Василиса вконец застращала гитариста. До возвращения Бурханкина и хозяина - Пётр ходил за ней, что называется, хвостом. Она на двор - он за ней. Она какую-нибудь интересную корягу из сугроба тащит - и он здесь, помогает. Она производит раскопки на месте бывшего флигеля, он - тут как тут. (От старого дома осталась гора обломков, которые хозяин плотникам трогать не велел. Даже при строительстве баньки, что теперь притулилась рядом, разрешил взять лишь крышу и несколько верхних брёвен. Но прежде лично проверил, годятся ли.)
А как он побежал к ней, когда Василиса, резко запрокинув голову, поскользнулась и навзничь упала в снег! Да ведь она лишь удивилась вертолёту, закружившему в этих забытых Богом небесах... Бросился - со всех ног!
- Смотри, чего-то скинули, - разглядела Василиса. - Точно, сбросили! Вон там, за деревьями...
- Шишку тебе на нос уронили! - Пётр поднял её, начал отряхивать.
- Чего ржёшь, Белый, - рассердилась она. - Хватит меня за ручку водить! Боишься, в лес убегу? Иди, вон, Гонзу опекай, а то его всё из минора в мажор кидает! - и скрывая обиду, добавила: - Думаешь, пропаду без вас?..
- Не п-пропадёшь, тебя Серый Волк от бродячего мишки защитит! ответствовал гитарист, в свою очередь пряча за шуткой настороженность.
- Да, - вызывающе кивнула певунья, - на него - вся надёжа!.. Этот не предаст...
- П-почему ты так говоришь, В-васька? - обиделся Пётр. - Кто же тебя п-предаёт? Мы же для п-пользы дела...
- Хватит уговаривать, - оборвала его Василиса. - Спою я ему... Так спою - удивится, и не раз!..
- В-вот и умница!
Пётр выкатил небольшой толстый чурбак, поставил гладкий срез на развороченные брёвна флигеля, сел сверху, скорчил рожу: развлекал, как мог.
Василиса тут же согнала музыканта и заявила:
- Годится!.. Это будет у нас пьедестал... Нет, трон... Нет, кресло для главного слушателя!
Довольно быстро слепила из мокрого снега некое подобие сидящего зверя. Отметив, что вальяжностью позы скульптура слегка напоминает медведя, постаралась увеличить сходство. Добившись результата, плюхнулась перед снеговиком на колени, воздела руки к небу, проорала на весь двор:
"О, Хозяин Леса! Удостой недостойную, защити беззащитную..."
Пётр Василису и в подклеть Большого Дома несколько раз провожал. Пока ждал, разглядывал, по какому принципу оттуда обогреваются этажи. Всё было просто: огромный, пожирающий уголь огненный агрегат - только подкармливай периодически. Тепло от него через трубы убегало наверх к батареям, которые по заказу хозяина сварщики протянули внутри дома по периметру стен. Воду из скважины насос гнал бесперебойно: в вечерние часы его поддерживал аккумулятор. Механизмы работали почти бесшумно. Даже слышалось фырканье Орлика, который дремал в одном из отсеков подклети. Поэтому Петру ничего не стоило уловить момент, когда хлопала дверь биотуалета. При этом, музыкант делал вид, что где-то снаружи ошивался, но обмануть Василису не смог.
Она всё это рассказала Францу.
Игорь Максимильянович очень внимательно выслушал.
- От кого исходило предложение приехать сюда на выходные? От Георгия?..
Василиса пожала плечами.
- Мне позвонил Пётр, он как раз у Гонзы сидел, - с мэкой подумала вслух: - Кто же из них?.. Неужели оба?...
- На ужине-то хозяин был?.. Ваше выступление состоялось?..
Василиса кивнула.
- Как он себя вёл?..
Она усмехнулась:
- Как хозяин...
*** Концерт
В комнату Василисы аккуратно постучали.
- Войдите! - обрадовано вскочила она (жутко надоело спорить с музыкантами). - Сказала же ещё днём: спою. Потом не жалуйтесь!..
Сама подумала: "Авось, пронесёт!" - и широко распахнула дверь.
Евдокия Михайловна, обшарила комнату глазами:
- А, так оно у вас, слава Богу! Виталий Олегович спросил, а я думаю, куда делося? Стояло же на месте вчера...
Речь шла о кресле, которое рано утром Василиса без разрешения утащила из гостиной "чащи" к себе в комнату - так оно ей приглянулось.
В дверном проёме показалось улыбающееся лицо хозяина. Повариха тут же исчезла.
- Для вас - абсолютная свобода действий! - радушно сообщил он. - Хоть на улицу вынесите. Ну что, прошу к столу?..
Чего только не было на столе!
Хозяин не стал дожидаться, чтобы в разгар трапезы погас свет: он принёс сверху из своих апартаментов и поставил на стол деревянные подсвечники. Все три - того же происхождения, что мебель: сталактиты оплавленного воска взросли на изогнутых корягах.
Василиса тут же начала их отковыривать.
- Оставьте, я потом попрошу очистить, - не так понял её Виталий Олегович, - всё равно сейчас опять зальются.
- Мне - для дела, - объяснила Василиса хозяину. - Пока Святки не кончились, надо успеть кое-что. А то завтра - Крещенье.
- А вы умеете? - не удержалась спросить молчавшая до этого Евдокия Михайловна, накладывая в тарелку Василисы какое-то фантастически пахнущее кушанье. - Есть много способов...
Певунья только кивнула, улыбнулась в ответ. Обе расцвели. Взгляды их встретились и разбежались с тайным удовлетворением: заговор о ночном гадании - состоялся.
Василиса почти не пила, хотя Виталий Олегович неустанно ей подливал. Захмелела от сытости. Враждебность по отношению к хозяину растаяла... Но его заботливое соседство по левую руку по-прежнему тревожило, как больной зуб.
Она без радости отпела намеченную программу и с наигранным равнодушием выслушала от хозяина ряд сдержанных похвал.
"Прям, куда тебе, наш чёрный дрозд, - так описывал его Бурханкин. Можно, это... заслушаться. Ежели только ты не малая пичуга... А то, это... легко в его певчий клюв угодить."
Виталий Олегович сказал традиционные слова, за столом вновь стали наливать и говорить, говорить, говорить... О политике, о политике, о политике.
Василиса встала, поблуждала немного по залу между кресел, скамеек и стульев. Когда на неё перестали оглядываться, вышла в бабий кут - то бишь на кухню...
На гладкоструганной столешнице рядом с погасшей керосинкой дрожала слабая свеча.
- Евдокия Михална-а-а!
Ответом ей было лишь гуденье огня в печи. Хорошая печь - как сердце...
Откуда-то из угольной черноты возник тёплый свет, восходя всё выше... Слава Богу, что Василиса остановилась у порога и не пошла вглубь: наверняка не разглядела бы открытый подпол и угодила бы туда прямо на голову поварихе.
Бережно прикрывая ладонью вторую свечу, Евдокия Михайловна появилась из-под земли. Её согнутые пальцы были прозрачны, как ломтики айвы в сиропе.
- Евдокия Михална-а-а! Это вы? - испуганно проверила певунья.
- Кому ж ещё быть? Я вот за керосином лазала, чтоб хватило. Обещалася домой сегодня...
Повариха поставила свечу на стол, закрыла подпол, взяла с пола банку и запалила лампу.
- Значит, вы уходите? - разочарованно протянула Василиса.
- Да вы, если не боитесь одна, можете сами. - И извиняющимся тоном добавила: - Мне своим тоже ведь надо к празднику...
- Да-да, конечно, - поддержала её певунья, - я понимаю. Моя мамочка всегда готовила сочиво. А как мы колядки любили! Будто в лес по грибы шли. Полные корзинки пряников и сухарей собирали. Она их так смешно называла. Зобёнки, кажется?... Ваши ходят колядовать?
- Не принято теперь, - вздохнула Евдокия Михайловна. - Вот и разучилися.
- Ну и что же, что разучились? - возмутилась Василиса. - Нехитрое это дело - "таусеньки" петь! - и она заголосила:
- Уж ты, клюква красна,
Во сыром бору росла.
Таусень, таусень!(
Васька вдруг поняла, что в соседней комнате затих горячий хор мужских голосов: там стали прислушиваться. Сразу прихлопнув рот ладошкой, она фыркнула и пообещала:
- Я вам после допою. Они у нас такие современные, такие "крутые"!..
Повариха понимающе улыбнулась, жестом подозвала девушку к печи, доверяя самое дорогое - казанок и кастрюлю:
- Вот тут всё им назавтра оставляю. Справитеся без меня?.. Я к двум пополудни прибегу. А может, вы чего вкусненького хотите? Я успею сготовить...
- Творожка бы...
- Тута у меня, в кринке, я мигом. Посвитите?... - И подпол снова открылся.
Василиса остановила кормилицу, уверив, что утром - утром сама достанет. Та показала, где можно зажечь внизу свет, "хотя днём, - сказала, - и так видно". Кринка - на второй полке: "у ней горлышко тряпицей обвязано."
- Евдокия Михална-а-а! - жалобно протянула Васька.
- Аю? - встревожилась та.
- Вы меня не проводите?.. Одной чего-то идти не хочется...
- И-и-и, в подклеть-то? А и не обязательно! Не люблю я эти новшества. Вон, ведёрко под крышкой в углу. - Она доверительно перешла на "ты": Хочешь, дощечки прил?жу, чтоб удобней?..
- Да нет, я лучше уж...
- Не стесняйся, пол-России испокон веку так живёть. Я посторожу, успокоила Евдокия Михайловна. - Давай скорёхонько. А завтра я баньку натоплю. Баньку-то любишь?..
Васька опустилась на минутку до уровня четырёх скрещенных под столешницей деревянных ног, по-римски подняла большой палец вверх: жизнь!, вскочила, застёгиваясь, и - вовремя: гонцом за ней прислали завхоза...
Мужчины, видно, уже наговорились всласть. Вновь послышались звуки гитар, стройно зазвучали традиционные "Степь" и "Мороз". Самолюбие певуньи взыграло. Случилось то, чего от неё так добивались друзья-музыканты: захотелось покорить.
(Франц, внимательно слушая тихое повествованье девушки, вспомнил из дневника Дианы Яковлевны: "То, что всегда приносит тайные муки, незаслуженный приз...".)
На помощь, как всегда вовремя, подоспел Бурханкин с предложением.
- А можно про волка послушать?
Про Волка? Нате! Василисе не жалко!
На этот раз у баллады появилось продолжение...
- Волк быстро добыл дураку
И коня, и Жар-птицу,
Похитил на волчьем бегу
Для Ивана царицу.
Водою живой окропил,
когда предали братья...
Иван обещал - не забыл
Волка честны объятья!..
Ни долгих раздумий, ни слёз:
По его повеленью
Меч Серому голову снёс...
Погибай, вдохновенье...
*** Чьё дитя?
Василиса сидела, опустив гладкую голову на узел из пальцев.
Франц не торопил. Он и сам должен был подготовиться, прежде чем услышать унизительный рассказ о проявлениях и последствиях мужского самоутверждения.
Рыцарски настроенный Бурханкин (он давно вернулся из кухни и сидел в окружении собак), - напротив, считал, что и так уже сказано предостаточно:
- Ну, сам видишь, пора приниматься за дело.
- Пока не вижу, - возразил Франц. - Что же во всём этом подозрительного?.. То, что вы молоды? Что у вас хороший голос? Что притягательны? Что с вами хочется иметь дело? - он сразу уточнил: - В широком смысле, я имею в виду...
Василиса резко отняла руки от лица и уставилась на егеря, неслышно шевеля губами.
- Что?.. Что?.. - беспокойно заёрзал тот, порываясь встать.
- Почему все смотались под музыкальный шумок?.. - пригвоздила она его. - И вы... А так хотели послушать!
Егор Сергеевич удивился, как дитя, не чувствуя за собой никакой вины: сроду не бывал на концертах, понятия не имел, что посреди номера не уходят.
- Я думал, вы видели. Меня Циклоп... этот... Тарас Григорьевич отозвал. Я опять не узнал, что в конце было...
- В конце было всё очень интересно... Видите, как всё славно совпало? Вас отозвал Тарас Григорьевич, а меня - Виталий Олегович... - Она скривила точёные губы.
Долго готовилась... Бурханкин заёрзал ещё беспокойнее, ободрил певунью кивком. Кивнул Францу.
- Хозяин спросил, зачем я без спросу взяла его стихи!.. Правда, тут же сказал, что простит мне, если я...
Собаки глухо заворчали. Всё понимают! По интонации что ли?..
Василиса склонила к ним голову.
- Что, ребятки?.. Жалко, вас рядом не было... Мы бы вместе его р-ра-зор-рва-ли... - Она вернулась к собеседникам. - Разве непонятно? Подробностей не будет...
- А обычно вы чьи стихи для песен берёте?..
Певунья изумлённо взглянула на Франца.
- Вас интересует мой творческий процесс?.. Рожаю, извините за подробности!
- Как Ева?
- Как обезьяна. По ночам! Предпочитаю справляться самостоятельно.
- Значит, ничьё дитя не усыновляли...
Игорь Максимильянович усмехнулся:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37