шарфик и это... запихнула ему в карман, на грудь, чтоб красиво. С того дня шарфик бессменно там торчал. До Витька дошло, что шарфика от свадебного платья Александры в пиджаке нет. Он, это... вылетел из бандероли.
Франц мало что понял, потому рассердился.
- Ты что же, думаешь, я сейчас всё брошу и пущусь на поиски этого пресловутого свадебного шарфика?..
- Да нет!.. - замахал на него Бурханкин. - Ты только рассуди, Фима, своей умной, это... - тут Егор Сергеевич запнулся, потом сформулировал: немецкой головой! Зачем Шурке с собой понадобилось забирать тряпку, которую лет пятнадцать никто из кармана не вынимал?..
Игорь Максимильянович пожал плечами:
- Может, ей захотелось надеть его вдали от мужа. Может, так ей легче переносить разлуку. Сам говорил, раньше почти не расставались.
- А если увезла, зачем тогда с дороги обратно прислала?.. - приставал гость.
- Почему послала?.. - Франц задумался. - А там в пакете больше ничего не было?
Бурханкин торжествующе покачал головой (заинтересовал-таки законника!). Понизив голос, он добавил ещё кое-что:
- А тётка её по телефону сказала, что ни на какую операцию ложиться не собиралась, и понятия не имеет, зачем Шурка к ней выехала, с её-то здоровьем!..
Игорь Максимильянович вдруг рассмеялся.
- Сколько лет этим фермерам? "Если бабе - сорок пять, баба - ягодка опять?" Да он просто надоел своей фрау! А твой Виктор Зуевич станет всем рассказывать, какая они дружная семья. Ой, не могу!.. Я-то думал, случилось чего, а ты... мне... про бабские штучки...
- Фима, зря ты! Она не такая. В наших краях одиноких мужиков много. Даже к моей липнут. А уж за Александрой полпосёлка ухлёстывали: она ведь много моложе Витька. Но Шурка - ни-ни-ни! Все наши удивлялись. Однажды...
Франц оглушительно хохотал, не останавливаясь. Очень уж хотелось, чтобы гость поскорее ушёл вместе со своими глупыми подозрениями.
Бурханкин пытался вставить слово:
- Видел бы ты его тогда... А теперь почему-то здорово переживает!
Он не выдержал и стал потихонечку подхихикивать. Круглый животик весело запрыгал над ремешком.
- Как Орфей! - Франц даже икать начал от хохота. - Возьмёт в руки балалайку и пойдёт повсюду искать свою Шурочку.
Бурханкин вмиг посерьёзнел, брови встали домиком.
- Не пойдёт! - убеждённо сказал он. - Он, это... Опять слёг с обострением!.. В нашем отделении менты его тоже обсмеяли. Искать Шурку никто не собирается. Они, как и ты: тоже сказали, что это дело внутрисемейное дело. И дела заводить не хотят: нет трупа, сказали, нет дела.
- Та-ак... - протянул Франц. Сравнение с местной милицией его задело (если не сказать - унизило). - Когда, говоришь, прислали бандероль?
Егор Сергеевич задумался, вспоминая:
- Второй день он в больнице, до этого день в милиции проторчал, а прежде, это... на переговорный, по два раза в день: надеялся, вдруг Александру что в дороге задержало. Выходит, в среду. Да, точно, в среду! Я же говорю - как раз накануне был аванс.
- Ну да, ты же утром здоровье поправлял, когда встретил фермера Степного, - вспомнил Франц начало истории. - Значит, пока она не объявлялась?
Бурханкин глубокомысленно изогнул губы, кивнул, затем помотал головой, молчаливо подтверждая: "Да нет! Поминай, как звали!"
- Откуда ты знаешь? А вдруг, пока он болеет, она уже добралась?
- Пока он в больнице, я всё время звоню её родственникам.
Франц задумался, потом вскинул густые брови:
- Я одного не пойму, Вилли, почему ты-то так суетишься? Зачем тебе?..
- Объясню! - простодушно ответил егерь. - Витёк мне должен! Он у кого денег на бандероль стрельнул? И пивом я его потом поил. Кто же мне отдаст, случись с ним чего?
Франц опять усмехнулся:
- А я здесь причём, Вилли? - он строго посмотрел на Егора Сергеевича. - Может, ты хочешь, чтобы я за него расплатился?
Тот засуетился:
- Ни-ни-ни! Боже избави! Ты подскажи только, что делать-то? К кому обратиться, чтобы её найти? Я сам всё, это... всё сам: сам всех обойду, сам расспрошу. Но я же не знаю, с чего начать...
Игорь Максимильянович будто впервые увидел Бурханкина: "Любопытный экземпляр! Фермер должен-то ему, наверняка, три ватрушки да грош с полушкой, а этот готов теперь пупок рвать, из-за... Дурак! Знал бы он, сколько сил, нервов и денег надо потратить, чтобы добиться хоть какого результата... Почти так же трудно, как по лесу бегать. Вообще-то, интересно, что же произошло с этой Степновой Александрой? Всё равно ведь завтра контракт повезу. Доделать бы, правда, ещё успеть...".
- Вилли, давай сделаем так!
Бурханкин пересел на краешек стула, выпрямился, пригладил патлы: весь - внимание.
- Сейчас, пока я окончательно не расплавился от жары, мне необходимо поработать. Завтра еду в город. Транспорт достанешь?
Бурханкин кивнул:
- Не вопрос! У Михалыча - мотоцикл с коляской.
Игорь Максимильянович покачал головой.
- Мотоцикл не пойдёт! Меня меньше четырёх колёс не устроит. Ты хоть знаешь, почему я на пенсии?
- По возрасту? - осторожно спросил Егор Сергеевич.
Франц краем глаза глянул в зеркало и недовольно отвернулся. Теперь оно, видимо, было чем-то расстроено: отражения обоих мужчин производили удручающее впечатление. Если выставить восковые фигуры на палящее полуденное солнце - получится та самая картина. Хотя окна хозяин прикрыл самодельными отражателями из фольги, солнца как раз было не так много. Зато шпарило оно, пробиваясь в щели, с удвоенной силой.
- Не будем о грустном! Нет, если сложно...
Бурханкин быстро задвигал всеми своими бугорками и шишечками:
- Почему же, я договорюсь! Можно Серёгу попросить или Палыча... Плохо, что завтра - понедельник...
- А в выходные ехать бессмысленно. Те, к кому я собираюсь, работают именно в рабочие дни.
Хозяин встал, намекая, что визитёру пора, запахнул халат.
- Загляни сегодня часиков в пять, навестим твоего фермера, порасспросим его о жене. А потом поужинаем в "Охотном". Согласен?
Ошеломлённый Бурханкин ушам своим не поверил и страшно обрадовался: в "Охотном" он был всего один раз - на открытии. Его смущало только одно цены. По слухам, в ресторане они были запредельными.
Игорь Максимильянович догадался:
- И не вздумай брать с собой деньги. Я приглашаю.
Бурханкин обиженно повёл носом, но возразить ему не дали.
- Ты сколько раз принимал меня в лесной сторожке?.. - Франц внушительно добавил, критически оглядев егеря: - То-то!.. Только захвати с собой свежую рубашку: примешь у меня с жары душ. - Подметив искру сомнения в сметливых глазах Бурханкина, предложил: - Ладно, мою возьмёшь. А рукава можно подвернуть...
Глава вторая
Яд
Виктор Зуевич Степнов был очень занят: упорно выискивал в бессмысленных разводах больничного потолка сколько-нибудь конкретные очертания. (Так в облаках иногда ищешь картину своего собственного мира предметов или животных, если конечно, не отвык смотреть в небо).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37