- И не забудь: в оба глаза гляди!
Бурханкин послушался, но прежде подкатился к коню, огладил дрожащие ноздри, гриву, увернулся от его ласки и предупредил:
- Быстро доедешь. Я Орлика попросил, чтобы шибче шёл...
*** Бег по лесу
Вскоре Франц окончательно уверовал в "слово" Бурханкина. Погонять коня не было необходимости: Орлик уверенно затрусил к дому Франца по лесной дороге, будто перед его ноздрями компас болтался. Через короткое, с комариный пир, время - замедлил шаг. Сани тут же начало заметать.
Франц настороженно вгляделся в мутную темноту. Кто-то быстро двигался навстречу... низко пригнувшись... двое... Волчок и Фомка... Бежали не спеша, сосредоточенно, то и дело оглядывались, то опережали друг друга, то попеременно возвращались назад - в две нитки вышивали на снежном полотне какой-то замысловатый узор.
(Как бы назвал это оследие Бурханкин, если бы увидел? И что рассмотрела бы в нём Диана Яковлевна?..)
Сломя голову, спотыкаясь и падая, следом мчалась Василиса.
Франц, отряхнул с себя сугроб, освободил ей место рядом.
- Слава Богу, цела!..
Псы бросились наперебой взахлёб рассказывать о событиях в его доме. Миролюбивый Фомка нахохленным загривком и обнажёнными клыками в этот момент соперничал по ярости с Волчком. Франц даже растерялся. Еле успокоил обоих.
Повернулся к Василисе.
- Ну что?.. Ко мне едем или к вашим?..
- Туда, где все...
Она перепугано дрожала. От страха и холода - непонятно от чего больше.
Беря Снегурочку "под крыло", укутывая её в тулуп, Игорь Максимильянович виновато подумал: "Вот дурак, куртку-то мы от младшего "бойца" под стол заныкали!.. Но могла же накинуть что-то иное, на вешалке полно всего! Хотя, наверно, в голову не пришло. Эта, как моя Лизхен чужого не возьмёт..."
Внутри - кто-то противненький, мохнатенький - скрипнул ему лешаковским скрипом: "Да ладно, будет тебе! Тоже мне, ангела нашёл! Лучше молодость вспомни да прижми девицу покрепче..." - Франц тут же двинул мерзавца по башке. Туго намотал на руку поводья.
- Кто вас потревожил?..
Василиса выкрикнула, тряхнув покрытыми изморозью волосами:
- Да-а разве я знаю?.. Только чернильницы могу о стены шваркать... На большее не гожусь... Вместо того, чтобы подумать, понять... - захлебнулась обрывком фразы, печально ухмыльнулась. - Но у вас даже нет подходящей чернильницы! - Голос певуньи начал выделывать сложные пассажи, восходя к кульминационной точке: - Устала! Ничего не понимаю... Если бы не собаки... - и тут же грустно притихла: - Крёстная!.. Вот бы кто мне подсказал, что делать!.. Что же мне делать?..
- Не печалиться! - посоветовал Игорь Максимильянович. - Как говорит одна моя знакомая: "Рыбьего жира с повидлом вкуснее - булка с изюмом..."
- А я знаю другой рецепт, - рассмеялась ему в плечо Василиса: - "Лучше томатного сока с сиропом - кофе с корицей..." - Вот именно, я о своей крёстной говорю, о Диане Яковлевне... Она же была у вас, я точно знаю!.. Вы давно знакомы? Откуда у вас тетрадь?..
Василиса посмотрела на Франца выжидающе, он на неё - скосив глаза. Между их скрещёнными взглядами, казалось, молния сверкнула. Стало теплее.
Франц молчал. Певунья не понимала - рассердился или смущён.
- Надо же! Мне крёстная не позволяла даже взглянуть, а вам подарила!..
Франц был вынужден оправдаться сразу за двоих:
- Да нет, блокнот случайно у меня остался. Ваша Диана Яковлевна осенью его обронила, когда флигель рассыпался. А я не позаботился адрес спросить, чтобы переслать... - Он перехватил поводья длинными пальцами в кожаных перчатках. - Значит, Диана Яковлевна... Так кто же вас вспугнул?..
Оказалось, когда Франц и Бурханкин оставили её одну в доме, Василиса первым делом пошла в кабинет за тетрадью в кожаном переплёте.
- Вы сами предложили "чувствовать себя, как дома", - хотя в её голосе зазвучали нотки извинения, Франц понял: лукавит, говоря, что - не нарочно. - Я не нарочно, я только заглянула в ваш кабинет и сразу увидела дневник. Я же его давно в лицо знаю...
- Ну, любопытством-то вы точно на мою Лизхен похожи, - заметил Игорь Максимильянович. - И что дальше?
- А потом кто-то стал в дверь ломиться... - Василиса заново переживала страх. - Я включила телевизор на полную громкость: как будто бы - народ в доме. За дверью всё стихло. Мы немного ещё посидели и решили пойти к вам навстречу.
Франц хмыкнул: ничего себе "пойти"! Летели, как пёрышки в бурю!
Собачьи морды вдруг развернулись в ту сторону, откуда псы только что прибыли. Загривки вздыбились, сигнализируя о близкой опасности.
Василиса глянула на своих рыцарей и вновь затрепетала.
- Волчок, Фомка, что там? Неужели опять? Я думала, миновало...
Франц вспомнил: где-то неподалёку бродит Лесной Хозяин...
- Что значит "стал ломиться"?.. Вы не открыли, и что - взламывать начали?..
Василиса хотела ответить, да ветер и снег забили слова обратно в рот. Пока ехали, поднялась вьюга. В лесу-то было не так заметно, но на открытом пространстве - во дворе Большого Дома - метель гуляла вовсю.
Банька в углу по самые брови закуталась в пуховую шаль. Белоснежные края свисали с крыши до окошка, норовили ухнуть вниз. Развалины флигеля залегли под курганом, наметённым за семь минут.
Венчал его снежный шатун, которого Василиса воздвигла тут вчера. Теперь он издали молча взирал с пенька на подкатившие сани. Франц был слишком погружен в думы, чтобы обсуждать с автором достоинства и недостатки скульптуры.
*** Отец и сын
Возвращение Василисы было воспринято как явление настоящей певицы.
Общий хор музыкантов дружно сказал: "О-о!"
Пётр, который всё маялся без дела, кинулся навстречу:
- В-васька! Н-ну наконец-то!.. К-ка-ак чувствуешь себя?..
- Чувствую! - односложно ответила она.
Не обидев, не дотрагиваясь, он взглядом провёл по двум прядям. К ним прочно пристало серебро Деда Мороза. Поседела.
- П-под чернобурку?..
Певунья стряхнула его тревожный взгляд с головы, подскочила к окну. Продышала лунку в белом узоре. Рассмотрела.
- Ага. Новый имидж. Рядом будем лучше выглядеть... - Резко отвернулась от зыбкого отражения. - Ты-то как, Белый?
- В п-порядке...
Пётр оглянулся на Георгия, ещё не выбравшего линию поведения. Видимо, тот решил присоединиться к радости: тон его вопроса был вполне сносным.
- Оклемалась? Как тебе местное здравоохранение? Отвечает достижениям современной медицины?
- Тебе бы не понравилось! - отрезала Василиса. - А где Евдокия Михайловна?.. С ней ничего не случилось?..
Пётр приобнял певунью за плечи. От волнения челюсти его как склеило ириской, окончательно замкнуло. Пытаясь что-то сказать, он только сильно морщился.
Василиса выступила просительным тоном:
- Игорь Максимильянович, вы же сами говорили: утро вечера...
Но Франц уже всё решил.
- Я знаю, что вы устали, знаю, что напуганы... Но если отложить до утра, боюсь, разговор может не состояться. Вы не обязаны участвовать, просто побудете тут с нами. "Мучительнее всего - запятая вместо точки!", напомнил он ей мнение Дианы Яковлевны.
- Потерпи, девонька, недолго осталося, - сказала Евдокия Михайловна.
Теперь кресло Василисы перекочевало с кухни - в столовую. Устраивая певунью поудобнее, повариха взбила на сиденьи огромное пуховое облако в лоскутном одеянии, подложила под ноги скамеечку, укутала "девоньку" пледом и вручила в руки горячую чашку с завтрашним компотом.
Виляя хвостами, Фомка и Волчок улеглись рядом - прочно настороже.
Франц вежливо предложил присутствующим:
- Присаживайтесь, наконец. Давайте закончим с этим побыстрее, не то главная героиня уснёт. - Он повернулся к поварихе. - Надеюсь, не как вчера?..
Евдокия Михайловна расстроилась, даже рассердилась:
- Я объясняла! Термос заготовила для бани, оставила всего на минуту...
- Да-да, всё правильно, голубушка! Прошу прощенья: не хотел вас обидеть! - Он присел на край стола... Сложил на груди руки... Обвёл взглядом общество, возвышаясь над всеми... Остановился на докторе Рубине.
- Большая удача, Марк Анатольевич, что вы сегодня с нами...
"Долго, Игорёша! - позёвывая, молча подстегнул его тот. - Больной давно бы помер! Давай к делу!.."
И тогда Франц сосредоточил всеобщее вниманье на Георгии.
Раскачка худрука на безобразную откровенность была бесконечной, мучительной и столь же безобразно-откровенной.
- Что вы были должны?... Деньги?... Поступок?... Сведенья?...
Георгий возмущённо отмалчивался.
- Это же Ростовцев велел вам привезти сюда Василису! Вы подумали, естественно - для развлечения. Зачем ещё?! - Указательный палец Франца излучал сокрушительную энергию. - Вы посчитали плату за успех - вполне реальной...
- Паранойя!.. - презрительно отвернулся тот, демонстрируя правильно облитый волосами затылок.
Франц невозмутимо вперил в него взгляд, потемневший, как ночной лес.
- Глупости! Сейчас же всё расскбжете!
Бурханкин терпел-терпел да и выпалил:
- Я, это... Слышал я, как вы с хозяином сговаривались!.. - он подбежал к Францу: - Я тебе, это.. сказал, что не видел... Но я же слышал!.. Голос-то слышал!.. Кто ещё мог?.. - Егерь задумался. - А, знаю, кто!..
Бурханкин гораздо позже Франца догадался, что завхоз Большого Дома и худрук коллектива - родственники, хотя увидел их вместе гораздо раньше. На людях это никак не было заметно по их поведению.
Глава двенадцатая
Хозяин Большого Дома
Скрывавшийся в запертой каморке подпола завхоз Тарас Григорьевич Орлов оставил свою конуру и присоединился к званым и незваным гостям Большого Дома.
Он делал вид, будто не понял, что его нарочно на время изолировали. Что это ветром прибило дверь подклети, а не оглобля её подпирала. Что повариха на люке топталась, а не кресло мешало выбраться из подпола. Вобщем, что находится он среди людей - по своему желанию, а не с позволения Франца.
- Сына, что тут у вас происходит?.. - заметил он как ни в чём не бывало.
Георгий кисло сморщился. Было видно: не испытывает особого удовольствия от родства.
- Да вот, - еле снизошёл он, - кое-кого интересует, почему мы здесь оказались...
Пётр в который раз попытался объяснить ситуацию:
- Группа выступает давно. Может, мы и не столь широко известны, но, п-поверьте, именно теперь, с В-васькой, способны занять в мире эстрады свою "нишу". П-по крайней мере, её песни...
- Да бросьте вы! - вдруг завёлся Тарас Григорьевич. - Какая ниша?.. Он вытащил из кармана телогрейки плеер и переключил звук с наушников на динамик. Зазвучало бравурное страдание девочки по мальчику. - Вот это вещь! Хоть с электричеством слушай, хоть при керосинке!..
- Ну, если речь идёт о в-вашем п-плеере, - заволновался Пётр, - я согласен: батарейки - в-вещь незаменимая. А у нас такая б-батарейка В-васька. - Он положил руку на плечо певуньи. - Целая электростанция!
- И что вам дало это "приобретение"? - заспорил Тарас Григорьевич. Много вы зарабатываете?.. Много гастролей наездили?.. Во многих странах отдыхали?..
- Все ведь слышали, как она поёт!.. - невпопад отметил Бурханкин.
Игорь Максимильянович пока так и не слышал. Но не вмешивался: ему было важно знать, куда заведёт или на что выведет спор.
- Что там она поёт?! - возмутился завхоз. - Кому это интересно?.. Ни рожи, ни кожи! Вот и мотаются по провинциям. Даже и сюда бы не приехали, если бы не я!..
Тут уж Франц вмешался.
- Интересно, откуда вы - здесь у нас в провинции - узнали об их существовании, раз они такие неуспешные?..
Тарас Григорьевич ухмыльнулся, как незадолго до этого - Георгий.
- Видите ли... э-э... Игорь Максимович...
- Максимильянович! - много суше, чем его сыну, напомнил Франц.
Марк Анатольевич догадался:
- Уж не от её ли крёстной выяснили?..
- А что тут удивительного?.. Диана сама всё лето хвастала: такая уж она замечательная, таким её богатством природа наградила!.. - Тарас Григорьевич зыркнул на Василису, приспустив тёмные очки. Живой жёлтый глаз плотоядно поскрёб одеяло, укрывшее певунью. - За этим - ясно же, что стояло: жалоба, что девку затирают, что без блата ей не пробиться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37