Бывает, секущее остриё сорвётся, отпустит... Но рана уже нанесена. И будет кровоточить, пока...
И всё же, самое страшное не Это. Точно знаю!.. Страх за близких - вот где настоящий ужас...
Силы Виктора Зуевича были на исходе.
Его даже перестал раздражать одноглазый сосед по палате. Фермер так устал волноваться о Шурочке, что больше не сопротивлялся болезни. Им овладело если не безразличие, то оцепенение...
Как вдруг в коридоре раздался шум, донеслись восклицания:
- Я его еле нашёл, другая же палата... Я сам вручу!..
- Нельзя! Сейчас нельзя. Только после обхода!
- Да ты что?!.. Я же на секунду! Пр-роп-пус-с-сти! Ты не знаешь, как он давно ждёт!.. - прорывался кто-то.
- Ты что - почтальон?
- Я замещаю... Мне Ленка поручила. Я, это... - заместо курьера...
- Ну ладно. Только быстро!
Возня стихла. В палату ворвался пронзительный женский голос:
- Кто у нас тут самый счастливый? Кто тут у нас сейчас затанцует? К вам гость, - заглянула уже известная нам Яга Тимофеевна.
Мимо неё протиснулся егерь Бурханкин.
- Витёк! Вот, наконец... Телеграмма от Шурки твоей...
Измученный фермер рванулся навстречу.
Не пускала капельница.
- Ну?! Дай! - нетерпеливо и жалобно попросил он, как путник - воды в пустыне.
- Витёк, ты лежи. Я тебе прочту.
- Нет! - потребовал фермер. - Я сам. Дай сюда!..
Уступив дорогу выходящей медсестре Ирусику, Бурханкин плотно затворил дверь перед носом Тимофеевны, подбежал к Степнову и вложил листок в слабые пальцы. Степнов впился в телеграмму глазами.
- Слава Богу! - сказал Виктор Зуевич и заплакал.
Бурханкин отвернулся, заморгал быстро-быстро. Вдруг заметил с другой койки острый желтый глаз с уколом зрачка. Единственный глаз, совсем лысый, без ресниц... Как отгаданная ромашка... Давно не плакал, хоть и слезился. На втором - пиратская повязка.
"Ну и глаз! - подумал Бурханкин. - Даже у зверей такого не бывает..."
Егеря обуревали разные чувства: облегчения, выполненного долга и тревоги. Он побежал на перекрёсток встречать Франца из города.
Франц, правда, этого не знал: сидел в искусственном кондиционном оазисе, запивал холодным черным кофе бутерброд с красной икрой и чувствовал себя человеком.
Он был доволен. Контракт отвечал всем требованиям заказчика, что повлияло на гонорар: тут же списали один из трёх компьютеров и вручили его в подарок.
Бывший обкомовский предводитель лично проводил Игоря Максимильяновича по мраморным ступеням бывшего обкома до самого "козлика", куда юный адъютант-посыльный бережно погрузил ценную технику.
Франц забрался в душную кабину, просунул между коробками ноги, мягко хлопнул дверцей и подумал: "Вилли молодец. Без машины бы сейчас - хана! И механизатора надо будет отблагодарить. Встал ни свет-ни заря, беспрекословно на меня шоферит."
- Ну, Дмитрий Михеич, везде побывали, всё повидали. Теперь - домой. Смотри, какой улов, когда-нибудь пробовал такое?
Он приоткрыл портфель, откуда выглянула фигуристая бутылка. Рядом, впритирку, стояли штук восемь плоских импортных мясных упаковок.
Михеич молча проглотил набежавшую слюну: "Чем я заслужил? Машина райцентровская, бензин казённый. Вполне хватило бы обещанной поллитры. Шикует немчура... Неспроста! Надо будет Лешака спросить... Хотя он тоже темнит что-то... Какие-такие у него могут быть дела с немцем?!.. Да и немец ли он вообще? Нос длинный, фары навыкате... Нет, фашисты такого немца быстро бы..." - Михеич недоверчиво покачал головой и рванул с места.
Переживая на каждом ухабе за сохранность компьютера, Игорь Максимильянович и не заметил, как они подъехали к голосующему Бурханкину.
- Витьку-то как "повезло"! В двухместной палате парится, с этим... возмущался по дороге Бурханкин, обращаясь к Михеичу. - Ну, тот... помнишь, запрошлой зимой ему шатун бока намял. Ну, ему ещё квартиру сразу дали.
- А, этот, с одной фарой?..
- Циклоп... - задумчиво произнёс Франц. - Он-то что там делает? Ведь только в прошлом месяце лежал.
Михеич хмыкнул:
- Он в больницу - как машина на заправку.
- Не хотел бы я с ним, это... рядом оказаться, - поёжился Бурханкин.
Франц понимающе кивнул: разговорчивый Тарас Григорьевич, которого он обозвал Циклопом*, сверкая единственным глазом, выписывался полный энергии. Но трижды за последние полгода (и это стало уже притчей во языцех) его соседи скоропостижно покидали помещение вперёд ногами, двое - в больнице, один - по лестничной клетке.
- Зато я фермеру от жены весточку принёс! - торжествующе вспомнил Бурханкин.
Игорь Максимильянович оживился:
- Ну, и?..
- Просит прощенья за задержку, говорит, скоро увидятся. А меня моя отпустила к Витькэ пожить, пока там никого нет. Игорь Максимильянович, может ты со мной?
- Нет, у меня работы много. Да и не нужен я теперь, раз у твоего Степнова нашлась жена. Хотя, всё равно непонятно...
Механизатор уже выставил коробки у подъезда и вытирая пот со лба грязной тряпкой, ждал обещанного магарыча.
Прежде, чем отблагодарить Михеича, Франц легко подхватил одну из коробок и передал её Бурханкину в руки:
- Поможешь наверх отнести? Только не стукни.
Михеич покосился на вожделенный портфель, взвалил на плечо остальной багаж:
- Пошли, что ли?.. Я сегодня на весь день отпросился. Пока не засекли - может, подбросить тебя, Егерь Сергеич, в Дом фермера?..
- Да-да, - обрадовался Франц, - езжайте, а я поработаю...
*** "Записки на рассвете"
Клиент приехал вместо субботы в понедельник, застал Франца за холостяцким обедом и отнял массу времени.
Мало того, что он оказался занудой и задал кучу вопросов не по существу контракта! Новорожденный бизнесмен, иронически глядя на остатки макарон, начал давать советы, как следует питаться, чтобы продлить жизнь. Но зато зануда оказался технарём, моментально подключил компьютер, дельно и быстро проконсультировал, с каких кнопок начинать работу, как распечатывать. Франц, не полагаясь на память, - пункт за пунктом записал порядок операций.
И вот уже Игорь Максимильянович проводил клиента, собрался поработать в малюсенькой комнате-кабинете, вот и Фомка устроился под письменным столом (поближе к босым ногам хозяина)...
Собственно, не поработать хотел Франц. Поздно вечером, уже после ресторана, обнаружил среди архива Степновых тетрадь Дианы Яковлевны. (Видимо, когда они были во флигеле Большого Дома, Бурханкин, покончив с изучением описи, не разобрался и заодно сунул её в сумку "Black Russia".) Вчера Франц так и не решился туда заглянуть.
Он положил руку на тетрадь. Рельефно выделанная кожа походила на панцирь черепахи. Вдруг до Франца донёсся дикий визг. Он резко встал, подошёл к распахнутой двери балкона. Увидел с третьего этажа, что во дворе на детской площадке кто-то не поделил качели, и снова сел за стол.
Наконец, Игорь Максимильянович раскрыл первую страницу.
Дневник свой Диана Яковлевна назвала "ЗАПИСКИ НА РАССВЕТЕ".
"Хоть день живи, хоть миллионы дней, - разумней, может, станешь. Но мудрей?..."
"Уметь пристально наслаждаться жизнью - счастье..."
Франц, будто занимаясь графологической экспертизой, водил взглядом по рисунку букв. Словно малограмотный - складывал эти крупные, чуть разреженные буквы в слова. Как эмигрант, много лет не употреблявший родного языка, вникал в смысл написанного...
Но тут - снова, как накануне утром, раздался истерический звонок в дверь.
"Будь оно трижды проклято! - подумал Франц. - Пусть обзвонятся! Не стану открывать. Я никого не жду!" - На цыпочках прокрался в прихожую.
На лестничной клетке было тихо... Развернулся, чтобы уйти обратно в кабинет, и только сейчас - через собственную глухоту и обитую деревянную дверь - расслышал отчаянный вздох:
- Господи, спаси и помилуй! Что же делать-то?..
Франц вздохнул не менее тяжело, отпер замок, но цепочку не снял.
- Фима!.. - Растерянный Бурханкин не мог поверить, что добился. - Ты дома?..
- Что "Фима"? Что "Фима"?.. - не сдержался охотник. - Что теперь? Галстук пропал, заколка, ремень от брюк?.. Ты дашь мне работать, или так и будешь шастать возле моей квартиры, как такса у норы?
Не осознавая, что вся площадка его слышит, Франц по привычке говорил громко, почти кричал:
- Волка ноги кормят, но я-то не волк, меня кормит моя задница!..
Егор Сергеевич приник к образованной щели между дверью и косяком. Дохнул перегаром:
- Фима, мы с Михеичем... Он внизу... Он там не остался, он не смог... Господи, что делать, что происходит?.. Что я Зуевичу скажу?.. - Он чуть ли не на коленях стал умолять Фиму поехать к фермеру в усадьбу, но так и не мог объяснить, для чего...
Игорю Максимильяновичу надоело слушать весь этот бред.
- Опять к Степновым?! Ещё чего?! Пока не расскажешь, в чём дело, мы с Фомкой не двинемся с места!
Франц впервые воочию увидел, как дерут на себе волосы...
Глава четвёртая
Возвращение Александры
Ложе было чисто прибранным, ничто не напоминало вчерашнюю картину. Даже въедливый запах улетучился: теперь почему-то пахло зимней фиалковой свежестью.
Хозяйка усадьбы вернулась, как и обещала в телеграмме...
Много лет провисело в шкафу свадебное платье - полупрозрачное летнее облако на бирюзовом чехле. Теперь оно оттеняло устойчивую бронзу ног в белых лодочках, золотистую спелость рук... Лицо Александры Степновой - в ореоле разметавшихся на подушке тонких спутанных волос - было торжественно-бледным и казалось очень молодым.
Маленький Бурханкин тихо ронял крупные слёзы.
Михеич, сдернув шляпу, яростно жевал гильзу "беломорканала".
Франц склонил голову.
Смерть - явление величественное...
Повидавший виды на своём веку Игорь Максимильянович бережно коснулся ледяных пальцев, сложенных на груди, мраморного виска.
- Уже давно, - задумчиво проговорил он, - и явно не здесь... Пойдёмте во двор.
Откуда-то сверху грохнул "Свадебный марш" Мендельсона.
Охотник сорвался с места, побежал на чердак. Блуждая в душной полутьме и спотыкаясь о разный хлам, нашёл источник звука: электронный будильник на подставке в виде лиры. Где-то Франц такой уже видел...
"Где? И ведь буквально только что!.." - ломал он голову.
- Музыкальный привет очень точно был настроен на время нашего прихода. - рассуждал Франц, когда они с Бурханкиным уселись под тентом в глубине усадьбы. - А может, кто-то хотел доставить "особое удовольствие" самому фермеру? В любом случае, этот "кто-то" контролирует и усадьбу, и всех, кто здесь появляется. Неприятная ситуация. Давненько я в такой не находился... Что твой Волчок-то говорит? - спросил он Бурханкина.
- А ты прав, он ведь, это... ведь бегал тут, будто никого и не было. Никак нас не предупредил! Когда мы с Михеичем приехали и собрались, это... перекусить, меня будто что потянуло в ту комнату...
- А музыка не играла?
- Не-а... Как думаешь, Михеич скоро милицию привезёт?
Франц плечами пожал:
- Если судить по тому, как они реагировали на пропажу Степновой... Могут вообще не приехать.
Франц не угадал: Дмитрий Михеич оставил машину в гараже, но сам вернулся. Да не один, а в сопровождении дежурного капитана Хорошенького, кстати сказать - своего доброго приятеля. За ними следовала перевозка из больничного морга.
Михеич так и не вышел из милицейской машины. Невмоготу ему было опять смотреть на мёртвую Александру. Рука сразу вспоминала плотность ягодиц, за которые он однажды невзначай ухватился, а щека загоралась пощёчиной, которую получил тогда в награду. И становилось всё горше и горше.
Капитан наступал на юркого Бурханкина тыквой-животом, тряс кудрявым чубом и мучил вопросами. Егерю было нетрудно уворачиваться. Гораздо труднее было объяснять, когда и как он обнаружил труп, зачем оказался в доме Степновых, но главное: почему это он не обратился в райотдел, а сначала бросился к "постороннему лицу".
Опытный блюститель порядка имел на чужака-Франца зуб:
"Мало того, что приехал неизвестно откуда и никак (ну никак, ёж твою двадцать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
И всё же, самое страшное не Это. Точно знаю!.. Страх за близких - вот где настоящий ужас...
Силы Виктора Зуевича были на исходе.
Его даже перестал раздражать одноглазый сосед по палате. Фермер так устал волноваться о Шурочке, что больше не сопротивлялся болезни. Им овладело если не безразличие, то оцепенение...
Как вдруг в коридоре раздался шум, донеслись восклицания:
- Я его еле нашёл, другая же палата... Я сам вручу!..
- Нельзя! Сейчас нельзя. Только после обхода!
- Да ты что?!.. Я же на секунду! Пр-роп-пус-с-сти! Ты не знаешь, как он давно ждёт!.. - прорывался кто-то.
- Ты что - почтальон?
- Я замещаю... Мне Ленка поручила. Я, это... - заместо курьера...
- Ну ладно. Только быстро!
Возня стихла. В палату ворвался пронзительный женский голос:
- Кто у нас тут самый счастливый? Кто тут у нас сейчас затанцует? К вам гость, - заглянула уже известная нам Яга Тимофеевна.
Мимо неё протиснулся егерь Бурханкин.
- Витёк! Вот, наконец... Телеграмма от Шурки твоей...
Измученный фермер рванулся навстречу.
Не пускала капельница.
- Ну?! Дай! - нетерпеливо и жалобно попросил он, как путник - воды в пустыне.
- Витёк, ты лежи. Я тебе прочту.
- Нет! - потребовал фермер. - Я сам. Дай сюда!..
Уступив дорогу выходящей медсестре Ирусику, Бурханкин плотно затворил дверь перед носом Тимофеевны, подбежал к Степнову и вложил листок в слабые пальцы. Степнов впился в телеграмму глазами.
- Слава Богу! - сказал Виктор Зуевич и заплакал.
Бурханкин отвернулся, заморгал быстро-быстро. Вдруг заметил с другой койки острый желтый глаз с уколом зрачка. Единственный глаз, совсем лысый, без ресниц... Как отгаданная ромашка... Давно не плакал, хоть и слезился. На втором - пиратская повязка.
"Ну и глаз! - подумал Бурханкин. - Даже у зверей такого не бывает..."
Егеря обуревали разные чувства: облегчения, выполненного долга и тревоги. Он побежал на перекрёсток встречать Франца из города.
Франц, правда, этого не знал: сидел в искусственном кондиционном оазисе, запивал холодным черным кофе бутерброд с красной икрой и чувствовал себя человеком.
Он был доволен. Контракт отвечал всем требованиям заказчика, что повлияло на гонорар: тут же списали один из трёх компьютеров и вручили его в подарок.
Бывший обкомовский предводитель лично проводил Игоря Максимильяновича по мраморным ступеням бывшего обкома до самого "козлика", куда юный адъютант-посыльный бережно погрузил ценную технику.
Франц забрался в душную кабину, просунул между коробками ноги, мягко хлопнул дверцей и подумал: "Вилли молодец. Без машины бы сейчас - хана! И механизатора надо будет отблагодарить. Встал ни свет-ни заря, беспрекословно на меня шоферит."
- Ну, Дмитрий Михеич, везде побывали, всё повидали. Теперь - домой. Смотри, какой улов, когда-нибудь пробовал такое?
Он приоткрыл портфель, откуда выглянула фигуристая бутылка. Рядом, впритирку, стояли штук восемь плоских импортных мясных упаковок.
Михеич молча проглотил набежавшую слюну: "Чем я заслужил? Машина райцентровская, бензин казённый. Вполне хватило бы обещанной поллитры. Шикует немчура... Неспроста! Надо будет Лешака спросить... Хотя он тоже темнит что-то... Какие-такие у него могут быть дела с немцем?!.. Да и немец ли он вообще? Нос длинный, фары навыкате... Нет, фашисты такого немца быстро бы..." - Михеич недоверчиво покачал головой и рванул с места.
Переживая на каждом ухабе за сохранность компьютера, Игорь Максимильянович и не заметил, как они подъехали к голосующему Бурханкину.
- Витьку-то как "повезло"! В двухместной палате парится, с этим... возмущался по дороге Бурханкин, обращаясь к Михеичу. - Ну, тот... помнишь, запрошлой зимой ему шатун бока намял. Ну, ему ещё квартиру сразу дали.
- А, этот, с одной фарой?..
- Циклоп... - задумчиво произнёс Франц. - Он-то что там делает? Ведь только в прошлом месяце лежал.
Михеич хмыкнул:
- Он в больницу - как машина на заправку.
- Не хотел бы я с ним, это... рядом оказаться, - поёжился Бурханкин.
Франц понимающе кивнул: разговорчивый Тарас Григорьевич, которого он обозвал Циклопом*, сверкая единственным глазом, выписывался полный энергии. Но трижды за последние полгода (и это стало уже притчей во языцех) его соседи скоропостижно покидали помещение вперёд ногами, двое - в больнице, один - по лестничной клетке.
- Зато я фермеру от жены весточку принёс! - торжествующе вспомнил Бурханкин.
Игорь Максимильянович оживился:
- Ну, и?..
- Просит прощенья за задержку, говорит, скоро увидятся. А меня моя отпустила к Витькэ пожить, пока там никого нет. Игорь Максимильянович, может ты со мной?
- Нет, у меня работы много. Да и не нужен я теперь, раз у твоего Степнова нашлась жена. Хотя, всё равно непонятно...
Механизатор уже выставил коробки у подъезда и вытирая пот со лба грязной тряпкой, ждал обещанного магарыча.
Прежде, чем отблагодарить Михеича, Франц легко подхватил одну из коробок и передал её Бурханкину в руки:
- Поможешь наверх отнести? Только не стукни.
Михеич покосился на вожделенный портфель, взвалил на плечо остальной багаж:
- Пошли, что ли?.. Я сегодня на весь день отпросился. Пока не засекли - может, подбросить тебя, Егерь Сергеич, в Дом фермера?..
- Да-да, - обрадовался Франц, - езжайте, а я поработаю...
*** "Записки на рассвете"
Клиент приехал вместо субботы в понедельник, застал Франца за холостяцким обедом и отнял массу времени.
Мало того, что он оказался занудой и задал кучу вопросов не по существу контракта! Новорожденный бизнесмен, иронически глядя на остатки макарон, начал давать советы, как следует питаться, чтобы продлить жизнь. Но зато зануда оказался технарём, моментально подключил компьютер, дельно и быстро проконсультировал, с каких кнопок начинать работу, как распечатывать. Франц, не полагаясь на память, - пункт за пунктом записал порядок операций.
И вот уже Игорь Максимильянович проводил клиента, собрался поработать в малюсенькой комнате-кабинете, вот и Фомка устроился под письменным столом (поближе к босым ногам хозяина)...
Собственно, не поработать хотел Франц. Поздно вечером, уже после ресторана, обнаружил среди архива Степновых тетрадь Дианы Яковлевны. (Видимо, когда они были во флигеле Большого Дома, Бурханкин, покончив с изучением описи, не разобрался и заодно сунул её в сумку "Black Russia".) Вчера Франц так и не решился туда заглянуть.
Он положил руку на тетрадь. Рельефно выделанная кожа походила на панцирь черепахи. Вдруг до Франца донёсся дикий визг. Он резко встал, подошёл к распахнутой двери балкона. Увидел с третьего этажа, что во дворе на детской площадке кто-то не поделил качели, и снова сел за стол.
Наконец, Игорь Максимильянович раскрыл первую страницу.
Дневник свой Диана Яковлевна назвала "ЗАПИСКИ НА РАССВЕТЕ".
"Хоть день живи, хоть миллионы дней, - разумней, может, станешь. Но мудрей?..."
"Уметь пристально наслаждаться жизнью - счастье..."
Франц, будто занимаясь графологической экспертизой, водил взглядом по рисунку букв. Словно малограмотный - складывал эти крупные, чуть разреженные буквы в слова. Как эмигрант, много лет не употреблявший родного языка, вникал в смысл написанного...
Но тут - снова, как накануне утром, раздался истерический звонок в дверь.
"Будь оно трижды проклято! - подумал Франц. - Пусть обзвонятся! Не стану открывать. Я никого не жду!" - На цыпочках прокрался в прихожую.
На лестничной клетке было тихо... Развернулся, чтобы уйти обратно в кабинет, и только сейчас - через собственную глухоту и обитую деревянную дверь - расслышал отчаянный вздох:
- Господи, спаси и помилуй! Что же делать-то?..
Франц вздохнул не менее тяжело, отпер замок, но цепочку не снял.
- Фима!.. - Растерянный Бурханкин не мог поверить, что добился. - Ты дома?..
- Что "Фима"? Что "Фима"?.. - не сдержался охотник. - Что теперь? Галстук пропал, заколка, ремень от брюк?.. Ты дашь мне работать, или так и будешь шастать возле моей квартиры, как такса у норы?
Не осознавая, что вся площадка его слышит, Франц по привычке говорил громко, почти кричал:
- Волка ноги кормят, но я-то не волк, меня кормит моя задница!..
Егор Сергеевич приник к образованной щели между дверью и косяком. Дохнул перегаром:
- Фима, мы с Михеичем... Он внизу... Он там не остался, он не смог... Господи, что делать, что происходит?.. Что я Зуевичу скажу?.. - Он чуть ли не на коленях стал умолять Фиму поехать к фермеру в усадьбу, но так и не мог объяснить, для чего...
Игорю Максимильяновичу надоело слушать весь этот бред.
- Опять к Степновым?! Ещё чего?! Пока не расскажешь, в чём дело, мы с Фомкой не двинемся с места!
Франц впервые воочию увидел, как дерут на себе волосы...
Глава четвёртая
Возвращение Александры
Ложе было чисто прибранным, ничто не напоминало вчерашнюю картину. Даже въедливый запах улетучился: теперь почему-то пахло зимней фиалковой свежестью.
Хозяйка усадьбы вернулась, как и обещала в телеграмме...
Много лет провисело в шкафу свадебное платье - полупрозрачное летнее облако на бирюзовом чехле. Теперь оно оттеняло устойчивую бронзу ног в белых лодочках, золотистую спелость рук... Лицо Александры Степновой - в ореоле разметавшихся на подушке тонких спутанных волос - было торжественно-бледным и казалось очень молодым.
Маленький Бурханкин тихо ронял крупные слёзы.
Михеич, сдернув шляпу, яростно жевал гильзу "беломорканала".
Франц склонил голову.
Смерть - явление величественное...
Повидавший виды на своём веку Игорь Максимильянович бережно коснулся ледяных пальцев, сложенных на груди, мраморного виска.
- Уже давно, - задумчиво проговорил он, - и явно не здесь... Пойдёмте во двор.
Откуда-то сверху грохнул "Свадебный марш" Мендельсона.
Охотник сорвался с места, побежал на чердак. Блуждая в душной полутьме и спотыкаясь о разный хлам, нашёл источник звука: электронный будильник на подставке в виде лиры. Где-то Франц такой уже видел...
"Где? И ведь буквально только что!.." - ломал он голову.
- Музыкальный привет очень точно был настроен на время нашего прихода. - рассуждал Франц, когда они с Бурханкиным уселись под тентом в глубине усадьбы. - А может, кто-то хотел доставить "особое удовольствие" самому фермеру? В любом случае, этот "кто-то" контролирует и усадьбу, и всех, кто здесь появляется. Неприятная ситуация. Давненько я в такой не находился... Что твой Волчок-то говорит? - спросил он Бурханкина.
- А ты прав, он ведь, это... ведь бегал тут, будто никого и не было. Никак нас не предупредил! Когда мы с Михеичем приехали и собрались, это... перекусить, меня будто что потянуло в ту комнату...
- А музыка не играла?
- Не-а... Как думаешь, Михеич скоро милицию привезёт?
Франц плечами пожал:
- Если судить по тому, как они реагировали на пропажу Степновой... Могут вообще не приехать.
Франц не угадал: Дмитрий Михеич оставил машину в гараже, но сам вернулся. Да не один, а в сопровождении дежурного капитана Хорошенького, кстати сказать - своего доброго приятеля. За ними следовала перевозка из больничного морга.
Михеич так и не вышел из милицейской машины. Невмоготу ему было опять смотреть на мёртвую Александру. Рука сразу вспоминала плотность ягодиц, за которые он однажды невзначай ухватился, а щека загоралась пощёчиной, которую получил тогда в награду. И становилось всё горше и горше.
Капитан наступал на юркого Бурханкина тыквой-животом, тряс кудрявым чубом и мучил вопросами. Егерю было нетрудно уворачиваться. Гораздо труднее было объяснять, когда и как он обнаружил труп, зачем оказался в доме Степновых, но главное: почему это он не обратился в райотдел, а сначала бросился к "постороннему лицу".
Опытный блюститель порядка имел на чужака-Франца зуб:
"Мало того, что приехал неизвестно откуда и никак (ну никак, ёж твою двадцать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37