Лудлоу опирался на трость с головой
льва.
Рядом висел портрет Арама Эшера, отца Лудлоу. Арам был моложавым и
энергичным, голову венчала густая шапка светлых, песочного цвета кудрей,
узкое привлекательное лицо, казалось, излучало свет. На нем был пояс с
двумя золотыми пистолетами. Фон картины представлял собой
фантасмагорическую сцену с ревущими локомотивами, бегущими лошадьми,
дикими индейцами и буйволами. Трость с головой льва, элегантно перекинутая
через правое плечо, смотрела вверх.
Со следующего портрета на Рикса мрачно взирал Хадсон Эшер. Его глаза
были, как у Рикса, тускло-серые, и в них светилась сила, передававшаяся из
поколения в поколение. Он сидел на высоком, напоминающем трон стуле с
багряно-красной обивкой. Правая рука крепко сжимала трость с головой льва,
а взгляд был такой проницательный, что хотелось отвести глаза.
Рикс обернулся, чтобы посмотреть на последний портрет, висящий
напротив Эрика. Уолен Эшер, широкоплечий, аристократически величественный,
был одет в серый костюм с жилетом. Позади него стояла Лоджия, ставшая
значительно больше по сравнению с ее изображением на портрете Эрика, и
виднелись голубые пики гор. Обеими руками он держал трость с головой льва,
крепко прижимая ее к себе.
Рядом было зарезервировано место для нового хозяина Эшерленда. Бун,
наверное, захочет, чтобы его запечатлели на скаковой лошади в костюме для
верховой езды, размышлял Рикс. Эту чертову трость он, вероятно, зажмет в
зубах. А вдруг здесь, на стене, появится Кэт? Он представлял, как
затрясутся от негодования старые кости на кладбище Эшеров.
Стены библиотеки были также украшены образцами оружия Эшеров.
Винтовка "Буйвол" 1854 года, револьвер "Марк III" 1886 года, который был
принят на вооружение китайским флотом, кавалерийский самозарядный пистолет
1900 года и другие, включая семизарядный револьвер "Инфорсер" 0.455
калибра 1902 года выпуска, использовавшийся полицией от Чикаго до
Гонконга. Из него можно было разнести голову человека с расстояния в
десять ярдов, и этот револьвер был на вооружении британской армии во время
Первой мировой войны.
Вокруг письменного стола стояло несколько ящиков с бумагами. Рикс
заглянул в один и обнаружил там сборную солянку: пожелтевшие письма,
связанные резинками, кипы счетов и чеков, похожих на старые закладные и
журналы. Почти на всех были серо-зеленые полоски плесени. Он достал оттуда
книгу в кожаном коричневом переплете, и из нее, как сухие листья,
посыпались на пол старые фотографии.
На всех была изображена Лоджии. Рикс отложил альбом в сторону и
нагнулся, чтобы собрать их. На одном из снимков Эрик в твидовом костюме
вызывающе улыбался в камеру, в то время как на заднем плане рабочие
карабкались по строительным лесам, которыми была обнесена Лоджия. На
другом Эрик сидел на белой лошади, стоящей на мосту, и снова сзади была
стройка. Рикс заметил, что глаза Эрика не улыбались, а оставались
холодными и напряженными и смотрели в камеру надменно и с вызовом.
По-видимому, его представление об улыбке заключалось в том, чтобы просто
кривить тонкий рот то в одну, то в другую сторону.
На большинстве фотографий была Лоджия, снятая с разных сторон. На
многих на строительных лесах, напоминающих паутину, смутно виднелись
рабочие. Рикс понял, что они расширяли Лоджию. Снимки были сделаны в
разные времена года. Вот стоят одетые пышной летней зеленью деревья, вот
их же припорошенные снегом скелеты зимой. На крыше Лоджии тоже снег, и из
труб вьется дымок. И рабочие тоже здесь, с молотками и зубилами в руках,
поднимают гранитную или мраморную плиту, чтобы сделать дом еще больше.
Почему Эрик надстраивал Лоджию? Какой был в этом смысл, если это и
так самый большой дом в стране? Рикс посмотрел на две фотографии Эрика и
внезапно понял, что чего-то в них недоставало.
Трость.
У Эрика на этих фотографиях не было трости с головой льва.
Когда он убирал фотографии обратно в альбом, одна из них привлекла
его внимание. Это был вид на Лоджии издалека, снятый, вероятно, с берега
озера. На одном из верхних балконов восточного крыла дома стояла белая
фигура. Женщина, подумал Рикс, приглядевшись. Женщина в длинном белом
платье. Кто это? Одна из многочисленных любовниц Эрика? Мать Уолена?
Он опять полез в ящик и нашел кучу старых фотокопий, скатанных в
рулоны и скрепленных резинками. Рикс развернул одну из них на письменном
столе и включил лампу. Фотокопии были чертежами некоторых видов продукции
"Эшер армаментс" приблизительно 1941 года. Был чертеж противотанковой мины
в разрезе, ручного пускового устройства, огнемета и различных
автоматических ружей.
Следующей вещью, привлекшей внимание Рикса, стала маленькая
потрепанная тетрадь в черном переплете, вся покрытая плесенью. Он открыл
ее под лампой, и некоторые страницы чуть не вывалились. Бумага от старости
пожелтела, существовала опасность, что страницы рассыплются. Рикс
аккуратно листал страницы, и его удивление возрастало. Тетрадь была вся
исписана математическими формулами, некоторые из них переходили со
страницы на страницу. Присутствовали еще и странные рисунки, напоминающие
подкову на пьедестале. Формулы шли так густо, что Рикс не мог найти в них
ни начала, ни конца.
Затем формулы сменились нотами. Опять рисунки подков, затем рисунки
длинных прутьев с круглым, треугольным или серповидным основанием.
Последняя страница книги была испорчена водой и слишком заплесневела,
чтобы что-нибудь можно было разобрать. Озадаченный, Рикс положил тетрадь
обратно в ящик и сидел, уставившись на это изобилие документов.
Как, во имя всего святого, он мог хотя бы надеяться понять все это?
Потребуются месяцы исследований, а действительно что-то написать окажется
чертовски трудно. Кроме того, он не контролирует эти документы, и в любое
время Уолен может решить вернуть их в Лоджию. Тогда они будут потеряны для
Рикса. Поскольку больше ноги его в этом доме не будет. Но _п_о_ч_е_м_у
все-таки Уолен их принес? Что он искал?
История Эшеров, создавших многомиллиардное дело на бомбах и пулях,
лежала в этих коробках. Конечно, не вся, Рикс это понимал, но для начала
вполне достаточно. Сколько же трупов и скандалов похоронено в этих
замшелых могилах? Весь материал был здесь, оставалось только придумать,
как связать его воедино.
Он представил себе, во что превратился отец, лежа наверху в Тихой
Комнате. Потом его мысли перенеслись в безмолвную Лоджию, стоявшую в
центре Эшерленда, в ее ветвящиеся коридоры, уводящие его все дальше и
дальше.
В его сознание медленно проник скелет с кровоточащими глазницами. В
памяти всплыла коварная улыбка Логана Бодейна, так похожая на улыбку Буна.
Уилер Дунстан работает над историей Эшеров шесть лет. _Ш_е_с_т_ь
л_е_т_. Есть ли у него уже хотя бы скелет романа? Знает ли он, как связаны
между собой поколения? И какие еще секреты он может знать?
Рикс очень хотел бы заполучить рукопись Дунстана, если она, конечно,
существует. Он никогда не встречал этого человека, но слышал, как его мать
возмущалась им. Семья Дунстанов, по всей видимости, владела "Фокстонским
демократом" на протяжении многих поколений, и хотя это была всего лишь
еженедельная бульварная газетенка, они не отказывали себе в удовольствии
печатать статьи про Эшеров, а в редакторской колонке писать о том, как
деньги Эшеров разрушают табачный рынок в районе Фокстона, Рейнбоу и
Тейлорвилля. Эшеры финансировали почти все крупные табачные фермы в стране
и владели всем Фокстоном, кроме земли, на которой стоял офис "Фокстонского
демократа".
Рикс порылся в других ящиках и нашел альбом газетных вырезок на тему
открытия в Вашингтоне и Сан-Диего фабрик Эшеров, старую закладную,
написанную витиеватым почерком, и коричневую тетрадь в конверте из плотной
бумаги.
Он открыл тетрадь, почувствовал запах пыльных роз и увидел красивый
женский почерк. Это был дневник, над каждой записью были аккуратно
проставлены даты. Он начал читать запись, датированную 5 ноября 1916 года.
"Мистер Эшер сидел напротив меня за обеденным столом. Когда он
беседовал с моим отцом о войне и экономике, я все время чувствовала на
себе его взгляд. Он похвалил мое новое голубое платье, в котором я была, и
осведомился, люблю ли скачки. Я ответила, что да, люблю, если победившая
лошадь из конюшни Сент-Клеров. Мистер Эшер, когда улыбается, кривит
губы...
При свечах он кажется красивым, хотя я видела его фотографии в
журналах и на них он выглядит, как школяр-задира. Я полагаю, что ему или
около тридцати лет или чуть за тридцать, и сложен он как спортсмен. У него
очень темные глаза, но мне кажется, что при свете я видела в них искорки,
похожие на блеск медной монеты. Смех мистера Эшера напоминает фагот, и это
побуждает отца рассказывать ему мрачные анекдоты...
При всей своей неотесанности мистер Эшер обладает определенной
привлекательностью. У него волевое лицо, и я заметила, что он пользовался
дезодорантом. Из-за меня? Нет, глупости! Мистер Эшер приехал лишь потому,
что заинтересован в покупке некоторых новых "Кольтов". После десерта отец
осведомился о здоровье мистера Эшера-старшего, и наш гость переменился. Он
процедил сквозь зубы, что его отец чувствует себя превосходно, и я
заподозрила, не хочет ли мистер Эшер на самом деле обратного. Однако как
только мистер Эшер стал рассказывать отцу о новом автоматическом
пистолете, который производит его компания, натянутая атмосфера
развеялась. Мы с мамой удалились из-за стола, а мистер Эшер с отцом пили
бренди и курили сигары в гостиной."
Рикс нашел следующую запись, где упоминалось имя Эрика Эшера,
датированную девятнадцатым ноября.
"Поражена щедростью мистера Эшера. Сегодня пришел фургон, полный
красных роз. _Д_л_я _м_е_н_я_! Папа сказал, что я весьма понравилась
мистеру Эшеру и что я должна написать ему в Эшерленд и поблагодарить его
за внимание."
От тридцатого ноября:
"Мистер Эшер обладает странной склонностью к необычным подаркам.
Сегодня днем приехал позолоченный экипаж, запряженный четверкой
великолепнейших арабских скакунов, прекрасней которых я никогда не видела.
В нем было более сотни аквариумов с японскими золотыми рыбками. Это было
доказательство того, что лошади и экипаж идут так ровно, что не
расплескивают их. В письме от мистера Эшера, кстати он хочет, чтобы я
звала его просто Эриком, говорится, что он надеется, что я люблю рыбок и
что я использую экипаж и скакунов для посещения Эшерленда на Рождество.
Мама сказала, что мне не следует ехать без сопровождения, но папа
рассердился и сказал, что все эти вещи, что пишут про мистера Эшера,
сплошной вздор, и что он замечательный высоконравственный бизнесмен и
христианин."
Верно, подумал Рикс. Он запудрил твоему папе мозги, не правда ли,
Нора?
Этот дневник принадлежал Норе Сент-Клер-Эшер, единственной жене
Эрика, матери Уолена и его собственной бабушке.
Часы в курительной пробили час ночи. Некоторое время Рикс сидел,
прислушиваясь к завыванию ветра за окнами.
Он мог бы начать с этого дневника, сказал он себе. По крайней мере,
это может помочь ему лучше понять Эрика Эшера и, конечно, Нору Сент-Клер,
о которых Уолен почти не рассказывал. Затем он сможет начать осмысление
остального материала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
льва.
Рядом висел портрет Арама Эшера, отца Лудлоу. Арам был моложавым и
энергичным, голову венчала густая шапка светлых, песочного цвета кудрей,
узкое привлекательное лицо, казалось, излучало свет. На нем был пояс с
двумя золотыми пистолетами. Фон картины представлял собой
фантасмагорическую сцену с ревущими локомотивами, бегущими лошадьми,
дикими индейцами и буйволами. Трость с головой льва, элегантно перекинутая
через правое плечо, смотрела вверх.
Со следующего портрета на Рикса мрачно взирал Хадсон Эшер. Его глаза
были, как у Рикса, тускло-серые, и в них светилась сила, передававшаяся из
поколения в поколение. Он сидел на высоком, напоминающем трон стуле с
багряно-красной обивкой. Правая рука крепко сжимала трость с головой льва,
а взгляд был такой проницательный, что хотелось отвести глаза.
Рикс обернулся, чтобы посмотреть на последний портрет, висящий
напротив Эрика. Уолен Эшер, широкоплечий, аристократически величественный,
был одет в серый костюм с жилетом. Позади него стояла Лоджия, ставшая
значительно больше по сравнению с ее изображением на портрете Эрика, и
виднелись голубые пики гор. Обеими руками он держал трость с головой льва,
крепко прижимая ее к себе.
Рядом было зарезервировано место для нового хозяина Эшерленда. Бун,
наверное, захочет, чтобы его запечатлели на скаковой лошади в костюме для
верховой езды, размышлял Рикс. Эту чертову трость он, вероятно, зажмет в
зубах. А вдруг здесь, на стене, появится Кэт? Он представлял, как
затрясутся от негодования старые кости на кладбище Эшеров.
Стены библиотеки были также украшены образцами оружия Эшеров.
Винтовка "Буйвол" 1854 года, револьвер "Марк III" 1886 года, который был
принят на вооружение китайским флотом, кавалерийский самозарядный пистолет
1900 года и другие, включая семизарядный револьвер "Инфорсер" 0.455
калибра 1902 года выпуска, использовавшийся полицией от Чикаго до
Гонконга. Из него можно было разнести голову человека с расстояния в
десять ярдов, и этот револьвер был на вооружении британской армии во время
Первой мировой войны.
Вокруг письменного стола стояло несколько ящиков с бумагами. Рикс
заглянул в один и обнаружил там сборную солянку: пожелтевшие письма,
связанные резинками, кипы счетов и чеков, похожих на старые закладные и
журналы. Почти на всех были серо-зеленые полоски плесени. Он достал оттуда
книгу в кожаном коричневом переплете, и из нее, как сухие листья,
посыпались на пол старые фотографии.
На всех была изображена Лоджии. Рикс отложил альбом в сторону и
нагнулся, чтобы собрать их. На одном из снимков Эрик в твидовом костюме
вызывающе улыбался в камеру, в то время как на заднем плане рабочие
карабкались по строительным лесам, которыми была обнесена Лоджия. На
другом Эрик сидел на белой лошади, стоящей на мосту, и снова сзади была
стройка. Рикс заметил, что глаза Эрика не улыбались, а оставались
холодными и напряженными и смотрели в камеру надменно и с вызовом.
По-видимому, его представление об улыбке заключалось в том, чтобы просто
кривить тонкий рот то в одну, то в другую сторону.
На большинстве фотографий была Лоджия, снятая с разных сторон. На
многих на строительных лесах, напоминающих паутину, смутно виднелись
рабочие. Рикс понял, что они расширяли Лоджию. Снимки были сделаны в
разные времена года. Вот стоят одетые пышной летней зеленью деревья, вот
их же припорошенные снегом скелеты зимой. На крыше Лоджии тоже снег, и из
труб вьется дымок. И рабочие тоже здесь, с молотками и зубилами в руках,
поднимают гранитную или мраморную плиту, чтобы сделать дом еще больше.
Почему Эрик надстраивал Лоджию? Какой был в этом смысл, если это и
так самый большой дом в стране? Рикс посмотрел на две фотографии Эрика и
внезапно понял, что чего-то в них недоставало.
Трость.
У Эрика на этих фотографиях не было трости с головой льва.
Когда он убирал фотографии обратно в альбом, одна из них привлекла
его внимание. Это был вид на Лоджии издалека, снятый, вероятно, с берега
озера. На одном из верхних балконов восточного крыла дома стояла белая
фигура. Женщина, подумал Рикс, приглядевшись. Женщина в длинном белом
платье. Кто это? Одна из многочисленных любовниц Эрика? Мать Уолена?
Он опять полез в ящик и нашел кучу старых фотокопий, скатанных в
рулоны и скрепленных резинками. Рикс развернул одну из них на письменном
столе и включил лампу. Фотокопии были чертежами некоторых видов продукции
"Эшер армаментс" приблизительно 1941 года. Был чертеж противотанковой мины
в разрезе, ручного пускового устройства, огнемета и различных
автоматических ружей.
Следующей вещью, привлекшей внимание Рикса, стала маленькая
потрепанная тетрадь в черном переплете, вся покрытая плесенью. Он открыл
ее под лампой, и некоторые страницы чуть не вывалились. Бумага от старости
пожелтела, существовала опасность, что страницы рассыплются. Рикс
аккуратно листал страницы, и его удивление возрастало. Тетрадь была вся
исписана математическими формулами, некоторые из них переходили со
страницы на страницу. Присутствовали еще и странные рисунки, напоминающие
подкову на пьедестале. Формулы шли так густо, что Рикс не мог найти в них
ни начала, ни конца.
Затем формулы сменились нотами. Опять рисунки подков, затем рисунки
длинных прутьев с круглым, треугольным или серповидным основанием.
Последняя страница книги была испорчена водой и слишком заплесневела,
чтобы что-нибудь можно было разобрать. Озадаченный, Рикс положил тетрадь
обратно в ящик и сидел, уставившись на это изобилие документов.
Как, во имя всего святого, он мог хотя бы надеяться понять все это?
Потребуются месяцы исследований, а действительно что-то написать окажется
чертовски трудно. Кроме того, он не контролирует эти документы, и в любое
время Уолен может решить вернуть их в Лоджию. Тогда они будут потеряны для
Рикса. Поскольку больше ноги его в этом доме не будет. Но _п_о_ч_е_м_у
все-таки Уолен их принес? Что он искал?
История Эшеров, создавших многомиллиардное дело на бомбах и пулях,
лежала в этих коробках. Конечно, не вся, Рикс это понимал, но для начала
вполне достаточно. Сколько же трупов и скандалов похоронено в этих
замшелых могилах? Весь материал был здесь, оставалось только придумать,
как связать его воедино.
Он представил себе, во что превратился отец, лежа наверху в Тихой
Комнате. Потом его мысли перенеслись в безмолвную Лоджию, стоявшую в
центре Эшерленда, в ее ветвящиеся коридоры, уводящие его все дальше и
дальше.
В его сознание медленно проник скелет с кровоточащими глазницами. В
памяти всплыла коварная улыбка Логана Бодейна, так похожая на улыбку Буна.
Уилер Дунстан работает над историей Эшеров шесть лет. _Ш_е_с_т_ь
л_е_т_. Есть ли у него уже хотя бы скелет романа? Знает ли он, как связаны
между собой поколения? И какие еще секреты он может знать?
Рикс очень хотел бы заполучить рукопись Дунстана, если она, конечно,
существует. Он никогда не встречал этого человека, но слышал, как его мать
возмущалась им. Семья Дунстанов, по всей видимости, владела "Фокстонским
демократом" на протяжении многих поколений, и хотя это была всего лишь
еженедельная бульварная газетенка, они не отказывали себе в удовольствии
печатать статьи про Эшеров, а в редакторской колонке писать о том, как
деньги Эшеров разрушают табачный рынок в районе Фокстона, Рейнбоу и
Тейлорвилля. Эшеры финансировали почти все крупные табачные фермы в стране
и владели всем Фокстоном, кроме земли, на которой стоял офис "Фокстонского
демократа".
Рикс порылся в других ящиках и нашел альбом газетных вырезок на тему
открытия в Вашингтоне и Сан-Диего фабрик Эшеров, старую закладную,
написанную витиеватым почерком, и коричневую тетрадь в конверте из плотной
бумаги.
Он открыл тетрадь, почувствовал запах пыльных роз и увидел красивый
женский почерк. Это был дневник, над каждой записью были аккуратно
проставлены даты. Он начал читать запись, датированную 5 ноября 1916 года.
"Мистер Эшер сидел напротив меня за обеденным столом. Когда он
беседовал с моим отцом о войне и экономике, я все время чувствовала на
себе его взгляд. Он похвалил мое новое голубое платье, в котором я была, и
осведомился, люблю ли скачки. Я ответила, что да, люблю, если победившая
лошадь из конюшни Сент-Клеров. Мистер Эшер, когда улыбается, кривит
губы...
При свечах он кажется красивым, хотя я видела его фотографии в
журналах и на них он выглядит, как школяр-задира. Я полагаю, что ему или
около тридцати лет или чуть за тридцать, и сложен он как спортсмен. У него
очень темные глаза, но мне кажется, что при свете я видела в них искорки,
похожие на блеск медной монеты. Смех мистера Эшера напоминает фагот, и это
побуждает отца рассказывать ему мрачные анекдоты...
При всей своей неотесанности мистер Эшер обладает определенной
привлекательностью. У него волевое лицо, и я заметила, что он пользовался
дезодорантом. Из-за меня? Нет, глупости! Мистер Эшер приехал лишь потому,
что заинтересован в покупке некоторых новых "Кольтов". После десерта отец
осведомился о здоровье мистера Эшера-старшего, и наш гость переменился. Он
процедил сквозь зубы, что его отец чувствует себя превосходно, и я
заподозрила, не хочет ли мистер Эшер на самом деле обратного. Однако как
только мистер Эшер стал рассказывать отцу о новом автоматическом
пистолете, который производит его компания, натянутая атмосфера
развеялась. Мы с мамой удалились из-за стола, а мистер Эшер с отцом пили
бренди и курили сигары в гостиной."
Рикс нашел следующую запись, где упоминалось имя Эрика Эшера,
датированную девятнадцатым ноября.
"Поражена щедростью мистера Эшера. Сегодня пришел фургон, полный
красных роз. _Д_л_я _м_е_н_я_! Папа сказал, что я весьма понравилась
мистеру Эшеру и что я должна написать ему в Эшерленд и поблагодарить его
за внимание."
От тридцатого ноября:
"Мистер Эшер обладает странной склонностью к необычным подаркам.
Сегодня днем приехал позолоченный экипаж, запряженный четверкой
великолепнейших арабских скакунов, прекрасней которых я никогда не видела.
В нем было более сотни аквариумов с японскими золотыми рыбками. Это было
доказательство того, что лошади и экипаж идут так ровно, что не
расплескивают их. В письме от мистера Эшера, кстати он хочет, чтобы я
звала его просто Эриком, говорится, что он надеется, что я люблю рыбок и
что я использую экипаж и скакунов для посещения Эшерленда на Рождество.
Мама сказала, что мне не следует ехать без сопровождения, но папа
рассердился и сказал, что все эти вещи, что пишут про мистера Эшера,
сплошной вздор, и что он замечательный высоконравственный бизнесмен и
христианин."
Верно, подумал Рикс. Он запудрил твоему папе мозги, не правда ли,
Нора?
Этот дневник принадлежал Норе Сент-Клер-Эшер, единственной жене
Эрика, матери Уолена и его собственной бабушке.
Часы в курительной пробили час ночи. Некоторое время Рикс сидел,
прислушиваясь к завыванию ветра за окнами.
Он мог бы начать с этого дневника, сказал он себе. По крайней мере,
это может помочь ему лучше понять Эрика Эшера и, конечно, Нору Сент-Клер,
о которых Уолен почти не рассказывал. Затем он сможет начать осмысление
остального материала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75