Семён Кондратьевич. - И следователь Щеглов протянул руку.
- Максим. Максим Чудаков, - ответил на рукопожатие больной. - Очень
рад познакомиться. Давно я здесь?
- Вторые сутки. Он ведь тебя головой об угол серванта шарахнул,
артерию перебил. А так ты в целости и сохранности, скоро на ноги встанешь.
Только сейчас Максим заметил, что грозный следователь обращается к
нему на "ты", и ему стало как-то теплее на душе. Он улыбнулся.
- Спасибо, что пришли, гражданин... Семён Кондратьевич. Расскажите,
пожалуйста, чем закончилось дело - если, конечно, можно. - В глазах
Чудакова вспыхнул жгучий интерес.
- Я бы рад, но... - шёпотом произнёс Щеглов и многозначительно
покосился на дверь. Оттуда уже слышался шум приближающихся шагов. Вот дверь
отворилась, и в палату вошёл врач - строгая женщина средних лет в
белоснежно-белом халате.
- Я вижу, больной полным ходом идёт на поправку, - произнесла она
мягким голосом. - К сожалению, - обратилась она к Щеглову, - на этом
посещение придётся прервать. Больной ещё очень слаб.
- Да, да, конечно, - засуетился Щеглов и встал. - Я зайду завтра, -
кивнул он Чудакову. - Тогда и расскажу обо всём. Поправляйся, герой. Всего
хорошего, доктор.
Следователь ушёл, оставив врача наедине с пациентом. И потянулись
долгие часы томительного ожидания.
Щеглов пришёл только через два дня. К этому времени Максим уже
свободно передвигался по палате и чувствовал себя намного лучше.
- А вот и я! - поприветствовал его с порога следователь. - Извини,
что не пришёл вчера, - дела. Зато теперь есть что рассказать.
Щеглов был в приподнятом настроении и весь так и сгорал от желания
поделиться с кем-нибудь своими новостями - наверняка, хорошими.
- Врачиха разрешила, - продолжал он, сжимая своей жилистой пятернёй
худую ладонь Чудакова, - говорит, теперь можно, даже нужно. А то, говорит,
тоскует наш больной, всё в окно смотрит, ждёт чего-то. Ну, я-то знаю, чего
больной ждёт. - Щеглов хитро подмигнул. - Только прежде я хотел бы услышать
твой рассказ. Всётаки моё положение обязывает знать всё первым. Идёт?
- Идёт, - согласился Максим и поведал следователю свою историю, начав
её со случайно подслушанного телефонного разговора в кабинете Щеглова и
кончая авантюрой с Мартинесом.
Щеглов слушал молча, то и дело качая головой и разводя руками, а
порой даже закатывал глаза, не имея возможности передать свои чувства
словами.
- Нет, это просто уму непостижимо! - воскликнул он, когда рассказ был
окончен. - Да не подоспей мы вовремя, тебя б, дурака, давно в живых не
было! На что ты рассчитывал, горе-герой?
Чудаков смущённо пожал плечами.
- На то, наверное, - ответил он тихо, - что мы с Мартинесом одной
весовой категории. По крайней мере, я на это надеялся.
- Ну и как, твои надежды оправдались? - усмехнулся Щеглов сердито.
- Не совсем, - потупив взор, ответил Чудаков.
- Не совсем! - воскликнул следователь, быстро зашагав по палате. - Да
это "не совсем" чуть не стоило тебе жизни! Ты хоть это понимаешь?
Чудаков кивнул.
- Ничего ты не понимаешь!.. Да уж ладно, - Щеглов безнадёжно махнул
рукой, - не буду тебе мораль читать, а то, чего доброго, обидишься.
Горбатого, как говорится, могила исправит. Лучше выслушай мой рассказ.
Первая часть рассказа уже известна читателю, поэтому нет смысла
повторять её здесь; начинался и заканчивался он точно так же, как и рассказ
Чудакова: с телефонного звонка и схваткой с Мартинесом. Но вот вторая
половина наверняка вызовет интерес не только у главного героя этой повести.
- С Мартинесом мы церемониться не стали, - говорил Щеглов, - и сразу
выложили ему всё, что знали и о чём догадывались. Припёрли, так сказать, к
стене. Допросили его прямо у Боброва, воспользовавшись его психическим
состоянием. Конечно, ни в какое сравнение с Бобровым этот тип не шёл. Глуп,
самонадеян, хвастлив: Да потом ещё мы поднажали - и он всё рассказал.
Причём всё было именно так, как мы и предполагали. Профессора Красницкого
он, действительно, убил из ружья, которое ему принёс Бобров. И план
убийства с начала до конца принадлежал тому же Боброву, как, впрочем, и
сама мысль убить Красницкого. Так что в этом смысле Алфред Мартинес
следствию ничего нового не сообщил, если не считать, правда, одной
незначительной детали, которая уже давно не давала мне покоя. Мартинес
подтвердил, что стрелял в тот момент, когда прогремел гром. Метеосводка
подтверждает, что двадцать седьмого июня, действительно, была гроза. Но мне
было непонятно следующее: как мог Мартинес подойти к столу профессора и
вырвать из его тетради два листа, не оставив явных следов на полу? Ведь
была гроза - то есть грязь, слякоть... А мы обнаружили только следы Храпова
и твои.
Так вот, выяснилось, что гроза действительно была, вернее, только
начиналась, но дождя ещё не было. Так иногда бывает - гром гремит, а дождя
нет. Именно в этот момент и стрелял Мартинес, убив одновременно двух зайцев
(извини за каламбур): скрыл выстрел раскатом грома и не оставил следов. В
то время как Храпову не повезло: он стрелял в абсолютной тишине и в очень
грязной обуви. Ведь Храпов появился там уже после грозы. Я думаю, это
просто случайность, но она дала возможность Боброву и Мартинесу свалить на
Храпова ответственность за оба выстрела. Посуди сам: в теле покойного
найдены две пули, и обе выпущены из ружья Храпова; на полу обнаружены следы
- и опять его (твои мы исключили), причём Храпов сразу сознался, что
стрелял именно он.
Расчёт Боброва был прост. Если Храпов сознается в убийстве, то
наверняка следствие не будет докапываться до того, сколько раз он стрелял -
один или два. Но в его расчёт не входил ты, Максим. А ты слышал только один
выстрел... Впрочем, всё это мелочи, которые недостойны сейчас нашего
внимания. Тебя наверняка волнует другое: кто такие Бобров и Мартинес и что
их связывало с несчастным профессором. Следует отдать тебе должное, Максим:
твоя версия с валютой оказалась верной.
- Да не было у меня никакой версии, - ответил Чудаков, - просто это
первое, что пришло мне в голову. Ведь Алфред Мартинес уже был, по-моему,
замешан в махинациях с валютой, вот я и подумал...
- Правильно подумал, хотя и неправильно поступил. Теперь слушай. Вот
уже на протяжении шести-семи лет существует, вернее, существовала,
преступная группа из трёх человек. Она занималась вывозом за границу
ценностей, являющихся достоянием нашего государства и вывозу не подлежащих.
В первую очередь, это иконы, но было много такого, чего даже в музеях не
увидишь. Товар доставал Бобров, он-то и был главарём всей банды. Вот почему
Мартинес тебя сразу раскусил, как только ты спросил про Боброва.
Мартинес-то думал, что ты прибыл от Роланда, третьего участника их группы,
а Роланд в свою очередь отлично знал о роли Боброва в их троице. Правда,
своим появлением ты порядком напугал судового радиста. Ведь он сначала
поверил тебе, решив, что Роланд работает на два фронта: на Боброва и на
мифического Гуссейна Николаевича. Кстати, почему именно Гуссейн Николаевич?
Откуда взялось это имя?
Чудаков виновато улыбнулся.
- Ниоткуда, - ответил он. - Так, импровизация...
- Я так и думал, - укоризненно покачал головой Щеглов. - Тоже мне -
Шерлок Холмс доморощенный! Ладно, не буду... Так вот, Мартинес решил, что
Роланд засыпался, и этот самый Гуссейн Николаевич послал тебя вместо него с
целью прибрать всю преступную группу к своим рукам. В общем-то, типичный
случай: две конкурирующие банды делят сферы влияния, причём одна из них
явно более могущественная. И при всём при этом один из преступников
является членом и той, и другой группы, работая на двух хозяев сразу. Это
Роланд. По крайней мере, так решил Мартинес, когда к нему явился ты. -
Щеглов усмехнулся. - И что самое интересное, так это твоё полное
непонимание той ситуации, в которой ты оказался. Ты действовал наобум, с
завязанными глазами - и попал в самую точку, а почерк Матильды Мартинес
окончательно убедил радиста в истинности твоих слов. Но вся твоя легенда
рассыпалась в прах, как только ты упомянул имя Боброва, здесь ты дал маху.
- Щеглов попытался закурить, но Чудаков предостерегающе кивнул на дверь, и
следователю пришлось спрятать сигарету обратно. - На самом же деле всё
оказалось гораздо проще. Никакой второй банды не существует и не
существовало - к счастью для нас. Но такая личность, как Роланд,
действительно живёт в Таллинне и вместе с Мартинесом и Бобровым составляет
преступную группу, занимающуюся в основном, как я уже говорил, кражей
ценностей на территории Советского Союза и продажей их за валюту на Запад.
Благо что возможность сноситься с зарубежными покупателями у них была:
Алфред Мартинес, как, впрочем, и Роланд, служащий механиком на том же
судне, что и его сообщник, вот уже лет десять плавает в загранку. С
Бобровым они познакомились в Таллинне, когда тот ещё работал в тамошнем
порту. Где Бобров доставал товар, Мартинес не знает - Бобров хранил это в
тайне, пытаясь тем самым монополизировать свою власть в группе. Видимо, он
поддерживал связь с определённой категорией воровского мира,
специализирующейся на церквах и монастырях, но не исключена возможность,
что поставщиками Боброва были птицы и более высокого полёта. К сожалению,
клиентура Боброва нам неизвестна, как, кстати, и местонахождение самого
Боброва.
- Вам так и не удалось найти его? - с сожалением спросил Чудаков.
- Увы, - ответил Щеглов, хмуря брови и разводя руками. - Он объявлен
во всесоюзном розыске, но пока результатов нет. Впрочем, я не сомневаюсь,
что они будут. Вернёмся к тем двум - Мартинесу и Роланду. В своё последнее
плавание, в котором по воле судьбы участвовал и профессор Красницкий, они
вышли с богатым "грузом". Помимо традиционных икон, они взяли два полотна
известного фламандского живописца семнадцатого века, безумно дорогую
поделку великого Фаберже и целую коллекцию подлинных японских нецке. В
Сингапуре, где они останавливались на несколько дней, их уже ждал
покупатель. Покупатель оказался весьма щедрым и отвалил за товар такое
количество долларов, что оба сообщника долго не могли прийти к единому
мнению при дележе вырученной валюты. В их преступной группе существовало
раз и навсегда установленное правило: пятьдесят процентов дохода получал
Бобров, остальные пятьдесят поровну делили Роланд и Мартинес. Но в этот раз
они решили сократить долю шефа. Весь вопрос состоял в том, насколько эту
долю сократить и как поделить оставшуюся часть. Вопрос этот обсуждали долго
и бурно и в конце концов дебаты перенесли на борт "Академика Булкина", где
их невольным свидетелем и стал ничего не подозревающий профессор
Красницкий. С этого момента над головой бедного энтомолога нависла реальная
угроза. О том, как всё это воспринял профессор, можно только догадываться;
по крайней мере, его неоконченное письмо в органы госбезопасности
однозначно свидетельствует о принятом им решении, зато действия бандитов,
со слов одного из них, нам хорошо известны. По прибытии в Таллинн Мартинес
рассчитался с Роландом, а оставшуюся часть долларов, включая и свою долю,
повёз в Москву, Боброву. Так он делал уже не раз, когда возвращался из
предыдущих заграничных рейсов. Мартинес всё рассказал Боброву и выразил
опасение, что профессор молчать не будет. Вот тут-то Бобров и предложил
убрать Красницкого. Что за личность этот Бобров, нам пока неизвестно;
возможно, за ним тянется нить множества страшных преступлений. Однако по
поводу Мартинеса можно сказать точно: валютные махинации - единственное, в
чём он преступил закон, и поэтому мысль об убийстве профессора Красницкого
он встретил категорическим отказом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25